в масштабах Империи обсуждаемая нами история выеденного яйца не стоит. И все
же я отметил бы, что неизвестные злоумышленники имеют в  своем  распоряжении
деньги,  могут  при  необходимости  пользоваться  услугами  некоторых  наших
соотечественников  -  сомнительного  сброда,  прикармливающегося   за   счет
иностранцев,  -  и,  наконец,  пользуются  тайными  симпатиями  американских
беженцев, спасающихся здесь от войн, сотрясающих Новый Свет.
   - И вы думаете, что леди Ада могла оказаться  замешанной  в  эту  грязную
историю?
   - Нет, сэр, ни в коем случае. Такое просто невозможно.  Женщина,  которую
вы видели, никак не могла быть Адой Байрон.
   - Тогда и дело с концом, - развел руками Мэллори. - Скажи вы мне, что тут
затронуты интересы леди Ады, я согласился бы почти на что угодно.  Однако  в
данной ситуации я уж как-нибудь справлюсь сам.
   - Как знаете, - пожал  плечами  Олифант.  -  Да,  может  быть,  сейчас  и
рановато прибегать к столь решительным мерам. У вас есть моя карточка?  Если
что-нибудь еще, дайте мне знать.
   - Непременно. Олифант встал.
   - И если кто-нибудь спросит, мы сегодня не обсуждали  ничего,  кроме  дел
Географического общества.
   - Вы так и не сказали, на кого вы работаете, мистер Олифант. Я не имею  в
виду редакторов и издателей.
   - Подобные сведения, - покачал головой Олифант,  -  никогда  не  приносят
пользы, сэр. И могут принести уйму неприятностей. С  вашей  стороны,  доктор
Мэллори, было бы очень благоразумно не связываться впредь с рыцарями плаща и
кинжала. Будем надеяться, что вся эта  история  окажется  в  конечном  итоге
пустышкой и растает без следа, как ночной кошмар. Я же, безусловно,  выдвину
вашу кандидатуру в  Географическое  общество  и  искренне  надеюсь,  что  вы
всерьез рассмотрите мое предложение относительно полицейских машин.
   С этими словами необычный посетитель встал, повернулся и зашагал прочь по
роскошному ковру Дворца; его длинные ноги мелькали, как ножницы.

***

   Одной  рукой  сжимая  ручку  новенького  саквояжа,  другой  цепляясь   за
свисающие сверху ременные  петли,  Мэллори  проталкивался  на  выход.  Когда
паробус притормозил, давая дорогу грязному грузовику  с  асфальтом,  Мэллори
спрыгнул на мостовую.
   Несмотря на все свои усилия, он ошибся паробусом. Или,  возможно,  заехал
гораздо дальше, чем нужно, - углубившись в  свежий  номер  ?Вестминстерского
ревю?. Он купил этот журнал потому, что там была  статья  Оли-фанта,  своего
рода  патологоанатомическое  исследование  причин  и  хода  Крымской  войны.
Олифант,  как  выяснилось,  считался  чем-то  вроде  эксперта  по  Крымскому
региону, поскольку опубликовал свои ?Русские берега Черного моря? за  год  с
лишним до начала военных действий. В книге подробно  описывалась  веселая  и
довольно  богатая  событиями  поездка   репортера   по   Крыму.   Статья   в
?Вестминстерском ревю? пестрила весьма ядовитыми намеками и выпадами; вполне
возможно, что раньше, до знакомства с Олифантом, Мэллори их бы и не заметил.
   - Ты это мне, начальник? - удивленно поднял голову малолетний  оборванец,
обмахивавший тротуар метлой.
   К печальному своему удивлению, Мэллори осознал, что говорит сам с собой -
стоит посреди улицы в полном отупении и  бормочет  что-то  о  пройдошливости
этого Олифанта. Пытаясь привлечь  внимание  ошалелого  господина,  мальчишка
сделал обратное сальто. Мэллори бросил ему монету, окончательно  понял,  что
не знает этих мест, и зашагал куда  глаза  глядят;  вскоре  он  оказался  на
Лестер-сквер, чьи дорожки и тенистые аллеи являлись идеальным местом,  чтобы
схлопотать по голове или - при мирном развитии событий -  попросту  остаться
без кошелька. Особенно  ночью,  поскольку  окрестные  улицы  кишели  мелкими
театриками,  а  также  заведениями,  где  развлекали  зрителей   немудреными
пантомимами и картинками волшебного фонаря.
   Миновав  Уитком-стрит,  а  затем  Оксендон-стрит,  Мэллори  оказался   на
Хеймаркете, таком странном  в  разгар  ясного  летнего  дня,  когда  здешние
сиплоголосые сирены расползлись по домам и завалились спать. Из  любопытства
он прошелся по улице.  Днем  Хеймаркет  выглядел  совсем  иначе  -  каким-то
запущенным, уставшим от себя самого. Наконец, обратив внимание на  неспешную
походку  Мэллори,  к  нему  подкатился   сутенер   с   предложением   купить
?французские дирижабли?, наилучшее предохранительное средство от французской
же язвы.
   Мэллори отдал ему деньги и закинул покупку в саквояж.
   Повернув налево, он окунулся в пыхтящий грохот и суету  Пэлл-Мэлл;  здесь
вдоль широкой асфальтированной мостовой тянулись  кованые  решетки  закрытых
клубов,  их  мраморные  фасады  стояли  в  глубине,  подальше   от   уличной
бестолковщины. За  Пэлл-Мэлл  в  дальнем  конце  площади  Ватерлоо  высилась
колонна герцога Йоркского. Старый добрый герцог Йоркский,  у  которого  было
десять тысяч солдат <Старый добрый герцог Йоркский, у которого  было  десять
тысяч солдат - герой одного из самых популярных английских  детских  стишков
(см. ниже). Имеется в виду герцог Йоркский Фредерик Август (1763-1827),  сын
Георга III. Колонна, на которой установлен его памятник, имеет высоту  свыше
тридцати метров.
   У герцога Йоркского был отряд -
   Десять тысяч солдат.
   Герцог велел им подняться на холм,
   А потом спуститься назад.
   И когда они были вверху - то вверху,
   И когда они были внизу - то внизу,
   А когда они были на полпути -
   То ни вверху, ни внизу.
   (Пер. М. Пчелинцева)
   Что  характерно:  ни  историкам,  ни  фольклористам  так  и  не   удалось
достоверно  определить,  какое  именно  сражение  имелось  здесь  в   виду>,
превратился теперь в  почерневшую  от  копоти  статую;  рядом  со  стальными
шпилями штаб-квартиры Королевского  общества  его  колонна  казалась  жалким
столбиком.
   Теперь  Мэллори  ориентировался.  Он   поднялся   на   пешеходный   мост,
пересекавший  Пэлл-Мэлл;  внизу  рабочие  с  платками  на  головах   долбили
перекресток стальной лапой экскаватора. Присмотревшись,  он  сообразил,  что
они готовят площадку под новый монумент,  не  иначе  как  в  честь  крымской
победы. Мэллори спустился и зашагал по Риджент-стрит к  Серкусу,  где  толпа
нескончаемо извергалась из прокопченных мраморных вестибюлей  подземки.  Тут
он отдался на волю стремительному людскому потоку.
   И чуть не задохнулся от оглушительной вони; на какое-то мгновение Мэллори
показалось, что адские миазмы  исходят  от  самой  толпы,  от  ее  одежды  и
башмаков.  Но   нет,   эта   вонь   обладала   невероятной,   нечеловеческой
интенсивностью,  в  ней  ощущалась  яростная  химия   раскаленной   золы   и
человеческих выделений, просачивающихся сквозь  многометровую  толщу  земли;
было ясно, что отравленный воздух  выдавливается  из  душного  чрева  города
мчащимися во мраке туннелей поездами. Толпа тащила Мэллори по Джермин-стрит;
несколько секунд - и ноздри ему  прочистил  головокружительный  запах  сотен
сортов сыра, исходивший из знаменитого магазина ?Пакстон и Уитфилд?. Подойдя
к Дюк-стрит, он задержался возле  кованых  фонарей  ?Кавендиш-Отеля?,  запер
саквояж на ключ и  перешел  на  другую  сторону  улицы,  где  высился  Музей
практической геологии, цель его путешествия.
   Мощное, похожее на  крепость  здание  чем-то  напоминало  духовный  облик
своего куратора.  Поднявшись  по  ступеням  в  желанную  каменную  прохладу,
Мэллори раскрыл переплетенную в кожу книгу посетителей, широко, с  росчерком
расписался и прошел в огромный центральный зал, вдоль стен которого сверкали
застекленные, из красного дерева стенды. Дневной свет попадал  сюда  сверху;
вот уж кому не грозит безработица, подумал  Мэллори,  заметив  под  огромным
прозрачным куполом люльку стекломоя. Справится с последним стеклом  -  будет
самое время мыть первое.
   На первом этаже Музея были выставлены позвоночные, а также  подходящие  к
случаю чудеса из области стратиграфической  геологии.  Выше,  на  обнесенной
перилами галерее, располагались стенды поменьше - с беспозвоночными. Сегодня
посетители  радовали  глаз  своей  многочисленностью;  просто   удивительно,
сколько пришло сюда женщин и детей, в том числе большая  группа  грубоватых,
не очень опрятных мальчишек в форме, скорее всего дети рабочих,  обучающиеся
в какой-нибудь из  государственных  школ.  Они  изучали  стенды  серьезно  и
внимательно, поминутно обращаясь с  вопросами  к  одетым  в  красные  куртки
смотрителям.
   Мэллори открыл высокую, безо всякой таблички дверь и оказался в коридоре,
по обеим сторонам которого шли двери кладовых. Кабинет куратора располагался
в самом конце коридора;  из-за  закрытой  двери  доносился  громкий,  хорошо
поставленный голос, голос человека, привыкшего к тому, что каждое его  слово
выслушивается с  благоговейным  вниманием.  Мэллори  постучал  и  с  улыбкой
прислушался: невидимый глазу оратор завершал особо цветистый период.
   - Войдите, - прогремел могучий голос.
   Увидев Мэллори, Томас Генри Гексли поднялся из-за стола и протянул  руку.
Куратор диктовал что-то своему секретарю, желторотому очкарику с  внешностью
честолюбивого старшекурсника.
   - Пока все, Харрис, - сказал  Гексли.  -  Пришлите,  пожалуйста,  мистера
Рикса с его рисунками бронтозавруса.
   Секретарь  поместил  свои  записи  в  кожаную  папку,   отвесил   Мэллори
почтительный поклон и удалился.
   - Как  жизнь,  Нед?  -  На  Мэллори  смотрели  близко  посаженные,  почти
нечеловечески наблюдательные глаза, сумевшие в свое время заметить  в  корне
человеческого волоса ?слой Гексли?. - Ты неплохо выглядишь.  Можно  сказать,
великолепно.
   - Да вот, повезло тут однажды, - туманно объяснил Мэллори.
   К немалому его  удивлению,  из-за  захламленного  стола  Гексли  появился
маленький светловолосый мальчик, одетый в  аккуратную  матроску  и  короткие
штаны.
   - А это еще кто такой? - деланно нахмурился Мэллори.
   - Подрастающее поколение. - Гексли нагнулся и взял  ребенка  на  руки.  ?
Ноэль <Ноэль - Ноэль Гексли (1856-1860), первый  сын  Томаса  Генри  Гексли,
умер от скарлатины> пришел сегодня  помогать  отцу.  Скажи  доктору  Мэллори
здрасьте, сынок.
   - Здвавствуйте, мистер Меллови, - пропищал мальчик.
   -  Доктор  Мэллори,  -  мягко  поправил  Гексли.  Глаза  Ноэля  испуганно
округлились.
   - Вы медицинский доктор, мистер  Меллови?  -  Мальчик  явно  надеялся  на
отрицательный ответ.
   - Ну как же это так, мастер Ноэль? - расплылся в улыбке  Мэллори.  -  При
нашем последнем свидании вы еще едва ходили,  а  теперь  я  вижу  настоящего
маленького джентльмена. - Он знал, что  Гексли  обожает  ребенка.  -  А  как
поживает ваш маленький братик?
   - Теперь у него есть еще и сестра, - объявил Гексли, опуская  ребенка  на
пол, - появившаяся на свет, пока ты отсутствовал.
   - Вот же вам всем радость, мастер Ноэль!
   Мальчик неуверенно улыбнулся,  а  затем  запрыгнул  в  отцовское  кресло.
Мэллори поставил саквояж на низенький книжный шкаф, хранивший  переплетенное
в сафьян собрание  трудов  Кювье  <Кювье,  Жорж  Леопольд  Кретьен  Фредерик
Даго-бер (1769-1832) - выдающийся французский естествоиспытатель,  известный
своими трудами в области сравнительной анатомии, палеонтологии и систематики
животных. Тезис катастрофизма выдвинут им  впервые  в  работе  ?Исследование
костей ископаемых позвоночных? (1812)>, и начал открывать замки.
   - А у меня, Томас, есть для тебя подарочек, от шайенов.  -  Он  затолкнул
пакетик  с  ?дирижаблями?  под  ?Вестминстерское  ревю?,  вынул   маленький,
перевязанный бечевкой сверток и передал его Гексли.
   - Надеюсь, это не  какая-нибудь  этнографическая  безделушка,  -  заметил
Гексли, аккуратно перерезая бечевку. - Терпеть не могу все эти бусы-перья.
   Сверток  содержал  шесть  коричневых  сморщенных   облаток   размером   с
полукроновую монету.
   - С любовью и почтением от главного их шамана.
   - Эти шаманы, они ведь очень похожи на наших англиканских епископов,  или
нет? - Гексли посмотрел один из кожистых предметов  на  свет.  -  Высушенная
растительная субстанция. Кактус?
   - Думаю, да.
   - Джозеф Хукер <Джозеф Долтон Хукер (1817-1911) -  крупнейший  английский
ботаник (систематик растений), директор Королевского  Ботанического  сада  в
Кью, сторонник дарвинизма и друг Дарвина. Председатель Королевского общества
(1872-1877)> из Кью нам сказал бы точно.
   - Американский колдун довольно точно уловил  цель  нашей  экспедиции.  Он
решил, что мы намерены вернуть мертвое чудовище к жизни. Так вот, Томас, эти
облатки дадут тебе силы путешествовать далеко-далеко, ты найдешь душу  этого
существа и приволочешь ее назад.
   - И что же мне с ними делать? Нанизать на шнурок, как четки?
   - Нет, Томас, съесть. Ты их съедаешь, а  потом  начинаешь  петь,  бить  в
бубны и кружиться, как дервиш,  пока  не  свалишься.  Насколько  я  понимаю,
такова стандартная методика, - с серьезнейшим видом объяснил Мэллори.
   - Некоторые растительные яды способны вызывать видения, - заметил Гексли,
убирая облатки в ящик стола. - Спасибо, Нед. Я позабочусь,  чтобы  они  были
должным образом каталогизированы. Боюсь, нашего мистера Рикса совсем одолели
заботы. Обычно он более расторопен.
   - Сегодня у вас там много народа, - заметил Мэллори.
   Сынишка Гексли достал из  кармана  конфету  и  принялся  с  хирургической
аккуратностью ее разворачивать.
   - Да, - кивнул Гексли. - Британские музеи - наши твердыни интеллекта, как
красноречиво  выразился  некий  парламентарий   с   присущим   этой   породе
красноречием. Но при всем при том бессмысленно  отрицать,  что  образование,
массовое образование - главнейшая из наших задач. Хотя бывают дни, когда мне
очень хочется бросить все это к черту и  уйти  в  экспедицию  -  ну  чем  я,
спрашивается, хуже тебя?
   - Ты нужен здесь, Томас.
   - Вот-вот, - отмахнулся Гексли. - Все вы так говорите. Я поставил себе за
правило выбираться отсюда хотя бы раз в год.  Съезжу  в  Уэльс,  поброжу  по
холмам. Отдохновение души... - Он  помолчал.  -  Ты  уже  слышал,  что  меня
выдвигают в лорды?
   - Нет! - восхитился Мэллори. - Том Гексли - лорд! Это надо  же!  Ты  меня
радуешь! Гексли неожиданно помрачнел.
   -  Я  видел  лорда  Форбса  <Форбс,  Эдвард  (1815-1854)   -   английский
естествоиспытатель,   один   из    пионеров    биогеографии.    Анализировал
распределение флоры и фауны Британских островов и связь его с геологическими
метаморфозами> в Королевском обществе. ?Ну, - сказал Форбс, - рад  сообщить,
что  ваши  заслуги  получили  высочайшую  оценку.  Отбор  в  Палату   лордов
производился в пятницу вечером, и, по моим сведениям, вы прошли?.  -  Гексли
артистически изобразил жесты Форбса, его манеру выражаться, даже  интонации.
- Я еще не видел списка, - теперь он говорил своим собственным голосом, - но
Форбсу можно верить.
   - Конечно  же!  -  радостно  согласился  Мэллори.  -  Форбс,  он  человек
надежный.
   - А вот я, - охладил его Гексли, - не спешу радоваться,  ведь  официально
ничего еще не объявлено. Меня очень беспокоит здоровье премьер-министра.
   - Да, - кивнул Мэллори, - жаль, что он болен. Но  ты-то  здесь  при  чем?
Твои достижения говорят сами за себя!
   - Время выбрано не случайно, - покачал головой Гексли.  -  Я  подозреваю,
что это тактический ход Бэббиджа и  его  ближайших  сподвижников,  последняя
попытка набрать в Палату лордов побольше ученых, пока Байрон еще на коне.
   - Что за странные мысли! - удивился  Мэллори.  -  Кто,  как  не  ты,  был
активнейшим сторонником Эволюции во всех дебатах? К чему сомневаться в своем
счастье? Мне это представляется элементарнейшей справедливостью!
   Гексли схватился за лацканы сюртука -  жест,  выражавший  у  него  высшую
степень искренности.
   - Стану я лордом или нет,  могу  сказать  одно:  сам  я  в  это  дело  не
вмешивался. Я ни о чем не просил, и если получу  титул,  то  не  посредством
каких-то там закулисных махинаций.
   - Но мне казалось, что отбор лордов не связан ни с какими махинациями,  -
удивился Мэллори.
   - Еще как связан! - отрезал Гексли. - Хотя ты и  не  услышишь  такого  от
меня прилюдно. - Он понизил голос. - Но мы с  тобой  знаем  друг  друга  уже
много лет. Я рассчитываю на тебя как на союзника, Нед,  и  как  на  честного
человека.
   Гексли вышел из-за стола и начал нервно вышагивать по турецкому ковру.
   - В  таком  важном  деле  ложная  скромность  бессмысленна.  У  нас  есть
серьезные обязанности - перед  самими  собой,  перед  внешним  миром,  перед
наукой. Мы купаемся в похвалах - удовольствие, на мой взгляд, ниже среднего,
- а заодно претерпеваем бесчисленные трудности, в том числе и  страдания,  и
даже опасности.
   Сперва  радостная  новость,   затем   тревожные,   несколько   загадочные
откровения - от всего  этого  кругом  шла  голова.  Впрочем,  Гексли  всегда
создавал вокруг себя какую-то особую напряженную атмосферу; так было даже  в
давние студенческие годы. Впервые после  Канады  Мэллори  почувствовал,  что
возвратился в настоящий свой мир,  в  мир  более  чистый,  возвышенный,  где
обитал разум Томаса Гексли.
   - Опасности какого рода? - спросил он после довольно длительной паузы.
   - Нравственные опасности. И физические  тоже.  Борьба  за  власть  всегда
сопряжена с риском. Лордство - пост политический.  Партия  и  правительство,
Нед. Деньги и законы. Соблазны и постыдные компромиссы... Ресурсы  нации  не
безграничны, конкуренция велика. Нишу науки и образования следует  защищать,
нет, - расширять!. Так  или  иначе,  -  невесело  улыбнулся  Гексли,  -  нам
приходится рисковать. В противном случае остается  только  опустить  руки  и
отдать мир грядущего на  волю  дьявола.  Лично  я  скорее  умру,  чем  стану
смотреть, как распродают науку!
   Пораженный резкостью Гексли, Мэллори взглянул на мальчика, который  сосал
свою конфету и от скуки колотил ногами по креслу.
   - Ты самый подходящий  для  этого  человек,  Томас,  -  сказал  он  после
секундного раздумья, - и всегда можешь рассчитывать на мою помощь.
   - Спасибо, Нед, я  был  в  тебе  уверен.  Я  очень  рассчитываю  на  твою
смелость, на твое ослиное упорство. За два года каторжного  труда  в  дебрях
Вайоминга ты показал себя крепким, как сталь! А тут я на  каждом  шагу  вижу
людей, которые с пеной на губах распинаются о  своей  преданности  науке,  а
сами только и мечтают, что о золотых медалях и профессорских мантиях. Гексли
ходил все быстрее и быстрее.
   - Моровое поветрие, настоящее моровое поветрие. Более того,  -  он  резко
остановился, - иногда я начинаю опасаться, не коснулось ли оно  и  меня.  Ты
понимаешь, Нед, как это страшно?
   - Это невозможно, - заверил его Мэллори.
   - Хорошо, что ты снова с нами, - Гексли снова заметался по кабинету. -  И
что ты теперь - знаменитость! Мы должны на этом сыграть. Я  хочу,  чтобы  ты
написал о своих подвигах книгу.
   - Странно, что ты об этом заговорил, - отозвался  Мэллори.  -  У  меня  в
саквояже как раз лежит образчик  подобной  литературы.  ?Миссия  в  Китай  и
Японию? Лоренса Олифанта. Толковый парень, очень сообразительный.
   -  Олифант  из  Географического  общества?  Безнадежный  случай.  Слишком
сообразительный и врет, как политик. Нет, ты должен писать совсем  просто  -
настолько просто, чтобы тебя мог понять и самый рядовой механик, из тех, что
украшают свои гостиные  пемброков-скими  столами  и  фарфоровыми  селянками!
Поверь мне, Нед, это нужно для большого дела. А заодно принесет тебе хорошие
деньги.
   Мэллори несколько растерялся.
   - Ну, говорю я вроде и ничего, если под настроение, - но взять вот так  и
написать целую книгу...
   - Ничего, - улыбнулся Гексли, - мы подыщем тебе  какого-нибудь  писаку  с
Граб-стрит <...писака с Граб-стрит. - В XVIII в. на Граб-стрит жили неимущие
литераторы. Ко времени описываемых событий выражение ?писака  с  Граб-стрит?
стало обозначать литературного поденщика>,  чтобы  навел  полный  лоск,  так
сейчас все делают.  У  меня  тут