ько за  то,  что  он  ее  знает,
знает по-настоящему. Он знает, как низко пала Сибил Джерард, знает, что  она
была когда-то образованной девушкой с манерами и изяществом под стать  любой
леди.
   В детстве, в дни отцовской славы, Сибил вдосталь насмотрелась  на  таких,
как Мик Рэдли. Фабричная  голытьба,  пятачок  пучок  в  базарный  день,  эти
остервенелые мальчишки сбивались вокруг отца после каждой его  зажигательной
речи, делали все, что он ни прикажет. Развинчивали рельсы,  срывали  клапаны
паровых машин, вращающих ткацкие станки, гордо складывали к отцовским  ногам
каски поверженных полисменов. Они с отцом бежали из города в город, зачастую
по ночам.  Ночевали  в  подвалах,  на  чердаках,  в  безликих  меблированных
комнатах, скрываясь от радикальской полиции и кинжалов других  заговорщиков.
И иногда, возбудившись от своих речей, отец брал Сибил за плечи,  обещал  ей
весь мир. Она станет жить госпожой в зеленой и тихой  Англии,  когда  Король
Пар будет наконец низвержен. Когда Байрон <Байрон, Джордж Гордон (1788-1824)
- английский поэт-романтик, в равной степени знаменитый как стихами,  так  и
скандальным, в глазах современников, образом жизни; пэр Англии,  с  1809  г.
член Палаты лордов, где первая речь  его  была  посвящена  защите  луддитов.
В1816 г.  покинул  Англию.  Умер  от  лихорадки  в  Месолонги,  где  пытался
объединить враждующие группировки  греческих  патриотов  для  борьбы  против
турецкого  владычества>  и  его  промышленные  радикалы  будут  бесповоротно
разбиты...
   Но пеньковая веревка заставила отца умолкнуть.  Радикалы  все  правили  и
правили, идя от триумфа к триумфу, перетасовывая мир, как колоду карт. И вот
теперь Мик Рэдли вознесся в этом мире, а Сибил Джерард пала.
   Она стояла и молчала, кутаясь в пальто Мика. Париж.  Огромное  искушение.
От одной лишь  мысли,  а  вдруг  Рэдли  не  врет,  кружилась  голова.  Сибил
заставила себя задуматься о том, что будет, если она оставит  свою  жизнь  в
Лондоне. Это  была  дурная,  жалкая,  убогая  жизнь,  и  все  же  не  совсем
безнадежная. Ей еще было что  терять.  Меблированная  комната  в  Уайтчепеле
<Уайтчепел - одна из беднейших частей Ист-Энда, рабочего района  Лондона>  и
милый Тоби, ее кот.  И  была  еще  миссис  Уинтерхолтер,  которая  знакомила
девушек с политическими джентльменами. Миссис Уинтерхолтер, хоть  и  сводня,
ведет себя как леди и вполне надежна, таких еще поискать. И еще она потеряет
двух своих постоянных  джентльменов,  мистера  Чедвика  и  мистера  Кингсли,
каждый из которых навещает ее дважды в  месяц.  Что  ни  говори,  постоянный
заработок, спасающий ее от улицы. Но у Чедвика в Фулеме ревнивая жена,  а  у
Кингсли Сибил украла лучшие его запонки, это ж надо быть такой дурой.  И  он
догадывается, чьих рук это дело.
   И ни один из них не швыряет деньги так свободно, как Денди Мик.
   Она старательно изобразила улыбку:
   - Какой же ты, Мик Рэдли, чудной. Сам ведь  знаешь,  что  можешь  вертеть
мною как хочешь. Может, я сперва на тебя и взъелась, но не  настолько  уж  я
придурочная, чтобы не распознать настоящего джентльмена с первого взгляда.
   Мик выпустил дым.
   - Ну и хитра же ты, - восхищенно  протянул  он.  -  Врешь  напропалую,  а
личико - ну прямо  ангельское.  Меня  ты,  конечно  же,  не  обманула  и  не
обманешь, можешь не надеяться. И все же как раз такая девочка мне и нужна. А
теперь - марш в постель.
   Сибил послушно легла.
   - Мамочки, - сказал он, - у тебя же не ноги, а просто ледышки! Почему  ты
не носишь  комнатные  туфли?  -  Он  решительно  потянул  ленты  корсета.  -
Комнатные туфли и черные шелковые чулки, - продолжал он. -  Черные  чулки  -
высший шик, особенно в постели.

***

   Аароновский приказчик, стоявший за дальним концом застекленного прилавка,
окинул Сибил холодным взглядом. Высокий и  надменный,  в  щегольском  черном
сюртуке и до блеска начищенных ботинках, он чувствовал, что  тут  что-то  не
так, прямо нюхом чуял. Сибил ждала, пока Мик расплатится, чинно сложив  руки
перед собой и украдкой постреливая глазами из-под голубых рюшей капора.  Под
ее юбкой, в каркасе  кринолина,  притаилась  шаль,  украденная,  пока  Рэдли
примерял цилиндры.
   Сибил легко научилась воровать сама, безо всякой посторонней помощи.  Тут
необходима выдержка, это главное. И нахальство. Не  смотри  ни  направо,  ни
налево - просто хватай, задирай подол и прячь. А потом стой себе  с  постной
физиономией, словно барышня из приличных на утренней службе.
   Приказчик  потерял  к  ней  интерес,  теперь  он  пялился  на   толстяка,
теребившего подтяжки муарового шелка.  Сибил  быстро  проверила  юбку.  Нет,
вроде, не выпирает.
   Юный прыщавый клерк с чернильными пятнами на пальцах ввел индекс  Мика  в
кредитную машину. Вжик, щелк, поворот рычага с ручкой из черного дерева -  и
готово. Он протянул Мику отпечатанный  чек,  завернул  покупку  в  хрустящую
зеленую бумагу и обвязал шпагатом.
   "Аарон и  сын?  никогда  не  хватятся  кашемировой  шали.  Потом  устроят
переучет, конторские машины выявят недостачу, но ведь это для них что  слону
дробина, вон ведь какой магазин, огромный, богатый, прямо что  твой  дворец.
Сплошные греческие колонны, люстры из ирландского хрусталя, миллионы зеркал;
блещущие позолотой комнаты загромождены  резиновыми  сапогами  для  верховой
езды и французским мылом, тростями и зонтиками. А уж в стеклянных,  запертых
на ключ витринах - чего только нет. Брошки посеребренные  и  брошки  резные,
слоновой кости, а еще золотые музыкальные шкатулки и вообще все, что хочешь.
И это лишь один магазин из дюжины. Но при всем при том - и Сибил  это  знала
- ?Аарон и сын? не был по-настоящему  фешенебельным  магазином,  благородные
здесь не покупают.
   Только ведь в Англии при деньгах и голове  можно  добиться  чего  угодно.
Придет время, и мистер Аарон, старый, пейсатый торгаш-еврей  из  Уайтчепела,
станет его светлостью с паровым экипажем, терпеливо ожидающим у  обочины,  и
собственным гербом на дверце того экипажа. Радикалистскому парламенту ровным
счетом наплевать, что  мистер  Аарон  нехристь.  Ведь  пожаловали  лордством
Чарльза Дарвина, который сказал, что Адам и Ева были макаками.
   Облаченный во французистую ливрею лифтер с лязгом отодвинул перед Сибил и
Миком дверь, затем с тем же лязгом закрыл, и клеть пошла вниз.
   Покинув залы ?Аарона и сына?, они окунулись в суету Уайтчепела. Пока  Мик
сверялся по карте города, выуженной из кармана  пальто,  Сибил  разглядывала
меняющиеся буквы на фасаде магазина.  Механический  фриз  -  по  сути  дела,
малоскоростной кинотроп, приспособленный для показа объявлений о  товарах  -
был составлен из сотен раскрашенных деревянных кубиков, поворачивающихся  за
зеркальным стеклом то одной, то другой гранью. ?ПРЕВРАТИТЕ ВАШЕ  ПИАНИНО,  -
предлагали прыгающие буквы, - В ПИАНОЛУ КАШЕРА?.
   Горизонт к западу от Уайтчепела порос частоколом подъемных кранов - голые
стальные скелеты, выкрашенные от сырости суриком. Здания постарше  стояли  в
лесах - все, что не шло на снос, уступая место  новому,  перестраивалось  по
его подобию. Вдалеке пыхтели экскаваторы, мостовую сотрясала мелкая дрожь  -
где-то в глубине исполинские механизмы прокладывали новую линию подземки.
   Но тут Мик без единого слова развернулся  налево  и  зашагал  прочь;  его
шляпа была сдвинута набекрень, длинное пальто  развевалось  на  ходу,  резко
мелькали клетчатые отвороты брюк. Сибил едва за  ним  поспевала.  Оборванный
мальчишка, на груди жестяная бляха с номером, сгребал с  перекрестка  мокрый
грязный снег; Мик, не задерживаясь, швырнул ему пенни и повернул в Мясницкий
ряд.
   Сибил наконец нагнала его и взяла под руку. Слева и справа на почерневших
железных крюках висели красные и белые туши - говядина, баранина,  телятина;
плотные мужики в заляпанных кровью передниках многоголосо расхваливали  свой
товар. Обитательницы Лондона толпились здесь дюжинами с корзинками в  руках.
Служанки, кухарки, добропорядочные жены добропорядочных  мужей.  Краснолицый
косоглазый мясник выскочил на мостовую прямо  перед  Сибил;  в  его  ладонях
лежало что-то синее и скользкое.
   - Постой, красавица! Купи мужу на пирог самые лучшие на рынке почки!
   Сибил дернулась и обошла его стороной.
   Обочину загромождали тележки, возле которых выкликали свой товар торговцы
и торговки;  на  их  плисовых  куртках  сверкали  латунные  и  перламутровые
пуговицы. У каждого имелся свой  номерной  значок,  хотя,  по  словам  Мика,
добрая половина номеров была липой, такой же липой, как  и  гири  их  весов.
Мостовая, расчерченная мелом на аккуратные квадраты,  была  сплошь  устелена
клеенками, уставлена корзинами; Мик принялся рассказывать, к  каким  уловкам
прибегают торговцы, чтобы придать свежий вид  лежалым,  сморщенным  фруктам,
как они подкладывают дохлых угрей к живым. Сибил  улыбалась,  видя,  как  он
гордится своими познаниями. Тем временем торговцы кричали  о  своих  метлах,
мыле, свечах, а хмурый шарманщик двумя руками  крутил  ручку  своей  машины,
наполняя улицу  торопливым  дребезжанием  колокольчиков,  струн  и  стальных
пластинок.
   Мик остановился около складного столика, за  которым  восседала  раскосая
женщина в бомбазине <Бомбазин - плотная шелково-шерстяная ткань; чаще  всего
ее окрашивали в черный цвет  и  применяли  для  траурной  одежды,  отсюда  и
догадка героя, что индианка -  вдова>  -  вдова,  что  ли?  Тонкие,  скорбно
поджатые губы сжимали короткую глиняную трубку. На столике  были  выставлены
многочисленные пузырьки с вязкой на вид  жидкостью;  должно  быть,  какое-то
патентованное лекарство, решила Сибил,  поскольку  на  каждый  пузырек  была
наклеена синяя бумажка с расплывшимся изображением краснокожего дикаря.
   - И что бы это могло быть? - осведомился Мик, постучав пальцем по залитой
красным воском пробке. Прежде чем ответить, вдова извлекла трубку изо рта.
   - Каменное масло, мистер, а еще его называют барбадосской  смолой.  -  Ее
густой, тягучий акцент  неприятно  резал  ухо,  но  Сибил  почувствовала  не
раздражение, а скорее жалость.  Как  далеко  занесло  эту  женщину  от  того
заморского места, которое она звала своим домом.
   - Ясно, - кивнул Мик. - А оно, случаем, не техасское?
   - Чудо природы, целебный бальзам, - сообщила вдова, - здоровье и  радость
доставит вам. Собран дикарями  из  племени  сенека  в  Пенсильвании,  с  вод
великого Масляного ручья, мистер. Три пенни за флакон,  и  вы  забудете  все
свои болезни.
   Узкие бесцветные глаза женщины прищурились еще сильнее, почти  утонули  в
сетке морщин; она смотрела на Мика с каким-то  странным  выражением,  словно
пыталась вспомнить лицо. Сибил зябко поежилась.
   - Удачи  тебе,  матушка,  -  сказал  Мик  с  улыбкой,  которая  почему-то
напомнила Сибил детектива из Отдела  по  борьбе  с  пороками,  которого  она
когда-то знала. Маленький рыжеватый человечек,  в  чьем  ведении  находились
Лестер-сквер и Сохо. Девушки прозвали его Барсуком.
   Мик двинулся дальше.
   - Что это такое? - спросила Сибил, беря его  под  руку.  -  Что  она  там
продает?
   - Каменное масло, - ответил Мик, оглянувшись на черную согбенную  фигуру.
- Генерал говорит, в Техасе оно прямо брызжет из-под земли...
   - И это что, и вправду помогает  от  всех  болезней?  -  заинтересовалась
Сибил.
   - Не бери в голову, - отмахнулся Мик,  -  и  кончаем  треп.  -  Его  явно
заинтересовало что-то происходившее в конце переулка. - Вон там один из них.
Ты знаешь, что тебе делать.
   Сибил кивнула и стала пробираться  сквозь  базарную  толчею  к  человеку,
которого высмотрел Мик. Это был продавец баллад, тощий,  со  впалыми  щеками
парень. Из-под цилиндра, обтянутого яркой,  в  горошек,  тканью,  выбивались
длинные, сто лет не мытые волосы. Руки он  держал  перед  собой,  молитвенно
сложив ладони, из рукавов мятой куртки торчали пачки  листовок  с  нотами  и
текстом.
   - ?Железная дорога в Рай?, ?Железная дорога в Рай?,  леди  и  господа,  -
привычно тараторил продавец. - ?Мчится поезд  надежды  по  скале  веков,  из
Правды и Веры рельсы, а паровоз - Любовь?. Прекрасная мелодия,  и  всего  за
два пенни, мисс.
   -  У  вас  есть  ?Ворон  Сан-Хасинто?  <Сан-Хасинто  (в  настоящее  время
Сан-Джасинто) - небольшая река в  Техасе,  на  берегах  которой  в  1836  г.
техасцы под командованием Сэмюэля  Хьюстона  разгромили  мексиканскую  армию
генерала Антонио Лопеса де Санта-Аны,  чем  и  закончилась  Техасская  война
(1835-1836). Позднее примерно в этом  месте  был  заложен  крупнейший  город
Техаса Хьюстон>? - спросила Сибил.
   - Надо, так достану, - отозвался продавец. - А о чем это?
   - О великой битве в Техасе, о великом генерале.
   Продавец баллад удивленно вскинул брови. Глаза у  него  были  голубые,  с
безумным блеском - то ли от голода, то ли от религии, а может, и от джина.
   - Так, значит, ваш  мистер  Хасинто  один  из  этих  крымских  генералов,
француз?
   - Нет-нет, - снисходительно улыбнулась  Сибил.  -  Генерал  Хьюстон,  Сэм
Хьюстон  из  Техаса  <Сэмюэль  Хьюстон  (1793  -  1863)  -  личность  крайне
колоритная. В юности в Теннесси бежал  к  индейцам  чероки  и  прожил  в  их
племени три года, выучил язык, обычаи, получил имя Черный Ворон. После войны
1812 г. изучал право и преподавал, в 1817 г. ему  было  поручено  руководить
переселением чероки из Теннесси в арканзасскую резервацию;  далее  занимался
юриспруденцией, был избран в Сенат США (1823  -  1827),  затем  губернатором
Теннесси, однако после неудачного брака подал в 1829 г. в отставку  и  снова
ушел к чероки, был формально принят в племя. Боролся против  злоупотреблений
правительственных ведомств по делам резерваций. В 1832 г. послан президентом
Эндрю Джексоном в Техас (тогда мексиканская провинция)  вести  переговоры  с
индейцами о защите торговли  в  приграничных  областях  и  возглавил  борьбу
американских поселенцев против Мексики. После успешного окончания  войны  за
независимость  избирался  президентом  республики  Техас   (1836   -   1838,
1841-1844),  активно  содействовал  присоединению  Техаса  к   США   (1845),
избирался в Сенат (1846-1859), а  также  губернатором  штата  (1859).  Перед
началом войны Севера и Юга выступал за сохранение союза, отказался в 1861 г.
присягнуть на верность конфедерации южных штатов  и  был  низложен>.  И  мне
нужна эта песня, крайне нужна.
   - Сегодня вечером я закупаю свежие публикации и  непременно  спрошу  вашу
песню, мисс, непременно спрошу.
   - Мне нужно по меньшей мере пять экземпляров, для  всех  моих  друзей,  -
сказала Сибил.
   - За десять пенсов вы получите шесть.
   - Значит, шесть, и сегодня вечером, на этом же месте.
   - Как скажете, мисс. - Продавец тронул поля шляпы.
   Сибил поспешила затеряться в толпе. Все получилось! И не так уж это  было
и страшно. Раз, другой - и совсем привыкнешь. Да и как знать, может, песня и
вправду хорошая, так что люди, которым продавец сбагрит в конце концов  свои
листочки, получат удовольствие. Внезапно рядом с ней возник Мик.
   - Неплохо, - снисходительно заметил он, запуская руку  в  карман  пальто,
чтобы, как фокусник -  кролика,  извлечь  оттуда  теплый,  с  пылу  с  жару,
яблочный пирожок, обсыпанный сахарной пудрой  и  завернутый  в  промасленную
бумагу.
   - Спасибо, - произнесла Сибил с удивлением и  облегчением;  она  как  раз
думала свернуть в какой-нибудь тихий уголок и  достать  украденную  шаль,  а
ведь Мик, получается, все это время ни на секунду не спускал с нее глаз. Она
его не видела, а он ее видел. Такой уж он есть, и не надо об этом забывать.
   То вместе, то порознь они прошли весь Сомерсет, а затем и огромный  рынок
Петтикоут-Лейн, освещенный с приближением вечера сонмом огней: ровно  горели
калильные газовые фонари, ослепительно сверкало  белое  ацетиленовое  пламя,
среди разложенной  на  прилавках  снеди  мигали  чадящие  масляные  лампы  и
стеариновые плошки. Несмотря на оглушительный гвалт, Сибил, к вящей  радости
Мика, одурачила здесь еще трех торговцев балладами.
   В  ночном  сердце  Уайтчепела,  огромном  питейном  заведении,   где   на
поблескивающих золотыми обоями стенах полыхали газовые  рожки,  Сибил  нашла
дамскую уборную. Там, в безопасности вонючей  кабинки,  она  смогла  наконец
переложить свою добычу поудобнее. Шаль была очень мягкая, чудесного лилового
цвета - благодаря одной из этих странных новых  красок,  которые  делают  из
угля  <...чудесного  лилового  цвета...  из  угля.  -  Речь  идет  о  первом
искусственном  красителе  (анилиновом),  полученном  в  1856  г.  английским
химиком Уильямом Генри Перкином (1838-1907).  Открытие  произошло  случайно,
когда Перкин был еще студентом и  пытался  синтезировать  хинин.  Цвет  этот
(дословно  ?мальвовый?  -  mauve)  сделался  феноменально  популярен  и  дал
название  целому  историческому  периоду  -   ?мальвовое   десятилетие?.   К
полувековому юбилею своего открытия Перкин был удостоен рыцарского  титула>.
Сибил аккуратно сложила шаль и затолкала ее в корсет, пусть пока  полежит  в
надежном месте. Вернувшись к своему новому руководителю, она застала его уже
за столиком. Мик успел заказать для нее медовый джин. Сибил села  рядом,  не
дожидаясь приглашения.
   - Отличная работа, девочка, - сказал Рэдли, пододвигая ей стакан.
   В зале было не протолкнуться от крымских солдат-отпускников <В зале  было
не протолкнуться от крымских солдат-отпускников...  -  Странная  история:  в
настоящую Крымскую  войну  солдаты  и  мечтать  не  могли  об  отпуске>;  на
крикливых, багровых от неумеренно  поглощаемого  джина  ирландцах  гроздьями
висели уличные феи. Служанок  тут  не  водилось,  только  устрашающего  вида
бармены в белых передниках и с увесистыми дубинками, деликатно припрятанными
за стойкой.
   - Джин пьют только шлюхи, Мик.
   - Да почему же обязательно шлюхи, - пожал плечами Мик. - Все его пьют.  И
ты не шлюха, Сибил.
   - Потаскуха, уличная девка, - криво усмехнулась Сибил. - Как ты  там  еще
меня называл?
   - Ты теперь напарница Денди Мика.  -  Он  зацепил  большими  пальцами  за
проймы жилета и откинулся назад, балансируя на задних ножках стула. -  Ты  -
авантюристка.
   - Авантюристка?
   - Вот именно. - Мик со стуком опустил передние ножки стула на пол.  -  За
тебя. - Он отхлебнул из стакана и скривился. - А  ты  лучше  не  трогай  эту
отраву, они ее скипидаром разбавили, а то и чем похуже. Пошли отсюда.
   На этот раз Сибил  предусмотрительно  повисла  на  руке  Мика,  чтобы  не
мчался, как на пожар.
   - Так, значит, вы... э-э... мистер Мик Рэдли - авантюрист?
   - Он самый, Сибил, - кивнул Мик, - и ты станешь моей ученицей.  А  потому
делай, что тебе говорят, со всем подобающим  подмастерью  смирением.  Изучай
приемы ремесла. А потом, когда-нибудь, ты вступишь в профсоюз. В гильдию.
   - Как мой отец, да? Ты что, Мик, смеешься? Кто был он и кто такая я?
   - Нет, - отрезал Мик. - На таких, как он, мода прошла. Теперь он никто.
   - Так что же, - криво усмехнулась Сибил, -  значит,  в  эту  твою  хитрую
гильдию принимают и нас, распутных девиц?
   - Это гильдия знания, - учительским тоном пояснил Мик. - Хозяева, большие
шишки, они могу отобрать у тебя все, что угодно. С их проклятыми законами  и
фабриками, судами и  банками...  Они  могут  делать  с  миром  все,  что  им
заблагорассудится, они могут отобрать у тебя дом и родных, и даже работу, на
которой ты надрываешься... - Мик гневно пожал плечами. -  И  даже,  если  ты
простишь мне такую дерзость, украсть добродетель у дочери героя. - Он крепко
сжал ее руку. - Но им не отнять у тебя того, что ты знаешь, Сибил. Этого  им
никогда не отнять.

***

   Сибил услышала шаги Хетти по коридору, затем - побрякивание  вставляемого
в скважину ключа. Она отпустила ручку серинета <Серинет - примитивный ручной
органчик со звуковым валиком, применявшийся для обучения птиц пению>, и звук
замер на высокой, визгливой ноте.
   Вошедшая девушка стянула с головы шерстяную, присы