во  всей  полноте.  ?Вселенная?  -  понятие,  не
определимое рационально, однако она дана нам настолько непосредственно,  что
ни одно мыслящее существо не может не знать о ней, не  может  не  стремиться
познать ее устройство и, главное,  смысл  собственного  своего  появления  и
существования в этой системе систем.
   В  последние  свои  годы  великий  лорд   Бэббидж,   не   удовлетворенный
ограниченными  возможностями  пара,  искал  способ   поставить   на   службу
вычисления молнию. Его сложные структуры  из  ?сопротивлений?  и  ?емкостей?
отмечены явной печатью гениальности, однако они так  и  остались  на  уровне
первоначальных набросков и все еще далеки от практического воплощения. Более
того, многие смеются над этими проектами, считая их стариковским бредом.  Но
история  вынесет  свое  решение,  и  тогда,  как  я  глубоко  надеюсь,   мои
?предположения? смогут  преступить  грань  абстрактных  понятий  и  войти  в
реальный мир.
   Хлопали ей жидко и недолго; у Эбенезера Фрейзера, наблюдавшего  за  ходом
лекции из-за кулис, упало сердце. Ладно, по крайней мере,  все  уже  позади,
она покидает подиум.
   Фрейзер расстегнул никелированные застежки саквояжа  ее  светлости.  Леди
Ада уронила в него рукопись, а затем лайковые перчатки и крохотную шляпку  с
лентами.
   - Думаю, они меня поняли! - Ее голос звучал как-то слишком  уж  бодро.  -
По-французски все это  весьма  элегантно,  не  правда  ли,  мистер  Фрейзер?
Французский язык очень рационален.
   - Что дальше, миледи? В отель?
   - Нет, - качнула головой леди Ада, - сперва я зайду к себе в уборную, эта
жара довольно утомительна... Вы не позаботитесь об экипаже? Я скоро подойду.
   - Разумеется, миледи.
   С рапирной тростью в одной руке и саквояжем в другой  Фрейзер  сопроводил
леди Аду до крохотной уборной, открыл перед ней дверь,  опустил  саквояж  на
пол и снова закрыл дверь, оставшись в  коридоре.  Он  знал,  что  сейчас  ее
светлость станет искать утешения в посеребренной фляжке, спрятанной в  левом
нижнем ящике туалетного столика и завернутой  -  трогательная  уловка!  -  в
бумагу.
   Фрейзер взял на себя смелость заказать в уборную бутылку  сельтерской  на
льду. Может быть, леди Ада хоть слегка разбавит бренди.
   Покинув зал через заднюю дверь, он, по неизбывной привычке, обошел вокруг
здания. Обход был довольно длинным, так что трость оказалась весьма  кстати.
Противно ныл  незрячий,  закрытый  черной  повязкой  глаз.  Ничего  опасного
Фрейзер не обнаружил, да, собственно, и не ожидал обнаружить.
   Не обнаружил он и шофера нанятой для ее светлости машины. Наверняка, этот
лягушатник прикладывается где-нибудь к бутылке или болтает  с  субреткой.  А
может, попросту  перепутал  указания,  поскольку  французский  Фрейзера  был
весьма далек от совершенства. Фрейзер потер здоровый  глаз,  изучая  уличное
движение. Дадим парню двадцать минут, а потом будем ловить кэб.
   Тут он заметил, что ее светлость  несколько  потерянно  стоит  у  заднего
входа. Кажется, она надела дневную шляпку и забыла саквояж, что было  весьма
на нее похоже. Фрейзер торопливо захромал к своей подопечной.
   - Сюда, миледи. Машина  должна  быть  на  углу...  Он  оборвал  фразу  на
полуслове. Это была не леди Ада.
   - Я  полагаю,  вы  ошиблись,  сэр,  -  ответила  по-английски  женщина  и
кривовато улыбнулась. - Я - не ваша королева машин. Я - всего лишь  одна  из
ее скромных почитательниц.
   - Прошу прощения, мадам, - тронул шляпу Фрейзер.
   Женщина скромно потупилась. На ней была  муслиновая  юбка  со  сложным  -
белым по белому - узором, французский  турнюр  и  плотный  уличный  жакет  с
высокими плечами и кружевной отделкой.
   - Ее светлость и я одеты почти одинаково, - улыбнулась она одним  уголком
рта. - Должно быть, ее светлость делает покупки у  месье  Уорта.  Высочайший
комплимент моему собственному вкусу, сэр, нес-па ?
   Фрейзер ничего не ответил,  вид  этой  женщины  вызывал  у  него  сильные
подозрения. Невысокая подтянутая блондинка лет, наверное, сорока,  она  была
одета вполне респектабельно. И  все  же  на  затянутых  в  перчатки  пальцах
сверкали три кольца с крупными  бриллиантами,  а  мочки  изящных  ушей  были
оттянуты броскими серьгами из резного гагата. Над правым уголком рта чернела
мушка, а в  огромных  голубых  глазах  угадывался,  при  всей  их  кажущейся
невинности, характерный настороженный блеск. Взгляд опытной дамы  полусвета,
почти вслух говорящий: ?Да я тебя, фараона, насквозь вижу?.
   - Сэр, не могла бы я подождать с вами ее светлость? Надеюсь, это не будет
слишком назойливым, если я попрошу у нее автограф?
   - На углу, - кивнул Фрейзер. - У машины.
   Он предложил ей левую руку и взял трость  под  мышку  правой.  Совсем  не
помешает отвести эту женщину до появления  леди  Ады  чуть  подальше,  да  и
вообще стоило бы к ней присмотреться.
   Они остановились под угловатым французским фонарем.
   - Приятно услышать лондонский выговор, - проворковала незнакомка. - Я так
долго жила во Франции, что совсем позабыла английский язык.
   - Что вы, что вы, - галантно  запротестовал  Фрейзер.  Голос  у  нее  был
очаровательный.
   - Я - мадам Турнашон. - Кивок, ослепительная улыбка. - Сибил Турнашон.
   - Моя фамилия Фрейзер. - Он поклонился.
   Сибил Турнашон нервно подергивала лайковые перчатки, словно у нее  потели
ладони. День и вправду был очень жаркий.
   - Вы - один из ее паладинов, мистер Фрейзер?
   - Боюсь, я не очень вас понимаю, мадам, - вежливо улыбнулся Фрейзер. - Вы
живете в Париже, миссис Турнашон?
   - В Шербуре, это довольно далеко, но я  приехала  утренним  экспрессом  с
единственной целью ее послушать. - Она помедлила. - И  не  поняла  почти  ни
слова.
   - Ничего страшного, мадам, - сказал Фрейзер, - я  тоже.  -  Ему  начинала
нравиться эта женщина.
   Подъехала машина. Шофер нагло  подмигнул  Фрейзеру,  сошел  на  мостовую,
вынул из  кармана  кусок  грязной  замши  и  начал,  насвистывая,  протирать
гофрированное крыло.
   Из дверей зала появилась ее светлость - с саквояжем в руке.  Заметив  ее,
миссис Турнашон слегка побледнела от волнения и вынула из кармана программку
лекции.
   Она не представляла никакой опасности.
   - Ваша светлость, позвольте представить  вам  миссис  Сибил  Турнашон,  -
сказал Фрейзер.
   - Здравствуйте, - кивнула леди Ада. Миссис Турнашон сделала книксен.
   - Вы не дадите мне автограф? Прошу вас. Леди Ада недоуменно моргнула.
   Фрейзер протянул ей ручку из собственного блокнота.
   - Разумеется, - сказала леди Ада, беря у Сибил  программку.  -  Простите,
как вы сказали вас зовут?
   - Сибил Турнашон. Мне произнести по буквам?
   - Не надо, - улыбнулась  ее  светлость.  -  Есть  знаменитый  французский
аэронавт Турнашон <Турнашон, Феликс  (1820-1910)  -  знаменитый  французский
аэронавт,   писатель   и   карикатурист,   один   из   пионеров   фотографии
(преимущественно  портретной);  писал  под  псевдонимом  Надар.  В  1855  г.
запатентовал идею использования фотоизображения в  картографии,  в  1858  г.
сделал первый в мире аэрофотоснимок (что послужило  поводом  для  карикатуры
Постава  Доре,  озаглавленной:  ?Надар  поднимает  искусство  фотографии  до
небывалых высот?)>, ведь верно? -  Она  расписалась,  используя  в  качестве
пюпитра услужливо подставленную Фрейзером спину. - Это не ваш родственник?
   - Нет, ваше высочество.
   - Простите? - удивилась леди Ада.
   - Ведь вас называют королевой машин... - Торжествующе улыбнувшись, миссис
Турнашон выхватила программку из несопротивляющихся пальцев ее светлости.  -
Королева машин! А вы маленькая, седая  и  комичная,  самый  заурядный  синий
чулок! - Она рассмеялась чуть истерически. - Эта афера с  лекциями,  которые
вы тут устраиваете, дорогуша, - деньги-то хоть приносит? Надеюсь, что да.
   Леди Ада смотрела на нее с неподдельным изумлением.
   Пальцы Фрейзера судорожно сжали  трость.  Он  шагнул  к  обочине,  быстро
распахнул дверцу машины.
   - Одну минуту! -  Женщина  сдернула  с  затянутого  лайкой  указательного
пальца до вульгарности роскошное кольцо. -  Ваша  светлость,  прошу  вас,  я
хочу, чтобы вы это взяли!
   Фрейзер заступил между женщинами, опуская трость.
   - Оставьте ее в покое.
   - Нет, - воскликнула миссис Турнашон, - я слышала разговоры, я знаю,  что
ей очень пригодится... - Она отодвинула его спиной и протянула руку. -  Ваша
светлость, прошу вас, возьмите! Мне  не  следовало  вас  обижать,  это  было
просто подло. Пожалуйста, примите мой подарок! Пожалуйста,  я  ведь,  правда
восхищаюсь вами, я высидела всю эту лекцию. Возьмите, пожалуйста, я принесла
его специально для вас! -  Она  отступила  и  улыбнулась.  -  Спасибо,  ваша
светлость! Удачи вам. Я не стану вас больше беспокоить. Оревуар! Бонн  шанс!

   Фрейзер последовал за ее светлостью в машину, захлопнул дверцу и постучал
по перегородке. Шофер занял свое место.
   Машина тронулась.
   - Что за странная особа, - произнесла ее светлость. Она раскрыла  ладонь.
В филигранной оправе блеснул довольно крупный бриллиант. -  Кто  она  такая,
мистер Фрейзер?
   - Я бы предположил, что эмигрантка, мадам, - сказал Фрейзер. -  И  весьма
наглая.
   - Как вы думаете, я зря взяла это кольцо? -  Дыхание  леди  Ады  отдавало
бренди и сельтерской. - Это как-то не совсем  прилично.  Но  иначе  была  бы
сцена.  -  Она  поднесла  камень  к  полосе  пыльного  солнечного  света.  -
Посмотрите, какой он большой! И дорогой, наверное.
   - Страз, ваша светлость.
   Перехватив кольцо, как кусок мела, леди  Ада  провела  камнем  по  стеклу
кареты. Послышался тонкий,  почти  неслышный  визг,  и  на  стекле  осталась
блестящая бороздка.
   Всю дорогу до отеля они просидели в молчании.
   Глядя на мелькающий за окном Париж,  Фрейзер  вспоминал  инструкции.  ?Не
мешайте нашей старушке пить, сколько влезет,  -  говорил  иерарх  с  обычной
своей убийственной иронией, - говорить, что хочет, флиртовать, с кем  хочет,
лишь бы только не было скандала.  Вы  можете  считать  свою  задачу  успешно
выполненной,  если  сможете  удержать  нашу  маленькую  Аду   от   игральных
автоматов?. Прежде шансов на подобную катастрофу было немного,  поскольку  в
ее сумочке хранились лишь билеты и немного  мелочи,  но  бриллиант  серьезно
менял положение. Теперь придется удвоить бдительность.
   Их номера в ?Ришелье? были весьма скромными и сообщались дверью. Замки на
дверях казались вполне надежными, а  неизбежные  глазки  для  подсматривания
Фрейзер отыскал и заткнул в первый же день. Ключи от  номеров  он  хранил  у
себя.
   - Там осталось что-нибудь от аванса? - спросила леди Ада.
   - Достаточно, чтобы дать шоферу на чай, - ответил Фрейзер.
   - О Боже. Так мало?
   Фрейзер кивнул. Французские ученые не очень-то щедро  раскошеливались  за
удовольствие побыть в ее ученом обществе, а долги миледи быстро съели и  это
немногое. Скудной выручки из билетной кассы едва  ли  хватит,  чтобы  купить
билеты до Лондона.
   Леди Ада раздвинула занавеси, сморщилась от яркого света и  задернула  их
вновь.
   - Похоже, мне придется согласиться на это турне по Америке.
   Фрейзер неслышно вздохнул:
   - Говорят, этот континент славится многими чудесами природы, миледи.
   - Но только какой же мне выбрать вариант? Бостон и  Нью-Филадельфия?  Или
Чарльстон и Ричмонд?
   Фрейзер промолчал; названия чужих городов повергали его в уныние.
   - Тогда я брошу монетку! - весело решила леди Ада. - У вас  есть  монета,
мистер Фрейзер?
   - Нет, миледи, - солгал Фрейзер, роясь в карманах. - Извините.
   - Вам что, вообще не платят? - чуть раздраженно осведомилась леди Ада.
   - У меня есть моя полицейская пенсия, миледи. Вполне приличная, и  платят
без задержек. - Если  он  и  покривил  душой,  то  лишь  отчасти  -  платили
действительно без задержек...
   - Но разве Общество не положило вам  пристойного  жалования?  -  искренне
расстроилась леди Ада. - Боже, а ведь сколько вы со мной  мучаетесь,  мистер
Фрейзер. Я и понятия не имела.
   -  Мне  отплачивают  иным  образом,  мадам.  Я   вполне   доволен   своим
вознаграждением.
   Он был ее паладином. Этого было более чем достаточно.
   Леди Ада отошла к своему бюро, поискала что-то  среди  бумаг.  Ее  пальцы
тронули черепаховую ручку дорожного зеркальца.
   Неожиданно обернувшись, она окинула Фрейзера чисто женским  взглядом.  Он
непроизвольно поднял руку и коснулся своей бугристой щеки. Седые  бакенбарды
не скрывали шрамов. Заряд дроби в лицо. Боль иногда еще давала о себе знать,
особенно перед дождем.
   Однако леди Ада не заметила этого жеста - или  решила  не  замечать.  Она
сделала знак, чтобы Фрейзер подошел поближе, и печально вздохнула.
   - Мистер Фрейзер. Друг мой. Скажите  мне  кое-что,  хорошо?  Скажите  мне
правду. Я что, действительно заурядный синий чулок?
   - Мадам, - мягко ответил Фрейзер, - вы - la Reine des Ordinateurs.
   - Правда? - Королева машин подняла зеркало, заглянула в него.
   В зеркале - Город. Лондон.
   Год 1991.  Десять  тысяч  башен,  вихревой  рокот  триллионов  сцепленных
шестеренок,  фрикционное  тепло   и   масляные   брызги   заполняют   воздух
предгрозовой мглой. Черные,  без  единого  шва,  ленты  мостовых;  несметное
множество  ручейков,  по  которым  бешено  несется  перфорированное  кружево
информации; призраки истории, выпущенные в этот  жаркий  сияющий  некрополь.
Бумажно тонкие лица  надуваются,  как  паруса,  изгибаются  и  скручиваются,
катятся по пустынным улицам; человеческие лица -  заемные  маски,  объективы
всепроницающего Ока. Отслужив  свое,  каждое  лицо  крошится,  хрупкое,  как
пепел, обращается в сухую пену информации, в биты и в пиксели. Но сходит  со
сверкающих валов Города новая ткань догадок и  проблем,  неустанно  вертятся
стремительные веретена, миллионами стряхивая невидимые  петли,  а  в  жаркой
бесчеловечной тьме данные плавятся  и  сливаются,  вспененные  шестернями  в
пузырчатую пемзу скелета, опущенную в  грезящий  воск,  чтобы  смоделировать
плоть, совершенную, как мысль...
   Это - не Лондон, но зеркальные площади из  чистейшего  хрусталя,  атомные
молнии  проспектов,  переохлажденный  газ  неба,  лабиринт,  где  Око   ищет
собственный  свой  взгляд,  перескакивая  квантовые   разрывы   причинности,
вероятности  и  случайности.  Электрические  фантомы   вброшены   в   бытие,
исследованы, расчленены, бесконечно итерированы.
   В  центре  этого  Города  растет  нечто,   автокаталитическое   древо   -
почти-живущее,  вплетая  корни  мыслей   в   жирный   перегной   собственных
сброшенных, как листья, отражений, ветвящееся мириадами молний  все  выше  и
выше, к сокровенному свету прозрения.
   Умирая, чтобы родиться.
   Свет ярок,
   Свет чист;
   Око должно наконец узреть себя;
   Я должен узреть себя...
   Я вижу:
   Я вижу,
   Я вижу
   Я