сть нижней челюсти, разломившись пополам, лежала у провала на лице,
там, где раньше находился нос.  Из  порванной  ткани  пиджака  серо-желтым
клином торчало ребро.
     Брюс тронул тело за плечо, и оно,  как  карточный  домик,  начало  по
частям рассыпаться в бурый прах, который падал  на  пол,  перемешиваясь  с
пушистыми хлопьями сажи. Через мгновение  то,  что  было  Максом  Шрекком,
исчезло, смешавшись с пепелищем. На черной  золе  остались  блестеть  лишь
комочки желтого металла, некогда бывшие оправой его очков.
     Брюс поднял один шарик и, сняв перчатку, крепко зажал его  в  кулаке.
Тепло согрело ладонь,
     "Вот и все, что осталось в память о человеке. Пускай  отвратительном,
но человеке..." - подумал Брюс.
     Тяжелой слезинкой желтая капелька выпала из его ладони.
     "Но где же Селина?"
     Он снова принялся за раскопки, но тщетно. Ничего. Ни тела, ни  пепла,
ничего. Только четкий отпечаток сгоревшего без  остатка  хлыста  на  буром
куске бетонного обломка.
     Брюс сел рядом на камень, глядя на плывущие по  бордово-черной  глади
бассейна дымящиеся головни.
     И вдруг вода закипела. И  у  самого  берега  над  дымящимся  зеркалом
появилась уродливая голова Пингвина. Брюс  вздрогнул.  Казалось,  что  сам
Сатана выходит из мрака гниющей воды.
     Широко расставив короткие руки, он медленно поднимался  из  нее.  Его
лицо, обезображенное узкими  рваными  ранами,  имело  голубоватый  трупный
оттенок.  Черные  пуговицы  глаз,  казалось,  больше  ничего  не  видящие,
смотрели в одну точку, прямо перед собой. Самое удивительное было то,  что
он дышал. С каждым вздохом, вместе с  жутким  душераздирающим  хрипом,  из
носа и изо рта Пингвина выплескивалась кровь. Она лилась  бордово-красными
потоками по рваному комбинезону, окрашивая все его пурпуром.
     Оставляя на воде  багряный  след,  он  медленно  вышел  на  берег  по
пологому спуску и заковылял к чудом, как и он сам, уцелевшей  в  этом  аду
бочке с зонтами.
     Брюс замер и только удивленно смотрел на этот внезапно оживший  труп.
Шатаясь, Пингвин добрался до обугленного металла и резко  выдернул  трость
зонта, распахнул его, направляя острие-ствол на Бэтмена.
     Брюс не шевелился.  Смотрел.  Красно-белый  купол  с  легким  хлопком
распахнулся, и на острых спицах повисли пестрые детские игрушки.  Медленно
вращаясь в руке Пингвина, зонтик заиграл приятную  веселую  мелодию.  Тело
монстра судорожно дернулось несколько раз в такт музыке, но  танцевать  он
не стал. Пингвин разжал руки, и зонт, упав на пол, смолк.
     - Черт, -  сквозь  хрип  и  потоки  крови,  идущей  носом,  задумчиво
проговорил он. - Не  тот  зонтик.  Такая  маленькая  нелепая  пингвинья...
случайность...
     Он попытался раскланяться, широко разведя руки, но  начал  падать.  С
трудом удержавшись за борт бочки,  он  устоял  на  ногах.  Эта  бессильная
попытка взбесила его, и он взвыл:
     - Как же я ненавижу эти нелепые случайности!
     Он направился к Брюсу.
     - Как же я ненавижу вас всех!
     Силы постепенно оставляли его, и он замедлил шаг.
     - Ненависть сжигает меня. Она горит у меня вот  здесь,  -  он  прижал
руки к груди, и они тут же окрасились  пурпуром,  который  хлынул  из  его
длинного утиного носа, унося с собой остатки жизни.
     - Очень жжет, - проговорил он, глядя на дымящуюся  воду  бассейна.  -
Может лучше хлебнуть глоток холодной воды?..
     Сдавленный крик вырвался из груди Пингвина, и он рухнул на плиты,  не
дойдя до воды всего несколько шагов.


     Где-то в стороне послышались странные цокающие звуки. Брюс оглянулся,
ища глазами их источник.
     В уцелевшей от кошмара разрушения бетонной стене  открылась  потайная
дверь. Тяжелый каменный  блок  ушел  в  сторону,  открывая  темный  провал
какого-то помещения.
     Цоканье усилилось. И вот на обугленные плиты площадки над злополучным
бассейном ступили гигантские императорские пингвины.  Таких  больших  птиц
Брюс не видел никогда в жизни. Они  были  ростом  с  невысокого  человека,
необычайно толсты и неповоротливы.
     Семеня широкими перепончатыми лапами, они появились из густого мрака,
царившего за дверью,  громко  цокая  длинными  клювами,  поднятыми  вверх.
Белоснежный живот и  безукоризненно  черные  фрачные  спины  придавали  им
торжественный вид.  Огромные  ласты  крыльев  мерно  покачивались  в  такт
тяжелым шагам.
     Построившись в две ровные колонны, пингвины заковыляли к лежащему  на
обгорелом бетоне телу Пингвина. Они выстроились возле него по обе  стороны
и, запрокинув головы, принялись  петь  долгую  печальную  песню,  треща  и
посвистывая.
     На мгновение Брюсу показалось, что он различает слова.
     Пингвины поочередно наклоняли над  телом  головы  и  слегка  касались
клювом мертвой спины. Все это было очень похож на  прощание  домочадцев  с
телом любимого родственника, безвременно покинувшего этот мир.
     Звуки отражались от  остатков  стен,  кружились,  парили  и  медленно
поднимались вверх, к черному покрывалу зимнего неба.
     Окончив панихиду, пингвины сгрудились вокруг  покойного  и,  поднимая
лапки,  начали  аккуратно  подталкивать  его  распластанное  тело  к  краю
бассейна. Они отчаянно трудились, помогая себе длинными носами и  упираясь
в труп белыми манишками своих важных фрачных костюмов.
     Тело плавно сошло в воду и, разбросав легкие волны по  бордово-черной
глади, поплыло, оставляя за собой пенный кровавый след. Из  носа  все  еще
текла кровь, она смешивалась с  распустившимися  шнурами  волос,  закрывая
багряной пеленой лицо  Пингвина.  Через  мгновение  тело  начало  медленно
погружаться в бездонный мрак бассейна.
     Пингвины расправили ласты и уже в полной тишине взмахивали ими, будто
посылали последний привет уходящему в небытие.
     Комбинезон Пингвина  еще  несколько  мгновений  слабо  просматривался
через муть воды, после чего  исчез  в  темноте,  выбросив  на  поверхность
несколько гигантских воздушных пузырей. В свете оранжевых догорающих огней
они блеснули радужными бликами и лопнули.
     Пингвины склонились над водой и долго стояли у ее кромки, не делая ни
малейшего движения, и на их черных смоляных масках блестели то ли капельки
прозрачной, неизвестно откуда взявшейся этом грязном подземелье  воды,  то
ли...
     - Мои малютки... - услышал Брюс далекое эхо...


     Шел снег. На улицах было пусто и тихо. Снег валил и  валил  огромными
мягкими хлопьями, заметая  сонные  улицы.  Город  был  погружен  в  теплый
спокойный сон  Рождественской  ночи.  Громады  узких  высоких  домов  лишь
кое-где  светились  желтыми  точками   бессонницы.   Одиноко   мигали   на
перекрестках замерзшие светофоры.
     Черный лимузин, выпущенный еще в начале века, сверкнув  полировкой  и
хромом больших навесных фар, выехал  из-за  поворота  и  медленно,  словно
танцуя, поехал  по  нетронутому  снегу  Пятой  авеню.  Он  двигался  почти
бесшумно, как привидение.
     Сидевший за рулем машины Альфред поправил котелок и, тяжело вздохнув,
продолжил всматриваться  в  пустую  дорогу,  ярко  освещенную  фонарями  и
цветными рекламами магазинов. Было видно, что какая-то мысль не  дает  ему
покоя.
     Брюс сидел на заднем сиденье,  откинувшись  на  спинку,  и  задумчиво
смотрел на пустынные тротуары и провалы  темных  подворотен,  проплывавшие
перед его глазами.
     Альфред поднял голову и  взглянул  в  зеркальце  заднего  вида.  Брюс
поймал на себе его взгляд и, тяжело вздохнув, поднял  брови.  На  его  лбу
пролегли морщинки.
     - Не надо так мрачно, Альфред.
     - Не спорьте, мистер Вейн. Посмотрите, как спокойно на  улицах.  Идет
снег. Рождество. И в каждом доме праздник. Хорошо.
     - Действительно, хорошо, - согласно кивнул Брюс.
     - Но только для нас я ничего хорошего  не  вижу.  Ведь  прошло  всего
несколько часов, а о вас уже забыли, и у вас опять меланхолия,  и  мы  все
равно не дома, а колесим неизвестно зачем по этим белым улицам.
     Немного помолчав, он продолжил:
     - Мистер Вейн, неужели вам нравится такая жизнь?
     - Нравится? Пожалуй,  нет.  Тем  более,  сегодня.  И  я  тебя  прошу,
старина, не делай вид, что тебе так хочется домой. Там  пусто.  И  ты  это
тоже знаешь. Мрачный  замок,  холодные  сырые  подземелья,  костюмерная...
Штаб-квартира.
     - Мистер Вейн, а почему же все-таки она ушла?
     - Плохой вопрос, Альфред. Она не могла остаться.
     - Почему же?..
     - Она - Кошка. А вы сами говорили, что животные  в  таком  доме,  как
наш...
     - Мало ли что я говорил. В конце концов...
     - В конце концов, она решила, что у нее осталось  еще  слишком  много
жизней.
     И вдруг что-то  привлекло  внимание  Брюса  в  одной  из  подворотен.
Большая черная тень мелькнула на белой штукатурке стены. И,  на  мгновение
застыв возле стоящих в ряд мусорных баков,  растворилась  в  воздухе,  как
мираж.
     - Альфред, -  резко  выпрямив  спину  и  привстав,  крикнул  Брюс,  -
останови машину!
     Лимузин застыл возле узкой подворотни, ведущей в  квадрат  небольшого
дворика, тесно зажатого одноэтажными домами.
     Брюс быстро вышел из машины и, ступая по слабо хрустящему под  ногами
снегу, зашел в расщелину между домами. Было совсем тихо, казалось, что еще
немного - и будет  слышен  звук  падающих  снежинок.  Слабый  свет  желтой
лампочки, висевшей на карнизе одного из домов, отбрасывал причудливые тени
на снег, делая очертания окружающих предметов слабыми и размытыми.
     Брюс поднял голову и осмотрелся. Покосившийся сарай, куча неубранного
хлама возле ржавых мусорных баков, покореженные от старости  и  ревматизма
кирпичные стены домов. И ничего. Только одинокая блуждающая тишина.
     Взгляд перешел на крыши. Легкий дымок струился над  печными  трубами,
растворяясь в морозном воздухе. Брюс поправил воротник пальто  и,  заложив
руки в карманы, тяжело вздохнул. Ничего, никаких следов,  только  тени  на
нетронутом снегу...
     - Мяу! - услышал он вдруг слабый писк.
     Что-то оборвалось в его душе, и он негромко позвал:
     - Селина!..


     - Это меня?
     - Да, тебя.
     - Но уже все?
     - Да.
     - Но, может быть?..
     - Может быть. Ты же не хотела умирать тогда, на той  первой  помойке.
Может быть... Но я тебя не понимаю...
     - Чего не понимаешь? Того, что я - не кошка,  а  нормальная  женщина,
того, что я не могу жить на мусорке, по утрам умываясь  лапками,  не  могу
жить в подворотне!? И, кроме того, я просто умираю, когда  меня  никто  не
видит. А ведь если я умру, то со мной умрет и твой последний  шанс.  Ведь,
пока что, мы с тобой - одно. Но у меня не девять жизней. Поэтому я ухожу.
     - Но, может быть...
     - Прощай.
     - Прощай.
     - Скажи лучше: "Мяу!"
     - Мяу, - из приоткрытой двери сарая, оставляя круглые дырочки  следов
в пухе снега, к Брюсу шла тонкая,  изящная  черная  кошка.  Подняв  трубой
хвост, она прищурила желтые глаза и произнесла:
     - Му-у-р-р!
     Бесшумно обойдя его, она принялась  тереться  мордочкой  и  спиной  о
ноги, топорща пушистые усы и прижимая уши к затылку.
     - Ну вот, вместо меня ты уходишь с ним. Так что я... Извини.
     - Я понимаю. Может быть...
     Брюс быстро поднял кошку и, положив на руку, прижал к груди. Пушистый
теплый комок томно потянулся и, принюхиваясь к новым запахам, произнес:
     - Му-у-р-р.
     Брюс развернулся и медленно пошел обратно к  машине.  Альфред  открыл
дверцу и пристально посмотрел на него.
     Автомобиль ехал в восточном направлении. Брюс сидел, приживая к груди
кошку,  и  ему  становилось  немного,  легче.  Он  поднял  взгляд,   чтобы
посмотреть на дорогу - и в лобовом стекле увидел свое  отражение,  которое
держало на руках черную маленькую киску. Возле него  сидела  Селина  Кайл.
Лица у Селины и Брюса, там, в зеркале, были счастливые. Сидящий перед ними
Альфред улыбался.
     Брюс резко развернулся. Рядом с  ним  никого  не  было.  У  Альфреда,
сидящего впереди, не дрогнул ни один мускул  на  печальном  лице.  Брюс  в
недоумении поднял глаза к зеркалу.
     Селина и Брюс целовались, а Альфред смущенно прятал глаза.
     Брюс тяжело вздохнул.
     Дворецкий вновь бросил взгляд на мистера Вейна и произнес:
     - Как бы там ни было, с Рождеством вас, мистер Вейн, - и улыбнулся.
     Брюс кивнул и ответил:
     - С Рождеством вас, Альфред, - помолчав, он добавил:
     - С добрым и хорошим.
     - Му-у-р-р, - подтвердила кошка.
     А тем временем высоко над ними, на крыше одного  из  небоскребов,  на
фоне Луны  возник  силуэт  женщины  в  маске  с  остроконечными  кошачьими
ушами...



   Женщина-кошка.
   (Бэтмэн-3)

   перевод - Е. Голубева


ОДИН


   Главная проблема в отношении денег всегда заключается в том,  что  их
предостаточно у кого-то другого как раз в тот момент, когда они  позарез
нужны тебе.
   Селину Кайл деньги сами по себе не интересовали, но приходилось  пла-
тить за квартиру, есть самой и кормить кошек, а также покупать те немно-
гие предметы первой необходимости для сносной жизни, которые нельзя было
украсть на улицах. С тех пор, как она в шестнадцать  лет  самостоятельно
приехала в Готам-сити, ей приходилось добывать деньги множеством  спосо-
бов, ни один из которых не был вполне законным и не подпадал под опреде-
ление "профессия" при переписи населения.
   Селина постоянно рисковала.
   Она уже и сама не вспомнила  бы  сколько  раз  приходила  в  себя  на
больничной койке, и после одного особенно зверского избиения  ей  откры-
лась мрачная истина: в Ист Энде, этом поганом районе, который она  назы-
вала домом, могли выжить только хищники.
   Так Селина Кайл стала Женщиной-кошкой.
   Правда, в рейтинге колоритных хищников Готам-сити Женщина-кошка стоя-
ла не слишком высоко. В тех редких случаях, когда полиция или пресса за-
мечали ее подвиги, их обычно приписывали кому-то  другому.  Нельзя  ска-
зать, чтобы такое отсутствие признания огорчало или обескураживало  ееї-
отчужденность столь же свойственна животным семейства кошачьих, как сви-
репость и независимость. И потом кошкиї- обыкновенные уличные  кошки,  у
которых она взяла свое имя,ї- могут выжить лишь благодаря тому,  что  не
попадаются на пути более крупных зверей, с которыми делят  экологическую
нишу.
   Став Женщиной-кошкой, Селина начала охоту и в самом Ист Энде,  очищая
квартал от всевозможных паразитов в человеческом  облике,  заслужив  тем
самым доброе отношение своих соседей, подобно той доисторической  кошке,
что получила теплое сухое место возле огня за то, что стерегла  семейную
пещеру от крыс и мышей.
   В общем, девушка и Женщина-кошка на пару вели вполне приличный  образ
жизни, который почти соответствовал Селининым представлениям о  счастье.
Для непрестанного мурлыкающего блаженства  не  хватало  лишь  одной  ма-
ленькой вещи...
   Не хватало денег.
   И когда их катастрофически не хватало, Селина покидала свою  террито-
риюї- ибо у соседей, даже если бы она и захотела красть у  них,  никогда
не было наличностиї- и, облачившись в неприметную  одежду,  отправлялась
на поиски более жирной добычи.
   В каждой чаще есть водопой, около которого терпеливый  хищник  всегда
дождется обеда. В городе за пределами Ист Энда было два типа таких водо-
поев. К первому относились недавно перестроенные трущобы, в  которых  их
вчерашние владельцы, а ныне благородные застройщики,  раскидывали  силки
для юных честолюбивых профессионалов, наивных приезжих, окружавших  себя
лучшим из того, что могли купить за деньги, и полных профанов в  области
личной безопасности. При случае Женщина-кошка не отказывала себе в  удо-
вольствии проникнуть в их ненадежные жилища, чтобы унести с собой драго-
ценности и другие ценные вещи. К сожалению, все это приходилось нести  к
скупщикам краденого, где ей редко перепадало больше десяти процентов ре-
альной стоимости добычи; к тому же этот процесс привлекал к ней ненужное
внимание со стороны закона. А потому она предпочитала облегчать  карманы
представителей среднего класса и красть наличные деньги.
   Наличность в великом изобилии водилась у  водопоев  второго  типа,  а
именно в пустующих домах, где банды наркодельцов обделывали свои  делиш-
ки. На этот раз Селина несколько дней бродила по тротуарам, пока,  нако-
нец, не обнаружила выпотрошенный, исписанный краской дом из бурого  кам-
ня, которому и предстояло стать ее кормушкой на ближайший месяц.
   Сделанный на заказ вишневый джип 4х4ї- излюбленная модель  тщеславных
готамских бандитовї- был припаркован перед намеченным  Селиной  зданием.
Автомобиль имел огромные колеса, хромированный бампер, а фонарей на кры-
ше торчало больше, чем у сторожевого катера.  Вокруг  слонялись  четверо
мрачных охранников. Динамики мощной стереосистемы накачивали улицу  гус-
той смесью, похожей на музыку, но до Селины, притаившейся в полуотремон-
тированном блочном доме, она доносилась лишь в виде монотонного звучания
бас-гитары.
   Владельцы джипа принадлежали к одной из бандитских группировок, зани-
мающихся наркобизнесом на окраинах Готама. В отличие от  респектабельных
наркокартелей, привлекавших внимание комиссара Гордона  и  муниципальной
полиции, эти группировки, занимали самую нижнюю ступень  преступной  ие-
рархии и вели между собой бесконечные свирепые войны.  Заброшенные  дома
служили крепостями, откуда эти безжалостные люди совершали набеги на не-
богатые кварталы, продавая свой товар пушерам и наркоманам. Раз  в  день
гонцы доставляли наркотики; раз в день они забирали деньги в верхний го-
род.
   Удобно устроившись на подоконнике,  Селина,  затаив  дыхание,  ловила
приближающиеся звуки еще одной мобильной стереосистемы. Пока было  непо-
нятно, кто сидел в грохочущем черном лимузинеї- друзья хозяев  вишневого
джипа или их смертельные  враги.  Произошел  непринужденный  обмен  при-
ветствиями; выстрелов не последовало. Селина  с  облегчением  выдохнула.
Черный лимузин  припарковался.  Динамики  поутихли.  Сделка  состоялась:
сверток с деньгами покинул здание, a пакет с наркотиками исчез внутри.
   Когда черный автомобиль, вновь включив динамики на  полную  мощность,
загрохотал прочь, Селина улыбнулась, оскалив зубы в усмешке Женщины-кош-
ки. Шансы на успех росли.
   Она прошла внутрь здания и свернулась калачиком на полу, подложив под
голову жесткую продуктовую сумку. Пока бандиты превращали партию  своего
товара в равнодушные, безличные деньги, можно было немного поспать.  Од-
нако вскоре ее улыбка сменилась злобной гримасойї- звуки басов из  дина-
миков не давали уснуть. Свежевыкрашенные стены помещения блестели снача-
ла желтым, затем янтарным и, наконец, красным по мере того,  как  солнце
клонилось к закату. Зажглись уличные фонари, а музыка вс„  не  смолкала.
Селина сбросила повседневную одежду и натянула черный обтягивающий  ком-
бинезон кошки. Капюшон и маска плотно облегали голову, не мешая зрению и
слуху.
   Она осторожно приблизилась к бурому зданию. Несомненно  бандиты  были
вооружены автоматическим оружием, постоянно  ожидая  нападения.  Правда,
они вряд ли имели опыт обращения со столь мощным оружием, которым,  обо-
жая показуху, так грозно размахивали. Бандиты скорее  перестреляют  друг
друга, чем противника, особенно если он почти невидим и искуш„н в  ближ-
нем бою.
   Спустившись с крыши через слуховое  окно  на  замусоренную  лестницу,
Женщина-кошка заметила на лестничной клетке часового, облокотившегося на
подоконник пустого оконного проема. Невдалеке от него виднелось  присло-
ненное к облупленной стене мощное боевое ружье. Лившийся от окна  холод-
ный трепещущий свет  давал  возможность  ч„тко  рассмотреть  обшарпанную
лестничную клетку и даже определить марку ружья. Внимание часового  было
полностью приковано к окну; он и представить себе не мог,  что  пролетом
выше кто-то взобрался на перила, готовый к прыжку.
   Женщина-кошка замерла перед атакой. Он не успеет дотянуться до своего
нелепого ружья и ему не суждено узнать, кто на него напа