ла была
отдана во власть пустоте.
     Опасаясь, как  бы в результате неосторожного  движения не  сорваться  с
невидимой стальной оболочки, я упал и прижался к  ее твердой  поверхности. Я
вспомнил, что  привязан  к  кольцу  входной  створки  люка  длинным  тросом.
Торопливо я стал искать его и, нажав случайно  выключатель магнитов, полетел
в   бездну.  Расширенными  от  ужаса  глазами   я  увидел  слабо  светящийся
фосфоризованный  трос,  который  разматывался  мягкими  кругами. Наконец  он
вытянулся, как длинная белая пуповина, и я повис на ней под кораблем или над
ним - отсутствие притяжения  лишало  возможности указать направление. Кругом
во тьме сияли неподвижные звезды; они виднелись со всех сторон, куда бы я ни
повернул  голову. Я внезапно  почувствовал  головокружение и  зажмурился.  В
небольшом  пространстве наполненного воздухом  шлема слышался отзвук  ударов
моего сердца.
     Я  вновь  открыл глаза  и  отвел  взгляд от знакомых очертаний  Большой
Медведицы  ниже,  туда,  где  между  Ипсилоном и Дельтой  Кассиопеи  светила
неподвижная искорка - Солнце. Оно было такое невзрачное, такое  непохожее на
все мои  представления, что я не почувствовал ни тоски, ни даже удивления, а
лишь безразличие. Неужели  эта желтоватая пылинка, ничем не  отличающаяся от
многих тысяч других, - мое родное светило?
     Мне  захотелось  взглянуть  на   "Гею".  Я  думал,  что  увижу  висящее
неподвижно  в пространстве темное,  стройное веретено, но  не увидел ничего.
Отвратительный  страх  схватил меня  за горло; мелькнула  ужасная мысль, что
трос  развязался.  Я  беспомощно  извивался,   как  слепой  червяк,  пытаясь
ухватиться  за что-нибудь, прикоснуться к твердой опоре. Вдруг я увидел этот
длинный змеевидный трос, который связывал меня с кораблем. Напрягая  до боли
глаза, я увидел похожие на рыбу очертания "Геи"; она закрывала собой звезды.
Я  торопливо   начал   перехватывать  трос  и   через   несколько  мгновений
почувствовал твердую  опору,  ударившись  обеими  коленями  о  бронированную
оболочку корабля. Я вспомнил про магниты  и включил их. Теперь я мог ходить.
Вдруг совсем близко вспыхнул зеленый светлячок: это была лампочка, вделанная
сзади   в   воротник  скафандра.  Кто-то  стоял  и  смотрел,  как   работают
механоавтоматы.  Я  подошел  ближе.  Несколько  рефлекторов  освещали  место
работы. В  их лучах  виднелись развороченные  края  оболочки; одни  автоматы
отрезали эти  стальные лохмотья, другие  сшивали раны  электрической  дугой,
следом за ними принимались за работу шлифовальные машины. Они отбрасывали во
мрак   снопы  золотисто-лиловых   искр.  Это   было   потрясающее   зрелище:
скорчившиеся под  вечными  звездами машины  на краткое  мгновение  создавали
разноцветные миры, которые гасли сразу же после возникновения.
     По  другую  сторону  площадки  горел  еще  один  зеленый  светлячок.  Я
направился  к  нему. Не хотелось верить, что "Гея"  действительно  несется с
огромной  скоростью.  Я  ощущал на себе  относительность движения:  скорость
является  пустым  звуком,  если она  проявляется  безотносительно  к  другим
предметам. Вначале я подумал, что человек, стоящий  одиноко, - это Амета, но
он был выше Аметы. Я поднял  руку, собираясь ударить его по  плечу, и тут же
опустил  ее. Это был Гообар. Оя  стоял, скрестив  руки на  груди, освещенный
снопом  искр, летящих поблизости.  Глаза его были  устремлены в  бесконечную
пустоту. Он улыбался.


НАЧАЛО ЭПОХИ

     Не знаю, когда я полюбил Анну. Это, должно быть, случилось давно,  но я
осознал это лишь во время катастрофы.  Наша  жизнь и теперь не была сплошной
вереницей  светлых,  тихих  дней:  слишком много впечатлений  приносило наше
путешествие,  я не мог  справиться с ними, сердился, терялся. Но сквозь  мой
гнев и мою печаль я любил ее и всегда тосковал по ней, даже тогда, когда она
была совсем рядом.
     Много месяцев подряд я  ежедневно работал до поздней  ночи. После такой
работы я обычно спал как убитый  и просыпался  рано утром,  не помня, кто я,
как меня зовут. Но первой моей мыслью,  первым ощущением было: со мной Анна.
Это ощущение  наполняло меня всего, переливаясь через край, и, кажется, если
бы я потерял память и не помнил, кроме нее, ни о чем, я был бы самым богатым
человеком в мире.
     По вечерам мы уходили на смотровую палубу, туда, где я когда-то целовал
ее  под  звездами.  Высоко над нами  сияло  скопление  Плеяд,  огромные стаи
светил, летящих в пространстве. Однажды Анна прервала молчание словами:
     - Дорогой, правда ли, что там, вокруг этих  солнц,  обращаются планеты,
населенные живыми существами?
     - Да, - сказал я, еще не понимая ее мысли,
     - Таких планет, населенных разумными  существами,  в  Галактике  должны
быть миллионы, верно?
     - Конечно.
     -  Значит,  черное пространство не мертво и  не  пусто:  его непрерывно
пронизывают взгляды миллионов живых существ!
     Как поразили меня эти слова, такие простые и естественные!
     Анна права, думал я. Когда мы смотрим на холодные  огни  Южного Креста,
наши  взгляды, может быть, скрещиваются со  взглядами  неизвестных  существ,
которые  выросли под другим  солнцем, но, как и мы,  всматриваются в грозную
вечную красоту Вселенной.


     Четыре  месяца  спустя  после  катастрофы  я  получил  отпечатанную   в
старинном стиле карточку со словами:


        Группа биофизиков  "Геи"  имеет честь пригласить  Вас  в Большой зал на
расширенное  заседание, которое  состоится  в шесть часов вечера по местному
времени.
     Порядок дня:
     1. Предварительное сообщение профессора Гообара.
     2. Дискуссия.
     Тема   предварительного   сообщения   -   проблема   трансгалактических
путешествий.

     Никогда еще день не тянулся так, как  сегодня. Работая в больнице, я то
и дело посматривал на  часы. Я решил прийти на заседание в  пять  часов, но,
как  бы случайно, отправился в Большой зал группы биофизиков в  четыре часа,
думая, что там еще нет никого. Каково  жг было мое удивление, когда издали я
услышал шум  голосов. В  пять часов двадцать  минут зал  был  переполнен  до
отказа. С моего места  в верхнем углу амфитеатра я видел море голов: во всех
проходах   стояли  зрители,   оставалась   свободной   лишь   узкая  полоска
пространства у больших черных  таблиц. На собрании присутствовал весь экипаж
"Геи";  лаборатории  опустели,  не  было лишь одного человека  из экипажа  -
дежурного астронавигатора, но и  тот  благодаря телевизорам, установленным в
центральной кабине рулевого  управления,  следил за  всем, что происходило в
зале.
     Когда пробило шесть часов, из  боковой двери  вышел Гообар. Он поднялся
на трибуну,  довольно  долго  перебирал куски  мела,  лежавшие  под  доской,
наконец взял один, повернулся, слегка поклонился и заговорил.
     Он  начал с перечисления  некоторых общеизвестных  фактов,  напомнил  о
мерцании  сознания  при  достижении светового  порога  скорости,  о попытках
преодолеть  этот  порог, иногда кончавшихся  смертью тех, кто  участвовал  в
опытах. В конце своего короткого вступления он сказал:
     -  Большинство  специалистов считало, что  путешествовать со скоростью,
превышающей  сто  девяносто тысяч  километров в секунду,  никогда  не  будет
возможно.  Однако  другие  выражали  надежду, что  нам когда-нибудь  удастся
открыть средства, предохраняющие  человека от губительного действия огромных
скоростей.  Поскольку  общепринятая  теория  жизненных  процессов  исключает
возможность  открытия  таких  средств,   они  утверждали,  что  эта  теория,
вероятно, ошибочна и будет опровергнута. Что касается меня, то я  никогда не
придерживался ни первой, ни  второй  точек зрения.  Я  поставил себе задачу:
открыть новую теорию жизненных процессов.
     По залу пронесся легкий шум.
     Гообар написал на  доске  общеизвестное энергетическое уравнение  живой
клетки и, отряхивая мел с пальцев, продолжал:
     - Я считаю,  что может  существовать теория более общего характера, чем
та, которую  выражает написанная формула. Существующая теория охватывает все
известные проявления жизненных процессов в земных  организмах от простейших,
как,  например,  бактерии,  до  высших, включая человека.  Кажется, можно ли
представить  себе  теорию  более  общую,  чем  эта? Единственную возможность
создать новую теорию я  вижу в такой постановке вопроса: жизнь на Земле есть
лишь  конкретный  случай  активного существования,  имеющегося на  планетных
системах Вселенной.  На других небесных телах могут быть существа, возникшие
иначе,  чем  на Земле.  У нас  жизнь  всегда является  формой  существования
белковых  соединений;  но  давно  уже высказывались предположения, что могут
существовать  структуры, подобные белку, построенные из атомов  кремния, так
называемые силиколипоиды. Опираясь на это рассуждение, я решил  искать более
общий закон, управляющий всеми формами жизни, которые  могут  возникнуть  на
миллионах  планетных  систем Космоса. Возможность  создания  такой теории на
основе эксперимента исключалась, поскольку мы  даже отдаленно  не знаем, как
могут возникать неизвестные нам организмы. Единственным доступным путем было
создание  теории  на основе  всеобщих законов, действующих во Вселенной,  то
есть  законов   мертвой   материи.  Как  известно,  возникла  новая  отрасль
математики,  отражающая  развитие   жизни  земных  существ,  так  называемая
биотенсорика; мы поставили себе  задачу открыть ее математическую "родню", и
могу сказать, что после нескольких лет работы нашему коллективу это удалось.
     По  залу  вновь  разнесся  шум,  будто  волна пронеслась  над  головами
собравшихся и стихла.
     Гообар  написал  первую  формулу,  наклонил  голову,   некоторое  время
всматривался в  нее,  затем начал  что-то  очень  быстро  писать.  Уравнения
вытекали  одно из  другого,  Глухо скрипел мел в мертвой тишине. Иногда  его
кусок со стуком падал на пол. Постепенно  доска покрывалась малоразборчивыми
знаками. Я следил за развитием доклада по поведению ученых. Некоторые делали
записи.  Наклонившись,  они  читали  каждую  появившуюся на  доске  формулу,
хмурились  и  застывали  неподвижно; иногда  на их  лицах появлялась  улыбка
облегчения, словно они замечали в чужой толпе знакомое  лицо.  Напряжение  в
зале неуклонно  росло: то тот, то другой хватал обеими руками доску пюпитра,
как бы стремясь встать, и забывал об этом, не  закончив движения.  Тембхара,
сидевший в переднем ряду, облизывал пересохшие губы, д его соседка Чаканджан
приложила обе руки к вискам, как бы желая отгородиться от всего, что не было
развивающимся рядом уравнений, заполнивших доску вплоть до  рамы. Гообар, ни
на  секунду   не  задумываясь,   продолжал  записывать  свои  вычисления  на
сверкающей панели черного дерева. Закончив их, он сказал:
     - А теперь заменим детерминанты...
     Он нажал контакт. Механический  рычаг  поднял  вверх покрытую формулами
доску и  опустил на ее  место новую; ученый подул  на руку, обсыпанную белой
пылью,  и  продолжал  писать.  Вдруг  он остановился, наклонил  голову, стал
читать формулы и затем хрипловатым голосом произнес:
     - Теперь подставим везде однородные поля и получим...
     Он написал короткое уравнение.
     - Как видите, - продолжал он, - пример, сведенный к этой общей формуле,
показывает  неизбежное  прекращение  жизненных процессов при  скорости  выше
светового порога. Иначе говоря, за этим порогом должна наступить смерть.
     Короткий  отзвук,  похожий  на  сдавленный вздох, вырвавшийся  из одной
огромной  груди,  потряс  воздух.  А  Гообар,  невозмутимо  стоя   у  доски,
продолжал:
     - Все это совершенно верно. Смерти избежать  нельзя:  так заканчивается
данная  формула.  Я  долго  не  мог найти  выход,  мне  казалось, что дальше
двигаться  некуда.  Однако  это  не  так.  Что  произойдет, подумал  я, если
перевернуть проблему, отбросить  общепринятый  способ и подойти к ней  не со
стороны жизни, а именно  со  стороны смерти? Если  за данное принять  именно
организм, внезапно убитый  огромной скоростью, и вводить его в более  низкие
скорости?
     Гообар вновь повернулся к доске, стер несколько знаков и начал писать.
     -   Подставим   еще   раз   однородные   поля...  А  сейчас   Гарганову
транспозицию... теперь у нас получилось...
     Он заключил написанную  формулу в рамку. Еще мел в его пальцах не успел
оторваться от черной доски, как  в  зале  послышались  с трудом сдерживаемые
возгласы восхищения. Кибернетики, биологи, математики вскочили со своих мест
и замерли,  словно  пораженные  молнией.  Одни  наклонились,  другие  тяжело
опирались о  пюпитры, всматриваясь горящими глазами в доску. Гообар вытер со
лба крупные капли пота,  повернулся к  залу и,  как бы не  замечая,  что там
происходит, продолжал:
     -  Как  видите,  смерть,  наступающая  при  превышении скорости  света,
обратима... Когда  ускорение возрастает  постепенно,  происходит постепенное
умирание  организма:  распадающиеся  группы  энзимов,  или  иначе ферментов,
начинают отравлять  и уничтожать ткани,  наступает разложение. Однако,  если
скорость   светового   порога  преодолеть  быстро,  молекулярная   структура
организма будет как бы лишена движения. И, когда мы так же внезапно перейдем
на  более низкую  скорость,  все  функции  тканей восстановятся после нового
толчка,   как  восстанавливается  движение  остановленного  маятника.  Какое
ускорение следует придать организму,  чтобы  он преодолел  порог скорости  в
зоне обратимой смерти?  Формула  отвечает:  ускорение,  в двести раз  больше
земного,  при  котором  человек  будет  весить  около  полутора тонн.  Такое
ускорение не убьет его, если оно  будет воздействовать в течение очень малой
доли секунды, а  ничего  иного нам и не нужно.  Фигурально  выражаясь, таким
образом можно пробить стену светового порога.
     Каковы же  дальнейшие перспективы? Представим, что у нас есть  ракета с
экипажем,  которая приблизится  к  световому  порогу скорости, а потом одним
скачком  перейдет к скорости более высокой. Наступит почти полная  остановка
всех  жизненных функций членов экипажа. Находящихся в ракете людей постигнет
смерть; однако она обратима, и, когда ракета так же внезапно сделает  скачок
от  скорости,  превышающей световой  порог,  к  скорости  ниже  порога, люди
оживут. Следует подчеркнуть, что состояние такой обратимой смерти, или, если
хотите,  нечто  подобное  глубочайшему  летаргическому  сну,  может  длиться
довольно долго - сотни или даже  тысячи лет, поскольку в ракете, двигающейся
со скоростью, скажем,  999/1000  скорости света, влияние времени практически
прекращается,  потому  что прекращаются  жизненные процессы, в  том  числе и
процесс  старения.  В этом  случае можно предпринимать экспедиции в довольно
отдаленные части Вселенной. Пусть путешествие  длится сто тысяч  лет. К цели
долетят те же люди, которые отправились с Земли, а не их отдаленные потомки;
эти люди не будут подвержены старению, они  не будут страдать от трудностей,
связанных с  путешествием;  этот огромный  отрезок времени не  будет для них
вообще существовать,  поскольку  они  не будут сознавать  его.  Мы  устраним
влияние времени, и перед нами откроются широчайшие перспективы. Прежде всего
нам  впервые  станет  доступен способ произвольного  торможения  и ускорения
движения времени,  а тем самым старения  наших  тел: он  ведет  к  тому, что
человек,  погруженный  в  обратимую смерть, может  перескакивать даже  через
целые века и оказываться в самом отдаленном будущем.
     Здесь    возникает   огромное    количество   проблем,   социальных   и
психологических,  из  которых я хочу  коснуться одной, - продолжал Гообар. -
Группа  людей, отправившаяся  в  глубь  Галактики, вернется на  Землю  через
несколько сот или даже тысяч лет. Эти люди оставят общество на  определенном
этапе развития, у  них  на  Земле останутся  близкие,  родные,  друзья,  они
получили  воспитание  в конкретной культурной формации, у них есть привычки,
обычаи и  привязанности  в области  искусства,  повседневной жизни,  научной
работы и так далее. И  вот они возвращаются в общество, им совершенно чуждое
и неизвестное. Это общество неуклонно развивалось  на протяжении веков, в то
время как они  остановились на том  этапе, который был  достигнут, когда они
покидали  Землю.  Я вижу  здесь серьезные трудности.  Возвращающаяся  группа
будет   в  значительной   степени  чуждой   обществу   на  Земле,   а   если
трансгалактические экспедиции  в дальнейшем станут распространенным явлением
- а  я  считаю это  неизбежным,  -  то  на  Землю  будут почти  одновременно
возвращаться корабли,  населенные  людьми, родившимися в 3100,  3200,  3500,
4000 году и так далее. Таким образом, будет возникать своеобразное соседство
различных   поколений,   и   нужно   будет  найти   новые   формы  взаимного
сосуществования, которые  могли бы ускорить  включение  этих  возвращающихся
групп в общество.
     Все сказанное,  конечно, представляет  собой проблемы очень отдаленного
будущего,  и  это  будущее решит  их само. Я напомнил об этих проблемах лишь
потому,  что  считаю   их  характерными  для  процесса  возникновения  новых
трудностей  в  тот  момент, когда  перед  нами  открываются  новые  просторы
жизни... Это все, что я хотел сказать.
     Гообар отложил мел.
     - Будут ли какие-нибудь вопросы? - спросил он, не глядя  на собравшихся
и пытаясь  безуспешно  стереть  носовым платком  въевшуюся  в  кожу  пальцев
меловую пыль.
     Уже к концу лекции  несколько десятков человек  встали со своих мест  и
подошли к первому ряду кресел. Теперь все присутствующие спустились  вниз по
проходам и столпились около доски, будто их тянула  к ней цепочка написанных
плохим  почерком  формул.  Трегуб,  проходя  мимо,  окинул  меня   невидящим
взглядом,  пошевелил  губами,  как  бы намереваясь  что-то  сказать,  но  не
произнес ни звука и снова повернулся к доске.
     Я посмотрел  на Гообара. Он выглядел  очень усталым и  опирался  обеими
руками  о  стол.  Я попытался отыскать в выражении  его  лица  гордость  или
торжество в связи со сверхчеловеческим  успехом. Ведь он открыл перед людьми
всю Вселенную! Но ничего похожего не было в его лице. Он смотрел на стоявших
неподвижно и продолжавших молчать людей и почти неуловимо улыбался той самой
улыбкой, которую я подглядел, когда он стоял на оболочке "Геи", повернувшись
лицом к безграничному звездному пространству.


     Трудно выразить настроение, охватившее нас после доклада Гообара. Когда
основные положения доклада были посланы на Землю в виде пучка радиоволн (они
могли достигнуть цели лишь  через два  с лишним года),  специально созданный
межгрупповой     организационный    совет     начал    распределять    между
исследовательскими коллективами программу новых работ, связанных с проектами
трансгалактических путешествий.  Конструкторы  приступили к  расчетам  ракет
нового  типа, способных  преодолеть  порог  скорости,  кибернетики  получили
задание  разработать новые виды автоматов, необходимых для управления такими
ракетами.  Работы  было  много.  Стало  ясно,  Что  коллектив  "Геи"  сможет
выполнить  лишь  незначительную  ее  часть. Гообар  и  другие  биофизики  не
намеревались  почивать на лаврах, а  работали над  дальнейшими выводами. Все
это делалось с какой-то единой страстью, которая зажгла людей.
     На  корабле  воцарилось праздничное,  светлое спокойствие.  Трехчасовой
доклад дал  нам  так много сил для  преодоления пространства,  что мы  почти
перестали замечать ледяной мрак,  окружающий "Гею".  Вечером следующего дня,
увидев на смотровой палубе десятки товарищей, прогуливавшихся, как  в первые
дни  нашего путешествия -  нет, еще свободнее,  - я не мог  сдержать улыбку.
Останавливаясь,  люди  показывали  друг другу отдаленные созвездия,  называя
светила, которые в будущем надо будет посетить.
     Позднее я отправился к Тер-Хаару; историк пригласил своих