в надежде отвлечь его от своего грубого ляпа.
   - Кинотропия, - ответил Китс. - Приемы, использованные в сегодняшнем шоу,
крайне интересны. При том,  что  разрешение  экрана  более  чем  скромно,  а
скорость замены просто черепашья,  удалось  достичь  воистину  замечательных
эффектов, надо думать -  посредством  алгоритмического  сжатия...  Боюсь,  я
утомляю  вас  техническими  вопросами.  -  Он  убрал  хронометр.  -  Так  вы
решительно отказываетесь от моих услуг в  поисках  кэба?  Вы  хорошо  знаете
Лондон, мисс Джонс? Я мог бы сопроводить вас к ближайшей остановке  омнибуса
- это такой безрельсовый экипаж...
   - Нет, сэр, благодарю вас. Вы были исключительно добры.
   - Всегда к вашим услугам, - с плохо скрываемым облегчением сказал  мистер
Китс и придержал перед Сибил створку стеклянных дверей. В  то  же  мгновение
откуда-то сзади  появился  тощий  мальчишка;  он  проскользнул  мимо  них  и
выскочил на улицу. На плечах мальчишки болтался длинный грязный  брезентовый
плащ, вроде рыбацкого. Странная одежда для лекции, подумала Сибил,  хотя  на
бедных можно увидеть и не такое. Рукава дождевика  свободно  болтались,  как
будто мальчишка обнимал себя руками - может быть, от холода,  да  и  шел  он
как-то странно, согнувшись в три погибели, словно пьяный или больной.
   - Эй! Молодой человек!
   Мистер Китс извлек монету, и  Сибил  догадалась,  что  он  хочет  послать
мальчишку за кэбом. Мальчишка обернулся - влажный блеск испуганных  глаз  на
бледной маске лица - и тут же рванул вперед, явно не  настроенный  выполнять
какие бы то ни было поручения. Не успел он пробежать и нескольких шагов, как
из-под  грязного  дождевика  вывалился  некий  темный  круглый   предмет   -
вывалился, весело запрыгал по  мостовой  и  завершил  свой  путь  в  сточной
канаве. Мальчишка настороженно оглянулся на Сибил и мистера Китса.
   - Да это же шляпа! - догадалась Сибил. - Цилиндр.
   Мальчишка потрусил назад, по-прежнему не спуская с  них  глаз,  подхватил
цилиндр, сунул его за пазуху и растворился во тьме,  хотя  на  этот  раз  не
столь поспешно.
   - Ну надо же, - с отвращением проговорил мистер Ките. - Да этот  малец  -
вор! Его макинтош набит шляпами зрителей!
   Сибил не нашлась что ответить.
   - Надо думать, мошенник воспользовался суматохой, которую вы учинили. - В
голосе Китса проскальзывало подозрение. - Жаль!  В  наше  время  никогда  не
знаешь, кому доверять.
   - Сэр, по-моему, вычислитель уже разводит пары для кинотропа...
   Мистер Китс нырнул в двери театра столь поспешно, что даже не  попрощался
с дамой.

***

   "Вытяжная вентиляция, -  писала  "Дейли  Телеграф",  -  заметно  улучшила
воздух в метрополитене,  однако  лорд  Бэббидж  придерживается  мнения,  что
современная подземная дорога  должна  работать  исключительно  на  принципах
пневматики, без сгорания какого бы то ни было топлива, подобно тому,  как  в
Париже передается почта?.
   Сидя в вагоне второго класса и стараясь не дышать слишком глубоко,  Сибил
думала, что все это чистый  треп,  по  крайней  мере  в  том,  что  касается
?улучшения?, ну а насчет будущего  -  там  дело  другое,  радикалы  способны
сотворить любые чудеса. Только разве  не  в  их  газетах  печатались  статьи
продажных врачей, что, мол, сернистый дым полезен от  астмы?  Дым...  а  тут
ведь не только паровые  машины  дымят,  тут  еще  и  зловоние  сточных  вод,
просачивающихся в туннель, и утечки из резиновых баллонов, питающих эти вот,
в стеклянных абажурах и проволочных  сетках,  газовые  рожки,  да  чего  тут
только нет.
   Странное это дело, подземка,  если  думать  о  ней,  сидя  в  громыхающем
поезде, который несется сквозь тьму под Лондоном, где работяги наткнулись на
свинцовые трубы римского водопровода, на  монеты,  и  мозаики,  и  подземные
ходы, и слоновьи бивни тысячелетней давности...
   А проходка продолжалась - сегодня, как и во все  прочие  ночи,  -  потому
что, стоя рядом  с  Миком  на  тротуаре  Уайтчепела,  она  слышала  пыхтение
огромных машин. Экскаваторы  работали  беспрестанно,  выкапывая  новые,  все
более глубокие линии под лабиринтами канализационных  и  газовых  труб,  под
изгнанными с поверхности в глубь земли, превращенными в улицы речками. Новые
линии одеваются сталью, и скоро бездымные поезда лорда  Бэббиджа  заскользят
по ним беззвучно, как угри, хотя в этом было что-то нечистое.
   Резкий толчок потревожил подачу газа, и все лампы вагона вспыхнули разом;
лица пассажиров вынырнули из полумрака: смуглый господин, чем-то похожий  на
удачливого трактирщика,  круглощекий  старый  квакерский  священник,  пьяный
денди в пальто нараспашку, канареечный жилет густо забрызган кларетом...
   Женщин, кроме нее, в вагоне не было.
   "Прощайте,  милостивые  господа!  -   мысленно   воскликнула   Сибил.   -
Оставайтесь в своем  Лондоне?.  Отныне  она  авантюристка,  присягнувшая  на
верность учителю, она на пути в Париж, пусть даже первый этап этого  пути  -
будничное, за два пенни, возвращение в Уайтчепел...
   Священник поднял голову, заметил Сибил и брезгливо скривился.

***

   Холод стоял собачий, у Сибил зуб на зуб не  попадал;  по  пути  на  улицу
Флауэр-энд-Дин она успела сто раз пожалеть, что вышла из дома не в привычной
теплой  накидке,  а  в  этой  щегольской  шали.  В  лужах   газового   света
свежезаасфальтированная мостовая искрилась злым, колючим инеем.
   Из месяца в месяц булыжник лондонских  улиц  исчезал  под  липкой  черной
массой, которая раскаленным вонючим потоком извергалась  из  утроб  огромных
фургонов; чумазые рабочие разравнивали ее граблями, затем  приезжал  паровой
каток.
   Мимо пронесся смельчак, в полной  мере  использующий  преимущества  новой
шершавой   поверхности.   Парень    полулежал    в    поскрипывающей    раме
четырехколесного велосипеда, ботинки его были привязаны к педалям,  изо  рта
вырывались белые клубы пара. Он был с непокрытой головой, в защитных очках и
в костюме из толстого полосатого джерси, за спиной трепетал длинный  вязаный
шарф. Изобретатель...
   Лондон  прямо  кишел  изобретателями;  те,  что  победнее  и  побезумнее,
сходились на площадях, чтобы, разложив чертежи и модели,  изводить  прохожих
своей болтовней. За последнюю только неделю  Сибил  успела  полюбоваться  на
зловещего вида приспособление  для  завивки  волос  электричеством,  детский
волчок, игравший Бетховена,  и  устройство  для  гальванического  серебрения
трупов.
   Свернув с асфальта на булыжную  мостовую  Рентон-пасседж,  она  различила
вдалеке  вывеску  ?Оленя?  и  услышала  дребезжание  пианолы.   Это   миссис
Уинтерхолтер устроила ей комнату над ?Оленем?. Сам  по  себе  этот  паб  был
местом вполне приличным, женщины в него не допускались. Приказчики и клерки,
составлявшие  основную  массу  посетителей  ?Оленя?,  стекались  сюда   ради
новомодного развлечения - игральной машины.
   Жилые комнаты располагались над трактиром, к ним вела крутая лестница, не
освещенная ничем, кроме  окна  в  крыше,  покрытого  толстым  слоем  копоти.
Выходила лестница на площадку с парой совершенно одинаковых  дверей;  правая
квартира сдавалась жильцам, левую  мистер  Кэрнз,  домохозяин,  оставил  для
себя.
   Сибил вскарабкалась по ступеням, выудила  из  муфты  коробок  и  щелкнула
люцифер <Люцифер (устар.) - спичка (от лат. luciferus - светоносный). Термин
введен торговцем Сэмюэ-лем Джонсом для спичек, придуманных аптекарем  Джоном
Уокером в 1827 г. Спички (сам Уокер называл их ?конгривами? - по аналогии  с
пиротехнической ракетой Конгрива 1808 г.) могли зажигаться трением  о  любую
шершавую поверхность. Современные безопасные спички, зажигающиеся  только  о
коробок, были запатентованы шведом Йоханом Эдвардом Лундстромом в 1855 г.> о
стенку. Здесь,  на  площадке,  Кэрнз  держал  свой  двухколесный  велосипед,
приковав его цепью к железным перилам; в свете горящей спички  ярко  блеснул
латунный висячий замок. Сибил потушила люцифер, надеясь, что у Хетти хватило
ума не закрывать замок на защелку. Хватило - ключ гладко повернулся в замке.
   Тоби чуть не сшиб хозяйку; он выписывал  восьмерки,  бесшумно  ступая  по
некрашеным доскам пола, отирался о ее ноги то с одной, то с другой стороны и
оглушительно мурлыкал.
   Масляная лампа, стоявшая в прихожей на  столике,  едва  горела,  над  ней
вился широкий язык копоти. Нагар нужно снять,  подумала  Сибил.  И  зря  это
Хетти оставила горящую лампу в таком месте,  вот  прыгнул  бы  Тоби,  и  что
тогда? Но все-таки как приятно приходить в освещенную  квартиру.  Она  взяла
кота на руки и почувствовала запах рыбы.
   - Так, значит, Хетти тебя покормила?
   Тоби тихонько мяукнул и тронул лапой ленту ее капора.
   Свет лампы плясал на стенах. В прихожей не было  окна,  сюда  никогда  не
проникало солнце, и все же цветы на  обоях  поблекли,  почти  сравнялись  по
цвету с пылью.
   В комнате Сибил было целых два окна; к сожалению, они упирались в глухую,
заросшую  копотью  кирпичную  стену,  упирались  почти   буквально:   только
заколоченные оконные рамы мешали потрогать стену рукой.  И  все  же  погожим
днем, когда солнце стояло высоко,  сюда  проникало  немного  света.  Комната
Хетти попросторнее, зато окно там всего одно. Или спит уже Хетти, одна, безо
всяких гостей, или дома ее нет - вон же, ни лучика света из-под двери.
   Приятно было иметь собственную комнату, хоть  какое-то  уединение.  Сибил
опустила протестующего Тоби на пол и перенесла лампу в свою комнату. Там все
было так, как она оставила перед уходом, хотя Хетти,  похоже,  заходила:  на
подушке лежал последний  номер  ?Иллюс-трейтед  Лондон  Ньюс?.  На  передней
полосе - гравюра, горящий  город.  Опять  Крым.  Сибил  поставила  лампу  на
потрескавшуюся мраморную крышку комода и задумалась, что делать дальше. Тоби
вился вокруг ног, словно надеясь получить еще рыбы.
   Тиканье большого жестяного  будильника,  казавшееся  иногда  невыносимым,
теперь успокаивало; по крайней мере, часы идут, да и время на них  вроде  бы
правильное, четверть двенадцатого. Сибил подзавела будильник -  просто  так,
на всякий случай. Мик придет в полночь, а предстоит еще  многое  решить,  он
посоветовал не брать с собой слишком много вещей.
   Она достала из комода щипцы для нагара, сняла с лампы  стекло  и  привела
фитиль в порядок. Свет стал получше. В комнате  было  очень  холодно;  Сибил
сменила шаль на старую теплую накидку,  откинула  крышку  черного  жестяного
сундучка и взялась перебирать свои богатства. Две смены белья,  а  что  еще?
Чем меньше возьмешь с собой, тем больше вещей купит ей в Париже  Денди  Мик,
так и только так должна рассуждать начинающая авантюристка!
   Но были в  сундучке  и  некоторые  самые  любимые  вещи,  расставаться  с
которыми просто сил не было; одна за другой все  они  отправились  туда  же,
куда и белье, - в гобеленовый саквояж с разошедшимся швом (?Ну сколько раз я
себе говорила: почини, почини!?). Хорошенький флакончик розовой портлендской
воды,  наполовину  полный,  брошка  с  зелеными  стразами  (подарок  мистера
Кингсли), набор щеток для волос с ручками  под  черное  дерево,  миниатюрный
пресс для цветов с видом Кенсингтонского дворца, немецкие щипцы для завивки,
прихваченные как-то в парикмахерской.  Чуть  подумав,  она  добавила  к  ним
зубную щетку с костяной ручкой и жестяную коробочку камфорированного зубного
порошка.
   Покончив  со  сборами,  Сибил  взяла  крохотный  посеребренный  выдвижной
карандашик, подарок мистера  Чедвика,  и  присела  на  край  кровати,  чтобы
написать записку Хетти. На карандаше была гравировка: ?Корпорация  столичной
железной дороги?; из-под вытертого  серебра  начинала  проглядывать  латунь.
Писать пришлось на рекламке растворимого шоколада, другой бумаги  в  комнате
не было.
   "Моя дорогая Харриет, - начала Сибил, - я уезжаю в Париж...?
   Тут она помедлила, сняла  колпачок  карандаша,  прикрывавший  резинку,  и
стерла два последних слова.
   "...уезжаю с одним джентльменом. Не тревожься. Со  мной  все  в  порядке.
Бери из моей одежды все, что хочешь. Позаботься, пожалуйста, о  Тоби,  корми
его рыбой. Искренне твоя, Сибил?.
   С каждым написанным словом Сибил чувствовала себя все тревожнее, а  затем
она посмотрела  на  Тоби  и  чуть  не  заплакала:  ?Предательница  я,  самая
настоящая предательница?.  Следом  за  мыслью  о  собственном  предательстве
неожиданно пришла полная уверенность в предательстве Мика.
   - Нет, он придет, - яростно прошептала Сибил;  поставив  лампу  на  узкую
каминную полку, она придавила ей сложенную вдвое записку.
   На каминной полке лежала  плоская  яркая  жестянка  с  названием  дорогой
табачной  лавки  на  Стрэнде.  Сибил  знала,  что  там  турецкие   сигареты.
?Попробуй, вот увидишь, тебе понравится?, - убеждал ее в прошлом месяце один
из молодых джентльменов Хетти, студент-медик.  Вообще-то  Сибил  сторонилась
медиков - изучают всякие гадости да  еще  этим  гордятся,  -  но  сейчас,  в
сильном  нервном  возбуждении,  она  открыла  коробочку,  вытащила  хрусткий
бумажный цилиндр и вдохнула резкий пряный запах.
   Мистер  Стэнли,  хорошо   известный   среди   модной   публики   адвокат,
беспрестанно курил сигареты. Во времена их с Сибил знакомства  Стэнли  часто
говаривал, что сигарета для игрока - первое дело, нервы укрепляет.
   Сибил вставила сигарету меж губ, в  точности  как  это  делал  Стэнли,  и
чиркнула люцифер, не забыв, что нужно переждать, пока сгорит шарик  серы  на
конце,  и  уж  только  потом  поднести  палочку  к  сигарете.  Она  опасливо
затянулась,  получила  в  награду  порцию  едкого,  отвратительного  дыма  и
судорожно закашлялась. ?Да выбросить нужно эту  гадость?,  -  думала  Сибил,
вытирая брызнувшие из глаз слезы. Но упрямство оказалось сильнее: она встала
перед камином, время от времени затягиваясь сигаретой  и  сбрасывая  хрупкий
бледный пепел на угли, точно так же, как это делал Стэнли.
   Нет, решила Сибил через пару минут, долго я такого не вынесу,  да  и  где
же, кстати,  обещанный  эффект?  И  тут  ей  стало  совсем  плохо,  к  горлу
подступила тошнота, руки стали ледяными. Задыхаясь  от  кашля,  она  уронила
сигарету на угли; та вспыхнула ярким  пламенем  и  мгновенно  рассыпалась  в
пепел.
   Будильник тикал, тикал и тикал... Биг Бен прозвонил полночь. Где же Мик?
   Сибил проснулась в темноте, исполненная  безликого,  безымянного  страха.
Потом она вспомнила о Мике. Масло в лампе кончилось. Камин потух.  С  трудом
поднявшись  на  ноги,  она  нащупала  коробок  Люциферов;  жестяное  тиканье
будильника привело ее к комоду.
   Освещенный серной спичкой циферблат качнулся и поплыл куда-то в сторону.
   Половина второго.
   Может, он приходил, пока она спала, постучал, не достучался и ушел?  Нет,
только не Мик, уж он-то что-нибудь придумал бы, не ушел бы  так  просто,  не
проверив, дома она или нет. Так, значит, он попросту  ее  кинул,  кинул  как
дуру последнюю - а кто же она еще, если не дура? Развесила уши, размечталась
- Париж, Париж, поедем в Париж!
   Ее охватило странное спокойствие, все приобрело безжалостную, как в свете
калильной горелки, отчетливость. Перед глазами встали маленькие цифры в углу
билета - дата и время отправления парома.  Мик  отплывает  из  Дувра  завтра
вечером, так что спешить  ему  особенно  некуда.  Лекция  кончается  поздно,
трудно поверить, что они с генералом Хьюстоном сорвутся с места глухой ночью
- безо всякой к тому необходимости. Нужно идти в ?Гранд?, найти там  Мика  и
поговорить с ним напрямую. Просить, угрожать скандалом, разоблачениями -  да
все что угодно.
   Деньги лежат в муфте. В Майнориз возле Гудменс-Ярда есть стоянка кэбов  -
туда-то и нужно идти. Разбудить кэбмена и ехать на Пикадилли.
   Как только дверь за Сибил закрылась,  из  опустевшей  квартиры  донеслось
жалобное мяуканье.  Притаившийся  в  темноте  велосипед  больно  ободрал  ей
лодыжку.
   На  полпути  к  Гудменс-Ярду  она  вспомнила  о  забытом   саквояже,   но
возвращаться не стала.
   Сибил отпустила кэб за квартал от ?Гранда? - не было ни малейшей надежды,
что ночной швейцар, мрачный  тяжеловес  с  ледяными  глазами,  длинными,  до
подбородка, бакенбардами и негнущейся ногой, встретит  ее  с  распростертыми
объятиями. Она заметила его издалека - здоровенный, весь в  галунах  громила
околачивается на мраморных ступеньках парадного  входа  под  затейливыми,  с
коваными дельфинчиками фонарями. Сибил знала швейцаров как облупленных - они
играли в ее жизни весьма заметную роль.
   Одно дело - войти в ?Гранд? днем, под руку с Денди  Миком.  А  вот  нагло
заявиться туда ночью, без провожатого - это уже совсем другое. Так поступают
одни только шлюхи, а шлюху швейцар не пропустит ни  под  каким  видом.  Надо
что-то придумать, историю какую-нибудь. Может, что и получится, если  вранье
будет звучать достаточно убедительно, а этот тип или глуп, или беспечен, или
носом клюет, потерял бдительность. Или подкупить его, только вот денег после
кэба осталось всего ничего. Еще слава Богу, что одежда вполне пристойная - в
ярких, как у потаскухи какой-нибудь, тряпках и надеяться было бы не на  что.
А может, отвлечь его как-нибудь? Рассадить  окно  булыжником  и  проскочить,
пока он там выясняет, что и почему. В кринолине не больно-то побегаешь,  так
ведь и он не самый главный спортсмен, с калечной-то ногой.  А  чтобы  бегать
поменьше, найти какого-нибудь оборванца, заплатить, и пусть он бьет окна,  а
самой притаиться рядом со входом...
   Сибил  стояла  в  тени  у  высокого  ограждения  строительной   площадки,
увешанного  огромными,  с  простыню  рекламными  плакатами.   ?ДЕЙЛИ   НЬЮС?
РАСХОДИТСЯ ПО ВСЕМУ МИРУ  -  сообщали  отсутствующим  в  такое  время  суток
прохожим яркие, несколько пострадавшие от дождя буквы. ?ЛЛОЙД НЬЮС? -  ВСЕГО
ЗА ОДИН ПЕННИ, ЮГО-ВОСТОЧНАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА, РЕМСГЕЙТ и МАРГЕЙТ 7/6.  Вынув
руку из муфты, Сибил принялась грызть пропахший турецким  табаком  ноготь  и
лишь немного удивилась, что пальцы ее посинели от холода и отчаянно дрожат.
   Спасла ее чистая удача, а может, на небесах кто-нибудь сжалился, -  из-за
угла донеслось громкое  ?чух-чух-чух?,  и  к  ?Гранду?  подкатил  сверкающий
паровой экипаж. Одетый в ярко-синюю ливрею машинист спрыгнул на  мостовую  и
опустил складную подножку. На улицу вывалилась шумная толпа пьяных французов
в  подбитых  алым  плащах,  парчовых  жилетах  и  с  вечерними  тросточками,
украшенными кистями, двое из них - с подружками.
   Сибил  подобрала  юбки  и  бросилась  вперед.  Словно  пехотинец,   умело
использующий  рельеф  местности,  она   пересекла   улицу   под   прикрытием
сверкающего лаком экипажа, затем обогнула высокие, с деревянными  спицами  и
резиновыми  шинами  колеса  и  смело  присоединилась  к  компании.  Французы
парлевукали друг с другом, поглаживали усы и гоготали;  Сибил  они  даже  не
заметили, а может, заметили, но только им было до  фонаря,  кто  там  к  ним
присоседился и зачем. Сибил благочинно улыбалась всем и никому в  частности,
стараясь держаться поближе к длинному, в  драбадан  пьяному  парню.  Гуляки,
пошатываясь,  взобрались  по  мраморным  ступеням,  а  длинный  с  беспечной
легкостью человека, не знающего цену деньгам, сунул в руку швейцара фунтовую
банкноту. Тот ошалело сморгнул  и  почтительно  тронул  рукой  раззолоченную
фуражку.
   Все прошло без сучка без задоринки. Вместе с не умолкающими ни на секунду
французами Сибил пересекла пустыню полированного мрамора до конторки портье,
где они разобрали ключи и,  зевая  и  ухмыляясь,  побрели  вверх  по  плавно
изгибающейся лестнице, оставив Сибил у конторки одну.
   Ночной  портье,  понимавший  по-французски,  похохатывал   над   какой-то
случайно услышанной фразой.  Отсмеявшись,  он  скользнул  вдоль  сверкающей,
красного дерева конторки.
   - Чем могу служить, мадам? - На этот  раз  улыбка  предназначалась  лично
Сибил.
   - Не могли бы вы сказать мне, мистер Майкл... - Слова давались с  трудом,
она почти заикалась. - Или ско