сохшая, сморщенная, она, казалось,
не имела возраста, была всегда мертвой, словно в ней никогда не бежала живая
кровь.
     Мы вошли в пустое помещение. Под потолком  тянулись  пучки параллельных
труб,  у  стен  блестели бутыли,  вделанные  в  металлические стояки.  Здесь
собрались все наши товарищи.
     - Этот искусственный спутник, - сказал Гротриан, - покинул Землю больше
одиннадцати веков назад, Атлантиды намеревались рассеивать с него бактерии и
метать  атомные снаряды.  Чтобы  лучше прицеливаться,  они  устроили  в  нем
ракетное  приспособление,  позволявшее переходить  с орбиты, более близкой к
Земле, на другую,  более  отдаленную.  Какая-то ошибка в расчетах  привела к
тому,  что  корабль  сошел с  намеченной  орбиты. Так начался  его  полет  в
пространстве. Через несколько сот лет он попал в сферу притяжения Проксимы и
стал одним из обращающихся вокруг нее тел.
     Слушая рассказ Гротриана, я невольно представлял  себе, как замкнутые в
металлическом кольце люди падали в ледяную бездну, как  медленно стыла в них
кровь, как боролись они за жизнь и тепло.
     С момента смерти последнего из них прошли сотни лет, а стальной корабль
продолжал  неутомимо  кружиться  вокруг  остывающей  звезды,  неся  на  себе
оледеневший экипаж.
     -  Они  пожали  то,  что готовили  другим.  Хотя  страдания, какие  они
перенесли перед смертью, не могут искупить попытки  уничтожить  человеческий
род, тем  не  менее я считаю, что мы не должны ни углубляться  в детали этой
древней трагедии, ни тревожить останки людей. По-моему, мы должны уничтожить
этот  корабль.  Не надо,  чтобы  кто-нибудь мог  видеть то, что увидели  мы.
Поэтому решение необходимо принять безотлагательно. Тер-Хаар?
     - Согласен с тобой.
     - Утенеут?
     - Присоединяюсь к твоему плану.
     - Трелоар?
     - Согласен.
     - Амета?
     - Я не уверен, что ты  прав, - сказал пилот, - но не буду противоречить
большинству. Не знаю, имеем ли мы право забывать обо всем этом.
     -  Мы  не забудем,  -  возразил Тер-Хаар, - тем более что  я соберу все
документы и материалы, представляющие интерес для исторических исследований.
     Казалось,  что  Амета  хочет  сказать  еще  что-то,  поэтому   Гротриан
вопросительно  посмотрел  на него,  но пилот сделал шаг назад и  отвернулся.
Астронавигатор  посмотрел на  меня  - последнего из  группы. Я  молча кивнул
головой.  Тер-Хаар,  взяв  себе  на помощь  инженеров,  отправился  в  каюту
командующего.  Гротриан  вышел,  чтобы  связаться  по  радио с "Геей",  а  я
двинулся вперед без определенной цели. Когда я еще раз проходил по коридору,
меня вновь охватило чувство, будто я вижу кошмарный сон: жизнь не могла быть
так страшна, как то, что мы видели.  Я  остановился,  вслушиваясь  в мертвую
тишину;  мне показалось, что  я остался один. Я  не боялся трупов: хуже было
соседство  ярких  картин, где над  головами покрытых инеем  мумий  улыбались
обнаженные женщины.
     Я пошел скорее, почти побежал, и увидел падающие из полуоткрытых дверей
полосы света. Я остановился на пороге.
     Это   было  просторное  помещение.  Против   двери  находилась  высокая
полукруглая  ниша.  В  ней стоял резко  выделявшийся на  белом  фоне  черный
деревянный крест. У  ниши  стояла коленопреклоненная,  с  лицом, прижатым  к
полу,  мумия.  Ее плечи  прикрывала  черная  ткань.  Эта  мумия, похожая  на
замерзшую  груду  земли,  отбрасывала  на белую стену  бесформенную тень.  В
глубине  отсека  стоял Петр  с Ганимеда.  Его нагрудная лампа  ярко освещала
крест. Петр, со скрещенными на  груди  руками, стройный, огромный,  одетый в
серебристый скафандр, долго смотрел на этот символ суеверия.


КРАСНЫЙ КАРЛИК

     Гротриан  оставил механоавтоматы  в камере атомных  бомб.  Потом ракеты
одна за другой взмыли и описали вокруг корабля положенный круг. Перед нашими
глазами  вновь проплыли черные  буквы: "Межзвездные силы Атлантидов". Ракеты
повернулись носом к "Гее", ускорили ход, и мы скоро очутились на ее палубе.
     Многочисленные  зрители,  собравшиеся  на   ракетодроме,   перешли   на
смотровую палубу, чтобы наблюдать оттуда за  гибелью искусственного спутника
Земли. Отправились наверх и мы. Через десять  минут механоавтоматы сообщили,
что  установили взрывную радиоаппаратуру,  после чего за  ними  была выслана
ракета.  Когда  они вернулись на  "Гею", в репродукторах  раздался спокойный
голос Тер-Акониана:
     - Внимание... осталось четыре минуты... три минуты... полторы минуты...
сорок секунд... пять секунд.
     Сердца забились  быстрее. Мы молча  всматривались во  мрак, где  смутно
виднелось кольцо корабля атлантидов.
     - Внимание... нуль... - раздался голос первого астронавигатора.
     Темноту прорезал  ослепительный свет.  Огромный  шар вспыхнул,  погасив
звезды, стал увеличиваться  в объеме и бледнеть. В глазах еще мелькали яркие
пятна, а в  шестистах километрах от "Геи" уже расплывался грязно-белый  клуб
дыма.
     Я считал, что с кошмарной встречей  все покончено, но  вечером Гротриан
вызвал меня к себе; у него собрались все, кто был на искусственном спутнике.
     Возвратясь на "Гею", мы в специально отведенной для  этого камере сняли
скафандры,  после  чего они были подвергнуты тщательному бактериологическому
исследованию.  Гротриан  сказал  нам,  что  анализ  подтвердил  стерильность
скафандров.
     По  окончании  своего сообщения он  с минуту  смотрел на нас, как бы не
решив, говорить ли ему дальше.
     - Я  хотел бы сообщить вам  один странный факт,  - наконец сказал он. -
Если вы помните, я один касался атомной  бомбы - той,  единственной, которую
мы просвечивали рентгеновскими  лучами. Как  показал микрохимический анализ,
на правой перчатке моего скафандра остался мельчайший след астрона...
     Видя,  что мы  не  понимаем  всей  важности  его  слов,  Гротриан  тихо
продолжал:
     - Мое внимание привлекло то обстоятельство, что при просвечивании бомбы
на  экране, еще до того, как автомат включил рентгеновскую трубку, появилась
очень бледная тень конструкции. Эту слабую тень не могло вызвать собственное
излучение помещенного в бомбе урана-235, поскольку он не выделяет достаточно
жестких  лучей,  способных проникнуть  сквозь стальную оболочку. Поэтому мне
пришла  в  голову  мысль, что  бомба перед этим  была  подвергнута обработке
порошком  какого-то  элемента,  выделяющего  гамма-лучи.  Поэтому  я  собрал
перчаткой немного пыли с его поверхности. Анализ показал следы астрона... Не
подлежит сомнению, что искусственный спутник построен в XX веке, когда  люди
еще не знали астрона и  не умели синтезировать его. Таким образом, атлантиды
не могли иметь его на борту своего корабля. Впрочем, если бы даже это было и
не так,  астрон,  жизнь  которого измеряется  десятками лет, распался бы  за
тысячелетие  и нам  не  удалось бы его обнаружить.  Астрон не  встречается в
межзвездном пространстве; его  пыль  осела на оболочке бомбы не очень давно,
во всяком случае не более шестидесяти лет назад. Следовательно...
     Затаив  дыхание  мы вглядывались в лицо  астронавигатора, который потер
рукой лоб и осторожно продолжал:
     -  Перед  нами  здесь   открывается  поле  для  догадок,  которые  пока
невозможно  подтвердить  и  трудно  уточнить,  но самое  простое  логическое
рассуждение  сводится к следующему. На вопрос, для  какой  цели была опылена
астроном поверхность  бомбы,  мы  знаем лишь один  ответ: астрон, выделяющий
жесткие гамма-лучи, может с успехом  заменить рентгеновские лучи. На  второй
вопрос  -  откуда  пыль  астрона  могла  оказаться  на спутнике  атлантидов,
напрашивается ответ: астрон доставили туда существа, хотевшие ознакомиться с
внутренней  конструкцией  атомных  бомб. Поскольку живые люди  до настоящего
времени  никогда  не  посещали  этих  районов Галактики,  существа,  которые
проделали это, не были людьми...
     - Значит,  тут кто-то  побывал до нас! - вырвалось у Аметы, который был
взволнован не менее других.
     - Это не бесспорно, но весьма правдоподобно, - сказал Гротриан. - Чтобы
дать другое объяснение фактам, которые я  привел вам,  пришлось бы допустить
крайне необычные стечения обстоятельств.
     - Но ведь пол и стены спутника покрывал  иней, на котором отпечатывался
каждый наш  шаг,  - сказал я, - как же эти существа могли не оставить  после
себя  ни  малейших следов?  Кроме того, насколько можно судить, там ничто не
было сдвинуто с места. Между тем разве не ясно, что эти существа пожелали бы
тщательно исследовать и мумии и конструкцию корабля?
     - Я думал об этом, - сказал  Гротриан. - Но  эти  существа, если они  и
производили исследования - а об этом  свидетельствует присутствие астрона, -
не оставили после себя никаких следов...
     На мгновение я представил себе образ неведомых созданий, не подчиненных
силе тяготения. Не прикасаясь ни к полу, ни к стенам, они двигались когда-то
по тем  же  закоулкам искусственного спутника, по которым  недавно проходили
мы. Я почувствовал дрожь. Астронавигатор продолжал:
     -  Что  же касается нетронутой поверхности инея, то надо вспомнить, что
спутник  обращался вокруг Проксимы  по очень вытянутой эллиптической орбите,
подобной орбите кометы. Когда он на  своем пути  приближался к Карлику  - а,
как показывают подсчеты, он находился от чего в перигелии в сорока миллионах
километров,  -  он начинал разогреваться,  и  тогда замерзший  в резервуарах
кислород превращался  в  газ  и  улетучивался, так как сосуды,  в которых он
хранился, не были плотно закрыты. Таким образом и  возник  тот  своеобразный
газовый хвост,  благодаря которому мы вообще открыли существование спутника.
Когда же, удаляясь от Карлика, он уходил  во мрак, выделявшийся газ замерзал
и,  оседая,  покрывал  все  инеем.  Таким  образом  новые   наслоения  инея,
образовавшиеся  при  последующих обращениях вокруг  Проксимы,  могли  скрыть
следы посещения. Мы взяли пробу  этого инея, и исследование показало, что он
действительно таял во время приближения к Карлику и вновь намерзал в афелии.
Это происходило  периодически при каждом  обращении,  которое  длилось около
двенадцати  земных лет. Помимо того, неизвестные существа могли проникнуть в
атомную  камеру непосредственно  через полуоткрытую створку  бомбового люка;
мне   это  представляется  даже  более  вероятным,  поскольку  бронированные
внутренние  двери  оставались  неприкосновенными.  Однако  нельзя сказать  с
уверенностью,  были  ли  створки  бомбового  люка  отодвинуты  человеческими
руками, или нет.
     -  Как в таком случае они могли бы узнать, куда им  нужно  двигаться, и
почему, не заходя в корабль, они сразу же направились  в  атомную  камеру? -
спросил я.
     - Может быть,  они  раньше  просветили снаружи весь корабль, -  ответил
Гротриан.  -   Я   предпочитаю,   впрочем;  не  углубляться   в   дальнейшие
предположения, поскольку чем дальше, тем более  шаткими они становятся и тем
меньше фактов можно привлечь для их обоснования. Однако  мысль о том, что до
нас на  этом  корабле  побывали  какие-то живые  существа -  высокоразвитые,
использующие технику излучения, как об этом свидетельствуют следы астрона, -
кажется мне довольно правдоподобной.
     - А  откуда могли взяться эти существа? -  спросил Тер-Хаар. -  Есть  у
тебя какая-нибудь гипотеза на этот счет?
     - Ничего не знаю. Может быть, они прибыли  с ближайших  систем, с одной
из планет Проксимы,  - впрочем, они, кажется,  не  населены -  или  с систем
Центавра... Ничего определенного по этому вопросу сказать нельзя.
     - Астронавигаторы знают обо всем? - спросил я.
     - Конечно.
     -  Возможно,  мы  поторопились  уничтожить  этот  спутник... -  заметил
Тер-Хаар. - Можно было бы провести более тщательные исследования...
     - Сомневаюсь, что это дало бы нам что-нибудь. Впрочем, нет нужды говори
гь о том, чего нельзя вернуть. Это  все, что я хотел вам  сказать. Товарищам
мы  все сообщим немного  поздней, когда приступим  к исследованию  планет. А
теперь, как вам известно, мы направимся к Красному Карлику и подойдем к нему
как можно ближе.


     Красный Карлик давно уже интересовал астрономов. Эта слабая  звезда, по
своим  размерам значительно  уступающая  Солнцу, с  температурой около  трех
тысяч   градусов,   вспыхивает   через  определенные   промежутки   времени,
многократно  усиливая свое свечение.  Астрофизики  объясняют это  изменением
атомных  процессов,  происходящих внутри  звезды.  Профессор  Трегуб  как-то
пошутил, что эти вспышки,  возможно, являются результатом "экспериментальных
работ  существ,  населяющих   ближайшую  планету.  Они   недовольны   низкой
температурой  своего  солнца, стремятся  поднять  ее и  разгребают  кочергой
разогревающий его очаг".
     По широкой кривой  "Гея"  неслась к Красному Карлику. Его багряный диск
все  увеличивался  в  размерах. Уже на  восьмой день он  стал приблизительно
равен нашему  Солнцу.  На  десятый  на  корабле  пришлось  включить гелиевые
холодильники, так как температура поднялась очень высоко.
     Все  больше  людей  стало появляться  на  палубах,  рассматривая сквозь
темные  стекла красное солнце. Мы пока не заметили  никакой вспышки.  Палубы
были залиты однообразным пурпурным светом, который с  каждым днем становился
все сильнее.
     Меня самого этот полет интересовал мало. Я долго и безрезультатно думал
над словами Гротриана. Наконец, однажды вечером я набрался храбрости и пошел
к Трегубу. Мне хотелось узнать, что  он скажет об этом. Астрофизик терпеливо
выслушал меня и ответил:
     -  Мой дорогой товарищ!  Я понимаю, почему ты пришел именно ко  мне.  Я
обязан твоим визитом  славе самого  смелого  из всех смельчаков,  когда дело
касается создания гипотез. Должен тебе объяснить, откуда берется  эта слава.
Я считаю,  что  науке  для  ускорения ее развития и  уточнения понятий нужны
споры.  Мне неоднократно случалось оказываться в научных спорах неправым, но
почти всегда - сознательно или бессознательно - мои оппоненты вынуждены были
в ходе дискуссии дополнять  и уточнять отдельные стороны  той точки  зрения,
которую  они защищали. Поэтому  их теории становились  более разработанными,
более  простыми  и более точными. Это, конечно, не  означает, что я стараюсь
любой ценой быть в оппозиции, но  я часто нахожусь в ней, и это  связано для
меня с большим риском. Впрочем,  если я чего-нибудь да стою, то лишь потому,
что не боюсь этого риска.  Однако я думаю, что гипотезу, с которой ты пришел
ко  мне,  дальше  развивать  нельзя.  Каковы  факты? Полуоткрытое  отверстие
бомбового  люка да несколько микрограммов астрона  на  одной из бомб - вот и
все.  А  ты  хотел бы  не только узнать внешний вид существ,  которые  якобы
посетили спутник,  но  и услышать от меня  что-нибудь об их психологии. Я не
буду рассказывать сказки!
     Волей-неволей я отказался  от намерения решить эту задачу, но забыть ее
совсем мне  не удалось:  загадочные существа преследовали меня во сне  то  в
виде  студенистых  облаков, похожих  на надутые  ветром  паруса, то  в  виде
бронированных восьмигранников.  Амета заметил, что  мое воображение попросту
создает комбинации известных мне образов, да иначе и быть не  может: мы не в
состоянии вообразить ничего,  кроме того, что нам уже известно, или сочетать
знакомые нам отдельные детали.
     Через две недели после того, как мы свернули к Карлику, его диск закрыл
десятую часть неба. Астрофизики почти не покидали своих обсерваторий.
     На восемнадцатый день утром я вышел на палубу и почувствовал, как пышет
сквозь  стены жар.  Диск красного  солнца, казалось,  стоял  неподвижно. Его
вращение можно было угадать лишь  по величественному  движению темных пятен,
окруженных   венцом  пламени.   Хотя  холодильники  работали  на  всю  мощь,
температура на корабле поднималась  на одну пятую градуса в час, и к полудню
термометры  уже показывали  тридцать  два градуса  по Цельсию. На  смотровой
палубе  было  трудно   дышать:   холодный  ветер,  который  направляли  туда
вентиляторы, не мог побороть жару.
     Небо над  "Геей"  в  результате оптической иллюзии или  действительного
рассеивания  лучей Карлика в межзвездной  пыли, окрасилось в  цвет застывшей
крови.  Алый мрак едва преодолевали самые яркие звезды. Астронавты приходили
на палубу  и  сразу  же  уходили, залитые потом,  задыхающиеся;  они  словно
уносили в своих воспаленных глазах отражение огненных лучей.
     Иногда красное солнце казалось огромной воронкой с загнутыми краями. Со
дна воронки поднимались протуберанцы; одни так медленно, что изменения  в их
формах нельзя  было уловить  глазом; другие  скачками,  словно из хромосферы
вздымались  огненные  гады.  Дугообразная линия диска  Карлика отделялась от
темного неба колеблющимися языками пламени.
     В  этот день  даже во внутренних помещениях температура достигла сорока
градусов.  Вечером в амбулаторию  явился  второй  ассистент  астронавигатора
Пендергаста, молодой Канопос. Он  жаловался на сильную боль в голове, ломоту
в спине  и общую слабость. Пульс у него был странно замедлен. Я назначил ему
возбуждающее и поставил Ирьолу в  известность о  том, что, по моему  мнению,
болезнь Канопоса была  вызвана  резким повышением температуры на корабле.  Я
поместил  больного в  изолятор,  где  температура  поддерживалась на  уровне
двадцати пяти градусов, - на палубах она за ночь поднялась до сорока четырех
градусов.
     На   следующий   день  состояние  Канопоса  меня  весьма   встревожило.
Температура  повысилась,  селезенка  набухла, общее самочувствие ухудшилось,
анализ крови показал уменьшение количества лейкоцитов. Около полудня больной
начал бредить.
     Средства, примененные мной, не принесли улучшения, поэтому  я вызвал на
консилиум  Шрея  и Анну.  Характер  болезни  был  для  нас  непонятен. После
консилиума я потел к Ирьоле и категорически потребовал  прекратить  полет по
направлению к солнцу. По плану мы должны  лететь  к Красному Карлику  до тех
пор, пока температура на корабле не достигнет  пятидесяти шести градусов,  а
она пока  не превышала сорока семи; несмотря на это, я продолжал  настаивать
на своем. Трегуб обратил мое внимание на  то, что, помимо Канопоса, никто до
сих пор не заболел, и спросил, совершенно ли я уверен в том, что заболевание
Канопоса связано с повышением температуры на корабле. Хотя я и не был в этом
уверен, но  продолжал  настаивать, и  астронавигаторы решили уступить мне. В
три часа  пополудни "Гея" уменьшила  скорость, произвела поворот, описав при
этом дугу большого радиуса, и  начала удаляться  от Карлика  со скоростью  в
пятьдесят километров в секунду.
     Состояние больного  ухудшалось. Я  сидел  около  него  до  полуночи; он
бредил, температура поднялась до сорока градусов, сердце начало слабеть, как
бы под  влиянием таинственного яда. Я провел две ночи на ногах и  так устал,
что  почти  не  мог сопротивляться  сну; в  два  часа меня сменила  Анна.  Я
отправился к себе, чтобы поспать несколько  часов, но в четыре часа раздался
телефонный звонок.
     Полусонный, услышав  слова  Анны:  "Острая  сердечная  недостаточность,
состояние  угрожающее", - я  вскочил с постели, набросил халат  и побежал  в
больницу.
     Больной  был  без  сознания.  Дыхание  со  свистом  вырывалось  из  его
запекшихся  губ, все тело содрогалось от  сухого мучительного кашля; стрелка
пульсометра  показывала  свыше  ста  тридцати  ударов.  В  ход  была  пущена
кислородная аппаратура,  уколы, поддерживающие  кровообращение; я решил было
применить искусственное сердце, но это было совершенно противопоказано из-за
признаков  общего  отравления.  Я разбудил  Шрея, тот явился через несколько
минут.   Втроем  мы   еще  раз  пытались  установить  причину  таинственного
заболевания.
     Было уже совершенно  ясно, что  оно не имеет  ничего общего с  тепловым
ударом. Мы вновь произвели анализ крови на  микробы  (на "Гее" их совершенно
не   было,   но   мы   считались  с   возможностью   заноса   б