а Билл приподнялся на  локте
и трясет окровавленной головой.
   - Ты ранен, мальчик? - резко остановился Мэллори.
   - Не боись, все в поряде. - Мальчишка с трудом ворочал языком, голова его
была рассечена до кости, по лицу струилась кровь. - Не  трогайте  меня,  вы,
замаскированные бандиты!
   Мэллори торопливо стянул с лица платок и попытался улыбнуться:
   - Ты поранился, мальчик. Тебе нужна помощь. Они с  Фрейзером  наклонились
над Пантерой Биллом.
   - На помощь! - заорал тот. - На помощь, моя верная команда!
   Мэллори оглянулся. Может быть, кого-нибудь из этой шпаны удастся  послать
за помощью.
   Сверкающий треугольный осколок стекла  вылетел,  вращаясь,  из  тумана  и
вонзился  Фрейзеру  в  спину.  Полицейский  рывком  выпрямился,  его   глаза
наполнились животным ужасом.
   Пантера Билл поднялся на четвереньки, затем  вскочил.  Где-то  неподалеку
вдребезги разлетелась очередная витрина - из тумана донеслись грохот, звон и
ликующие крики.
   Стеклянный осколок крепко засел в спине Фрейзера.
   - Они же нас убьют! - крикнул  Мэллори,  хватая  инспектора  за  руку,  и
бросился бежать. За ними бомбами взрывались витрины, звенели осыпающиеся  на
тротуар осколки, иногда раздавалось резкое, короткое звяканье куска  стекла,
брошенного в стену.
   - Вот же сволочи, - пробормотал Фрейзер.
   - Сокровища! - звенел в тумане крик Пантеры Билла. - Сокровища!
   - Теперь держитесь, - сказал Мэллори. Обернув руку платком,  он  выдернул
осколок из спины Фрейзера. К великому его облегчению, осколок не разломался,
вышел целиком. Инспектор всем телом передернулся от боли.
   Мэллори  осторожно  помог  ему  снять  сюртук.  Кровь  пропитала  рубашку
Фрейзера до пояса, но все выглядело много лучше,  чем  можно  было  ожидать.
Осколок  вонзился  в  замшевый  ремень,  удерживавший   подмышкой   Фрейзера
маленький многоствольный пистолет.
   - В ремень попало, - сказал Мэллори.  -  Рана  совсем  неглубокая,  нужно
только остановить кровь...
   - Полицейский участок, - кивнул бледный, ни кровинки в лице,  Фрейзер.  -
Кингсроуд Уэст.
   Сзади снова посыпались стекла.
   Шли они быстро, каждый шаг заставлял Фрейзера морщиться отболи.
   - Вам лучше остаться со мной, - сказал он. - Проведете ночь в полицейском
участке. На улицах плохая обстановка.
   - Да уж, - согласился Мэллори. - Но вы за меня не беспокойтесь.
   - Я серьезно говорю, Мэллори.
   - Разумеется.
   Два часа спустя Мэллори был в Креморнских садах.

***

   Подвергнутый экспертизе документ представляет собой письмо, написанное от
руки на листе бумаги с оторванным верхним краем. Лист дважды сложен пополам,
судя по всему - в спешке. Дата отсутствует,  однако  экспертиза  установила,
что это подлинный автограф Эдварда  Мэллори.  Почерк  торопливый,  некоторые
особенности почерка указывают на частичную утрату мышечной координации.
   Бумага среднего  качества,  типичная  для  официальных  бланков  середины
1850-х годов; исследованный образец сильно пожелтел  от  времени.  Вероятное
происхождение бланка - полицейский участок Кингс-роуд Уэст.
   Текст, нанесенный сильно  поблекшими  чернилами  и  пером,  сношенным  от
долгого пользования, гласит следующее:
   МАДАМ!
   Я никому не сказал. Но кому-то все же должен сказать. Я решил,  что  моей
конфиденткой будете Вы, поскольку иных вариантов нет.
   Взяв на хранение Вашу собственность, я сделал это по  доброй  воле.  Ваша
просьба равносильна для меня королевскому приказу, и Ваши враги - мои враги.
Исполнять роль Вашего паладина - высочайшая привилегия в моей жизни.
   Я  прошу  вас  не  беспокоиться   о   моей   безопасности.   Умоляю,   не
предпринимайте ради меня никаких шагов, могущих  подвергнуть  опасности  Вас
самое. Любой риск в этой схватке я принимаю с радостью,  но  есть  и  другой
риск. Если со мной случится худшее, Вашу собственность едва ли  когда-нибудь
найдут.
   Я изучил перфокарты. Я смутно догадываюсь об их  назначении,  хотя  смысл
программы лежит далеко за пределами моих скудных  познаний.  Простите  меня,
если я позволил себе лишнее.
   Я надежно обернул перфокарты в полотно и собственноручно запечатал  их  в
герметичный  гипсовый  контейнер.  Контейнер  этот  -  череп  бронтозавруса,
выставленного  в  Музее  практической  геологии   на   Джермин-стрит.   Ваша
собственность сейчас пребывает в  полной  безопасности  на  высоте  тридцати
футов от пола. Об этом не знает ни одна живая душа,  за  исключением  Вас  и
смиреннейшего слуги Вашей светлости,
   Эдварда Мэллори, Ч.К.О., Ч.К.Г.О.

ИТЕРАЦИЯ ЧЕТВЕРТАЯ
СЕМЬ ПРОКЛЯТИЙ

   Объект,  массивный  фаянсовый  овал,  представляет  собой  патриотическую
мемориальную табличку. Выпуском подобных  табличек  отмечали  смерть  членов
королевской семьи и глав государства. Под первоначально бесцветной глазурью,
потрескавшейся  и  пожелтевшей  от  времени,  можно  различить  черты  лорда
Байрона.
   После смерти премьер-министра в Англии было  продано  несколько  десятков
тысяч таких предметов. Фаянсовые заготовки производились массовым способом и
постоянно  хранились  на  складах  на  случай  кончины  достаточно  заметной
персоны. Портрет Байрона, окруженный гирляндами,  свитками  и  картинами  из
ранней истории Промышленной  радикальной  партии,  отпечатан  на  прозрачной
пленке, а затем перенесен на фаянс, покрыт глазурью и обожжен.
   Слева от  Байрона,  среди  пышных  свитков,  венценосный  британский  лев
поднялся на задние лапы над кольцами  поверженного  змея,  символизирующего,
нужно понимать, луддитское движение.
   Как до, так и после прихода Байрона к власти многие авторы отмечали,  что
одно из первых его выступлений в Палате лордов - февральская речь 1812  года
- было посвящено защите луддитов. Согласно широко  распространенной  легенде
сам Байрон высказался по этому  поводу  следующим  образом:  ?Но  ведь  были
луддиты, сэр, и были  луддиты?.  При  всей  апокрифичности  этой  фразы  она
полностью соответствует тому, что известно  о  личности  премьер-министра  и
отчасти  объясняет  крайнюю  жестокость,  с  какой   он   подавил   массовое
антипромышленное  движение   Уолтера   Джерарда,   вспыхнувшее   позднее   в
Манчестере. Ведь этот луддизм боролся не со старым режимом,  а  с  новым,  с
тем, который был установлен самими радикалами.
   Настоящий объект был в  свое  время  собственностью  Эбенезера  Фрейзера,
инспектора Особого отдела Боу-стрит.
   Мэллори околачивался рядом с Фрейзером, наблюдая,  как  полицейский  врач
орудует сомнительной  чистоты  губкой  и  бинтами,  пока  не  убедился,  что
инспектор полностью ушел в свои  страдания.  Чтобы  еще  более  усыпить  его
подозрения, Мэллори позаимствовал у стражей закона лист бумаги и  уселся  за
составление письма.
   Тем временем  участок  на  Кингс-роуд  понемногу  наполнялся  горланящими
пьяницами и дебоширами. Как социальный феномен это представляло  несомненный
интерес, однако Мэллори был далеко не в настроении провести ночь на  топчане
в шумной мужской компании. Он наметил совершенно иную программу  действий  и
упорно  ее  придерживался,  а  потому  вежливо  расспросил  запыхавшегося  и
издерганного сержанта о дороге, аккуратно записал его указания в  блокнот  и
выскользнул из участка. Креморнские сады он нашел без труда.
   Царящая здесь атмосфера отлично демонстрировала динамику кризиса. Никто в
садах, казалось, не  сознавал,  что  творится  чуть  дальше,  ударные  волны
локализованного разложения не распространились еще по всей системе.
   И воняло здесь не так сильно. Сады располагались в  Челси,  намного  выше
самого грязного участка Темзы. Вечерний бриз приносил с  реки  легкий,  даже
приятный запах  рыбы;  древние  раскидистые  вязы  почти  скрывали  от  глаз
завладевший городом туман. Солнце село, и на радость почтеннейшей публики  в
сгущающейся тьме смутно замерцали мириады газовых фонарей.
   Мэллори без труда мог представить себе пасторальное  очарование  садов  в
более счастливые времена. Здесь были клумбы яркой герани, ровно постриженные
лужайки, оплетенные виноградом беседки, причудливые павильоны и, конечно же,
знаменитый  ?Хрустальный  круг?.  А  еще   ?Слоновий   выгон?   -   огромный
танцевальный зал, крытый, но без стен, где на  деревянном,  с  выбоинами  от
каблуков настиле могли вальсировать или отплясывать польку  тысячи  танцоров
одновременно. Внутри имелись прилавки со снедью  и  напитками;  огромный,  с
конным приводом панмелодиум лихо наигрывал попурри из модных опер.
   Однако сегодня упомянутые тысячи отсутствовали. На помосте вяло  толклись
три, не более, сотни народу, и не более сотни из них можно было  бы  назвать
людьми респектабельными. Эта сотня, как думалось Мэллори, состояла  из  тех,
кто устал от сидения в четырех стенах, а также влюбленных  парочек,  отважно
переносящих любые трудности. Из оставшихся две трети  составляли  мужчины  -
более или менее опустившиеся, а треть - проститутки, более или менее наглые.
   Мэллори подошел к бару и выпил две рюмки виски. Виски оказалось паршивым,
да и запах у него был странноватый -  то  ли  из-за  смрада,  то  ли  кто-то
попытался улучшить грошовый самогон поташем, или нашатырем, или кассией.  Да
нет, скорее уж индейской ягодой, вон какой у этой отравы густой цвет,  прямо
как у портера. А в желудке-то, в желудке как жжет, словно  и  не  виски  это
вовсе, а серная кислота.
   Танцевали немного, лишь несколько пар пытались  изобразить  что-то  вроде
вальса. Мэллори и в лучшие-то времена танцевал редко,  поэтому  он  принялся
рассматривать женщин.
   Высокая молодая женщина с хорошей фигурой  кружилась  в  паре  с  пожилым
бородатым джентльменом. Джентльмен был тучен и явно страдал  подагрой,  зато
женщина танцевала с профессиональным изяществом; в искусственном свете то  и
дело поблескивали медью каблуки французских ботинок. Кружение ее нижних юбок
давало некоторое представление о форме и размере бедер под ними.  И  никаких
турнюров, никакого китового уса. У  нее  были  красивые  лодыжки,  обтянутые
красными чулками, а юбки кончались дюйма  на  два  выше,  чем  то  допускали
приличия.
   Лица женщины он не видел.
   Панмелодиум начал новый мотивчик, но джентльмен уже  явно  выдохся.  Пара
остановилась и отошла к группе друзей,  состоявшей  из  пожилой,  приличного
вида  женщины  в  капоре,  двух  молоденьких  девушек  вполне  определенного
свойства и еще одного пожилого джентльмена, чье унылое лицо  явно  указывало
на  иностранное  происхождение.  Голландия  или  какая-нибудь  из  Германий.
Танцевавшая  девушка  заговорила  с  подружками;  время   от   времени   она
запрокидывала голову, как будто смеялась. У девушки были великолепные темные
волосы, шляпка, подвязанная на шее лентами, висела у нее за спиной. Красивая
крепкая спина и тонкая талия.
   Мэллори начал медленно пробираться в ее сторону.  Девушка  что-то  горячо
втолковывала иностранцу, однако  на  его  кислой  физиономии  не  отражалось
ничего, кроме брезгливого высокомерия. Девушка  небрежно  изобразила  что-то
вроде книксена и отвернулась.
   И тут Мэллори  впервые  увидел  ее  лицо.  У  нее  был  необычно  длинный
подбородок, густые брови и широкий улыбчивый рот с чуть подведенными помадой
губами. Лицо не то чтобы уродливое, но  простенькое,  заурядное,  разве  что
серые глаза его немного скрашивают да волосы. И все же было в  этой  девушке
нечто  привлекательное,  бесшабашно  дерзкое  и   чувственное.   А   еще   -
изумительная фигура. Это было особенно  заметно,  когда  она  шла  -  плавно
покачиваясь, почти скользя -  к  бару.  Снова  эти  восхитительные  бедра  и
плавный изгиб спины. Девушка облокотилась о стойку и  начала  любезничать  с
барменом; подол ее юбки задрался почти до середины икр.  Мэллори  вздрогнул,
словно получив пинок этой мускулистой, обтянутой красным чулком ногой.
   Он подошел к бару. Девушка не любезничала с барменом, а спорила, сварливо
и слегка жалобно, чисто по-женски. Ей хотелось выпить,  но  у  нее  не  было
денег, заплатят ее друзья, чуть попозже. Бармен  не  верил,  но  не  говорил
этого прямо.
   Мэллори постучал по стойке шиллингом:
   - Бармен, налейте даме, что она просит.
   Девушка взглянула на него с раздраженным удивлением, но тут же взяла себя
в руки, кокетливо опустила ресницы и улыбнулась.
   - Ты знаешь, Николас, что я люблю больше всего, - сказала она бармену.
   Тот принес высокий бокал с шампанским и освободил Мэллори от его денег.
   - Обожаю шампанское, - сказала девушка Мэллори. - Когда пьешь шампанское,
танцуешь потом как перышко. Вы танцуете?
   - Кошмарно, - ответил Мэллори. - Могу я пойти к тебе домой?
   Она оглядела его с головы до  ног,  уголок  широкого  рта  приподнялся  в
чувственной усмешке.
   -  Подожди  секунду.  -  Девушка  поставила  пустой  бокал  на  стойку  и
направилась к своей компании.
   Мэллори не стал ждать, решив,  что  она  попросту  вильнула  хвостом.  Он
неспешно зашагал вокруг гигантского помоста, рассматривая других женщин,  но
тут увидел, что недавняя знакомая призывно машет рукой, и вернулся к стойке.
   - Я могу отвести тебя домой, но  тебе  это  может  и  не  понравиться,  -
сказала она.
   - Почему? - удивился Мэллори. - Ты мне нравишься.
   - Не в этом дело, - рассмеялась девушка. - Я живу не здесь, в  Бромптоне,
а в Уайтчепеле.
   - Далеко.
   - Поезда не ходят. И кэба сейчас не найти. Я боялась,  что  мне  придется
ночевать прямо в парке!
   - А как же твои друзья? - поинтересовался Мэллори.
   Девушка тряхнула головой, словно говоря: ?Да пошли они, эти  друзья?.  От
резкого движения в ямке у ее горла мелькнул краешек машинных кружев.
   - Я хочу вернуться в Уайтчепел. Ты меня доведешь? У меня  нет  денег.  Ни
гроша.
   - Хорошо. - Мэллори предложил ей руку. - Пять миль пешком, но ноги у тебя
чудесные.
   Девушка взяла его под локоть и улыбнулась:
   - Мы еще успеем на речной пироскаф от Креморнской пристани.
   - А-а, - протянул Мэллори. - Это чуть ниже по Темзе, да?
   - Это совсем не  дорого.  -  Они  спустились  по  ступенькам  гигантского
настила в мерцающую светом газовых рожков темноту. - Ты ведь не из  Лондона?
Коммивояжер?
   Мэллори покачал головой.
   - Ты мне дашь соверен, если я  с  тобой  пересплю?  Мэллори  не  ответил,
несколько шокированный такой прямолинейностью.
   - Ты можешь остаться на всю ночь, - продолжала девушка. -  У  меня  очень
симпатичная комната.
   - Да, так я и хочу.
   Он споткнулся о камень и чуть  не  упал.  Девушка  помогла  неустойчивому
кавалеру сохранить равновесие и взглянула ему в глаза.
   - Ты немного под градусом, да? А так ты вроде ничего. Как тебя звать?
   - Эдвард. Но все называют просто Нед.
   - Но это же и мое имя тоже! - воскликнула она.  -  Харриэт  Эдвардес,  не
Эдвардс, а Эдвардес, с ?е?. Это мой сценический псевдоним.  А  друзья  зовут
меня Хетти.
   - У тебя божественная фигура, Хетти. Я ничуть не удивлен, что ты  играешь
на сцене.
   - Тебя нравятся нехорошие девушки, Нед? - В полутьме  серые  глаза  Хетти
казались почти черными. - Надеюсь, да, потому что у меня сегодня  настроение
делать очень нехорошие вещи.
   - Конечно, нравятся. - Мэллори обнял левой рукой ее туго стянутую  талию,
прижал правую руку к объемистой груди и буквально впился в ее губы.  Девушка
чуть взвизгнула от удивления, а потом закинула  ему  руки  на  шею.  Поцелуй
растянулся на несколько минут; Мэллори чувствовал ее язык у себя на зубах.
   Затем Хетти чуть отстранилась.
   - Нам ведь нужно попасть домой, Нед. Ты понимаешь?
   - Понимаю, - ответил он, тяжело дыша. - Но  только  ты  покажи  мне  свои
ноги, прямо сейчас. Покажешь?
   Девушка оглянулась по сторонам, приподняла нижние юбки до колен и тут  же
их опустила.
   - Идеальные! - восхитился Мэллори. - Ты могла бы позировать художникам.
   - Позировала, - усмехнулась Хетти. - Только на этом не заработаешь.
   От пристани донесся гудок пироскафа. Они побежали со всех  ног  и  успели
взлететь по сходням за какую-то секунду до отхода.  После  суматошного  бега
виски снова  ударило  Мэллори  в  голову.  Дав  девушке  шиллинг,  чтобы  та
заплатила четыре пенса за проезд, он отыскал на палубе парусиновый  шезлонг.
Кораблик развел пары, его колеса зашлепали по черной воде.
   - Пошли в салон, - сказала Хетти. - Там есть что выпить.
   - Мне хочется посмотреть на Лондон.
   - Не думаю, что тебе понравится.
   - Понравится, если ты останешься со мной.
   - Как ты интересно говоришь, Нед! - рассмеялась  девушка.  -  Забавно,  я
сперва подумала, что ты фараон, такой ты был строгий и  важный.  Но  фараоны
так не говорят, хоть пьяные, хоть трезвые.
   - Тебе не нравятся комплименты?
   - Нет, очень нравятся. Но и шампанское мне тоже нравится.
   - Подожди минутку. - Мэллори был пьянее,  чем  ему  хотелось  бы.  Тяжело
поднявшись, он отошел к ограждению  носа  и  крепко  его  стиснул,  стараясь
вернуть пальцам чувствительность. - Темнотища-то какая в городе.
   - Слушай, а ведь точно, - удивилась девушка. От нее пахло соленым  потом,
чайной розой и шахной. Мэллори задумался, много ли у нее там волос и  какого
они цвета. Ему очень хотелось их увидеть.
   - А почему это, Нед?
   - Что почему?
   - Почему так темно? Это что, из-за тумана?
   - Газовые фонари, -  объяснил  Мэллори.  -  Правительство  отключило  все
газовые фонари в городе, потому что от них дым.
   - Ловко придумано.
   - А теперь люди шляются по темным улицам и громят все, что ни попадется.
   - Откуда ты знаешь? Он пожал плечами.
   - Так ты точно не фараон?
   - Нет, Хетти.
   - Не люблю фараонов. Они всегда так разговаривают, будто  знают  чего-то,
чего ты не знаешь. И не говорят, откуда они это знают.
   - Я бы мог тебе рассказать, - вздохнул Мэллори. - Даже хотел бы. Но ты не
поймешь.
   - Пойму, Нед, - сказала Хетти голосом тусклым, как шелушащаяся краска.  -
Я люблю слушать, как говорят умные мужчины.
   - Лондон - это очень  сложная  система,  выведенная  из  равновесия.  Это
как... Как пьяный мужик, вдребезги пьяный,  в  комнате  с  бутылками  виски.
Виски спрятано -  поэтому  он  ходит  и  ищет.  Найдет  бутылку,  глотнет  и
отставит, и тут же о ней забудет. А потом снова ходит и ищет - и так раз  за
разом.
   - А потом у него кончается выпивка, и ему приходится бежать в лавку.
   - Нет. Спиртное никогда  не  кончается.  Есть  еще  демон,  он  постоянно
доливает бутылки. Это у нас открытая динамическая система. Человек бродит  и
бродит по комнате вечно, никогда не зная, каким  будет  его  следующий  шаг.
Совершенно вслепую и ничего на зная наперед, он выписывает круги, восьмерки,
любые фигуры, какие только  можно  придумать,  катаясь  на  коньках,  но  он
никогда не выходит из комнаты. А потом однажды гаснет свет, и человек  сломя
голову выбегает наружу в кромешную тьму. И тогда может  случиться  все,  что
угодно, ибо тьма кромешная есть Хаос. Вот и у нас там Хаос, Хетти.
   - И тебе это нравится, да?
   - Что?
   - Я не очень понимаю, что ты там сейчас говорил, но вижу,  что  тебе  это
нравится. Тебе нравится об этом думать. -  Легким,  совершенно  естественным
движением Хетти приложила руку к его ширинке. - Колом стоит! - Она отдернула
руку и торжествующе усмехнулась.
   Мэллори боязливо оглянулся. На палубе было с десяток  пассажиров.  Никто,
похоже, не смотрел, но разве в этой темноте что разберешь.
   - Ты дразнишься, - обиженно сказал он.
   - Вот вытащи и увидишь, как я умею дразниться.
   - Я уж подожду более подходящих времени и места.
   - Вона как мужики заговорили, - рассмеялась Хетти.
   Мерное шлепанье внезапно зазвучало  по-иному;  к  нему  примешался  треск
лопающихся пузырей. От черной воды пахнуло невыносимым смрадом.
   - Гадость какая! - воскликнула Хетти, зажимая  рот  ладонью.  -  Пошли  в
салон, Нед, пошли, ну, пожалуйста!
   Но Мэллори удерживало странное любопытство.
   - А что, бывает еще хуже? Ниже по реке?
   - Гораздо хуже, - пробубнила Хетти сквозь пальцы. - Я  видела,  как  люди
шл