ых ошибочных учений, тайные ячейки, неподконтрольные Манхэттену...
   -  Понимаю,  -  кивнул  Олифант,  думая  о  кипах  желтых  распечаток   с
показаниями Уильяма Коллинза.

***

   Снова  пешком  и  снова  -  окольным  путем  Олифант   прошел   Сохо   до
Комптон-стрит и остановился у входа в трактир ?Красный кабан?.
   "АЗАРТНЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН, - сообщала ему большая афиша, -  стойкий  сторонник
уничтожения   этих   паразитов   презентует   ЗОЛОТЫЕ   ЧАСЫ   С   РЕПЕТИРОМ
СОБАКЕ-ПОБЕДИТЕЛЬНИЦЕ  весом  менее  13  3/4  фунта?.  Чуть  пониже   висела
раскрашенная деревянная вывеска: ?Всегда в наличии крысы  для  джентльменов,
желающих опробовать своих собак?.
   Толкнув дверь, он окунулся в смесь  табачного  дыма,  испарений  горячего
джина и острой звериной вони.
   Длинный, с низким потолком бар был переполнен людьми всех слоев общества,
многие держали  под  мышкой  собак  -  бульдогов,  скайтерьеров,  коричневых
английских терьеров; на грубооштукатуренных  стенах  висели  связки  кожаных
ошейников.
   - Вы прибыли в кэбе, сэр? - спросил подошедший Фрейзер.
   - Пешком, у меня была встреча.
   - Эй, там! - крикнул бармен. - Не загораживайте стойку!
   Началось общее движение в сторону зала,  где  юный  официант  выкрикивал:
?Делайте  ваши  заказы,  джентльмены!?  Сопровождаемый  Фрейзером,   Олифант
последовал за толпой  господ-игроков.  Над  камином  в  застекленных  ящиках
красовались головы животных, прославившихся в  былые  дни.  Олифант  обратил
внимание на голову бультерьера с непомерно выпученными стеклянными глазами.
   - Видок - словно ее придушили, - заметил он, указывая на ящик Фрейзеру.
   - Попортили при набивке, сэр, - отозвался официант, блондинистый  юнец  в
засаленном полосатом фартуке. - А ведь какая была  сучка,  высший  класс!  Я
видел, как она душила по двадцать штук за один заход, хотя  в  конце  концов
они ее сделали. Канализационные крысы, они же  заразные,  мы  каждой  собаке
после каждого боя полощем пасть мятной водой, но все равно язвы появляются и
на небе и на деснах.
   - Ты сынишка Сейерза, - уверенно констатировал Фрейзер. - Он нам нужен на
пару слов.
   - Я помню вас, сэр! Вы еще приходили тогда насчет того ученого джент...
   - Папашу, Джем, и побыстрее! - оборвал его Фрейзер, не дав парню объявить
собравшимся, что в зале присутствует фараон.
   - Он там, наверху, организует освещение, сэр, - ответил Сейерз-младший.
   - Молодец, - сказал Олифант, вручая молодцу шиллинг.
   Олифант и Фрейзер поднялись по широкой деревянной лестнице  в  помещение,
бывшее когда-то гостиной.
   - Какого хрена, яма закрыта! - рявкнул толстяк с рыжими бакенбардами.
   Яма состояла из круглого деревянного  помоста  футов  шести  в  диаметре,
обнесенного высоким, примерно по пояс, барьером. Выкрашенный  белой  краской
помост был залит светом восьмирожковой газовой  люстры.  Шарообразное  брюхо
мистера Сейерза, хозяина ?Красного  кабана?,  было  туго  обтянуто  шелковым
жилетом, в левой его руке судорожно билась крыса.
   - Ах, это вы, мистер Фрейзер. Мои извинения, сэр!  -  Ухватив  несчастную
тварь за горло, он ловко выломал ей  клыки  -  безо  всяких  приспособлений,
кроме ногтя большого пальца. -  Вот,  заказали  дюжину  беззубых.  -  Бросив
изувеченную крысу в ржавую проволочную клетку к нескольким ее  товаркам,  он
повернулся к нежданным гостям. - Чем могу служить, мистер Фрейзер?
   Фрейзер продемонстрировал сделанный в морге снимок.
   - Знаю такого, знаю, - кивнул Сейерз. -  Крупный  малый,  длинноногий.  И
дохлый, судя по этой картинке.
   - Вы в этом уверены? - Теперь Олифант явственно чувствовал запах крыс.  -
Это он убил профессора Радвика?
   - Да, сэр. У нас тут  публика  самая  разная,  но  аргентинские  великаны
встречаются не так уж и часто. Я прекрасно его помню.
   Фрейзер уже вынул блокнот и что-то в нем писал.
   - Аргентинские? - переспросил Олифант.
   - Он  говорил  по-испански,  -  развел  руками  Сейерз,  -  или  мне  так
показалось. Только вы поймите, никто же из нас не видел, чтобы он  там  кого
резал, а вот что он был в заведении той ночью, так это точно.
   - Капитан пришел! - крикнул от двери сын Сейерза.
   - Вот же мать твою! А я еще не повыдергивал зубы и у половины его крыс!
   - Фрейзер, - сказал Олифант,  -  мне  что-то  захотелось  теплого  джина.
Давайте спустимся в бар и позволим мистеру Сейерзу завершить приготовления к
вечерним боям. - Он нагнулся,  чтобы  поближе  рассмотреть  большую  клетку,
сплетенную из толстых железных полос  и  чуть  не  до  половины  заполненную
копошащейся серой массой.
   - Осторожно пальцы, сэр,  -  предостерег  Сейерз.  -  Цапнет  какая,  так
надолго запомните. А эти к тому же не из самых чистых...
   В общем зале молодой  офицер,  очевидно  -  тот  самый  капитан,  угрожал
покинуть заведение, если его будут тут мурыжить.
   - На вашем месте я не стал бы этого пить, - сказал Фрейзер,  с  сомнением
глядя на кружку подогретого джина. - Намешают там всякого.
   - Вообще-то очень даже неплохо, - ответил  Олифант.  -  Чуть-чуть  отдает
полынью.
   - Одурманивающий яд.
   - Совершенно верно. Французы применяют его в травяных настойках. А что вы
скажете об отважном  капитане?  -  Олифант  указал  кружкой  на  означенного
молодого человека, который возбужденно метался по залу, разглядывая лапы  то
одной, то другой собаки, и кричал, что уйдет  немедленно,  если  не  откроют
арену.
   - Крым, - сказал Фрейзер.
   Капитан наклонился взглянуть на когти молодого терьера, сидящего на руках
у смуглого, довольно тучного  человека,  чьи  напомаженные  локоны  крыльями
выпирали из-под котелка.
   - Веласко, - злорадно пробормотал Фрейзер  и  в  мгновение  ока  оказался
рядом с напомаженным типом.
   Капитан  вскинул  голову,  его  красивое  молодое  лицо  передернулось  в
мучительном тике, и перед глазами Олифанта поплыл кровавый Крым - полыхающие
города, белые цветы  человеческих  рук,  распускающиеся  в  липкой,  взбитой
снарядами грязи. Он содрогнулся, сделал над собой усилие и выкинул  страшные
видения из головы.
   - Разве мы знакомы, сэр? - осведомился капитан у Фрейзера; в  его  голосе
звенело хрупкое, опасное веселье.
   - Джентльмены! - крикнул с лестницы мистер Сейерз.
   Возглавляемое капитаном  общество,  за  исключением  Олифанта,  Фрейзера,
смуглого в котелке и еще одного, четвертого человека,  двинулось  наверх,  к
яме.  Четвертый,  сидевший  скрестив  ноги  на  ручке  потрепанного  кресла,
закашлялся. Только теперь Олифант заметил, что Фрейзер крепко держит его  за
руку, чуть повыше локтя.
   - Зря вы это, Фрейзер. Пожалеете. - Сидевший  на  ручке  кресла  распутал
свои длинные ноги и встал.
   Олифант отметил про себя  продуманность  тона,  каким  были  сказаны  эти
слова. Как и смуглый в котелке, четвертый был экипирован во все с  иголочки,
по последней  моде  Оксфорд-стрит.  На  левом  лацкане  cветлосинего,  почти
лавандового сюртука поблескивал эмалевый значок с ?Юнион-Джеком?.
   - Пожалею, мистер Тейт? - переспросил Фрейзер  тоном  школьного  учителя,
который не совсем еще решил - то ли устроить ученику разнос, то ли уж  сразу
выпороть мерзавца.
   - Честное предупреждение, Фрейзер,  -  сказал  смуглый.  -  Мы  здесь  по
парламентскому делу! - Его маленький коричневый терьер зябко дрожал.
   - Вот как? - мягко поинтересовался Олифант. - И какие же это такие дела у
парламента в крысиной яме?
   - А у вас какие? - нагло спросил высокий, ничуть не пасуя перед  свирепым
взглядом Фрейзера, и снова зашелся кашлем.
   - Фрейзер, - повернулся Олифант, - а не этих ли джентльменов вы упоминали
в связи с доктором Мэллори как конфиденциальных агентов?
   - Тейт и Веласко, - мрачно кивнул Фрейзер.
   - Мистер Тейт, - Олифант сделал шаг вперед,  -  позвольте  представиться.
Лоренс Олифант, журналист.
   Тейт сморгнул, заметно ошарашенный приветливостью Олифанта. Фрейзер понял
игру и неохотно выпустил руку Веласко.
   - Мистер Веласко, - улыбнулся Олифант. По  лицу  Веласко  мелькнула  тень
подозрения.
   - Журналист? Какой  еще  журналист?  -  спросил  он,  переводя  взгляд  с
Олифанта на Фрейзера и обратно.
   - Путевые заметки, по большей  части,  -  отозвался  Олифант.  -  Хотя  в
настоящее  время  я  занят  -  с  неоценимой  помощью  мистера  Фрейзера   -
составлением популярной истории Великого смрада.
   - Мэллори, говорите? - прищурился Тейт. - А он тут при чем?
   - Я взял интервью у доктора Мэллори перед его отъездом в Китай.  То,  что
пришлось ему тогда пережить, представляется  исключительно  любопытным  и  в
высшей степени наглядным примером опасностей, подстерегающих каждого из  нас
в периоды хаоса, подобного недавним беспорядкам.
   - Подстерегающих каждого? -  иронически  переспросил  Веласко.  -  Вздор!
Неприятности Мэллори были связаны с его учеными  делами,  и  вашему  мистеру
Фрейзеру это прекрасно известно!
   - Да-да. Вот именно, - согласился Олифант. - И  вот  почему  я  так  рад,
благодарен случаю, который свел меня с вами, джентльмены.
   Веласко и Тейт переглянулись.
   - Благодарны? - неуверенно спросил Тейт.
   - Несказанно. Видите ли, я знаю  о  прискорбных  разногласиях,  возникших
между доктором Мэллори и его  ученым  коллегой,  Питером  Фоуком.  Создается
впечатление,  что  даже  в   самых   избранных   кругах   в   период   столь
беспрецедентного стресса...
   - Вы больше не увидите, - прервал его Веласко, -  чтобы  этот  ваш  Питер
долбаный Фоук при всех его долбаных барских замашках вращался в  этих  ваших
долбаных кругах. - Он выдержал театральную паузу. - Его застали в постели  с
девочкой, которой не было и двенадцати, вот так-то!
   - Не может быть! - столь же театрально отшатнулся Олифант.  -  Фоук?  Но,
конечно же...
   - Так оно и было, - заверил его Тейт. - В Брайтоне. И  те,  кто  застукал
этого козла, начистили ему хлебало до блеска, а потом  вышвырнули  на  улицу
без порток!
   - Но мы тут ни при чем, - решительно заявил Веласко. - И никто не докажет
обратного.
   - У нас теперь новый образ мышления, - Тейт выпятил свою цыплячью  грудь,
чтобы лучше был виден значок; покрасневший от джина кончик его  носа  влажно
поблескивал, - теперь нет терпимости к декадансу, хоть  среди  ученых,  хоть
где. При Байроне тайный разврат расцвел махровым цветом, и кому  это  знать,
как не вам, Фрейзер!
   Фрейзер буквально онемел от подобной наглости, а Тейт  уже  повернулся  к
Олифанту:
   - Этот смрад был делом рук Неда Лудда, мистер, вот вам и вся его история!
   - Саботаж в гигантских масштабах, - многозначительно  возгласил  Веласко,
словно читая по бумажке,  -  при  подстрекательстве  заговорщиков  из  самых
высших кругов общества! Но среди нас еще остались истинные патриоты, готовые
искоренить это зло!
   Веласков терьер истерически заскулил; по лицу Фрейзера было видно, что он
готов придушить обоих - и человека, и собаку.
   - Мы - парламентские следователи, - сказал  Тейт,  -  пришедшие  сюда  по
служебным делам. Не думаю, чтобы вы решились нас задержать.
   Олифант предостерегающе положил руку на рукав Фрейзера.
   Веласко торжествующе ухмыльнулся, успокоил своего нервического кобелька и
гордо направился к лестнице; Тейт последовал за напарником. Сверху доносился
бешеный лай, едва не заглушаемый хриплыми выкриками.
   -  Они  работают  на  Эгремонта,  -  сказал  Олифант.  Фрейзер  брезгливо
поморщился. Брезгливо и, пожалуй, удивленно.
   -  Идемте,  Фрейзер,  больше  нам  здесь  делать  нечего.   Полагаю,   вы
позаботились о кэбе?

***

   Мори Аринори, самый  любимый  из  японских  учеников  Олифанта,  безмерно
восхищался всем британским. В обычные дни Олифант завтракал очень легко либо
не  завтракал  вовсе,  но  иногда  он  подвергал  себя   испытанию   плотным
?английским? завтраком на радость Мори, который ради таких случаев наряжался
в костюм из самого толстого, какой только бывает,  твида  и  с  галстуком  в
клеточку цветов ?Королевского ирландского ордена паровых механиков?.
   Парадокс, парадокс забавный и печальный, думал Олифант, глядя,  как  Мори
намазывает тост джемом. Сам он испытывал ностальгию по Японии. Пребывание  в
Эдо, где Олифант служил первым секретарем при Резерфорде Олкоке  <Пребывание
в Эдо, где Олифант служил первым секретарем при Резерфорде Олкоке...  -  Сэр
Ре-зерфорд Олкок (1809-1897), британский дипломат. В 1858  г.  был  назначен
генеральным консулом в Японию. В I860 г. переводчик  Олкока  погиб  у  ворот
миссии, а в 1861 г. миссию пытались  штурмовать  самураи,  но  были  отбиты.
Олкок затеял кампанию по защите европейцев от японских радикалов, пытавшихся
изгнать  ?чужаков?  и  свергнуть  с„гунат  Токугава,  и   добился   обстрела
английскими, голландскими, американскими и французскими кораблями  береговых
батарей в Симоносеки. Уйдя с государственной службы в 1871 г., несколько лет
возглавлял  Королевское  географическое  общество>,  привило  ему  любовь  к
приглушенным краскам и тончайшим текстурам мира ритуала и полутонов.  Теперь
он тосковал по стуку дождя  о  промасленную  бумагу,  по  кивающим  головкам
полевых цветов вдоль крошечных аллей, по тусклому свету бумажных  фонариков,
по запахам и теням Нижнего Города...
   - Орифант-сан, тосты очень хорошие,  просто  великолепные!  Вы  печальны,
Орифант-сан?
   - Нет, мистер Мори, вовсе нет. - Олифант взял еще ломтик бекона,  хотя  и
не испытывал ни малейшего голода. Он решительно изгнал из головы мелькнувшее
было воспоминание об утренней ванне, о черной липкой резине. -  Я  вспоминаю
Эдо. Этот город полон бесконечного очарования.
   Мори дожевал хлеб, глядя на Олифанта черными  блестящими  глазами,  потом
умело промокнул губы салфеткой.
   - ?Очарование?. Ваше слово для старых обычаев.  Старые  обычаи  связывают
руки моему народу. Не далее как на этой  неделе  я  отослал  в  Сацуме  свою
статью против ношения мечей.
   Его глаза скользнули по  левой  руке  Олифанта,  по  скрюченным  пальцам.
Скрытый под манжетой шрам отозвался тянущей болью.
   - Но мистер Мори, - Олифант отложил серебряную вилку, с радостью  позабыв
о беконе, - в вашей стране меч является узловым символом феодальной этики  и
связанных с нею чувств, его почитают почти наравне с сюзереном.
   - Отвратительный обычай грубой и дикой эпохи, - улыбнулся Мори.  -  Будет
очень полезно от него избавиться, Орифант-сан. Век прогресса! - (Его любимое
выражение.)
   Олифант тоже улыбнулся. Мори сочетал в  себе  смелость  и  способность  к
состраданию с почти трогательной бесцеремонностью. Неоднократно, и к полному
ужасу Блая, он платил какому-нибудь кэбмену полную  стоимость  проезда  плюс
чаевые, а потом приглашал его к Олифанту на кухню перекусить.
   - Всему свое время, мистер Мори.  Кто  бы  спорил,  что  ношение  меча  -
варварский обычай, однако ваша попытка искоренить такую, собственно,  мелочь
может спровоцировать сопротивление  другим,  более  важным  реформам,  более
глубоким преобразованиям, какие вы желали бы произвести в вашем обществе.
   - Ваша политика имеет несомненные достоинства,  Орифант-сан,  -  серьезно
кивнул Мори. - Хорошо бы, например, обучить всех  японцев  английскому.  Наш
скудный  язык  бесполезен  в  огромном  мире.  Близок  день,  когда  пар   и
вычислитель проникнут во все уголки нашей страны, после чего английский язык
должен полностью вытеснить японский. Наш умный,  жаждущий  знаний  народ  не
может зависеть от такого слабого и ненадежного средства общения.  Мы  должны
приобщиться к бесценной сокровищнице западной науки!
   Олифант  склонил   голову   набок,   внимательно   разглядывая   пышущего
энтузиазмом японца.
   - Мистер Мори, - сказал он наконец, - простите мне, если  я  неверно  вас
понял, но не хотите ли вы отменить японский язык?
   - Век прогресса, Орифант-сан, век прогресса! Наш язык должен исчезнуть!
   - Поговорим об этом потом, серьезно и не торопясь, - улыбнулся Олифант, -
а сейчас, мистер Мори, я хочу спросить, не занят ли у вас сегодняшний вечер.
Я предлагаю вам немного развлечься.
   -  С   радостью,   Орифант-сан.   Английские   общественные   празднества
великолепны, - расцвел Мори.
   - Тогда мы отправимся в Уайтчепел, в театр ?Гаррик?  на  очень  необычное
представление.

***

   Согласно  паршиво  отпечатанной  программке,   клоунессу   звали   Швабра
Швыряльщица,   что   было   отнюдь   не   самым   странным    в    спектакле
?Мазулем-полуночница?,   предлагавшемся   вниманию   почтеннейшей    публики
манхэттенской  женской  труппой  ?Красная  пантомима?.  В  число  персонажей
входили  Билл  О'Правах,  чернокожий  парень,  Леви  Прилипала,  коммерсант,
предлагающий две сигары за пять центов, Янки-лоточник,  Магазинная  воровка,
Жареный гусь и заглавная ?полуночница?.
   Программа сообщала, что в спектакле участвуют исключительно женщины  -  и
хорошо, что сообщала: угадать половую принадлежность некоторых бесновавшихся
на сцене существ  было  попросту  невозможно.  Атласный  костюм  Швабры  был
обильно усыпан блестками, из пышного жабо нелепо  торчал  лысый,  как  яйцо,
череп, на трагически белом лице Пьеро пламенели яркие,  широко  намалеванные
губы.
   Короткое вступительное слово огласила некая Элен Америка, чей пышный,  не
сдерживаемый ничем, кроме нескольких полупрозрачных шарфиков, бюст  приковал
внимание аудитории, состоявшей по большей части из мужчин. Ее речь  состояла
из лозунгов,  скорее  загадочных,  чем  воодушевляющих.  Ну  как,  например,
следовало понимать  ее  заявление,  что  ?нам  нечего  носить,  кроме  своих
цепей??..
   Заглянув в программку, Олифант  узнал,  что  все  представляемые  труппой
фарсы -  и  сегодняшняя  ?Полуночница?,  и  ?Панаттахахская  арлекинада?,  и
?Алгонкинские черти? - сочинены этой самой Элен Америкой.
   Музыкальный  аккомпанемент  обеспечивала  луноликая  органистка,  в  чьих
глазах сверкало то ли безумие, то ли безумное пристрастие к лаудануму.
   Занавес разъехался, представив зрителям нечто вроде гостиничной столовой.
Жареный гусь, роль которого исполняла карлица, бродил по  сцене  с  кухонным
ножом в руке и поминутно пытался зарезать кого-нибудь из обедающих.  Олифант
быстро потерял нить повествования, если таковая вообще  имелась,  в  чем  он
сильно сомневался. Время от времени кто-либо из персонажей начинал швырять в
окружающих бутафорскими кирпичами. Кинотропическое сопровождение состояло из
грубых политических карикатур,  не  имевших  ничего  общего  со  сценическим
действием.
   Олифант искоса взглянул на сидящего рядом Мори - драгоценный  цилиндр  на
коленях, лицо абсолютно  бесстрастно.  Аудитория  буйно  ревела,  отзываясь,
впрочем, не столько на суть фарса, в чем бы там она ни состояла, сколько  на
буйные, поразительно беспорядочные пляски коммунарок, чьи голые щиколотки  и
лодыжки отчетливо различались  под  обтрепанными  подолами  их  размахаистых
балахонов.
   У Олифанта заныла спина.
   Темп  все  нарастал,  танцы  превратились  уже  в  натуральное   побоище,
картонные кирпичи летели  сплошным  потоком  -  и  вдруг  все  остановилось,
?Мазулем-полуночница? закончилась.
   Толпа  кричала,  аплодировала,  свистела.  Олифант  обратил  внимание  на
громилу  с  лошадиной  челюстью,  околачивавшегося  у   входа   за   кулисы.
Вооруженный массивной ротанговой тростью, он хмуро наблюдал за  расходящейся
толпой.
   - Идемте, мистер Мори. Я чувствую, журналисту тут есть чем поживиться.
   Подхватив левой рукой цилиндр и тросточку, Мори последовал за Олифантом.
   - Лоренс Олифант, журналист. - Олифант протянул громиле  карточку.  -  Не
будете ли вы любезны передать мисс Америке, что  я  бы  хотел  взять  у  нее
интервью?
   Охранник скользнул по карточке взглядом и уронил  ее  на  пол.  Шишкастые
пальцы угрожающе сжались на рукояти трости ? и в  этот  самый  момент  сзади
раздалось резкое шипение, будто выпускали из котла пар.  Олифант  обернулся.
Мори, успевший уже надеть цилиндр, перехватил  прогулочную  тросточку  двумя
руками и принял боевую стойку сам