ной пещере огромного вокзала тысячи голосов  смешивались  воедино,
составляющие  элементы  языка  превращались  в   звуковой   аналог   тумана,
однородного и непроницаемого.
   Олифант неспешно подошел  к  кассе  и  попросил  билет  на  десятичасовой
вечерний экспресс до Дувра, первым классом с плацкартой. Кассир  вложил  его
пластинку ?Национального кредита? в аппарат и с силой опустил рычаг.
   - Прошу вас, сэр. Плацкарта на ваше имя.  Поблагодарив  кассира,  Олифант
перешел к другому окошку, где вновь предъявил пластинку.
   - Я хочу заказать одноместную каюту на утренний пакетбот до Остенде. -  И
вдруг, уже убирая билет и  пластинку  ?Национального  кредита?  в  бумажник,
попросил еще билет второго класса на полночный паром до Кале.
   - То есть сегодня ночью, сэр?
   - Да.
   - Это будет ?Бессемер? ,  сэр.  На
?Национальный кредит?, сэр?
   За билет до Кале Олифант заплатил наличными из сейфа мистера Бидона.
   Без десяти девять - по отцовским золотым часам.
   В девять часов он вскочил на подножку отъезжающего поезда и  заплатил  за
билет первого класса прямо проводнику.
   "Бессемер? отчалил из Дувра ровно в полночь.  Олифант  подошел  со  своим
билетом второго класса и фунтовыми банкнотами к судовому казначею,  а  затем
расположился в салоне, попивая  посредственный  бренди  и  присматриваясь  к
попутчикам - ничем,  как  он  с  удовольствием  отметил,  не  примечательной
компании.
   Олифант не  любил  стабилизированных  салонов,  считая,  что  управляемые
вычислителем  движения  каюты  предназначенные  для  компенсации  боковой  и
килевой качки, причиняют значительно больше неудобств, чем сама качка.  Хуже
того, из салона нельзя было посмотреть на море - установленный на кардановом
подвесе,  он  сидел  в  корпусе  судна  настолько  глубоко,  что   крошечные
иллюминаторы оказывались прямо под потолком. Эта  хитрая  механика  казалась
Олифанту далеко не самым удачным средством от морской  болезни  -  с  равным
успехом можно лечить головную боль гильотиной. Публика же,  судя  по  всему,
пребывала в полном восхищении перед новейшим применением малой машины (нечто
вроде артиллерийского прибора управления огнем), чьей  единственной  задачей
было  поддержание  салона  в  горизонтальном  положении.   Достигалось   это
посредством чего-то, называемого на клакерском жаргоне ?обратная связь?. Как
бы там ни было, с двойными гребными колесами на носу и на  корме  ?Бессемер?
проходил двадцать одну милю, расстояние от Дувра до Кале,  за  час  тридцать
минут.
   Олифант куда охотнее провел бы эти  полтора  часа  на  палубе,  подставив
ветру  лицо;  возможно,  тогда  удалось  бы  вообразить,  что  стремишься  к
какой-нибудь более возвышенной - и более достижимой  -  цели.  К  сожалению,
променад стабилизированного салона был огорожен вместо фальшборта  железными
перилами, а над проливом гулял сырой, холодный ветер. Главное  же,  напомнил
себе Олифант, цель у него  сейчас  только  одна,  да  и  та,  скорее  всего,
окажется пустышкой.
   И все же:  Сибил  Джерард.  Прочитав  телеграмму,  посланную  этой  дамой
Эгремонту, он  решил  не  наводить  о  ней  справок  -  из  боязни  привлечь
нежелательное внимание. И был абсолютно прав, учитывая сообщение  Уэйкфилда,
что   ?Криминальная   антропометрия?   вертит   теперь   всем    Центральным
статистическим. Вполне возможно, что никакого досье Сибил Джерард больше  не
существует.
   Уолтер Джерард из Манчестера,  заклятый  враг  прогресса,  поборник  прав
человека, повешен. А если у Уолтера Джерарда была  дочь,  что  могло  с  ней
статься? А что, если она и вправду была обесчещена Чарльзом Эгремонтом?
   Кресло было совсем холодное  -  набивка  из  конского  волоса,  обтянутая
жесткой тканью с повторяющимися изображениями ?Бессемера?, так и  не  успела
еще прогреться.
   Ладно, утешил он себя, ты хотя бы сбежал  на  какое-то  время  от  липкой
швейцарской лохани.
   Отставив недопитое бренди, Олифант начал клевать носом и вскоре задремал.
   Вполне возможно, что приснилось ему Око.
   "Бессемер? причалил в Кале ровно в полвторого.

***

   Апартаменты  Люсьена  Арсло  находились  в  Пасси.  В   полдень   Олифант
представил   свою   визитную   карточку   консьержу,   который   посредством
пневматической трубы переслал ее месье Арсло. Тут же дважды пискнул свисток,
присоединенный к никелированной переговорной трубе; консьерж приложил ухо  к
раструбу.  Олифант  услышал  голос,  кричащий  по-французски,  но  слов   не
разобрал.
   Консьерж провел его к лифту.
   За широким шелковым поясом ливрейного лакея, принявшего Олифанта на пятом
этаже, торчал корсиканский стилет. Странным образом  молодой  человек  сумел
поклониться, не спуская глаз с посетителя. Месье Арсло искренне  сожалеет  -
голос лакея тоже выражал искреннее сожаление, - что не может в данный момент
принять месье Олифанта; не  желает  ли  пока  месье  Олифант  чего-либо  для
восстановления сил?
   Месье Олифант изъявил желание принять ванну и получить кофейник  крепкого
кофе.
   Лакей провел его  через  просторную  гостиную,  изобиловавшую  атласом  и
позолоченной бронзой, инкрустированной мебелью, статуэтками  и  фарфором,  с
парных портретов маслом смотрели император с глазами рептилии  и  грациозная
императрица, в девичестве мисс Говард. А  потом,  через  утреннюю  гостиную,
увешанную подписными гравюрами, в восьмиугольную прихожую и вверх, по изящно
изгибающейся лестнице.
   Пару  часов  спустя,  понежившись  в  восхитительно  жесткой,  отделанной
мрамором ванне, выпив крепкого  французского  кофе  и  откушав  котлет  а-ля
Мэнтенон <...откушав котлет а-ля Мэнтенон... - от имени Франсуазы  д'Обинье,
маркизы де Мэнтенон (1635-1719), второй жены  Людовика  XIV,  известной  как
?мадам де Мэнтенон?>, переодевшись  в  хозяйское,  чрезмерно  накрахмаленное
белье, он был препровожден в кабинет месье Арсло.
   -  Мистер  Олифант,  сэр,  -  приветствовал  его  Арсло  на  превосходном
английском, - какая радость! Весьма сожалею, что заставил вас столько ждать,
но...
   Он указал на  просторный  стол  красного  дерева,  заваленный  папками  и
бумагами. Из-за закрытой двери доносился мерный перестук телеграфа. На одной
из стен  висела  гравюра  в  рамке,  изображавшая  ?Великого  Наполеона?,  -
бессчетные, непомерно огромные колонны шестеренок, надежно защищенные стеной
из зеркального стекла и стали.
   - Оставьте, Люсьен. Я только благодарен, что у меня было время  в  полной
мере воспользоваться вашим гостеприимством. У вашего  повара  исключительный
талант по части котлет; даже не верится, что столь божественное  мясо  могло
вырасти на земной овце.
   Арсло улыбнулся. Лет сорока и почти одного с Олифантом роста, он был шире
его в плечах и подстригал седеющую бородку по имперской  моде.  Его  галстук
был расшит крохотными золотыми пчелами.
   - Я, разумеется, получил ваше письмо.
   Он вернулся к столу и опустился на высокий,  обитый  темно-зеленой  кожей
стул. Олифант занял кресло напротив.
   - Должен сознаться, Лоренс, что меня мучит любопытство, над чем вы сейчас
работаете. - Арсло сложил пальцы  домиком  и  поглядел  поверх  них,  подняв
бровь. - На первый взгляд, суть вашей просьбы едва ли  оправдывает  все  эти
предосторожности...
   - Люсьен, я никак не позволил бы себе  злоупотреблять  нашим  знакомством
без самой настоятельной к тому причины.
   - Да бросьте, Лоренс, о чем вы, - махнул рукой Арсло. - Среди  коллег,  в
нашем с вами кругу, это считается сущей безделицей. А я любопытен, это  один
из многих моих  пороков.  Вы  пересылаете  мне  личное  письмо  в  имперской
дипломатической вализе - что само по себе уже  достижение  для  англичанина,
хотя я знаю, что вы близки с нашим общим другом Байяром. В своем  письме  вы
просите оказать вам помощь в  розысках  некоей  английской  авантюристки,  и
всего-то. Вы полагаете, что  она  может  проживать  во  Франции.  И  все  же
настаиваете на строжайшей секретности. В частности, предостерегаете меня  не
связываться с вами ни по телеграфу, ни обычной почтой. Вы  пишете,  чтобы  я
ждал вашего прибытия. Ну, и какой же вывод мне из этого сделать?  Что  вы  -
наконец-то - попали в сети какой-нибудь женщины?
   - Увы.
   - Очень хорошо  вас  понимаю  -  при  нынешних-то  стандартах  английской
женственности. Слишком многие из ваших  дам  мечтают  подняться  на  уровень
мужской интеллектуальности. Они выше кринолинов, выше жемчужных белил,  выше
того, чтобы дать себе труд  быть  хорошенькими  -  или  хотя  бы  на  что-то
похожими! Что за ужасную, утилитарную, уродливую жизнь предстоит со временем
вести англичанину, если эта тенденция не пресечется! Но  тогда  как  же  это
вышло, спрашиваю я себя,  что  вы  пересекли  пролив  в  поисках  английской
авантюристки? Не то чтобы мы испытывали недостаток в подобных  особах...  Не
говоря уже о происхождении, -  улыбнулся  Арсло,  -  нашей  императрицы  <Не
говоря уже о происхождении... нашей императрицы. - Речь об  Элизабет  Говард
(1823 - 1865), английской  любовнице  Луи  Наполеона;  также  известная  под
именем Генриетта, она финансово помогала ему в попытках взойти на трон>.
   - Сами  вы  так  и  не  женились,  Люсьен,  -  заметил  Олифант,  пытаясь
переменить тему.
   - Но  вы  только  взгляните  на  супружескую  жизнь!  Кто  может  указать
единственный разумный выбор среди девятисот девяноста девяти грубых  ошибок?
Как найти единственного угря в бочке  со  змеями?  Как  знать,  может  быть,
девушка, которую я вчера обдал, проезжая, грязью из лужи, - единственное  во
вселенной существо женского  пола,  способное  составить  мое  счастье.  Как
знать?  Нет,  -  рассмеялся  Арсло,  -  я  не  женился,  а  ваша  миссия   -
политического свойства?
   - Разумеется.
   - Дела в Британии обстоят не слишком хорошо.  Я  знаю  это  и  без  наших
британских агентов, достаточно газет. Смерть Байрона...
   -  Сейчас,  Люсьен,  решается  вопрос  о   будущем   политическом   курсе
Великобритании, даже о ее стабильности.  Мне  нет  нужды  напоминать  вам  о
первостепенной важности взаимопонимания и взаимной поддержки наших народов.
   - А что же дело этой мисс Джерард? Не  хотите  ли  вы  сказать,  что  оно
некоторым образом может повлиять на дальнейшее развитие ситуации?
   Достав портсигар, Олифант выбрал одну  из  Бидоновых  сигар.  Его  пальцы
коснулись сложенного вчетверо листка. Он закрыл портсигар.
   - Вы не возражаете, если я закурю?
   - Прошу вас.
   - Благодарю. Все проблемы, замыкающиеся на Сибил  Джерард,  имеют  сугубо
внутренний, британский характер. Если они и могут оказать какое-то влияние и
на Францию, то лишь крайне опосредованным образом.
   Олифант обрезал кончик сигары.
   - Вы совершенно в этом уверены?
   - Абсолютно.
   - А я вот нет. - Арсло поднялся, чтобы подать Олифанту медную  пепельницу
с ореховой подставкой; затем он вернулся к своему столу, но остался  стоять.
- Что вы знаете о жаккардинском обществе?
   - Кажется, это что-то вроде нашего Общества парового интеллекта,  не  так
ли?
   - И да и нет.  Внутри  жаккардинцев  есть  другое  тайное  общество.  Они
называют себя ?Сынами Вокансона?. Кто-то из них - анархисты, другие в  союзе
с Марианной <...в  союзе  с  Марианной...  -  Марианна,  чья  очаровательная
головка изображается на  французских  марках  и  монетах,  символизирует  не
Францию, как это часто думают, а Французскую Республику. Так что ?дружат?  с
Марианной республиканцы>, третьи - со Вселенским братством, это перечисление
можно продолжать и продолжать. Конспираторы  классовой  борьбы.  Встречаются
там и самые обыкновенные уголовники, да вы ведь и сами все это знаете.
   Олифант вынул люцифер из коробка с изображением  ?Бессемера?  и  раскурил
сигару.
   - Вы говорите мне, что женщина, известная вам как Сибил Джерард, не имеет
никакого значения для Франции, - сказал Арсло.
   - А вы полагаете иначе?
   -  Возможно.  Скажите,  что  вы  знаете   о   затруднениях   с   ?Великим
Наполеоном??
   -  Очень  немногое.   Об   этом   упоминал   Уэйкфилд   из   Центрального
статистического. Машина дает сбои, верно?
   - Ordinateurs, хвала Всевышнему, - не моя  специальность.  Насколько  мне
известно, в большинстве случаев ?Наполеон? работает с  обычной  скоростью  и
точностью, но  его  тончайшие  функции  поражены  какой-то  странной,  почти
мистической неопределенностью... - Арсло вздохнул. - Учитывая  то,  что  эти
высшие  функции  стали  предметом  национальной  гордости,  я  был  вынужден
проштудировать  горы  самой  темной  технической  прозы.  И  как  оказалось,
совершенно зря, поскольку злоумышленник уже в наших руках.
   - Злоумышленник?
   - Человек, не скрывающий своей принадлежности к  ?Сынам  Вокансона?.  Имя
его не имеет  значения.  Он  был  арестован  в  Лионе  по  обычному  делу  о
мошенничестве, связанному с муниципальным вычислителем. Некоторые моменты  в
его показаниях привлекли внимание Комиссии специальных служб и тем  самым  -
наше. Во время  допроса  вскрылась  прямая  причастность  этого  человека  к
нынешнему плачевному состоянию ?Великого Наполеона?.
   - Так он что, признался в саботаже?
   - Нет. В этом он не признался. Отказывался до самого  конца.  Он  признал
только то, что прогнал через ?Наполеона? некую последовательность перфокарт,
некую математическую формулу.
   Олифант смотрел, как  дым  его  сигары  спиралью  поднимается  к  лепному
потолку.
   - Формула доставлена из Лондона, - продолжал Арсло. - Он  получил  ее  от
некоей англичанки. По имени Сибил Джерард.
   - Вы пытались произвести анализ этой формулы?
   - Нет. Она  была  украдена,  как  утверждал  наш  жаккардинец,  женщиной,
известной ему как Флора Бартелл, американка.
   - Ясно.
   - Так скажите же мне, что вам ясно, поскольку сам я блуждаю в потемках.
   Всевидящее Око. Невыносимое давление его взгляда.
   Олифант медлил. Столбик сигарного пепла обломился и упал на ковер.
   - Мне еще надо повидаться с Сибил Джерард, - сказал он наконец, -  однако
может статься, что  я  буду  в  состоянии  предоставить  вам  информацию  по
упомянутой вами формуле. Или даже ее копию. Я не могу давать никаких твердых
обещаний, пока не побеседую с упомянутой леди, наедине и не торопясь.
   Арсло молчал, его застывшие глаза глядели куда-то  очень  далеко,  сквозь
Олифанта.
   - Мы можем это устроить, - кивнул он наконец.
   - Насколько я понимаю, она не под стражей?
   - Скажем так, мы знаем обо всех ее передвижениях.
   - Вы оставляете ей видимость свободы, ни на секунду не выпуская из виду?
   - Совершенно верно. Если мы возьмем ее сейчас и она  ничего  не  покажет,
ниточка оборвется.
   - Ваши методы, Арсло, как всегда, безупречны. И когда может быть устроена
эта встреча? Око, давление, грохот пульса в ушах.
   - Сегодня вечером, если пожелаете, - сказал месье Арсло из Полис-де-Шато,
чуть поправляя широкий, шитый золотом галстук.

***

   Стены  ?Кафе  де  л'Юнивер?  украшали  живописные  полотна,   зеркала   с
гарвировками и эмалированные таблички,  прославляющие  вездесущую  продукцию
Перно.
   Картины представляли собой либо кошмарную мазню, выполненную,  похоже,  в
подражание  машинной  печати,  либо   странные   геометрические   экзерсисы,
приводящие на ум беспрестанное движение кубиков кинотропа. Наблюдались здесь
и некоторые творцы  этих,  с  позволения  сказать,  произведений  искусства:
длинноволосые  парни  в  бархатных  беретах,  чьи  вельветовые  брюки   были
перемазаны краской и табачным пеплом. Но основная часть посетителей  -  если
верить спутнику Олифанта, некоему Жану Беро, -  состояла  из  кинотропистов.
Эти аристократы Латинского квартала либо  выпивали  за  круглыми  мраморными
столиками в компании облаченных в черное гризеток, либо разглагольствовали о
теоретических вопросах перед небольшими группками своих коллег.
   Беро, один из мушаров   Люсьена  Арсло,
называл  кинотропистов  ?тусовка?.   Одетый   в   коричневый,   радикального
галльского покроя костюм, свеженький и розовощекий, как молочный  поросенок,
он запивал мятный ликер минеральной водой ?Виттель? и  немедленно  вызвал  у
Олифанта  острую  неприязнь.  Кинотрописты  предпочитали  абсент.   Олифант,
благоразумно  ограничившийся  красным  вином,  с  любопытством  наблюдал  за
ритуальными  перемещениями  стакана,  графина  с  водой,  кусочка  сахара  и
ложечки, похожей на миниатюрный совок.
   - Абсент - самый верный путь к туберкулезу, - высказался Беро.
   - Почему вы считаете, что мадам Турнашон может появиться сегодня  в  этом
кафе, Беро?
   - Она на короткой ноге с тусовкой, - пожал плечами мушар. - Мадам  бывает
и у Маделон, и у Батиффоль, но только здесь, в ?л'Юнивер?, она находит нечто
вроде дружеского общения.
   - И почему бы это?
   - Потому что она была любовницей  Готье  <Готье,  Теофиль  (1811-1872)  -
французский поэт-романтик, писатель, критик и журналист, апологет ?искусства
ради искусства?>. Нужно учитывать,  месье,  что  он  был  тут  чем-то  вроде
принца. Связь с Готье неизбежно ограничила ее контакты с обычным  обществом.
Он научил ее французскому - тому немногому, что она знает.
   - А что она, по-вашему, за женщина?
   - Довольно красивая, но вот только, - ухмыльнулся Беро, -  холодная,  как
рыба. Не симпатичная. Типичная англичанка.
   - Когда она появится, Беро...  -  если  она  появится,  -  вы  немедленно
удалитесь. - Беро недоуменно вскинул брови:
   - Напротив, месье...
   - Вы уйдете, Беро. Откланяетесь. - Отмеренная пауза. - Испаритесь.
   Накладные плечи коричневого костюма приподнялись.
   - Вы скажете кучеру, чтобы он меня ждал, и стенографисту тоже. А как этот
стенографист, Беро, у него  приличный  английский?  Мой  друг  -  мой  очень
хороший друг - месье Арсло заверил меня...
   - Да, вполне приличный! И месье... - Беро вскочил так быстро, что едва не
опрокинул стул. - Это она!
   Женщина, входившая  в  ?л'Юнивер?,  выглядела  модной  парижанкой  вполне
приличного достатка. Стройная и  светловолосая,  она  была  одета  в  темную
шерстяную юбку с кринолином, легкий, того же тона плащ и шляпку, отороченную
норкой.
   Пока Беро  спешно  ретировался  в  глубины  кафе,  Олифант  встал;  глаза
женщины, очень живые и очень синие, поймали его взгляд. Он подошел к ней  со
шляпой в руке и поклонился.
   - Прошу прощения, - сказал он по-английски. - Мы не представлены, но  мне
нужно срочно поговорить с вами по очень важному делу.
   В огромных синих глазах проступало узнавание. Узнавание и страх.
   - Сэр, вы принимаете меня за кого-то другого.
   - Вы - Сибил Джерард.
   Нижняя губа женщины дрогнула, и Олифант испытал внезапный прилив сильной,
совершенно неожиданной симпатии.
   - Я - Лоренс Олифант, мисс Джерард. Вы находитесь в большой опасности.  Я
хочу вам помочь.
   - Это не мое имя, сэр. Позвольте мне пройти. Меня ждут друзья.
   - Я знаю, что Эгремонт предал вас. И я понимаю,  в  чем  заключалось  его
предательство.
   При звуке этого имени Сибил вздрогнула, и Олифант на мгновение испугался,
что сейчас придется бежать за нашатырным спиртом, однако она  тут  же  взяла
себя в руки и какую-то долю секунды внимательно его изучала.
   - Я видела вас в ?Гранде?, - сказала она наконец. - Вы были в курительной
с Хьюстоном и... Миком. У вас была рука на перевязи.
   - Прошу вас, - сказал он, - присядьте за мой столик.
   В противоречии с недавними словами Беро, Сибил заказала себе absinthe  de
vidangeur на вполне сносном французском.
   - Вы знаете Ламартина <Ламартин, Альфонс