рее... генерал Сэм  Хьюстон  еще  проживает  у
вас?
   - Да, мадам. Я сам видел генерала Хьюстона в начале вечера. Но сейчас  он
в курительной комнате... Может быть, вы оставите для него сообщение?
   - В курительной?
   - Точно так, мадам. Это вон там, за акантом. - Портье  кивнул  в  сторону
массивной, украшенной растительным орнаментом  двери  в  углу  вестибюля.  -
Разумеется, дамы не ходят в курительную... Прошу прощения,  мадам,  я  вижу,
что вы несколько расстроены.  Если  дело  важное,  я  могу  послать  к  нему
рассыльного.
   - Да, пожалуйста, - кивнула Сибил. - Это было бы чудесно.
   Портье услужливо предложил лист  роскошной  кремовой  бумаги  с  эмблемой
отеля и собственную, с золотым пером, самописку.
   Поспешно набросав несколько строк, Сибил сложила записку и накарябала  на
обороте: ?Мистеру Майклу Рэдли?. Портье звякнул колокольчиком, поклонился  в
ответ на ее благодарности и вернулся к своим делам.
   Через минуту унылый, судорожно зевающий  мальчишка  водрузил  записку  на
выложенный пробкой поднос и потащился нога за ногу к резной двери.
   - Это для личного секретаря генерала, - догнала его Сибил.
   - Не  бойтесь,  мисс,  я  его  знаю.  -  Одной  рукой  он  потянул  дверь
курительной.
   Пока дверь за рассыльным медленно закрывалась,  Сибил  успела  разглядеть
багровое, лоснящееся от пота, совершенно пьяное лицо Хьюстона  и  его  ногу,
бесцеремонно закинутую  на  стол;  подошва  тяжелого  ботинка  находилась  в
опасной близости  от  хрустального  графина.  Генерал  сосредоточенно  сосал
трубку и что-то рубил большим складным ножом... нет, строгал  -  пол  вокруг
кожаного кресла был усыпан стружкой.
   Высокий бородатый англичанин, сидевший напротив Хьюстона, что-то негромко
говорил. Правой рукой он разминал нераскуренную сигару,  левая  покоилась  в
белой шелковой перевязи; виду незнакомца был печальный, благородный и  очень
значительный. Стоявший рядом с ним Мик  был  занят  извлечением  огня;  чуть
сложившись в талии, он чиркал по стальному огниву,  прикрепленному  к  концу
резиновой газовой трубки... - и тут дверь захлопнулась.
   Сибил присела  в  шезлонг;  в  гулком  мраморном  вестибюле  было  тепло,
облепленные грязью туфли немного подсохли, онемевшие пальцы ног согрелись  и
мучительно ныли. Наконец тяжелая дверь распахнулась, первым  из  курительной
вышел сомнамбулический рассыльный, следом за ним - широко  улыбающийся  Мик.
На пороге Мик обернулся и взмахнул рукой, словно говоря кому-то:  ?Подождите
немного, я сейчас ненадолго?. При виде Сибил его узкое лицо помрачнело.
   Он быстро пересек вестибюль и схватил вскочившую на ноги Сибил за локоть.
   - В бога душу! - Великий авантюрист говорил тихо, почти  шепотом.  -  Что
это еще за новости? Ты что, совсем сдурела?
   - Но почему? - взмолилась Сибил. - Почему ты не пришел за мной?
   - Непредвиденные  осложнения.  Тот  самый  случай,  когда  собака  кусает
собственный хвост. Было бы смешно - не будь все  так  паскудно.  Но  раз  ты
здесь, все может повернуться иначе...
   - Но что случилось? И что это за однорукий клиент?
   - Британский трижды сучий дипломат, который, видите ли, не одобряет планы
генерала собрать армию в Мексике. Да ты не бери в голову. Пусть о нем думают
те, кто остается в Лондоне, а мы завтра уже будем во  Франции.  Хотелось  бы
надеятся, вот только генерал... Надрался в стельку  и  опять  за  старое.  В
пьяном виде этот тип - настоящее, прости Господи, говно. Друзей забывает.
   -  Так  он  что,  -  догадалась  Сибил,  -  надул  тебя?  Хочет  от  тебя
отделаться?
   - Он спер мои кинокарты, - бросил Мик.
   - Но я же отправила их в Париж, пост-рестант, - удивилась Сибил.  -  Все,
как ты велел.
   - Да я не про те. Кинокарты к речи!
   - Твои театральные карты? И он их украл?
   - Он знал, что мне нужно будет упаковать  их  вместе  с  другими  вещами,
чтобы везти во Францию, разве ты не  понимаешь?  Подсматривал,  наверное,  а
потом взял да спер их из моего багажа. Говорит, что я ему больше  не  нужен,
что он наймет какого-нибудь лягушатника и  тот  будет  гонять  ему  кино  по
дешевке. Так прямо и говорит.
   - Но это же воровство!
   - Он предпочитает термин ?заимствование?. Говорит, что снимет копию и тут
же  отдаст  мне  колоду  обратно.  И  что  я  вроде  как  ничего  не  теряю,
представляешь?
   Сибил была ошарашена. Может, он шутит?
   - Но ведь это все равно воровство!
   - А вот ты объясни это Сэмюэлю, мать его, Хьюстону! Он  тут  как-то  спер
целую страну - обобрал до нитки, подчистую!
   - Но ты же - его человек! Ты не позволишь, чтобы он тебя обокрал!
   -  Ну,  если  уж  на  то  пошло,  -  оборвал  ее  Мик,  -  ты  могла   бы
поинтересоваться, на что я заказывал эту хитрую французскую программу.  Ведь
я, так сказать, позаимствовал на это деньги генерала. - Он хищно  оскалился.
- Первый, думаешь, раз мы друг другу такие сюрпризы устраиваем? Это ж  вроде
проверки на прочность. Нашему драгоценному генералу палец в  рот  не  клади;
чтобы иметь с ним дело, нужно быть ой каким шустрым...
   - Господи милосердный, - выдохнула Сибил, падая в шезлонг. - Мик, если  б
ты знал, чего я только не передумала...
   - Так возьми себя в руки. - Мик выдернул ее из шезлонга. - Мне нужны  эти
карты, а они у него в комнате. Ты их отыщешь и заберешь, а я вернусь  сейчас
к ним, как ни в чем не  бывало.  -  Он  рассмеялся.  -  Сам  же  и  виноват,
организовал эту комедию на лекции, иначе он десять раз  бы  подумал,  прежде
чем выкинуть такой финт. А так послушал старый прохвост вас с Корни Симпсом,
и взбрело в его тупую башку, что он и вправду здесь что-то  значит  и  может
крутить всеми как хочет и поплевывать. Ничего, мы с тобой его  сделаем,  еще
как сделаем, он у нас волком выть будет...
   - Мик, мне страшно, - сказала Сибил. - Я не умею воровать!
   - Умеешь, умеешь, все ты прекрасно умеешь.
   - А давай ты тоже пойдешь со мной и поможешь.
   - Ни в коем случае! Он тогда сразу обо всем догадается. Я сказал им,  что
это один мой приятель из газеты. Если я  задержусь  тут  слишком  долго,  он
нюхом почует, что тут что-то не так.
   - Ладно, - уступила Сибил. - Дай мне ключ от его комнаты.
   - Ключ? Нет у меня никаких ключей!
   - Ну тогда и говорить не о чем, - облегченно вздохнула Сибил. - Ведь я же
все-таки не взломщица.
   - Тише ты, не ори на всю гостиницу, - яростно прошипел Мик.
   Да он же пьяный,  сообразила  Сибил.  Она  никогда  еще  не  видела  Мика
по-настоящему пьяным, сейчас же он был под крупным, очень крупным  градусом.
Это не сказывалось ни на голосе, ни на походке, однако придавало ему наглую,
безумную смелость.
   - Я достану тебе ключ. Подойди к конторке, поговори с этим  типом.  Займи
его чем-нибудь. Только на меня не смотри. - Он  подтолкнул  ее  в  спину.  -
Действуй!
   Охваченная ужасом, Сибил подошла к конторке. В  дальнем  ее  конце  стоял
телеграфный аппарат, мерно тикающий латунный механизм  на  низкой  мраморной
подставке, украшенной гирляндами позолоченных виноградных листьев. Блестящая
стрелка, вертящаяся под невысоким стеклянным колпаком, указывала то на одну,
то  на  другую  букву  расположенного  по  кругу  алфавита.  С   каждым   ее
подрагиванием в мраморном основании что-то методично щелкало,  и  устройство
выпускало новые четверть дюйма  аккуратно  перфорированной  желтой  бумажной
ленты. Портье, пробивавший дыроколом стопку  бумаг,  оставил  свое  занятие,
нацепил на нос пенсне и направился в ее сторону.
   - Да, мадам?
   - Мне нужно послать телеграмму. Это довольно срочно.
   Портье без  спешки,  но  быстро  изготовил  к  работе  откидной  латунный
перфоратор,  пододвинул  к  себе  маленькую  коробочку  с   перфокартами   и
разлинованный телеграфный  бланк.  Затем  он  извлек  самописку,  ту  самую,
которой пользовалась недавно Сибил.
   - Слушаю вас, мадам. Гражданский индекс?
   - О... Чей индекс, мой или его?
   - Это зависит от ваших намерений,  мадам.  Вы  планируете  платить  через
национальный кредит?
   - А можно выписать счет на мою комнату? -  увильнула  от  прямого  ответа
Сибил.
   - Разумеется, мадам. Номер комнаты? Сибил замялась:
   - Пожалуй, я лучше заплачу наличными.
   - Очень хорошо. Гражданский индекс адресата?
   - Боюсь, я его не знаю. - Сибил нервно прикусила костяшку пальца.
   - Но ведь вы знаете имя и адрес? - терпеливо спросил портье.
   - О да, - обрадовалась Сибил. - Мистеру Чарльзу Эгремонту, Ч.П. <Ч. П.  -
принятое  в  Великобритании  сокращение  от  ?член   парламента?>,   ?Буки?,
Белгрейвия  <Белгрейвия  -   фешенебельный   район   Лондона   недалеко   от
Гайд-парка>, Лондон. Клерк не торопясь вывел на бланке адрес.
   - Посылать телеграмму по одному  адресу,  без  индекса,  заметно  дороже,
мадам. Вам есть прямой смысл направить ее через  Центральное  статистическое
бюро.
   Сибил не смотрела на Мика. Не позволяла себе смотреть.  Теперь  же  углом
глаза она увидела, как через вестибюль мелькнула темная фигура.  Мик  бежал,
согнувшись чуть ли не вдвое, ботинки он снял, связал шнурками и  повесил  на
шею. Добежав до высокой, по пояс,  конторки,  он  схватился  за  нее  обеими
руками, взметнулся в воздух и исчез.
   И все это - без единого звука.
   - Это связано с  тем,  как  машина  обрабатывает  сообщения,  -  объяснял
портье.
   - Понятно, - кивнула Сибил. - Но индекса у меня  нет,  так  что  придется
заплатить побольше. Это очень важно.
   - Да, мадам. Нисколько не сомневаюсь. Продолжайте, пожалуйста,  я  запишу
все под вашу диктовку.
   - Думаю, мне не обязательно указывать свой адрес и  сегодняшнюю  дату?  Я
хочу сказать, телеграмма - это ведь не письмо, не так ли?
   - Да, мадам.
   - Или повторять в тексте его адрес?
   - Краткость - суть телеграфии, мадам.
   А Мик пробирается сейчас к доске  с  ключами.  Сибил  ничего  не  видела,
однако ей казалось, что она слышит шорох его движений, почти  что  чувствует
его запах, и портье стоит только взглянуть вправо, чтобы обнаружить,  что  к
нему подползает полубезумный, скорчившийся, как обезьяна, вор.
   - Запишите, пожалуйста,  следующее...  -  Сибил  на  секунду  смолкла.  -
Дорогой Чарльз. - Портье прилежно записывал. - Девять лет назад вы подвергли
меня худшему бесчестью, какое только может выпасть женщине.
   Портье в ужасе  уставился  на  свою  ручку;  из-под  тугого  крахмального
воротничка поползла к щекам красная краска.
   - Вы обещали спасти моего несчастного отца, а вместо того развратили меня
душой и телом. Сегодня я покидаю Лондон в обществе  влиятельных  друзей.  Им
прекрасно известно, как вы предали Уолтера Джерарда  и  меня.  Не  пытайтесь
отыскать меня, Чарльз. Это будет бесполезно. Я всем сердцем надеюсь, что  вы
и миссис Эгремонт уснете сегодня спокойно. - Сибил передернуло. - И подпись:
Сибил Джерард.
   - Да, мадам, - выдавил клерк.
   А Мик снова перепрыгнул конторку, низко присел за ней,  прячась  от  глаз
портье, и заковылял прочь, как огромная, карикатурная утка. Мгновение спустя
он скрылся за парой пухлых кресел.
   - Сколько я вам должна? - вежливо осведомилась Сибил.
   - Два шиллинга шесть пенсов. - Портье заикался и не смел поднять глаза.
   Она вынула из муфты кошелек, отсчитала деньги и отошла, оставив красного,
как рак, портье пробивать телеграфные карточки.
   Мик лениво, словно в задумчивости, пересек вестибюль и остановился  возле
газетной стойки. Тут он наклонился и сделал вид, что  завязывает  шнурки;  в
руке его блеснуло что-то металлическое. Не потрудившись даже поймать  взгляд
Сибил, Мик засунул ключ за бархатную подушку шезлонга, выпрямился,  поправил
галстук, смахнул с рукава невидимую соринку и прошел в курительную.
   Сибил подошла к шезлонгу, присела, делая вид, что просматривает  толстый,
с раззолоченным корешком том ежемесячника ?Доклады Королевского общества?, и
осторожно, кончиками пальцев, поискала за спиной ключ. Вот он, с номером  24
на медном овале головки.  Устало  -  и,  по  возможности,  благопристойно  -
зевнув, она встала и направилась по лестнице наверх - леди, заскучавшая  над
чрезмерно унылым журналом, удаляется к себе в номер.
   Ноги у нее отчаянно ныли.
   По пути к номеру  Хьюстона  в  пустом,  ярко  освещенном  коридоре  Сибил
изумилась своей нечаянной смелости, почти жалея об отправленной  телеграмме.
Нуждаясь в каком-нибудь драматичном  послании,  чтобы  отвлечь  портье,  она
вспомнила  Чарльза  Эгремонта  и  выплеснула  наружу  вскипевшую  неожиданно
ярость. Странно, даже неприятно - ведь  она  считала,  что  давно  выбросила
этого человека из головы.
   Легко представить себе страх на лице Эгремонта, когда  тот  будет  читать
телеграмму. Она слишком хорошо помнила  это  пустое  напыщенное  лицо,  лицо
благостное,  которое  всегда  извинялось,  всегда  поучало,  и  хныкало,   и
клянчило, и плакало - и делало гадости. Дурак, тупой беспросветный дурак.
   Он-то дурак, а кто такая ты? Раскисла, поддалась на уговоры  Мика  и  вот
теперь крадешься по коридору - очень  правильное  слово,  именно  крадешься,
чтобы не щипцы какие-то там со столика в парикмахерской взять,  а  совершить
самую настоящую кражу. Будь у тебя хоть на грош ума, вышла бы ты  сейчас  из
этой гостиницы, затерялась в Лондоне и навсегда забыла бы  про  Мика,  пусть
ищет. Да и не стал бы он тебя искать. Клятва? А что клятва! Ну  нарушила  бы
ты ее, добавила бы еще один грех к списку  прочих,  ничуть  не  меньших.  Ну
почему, почему ты здесь, почему ты позволяешь, чтобы  он  крутил  тобой  как
хочет?
   Она  остановилась  перед  нужной  дверью,  оглядела  пустынный   коридор,
повертела в пальцах украденный ключ. Почему она это делает? Потому  что  Мик
сильный, а она слабая? Потому что ему известны тайны, неизвестные ей? Только
сейчас у Сибил появилось подозрение, что  она  влюбилась.  Может  быть,  она
действительно испытывает к Мику нечто вроде любви, а если да, то это  многое
объясняет, можно успокоиться и не изводить себя. Если это любовь, она вправе
сжечь за собой все мосты, парить в небесах, жить,  повинуясь  сердцу,  а  не
уму. И если она любит Рэдли, у нее есть наконец что-то, что она знает, а  он
нет. Тайна, принадлежащая ей, только ей.
   Сибил  опасливо  оглянулась,  вставила  ключ  в  скважину  и   повернула.
Проскользнув внутрь, она тихо прикрыла дверь и  привалилась  к  ней  спиной.
Света в номере не было.
   В воздухе явно ощущался запах гари -  верное  свидетельство,  что  где-то
здесь стоит масляная лампа.
   Прямо напротив двери проступали контуры квадратного окна, из узкой  щелки
между неплотно  сдвинутыми  шторами  сочился  тусклый  газовый  свет.  Сибил
вытянула перед собой руки, оторвалась от двери и осторожно пошла по комнате;
через несколько  шагов  она  наткнулась  на  что-то  громоздкое  (бюро,  как
выяснилось позднее) и тут же  заметила  слабый  отблеск  света  на  ламповом
стекле. Осторожно, чтобы ничего не уронить, она взяла лампу, встряхнула ее и
услышала негромкое бульканье. Заправлена, так что теперь дело за Люцифером.
   Сибил ощупала бюро, немного удивилась, что все ящики выдвинуты, и  начала
их обшаривать. Бумага,  канцелярские  принадлежности.  Ничего  полезного.  И
сильно пахнет чернилами - пролили их тут, что ли?
   Коробку люциферов она узнала не столько наощупь, сколько по  характерному
погромыхиванию. Пальцы почти не  слушались.  Первый  люцифер  затрещал  и  с
шипением погас, заполнив комнату гнусным запахом серы. Второй осветил лампу.
Левой, отчаянно дрожавшей рукой она подняла стекло и поднесла пламя к черной
полоске фитиля.
   Из трюмо на Сибил широко  раскрытыми  от  страха  глазами  уставилось  ее
собственное освещенное лампой отражение, потом оно повторилось в  зеркальных
дверцах шкафа. На полу, и на кровати беспорядочно валялись  груды  одежды  и
словно огромный, окутанный тенью ворон...
   На подлокотнике кресла сидел человек - с длинным, зловещего вида ножом  в
руке.
   Скрипнула кожа, человек медленно поднялся - как большая деревянная кукла,
годами пылившаяся на чердаке. Он был закутан  в  длинный  темно-серый  плащ.
Нижнюю часть его лица скрывал черный платок.
   - Только без шума, мисс. - Страшный человек чуть приподнял свой  тяжелый,
вроде тех, какими мясники рубят мясо, клинок. - Сэм идет?
   Сибил наконец обрела голос:
   - Только не убивайте меня! Пожалуйста!
   - Ну надо же, этот старый козел все никак не уймется. - Тягучий техасский
говорок цедил слова, как вязкую патоку, Сибил едва их разбирала.  -  Ты  его
подружка?
   - Нет! - еле выдавила Сибил. - Нет, клянусь вам, нет! Я...  я  собиралась
его обокрасть, честное слово! Человек с ножом зловеще молчал.
   - Да ты посмотри, - процедил он наконец, - что тут делается.
   Сибил в страхе оглянулась. Кто-то неленивый перевернул весь  номер  вверх
дном.
   - Здесь нечего красть, - сказал незнакомец. - Ты знаешь, где он?
   - Внизу, - голос Сибил срывался. - Он пьяный! Но я его не  знаю,  честное
слово! Меня послал сюда мой любовник, вот  и  все!  Я  не  хотела,  он  меня
заставил!
   - Стихни, - прервал ее излияния  незнакомец.  -  Я  не  стану  без  нужды
обижать белую женщину. Потуши лампу.
   - Отпустите меня, - взмолилась Сибил. - Я уйду и никому ничего не  скажу!
Я... я не хотела сделать ничего плохого!
   - Плохого?  -  В  тягучем  голосе  -  зловещая,  не  оставляющая  надежды
уверенность. - Плохо будет только Хьюстону, но это воздаяние по заслугам.
   - Я не брала карты! Я даже их не трогала!
   - Карты? - Он рассмеялся - сухой, из горла идущий звук.
   - Эти карты, они не его. Он сам их украл!
   - Хьюстон много чего украл, - сказал незнакомец;  было  заметно,  что  он
озадачен, не знает, что делать со свалившейся ему на голову девицей.  -  Как
тебя звать?
   - Сибил Джонс. - Она хватила глоток воздуха. - Я - британская подданная.
   - Ну надо же, - прищелкнул языком незнакомец.
   Его лица не было видно. По верхнему краю дочерна загорелого лба  тянулась
полоска бледной кожи, усеянная бисеринками пота. След от  шляпы,  догадалась
Сибил. Широкополой шляпы, защищающей от техасского  солнца.  Техасец  шагнул
вперед, забрал у нее лампу и прикрутил фитиль.  Его  пальцы  были  сухими  и
жесткими, как дерево.
   В темноте, наполнившей номер, Сибил слышала отчаянный стук своего  сердца
и с ужасом ощущала присутствие этого человека.
   Тишина становилась невыносимой.
   - Вам, наверное, очень одиноко здесь, в Лондоне? - попытала удачу Сибил.
   - Может, Хьюстону и одиноко. У  меня  совесть  почище.  -  Голос  техасца
звучал резко, неприязненно. - Ты хоть раз его спрашивала, одиноко ли ему?
   - Да я его даже не знаю, - настаивала Сибил.
   - Ты - здесь. Женщина, которая пришла в его номер одна.
   - Я пришла за кинокартами. Это такие картонки с  дырочками.  Вот  и  все,
честное слово! Никакого ответа.
   - Вы знаете, что такое кинотроп?
   - Хрень какая-то железная, - устало отозвался техасец.
   Снова молчание.
   - Не ври мне. Ты - шлюха и ничего больше. Ты не  первая  шлюха,  какую  я
вижу, и... - Он зашелся мокрым, болезненным кашлем.
   - Но с виду ты вроде и ничего. - В темноте, когда не видно ножа и  маски,
этот человек не казался таким уж страшным. - В  Техасе  ты  могла  бы  выйти
замуж. Начать все сначала.
   - Вот бы здорово было, - вздохнула Сибил.
   - У нас там мало  белых  женщин,  на  всех  не  хватает.  Нашла  бы  себе
приличного мужика, а не какого-то там сутенера. - Он отхаркался  на  пол.  -
Ненавижу сутенеров. - Слова падали холодно и ровно, безо всякого  выражения.
- Ненавижу, как ненавижу индейцев! Или мексиканцев. Мексиканских индейцев...
Французско-мексиканские индейцы, три сотни  вооруженных  ублюдков,  а  то  и
четыре. На лошадях, добыли где-то заводные винтовки, сущие дьяволы.
   - Но техасцы ведь герои, -  рискнула  вставить  Сибил,  отчаянно  пытаясь
вспомнить название из лекции Хьюстона. - Я слышала о... об Аламо.
   - Голиад. - Голос упал до сухого шепота. - Я был в Голиаде.
   - Про это я тоже слышала, - поспешила сказать