ма Ижорского завода характер прений изменился.  "Голос масс" прозвучал
угрожающе:  уже несколько месяцев  в  партию на заводе  никто не вступает, а
более ста  человек  из  нее  вышли.  В  последующих  выступлениях  платформу
поддерживали, и  с несущественными дополнениями она была принята единогласно
(!), если не считать одного голоса против, поданного Ельциным.
     Задумаемся над предложением Горбачевым столь радикальной платформы и, в
частности,  над  его  уверенностью  в  том,  что КПСС,  отказавшись от  роли
правящей  партии,  может  завоевать  доверие масс. Конечно, он знал, что, по
крайней  мере  в Москве, множество людей, особенно в интеллигентской  среде,
горячо ненавидят КПСС. 25 февраля  90-го  года в Москве на Зубовской площади
состоялся  грандиозный  митинг  (по  оценкам  милиции,  около   полумиллиона
человек).  Над головами густо  стоявших людей поднимались  сотни самодельных
плакатов. Я записал текст тридцати  из них,  которые мог прочитать со своего
места.  Половина  из них содержала  анафемы в адрес КПСС. К  примеру, такие:
"Вся история  коммунизма  -  это обман, грабеж, насилие, кровь и  пот рабов,
нищета, бедствие, обожествление негодяев и невежд. К ответу!". Или краткие и
категорические:  "КПСС -  хомут  на  шее  народа!", "Коммунизм  - на  свалку
истории", "КПСС - не для честных людей!" и т.д.
     Я  склонен  думать,  что  предложения  Михаила Сергеевича  относительно
коренного  изменения  роли  КПСС  были  искренними  и он  понимал,  что  они
обернутся новой волной  противостояния  верхушки партаппарата,  которую  ему
придется одолевать...
     Теперь относительно проклятий  в адрес партии  в  целом,  звучавших  на
митинге. Здесь  произошло  досадное  недоразумение. Фактически эти проклятия
были адресованы, во-первых,  ставшему широко известным преступному прошлому.
Массовым  репрессиям,  осуществленным Сталиным и  его подручными  в середине
30-х  годов  и после  окончания  Отечественной  войны. Но  ведь  подавляющее
большинство  репрессированных  тоже  были  членами  партии. Получалось,  что
проклятия относятся и к ним. И к тем, пусть обманутым, но искренне  верившим
в  идеалы  коммунизма  партийцам,  которые в первые  же  дни войны  пошли  в
народное  ополчение.  Ценой своей жизни  они задержали  продвижение немцев к
Москве до  подхода регулярных частей Красной Армии из  Сибири. И к  тем, кто
вступал  в партию  на фронте,  чаще всего  перед началом  наступления, когда
особенно велика была вероятность погибнуть. За что же им проклятия?
     Во-вторых, ненависть митингующих была совершенно справедливо направлена
в адрес  тех, кто присвоил  себе право  распоряжаться их  трудом, социальным
положением, лишал свободы слова, общения, вмешивался в личную жизнь, отделил
от  всего  мира железным  занавесом.  Против  тех, кто  использовал народное
достояние для создания себе и своим семьям несравненно более высокого уровня
жизни,  чем у остальных граждан. Кто  отгородился высокими зелеными заборами
от лживо восхваляемого ими народа. Но ведь это все "номенклатура": члены ЦК,
секретари  обкомов и райкомов, их аппарат. Все это вместе составляет едва ли
сотую  долю 20-миллионной  массы рядовых коммунистов.  Б льшая  часть из них
вступала в  партию,  сохранив  созданную  в  течение  многих лет официальной
пропагандой веру в то, что партия строит  счастливое будущее для их детей. Я
уже писал  об этом в главе 10-й. Некоторые обрели эту веру или надежду после
XX съезда. (Булат Окуджава вступил в партию в 56-м году.) Некоторые вступали
для  того,  чтобы  защитить хорошее  дело, которое  они  делали  для народа.
Владимир Лакшин, к примеру, вступил в 66-м году, когда Твардовский добивался
его назначения своим заместителем в редакции "Нового мира"  (сам Твардовский
оставался в партии до конца своих дней).
     Мне  скажут, что  многие  вступали в партию  ради повышения  по службе.
Получить  заведование научной лабораторией, поехать за границу для участия в
какой-нибудь конференции. Грубо говоря,  из  "карьерных  соображений".  Но в
наши дни, когда каждый молодой  человек открыто заявляет о намерении сделать
карьеру,  вряд ли  это  заслуживает  яростного  осуждения.  Что же  касается
рабочих,  колхозников,  учителей   или  мелких  служащих,  то   им   наличие
партбилета,  кроме  некоторого  повышения  ответственности, никаких благ  не
сулило. А таких,  по моему глубокому  убеждению, в партии  было большинство.
Позволю себе процитировать еще одну фразу из письма Сахарова и его товарищей
руководителям партии и правительства (в 70-м году):
     "Демократизация, проводимая под  руководством КПСС в  сотрудничестве со
всеми слоями общества, должна сохранить и упрочить руководящую роль партии в
экономической и культурной жизни общества".
     Думаю, что Андрей  Дмитриевич имел в виду  то же самое,  что Горбачев в
своей программе: "быть правящей  путем завоевания доверия  масс..." Возможно
ли было начать  конкретную работу в этом направлении в 90-м году? Думаю, что
да, возможно! Для  этого было необходимо сурово и конкретно осудить тех, кто
был причастен к репрессиям. Как тех,  кого уже  не было на земле, так и  еще
живущих. Нужно было осудить и исключить из  партии  номенклатурных партийных
руководителей, кто,  хотя и по указаниям "сверху", но  ревностно осуществлял
неограниченный   диктат  партии   "на  местах"  и  пользовался   незаконными
привилегиями (не  говоря уже  о злоупотреблениях). Это можно было  сделать в
процессе отчетно-перевыборной кампании в  КПСС,  но не  по описанной в главе
10-й системе "сверху вниз", а по принципу  "снизу вверх". То есть избрания в
индивидуальном  порядке членов  партбюро  на всех уровнях теми коммунистами,
которые будут  работать непосредственно  под их  руководством.  На  этих  же
собраниях  после неограниченных  по  времени прений по  отчету старого  бюро
можно было  бы  исключить из партии запятнавших свою честь руководителей.  В
окончательном порядке, без утверждения "вышестоящими инстанциями".
     Что   же  касается   осуждения   преступного   участия   в   репрессиях
высокопоставленных деятелей партии, то я не считаю целесообразным устраивать
публичный суд наподобие Нюрнбергского, как предлагали многие, над  людьми по
большей  части  умершими.  Вместо  этого организовать  большую, на несколько
дней, международную  научную  конференцию по истории коммунистической партии
СССР,  где эрудированные  докладчики  в  доходчивой  для широких масс  форме
оценили  бы все, что  с нами  происходило за  70 лет партийного  руководства
жизнью страны в различные ее периоды. Доклады  широко публиковать в газетах,
а наиболее интересные в записи показывать по телевидению.
     Важно,  чтобы  в  этих  докладах  были объективно  освещены  не  только
преступления  партийного  руководства, но  также трудовые и военные  подвиги
рядовых коммунистов, равно как тех из их вожаков, которые заслуживают нашего
уважения и благодарной памяти. После такого освещения подлинной ее истории и
очищения в ходе отчетно-перевыборной кампании КПСС, в соревновании с другими
партиями, могла бы  заняться проблемами  перестройки  (к примеру, борьбой  с
организованной  преступностью и  созданием реальной базы  для цивилизованных
рыночных  отношений).  Не в порядке распоряжений и команд,  а  путем личного
примера  своих членов  и ведения постоянной разъяснительной  работы во  всех
слоях  общества  и на всей  территории  СССР. Под разъяснительной  работой я
подразумеваю не  общие слова и лозунги, а представления цели, смысла и путей
выполнения каждого постановления  ВС  и Совмина, каждого нового закона сразу
после их  принятия (чего, увы, не делали ни  ВС, ни Совмин,  ни  профсоюзы).
Благо, для такой разъяснительной работы уже существовала всепроникающая сеть
партийных  организаций  КПСС, руководимая  из  центра. Соревнование  партий,
включая   обновленную  КПСС,   на  реальном  поприще   активного  участия  в
перестройке  и просвещении  народа предоставило  бы избирателям  возможность
основанного  не   на   словах,  а   на  деле   выбора   своих  депутатов   в
представительные органы страны всех уровней, вплоть до парламента.
     Наконец, в том, что касается идеологии коммунизма, я не вижу  оснований
для  ее осуждения,  подобного осуждению  нацизма.  Нравственная составляющая
этой идеологии  близка к христианству  (я бы  добавил,  в том его понимании,
какое предлагал Лев Толстой). Быть  может, учение коммунизма можно упрекнуть
в   утопичности.  Но,  во-первых,  степень   реалистичности   любой   утопии
проверяется временем. А во-вторых, как сказал  кто-то из великих, если бы не
было утопий,  то  не  было бы и  нравственного  прогресса человечества. А то
прискорбное   обстоятельство,   что   руководители  российских   коммунистов
использовали  идеологию  коммунизма  для прикрытия своих  преступных деяний,
порочит  ее  не  более, чем  инквизиция  опорочила христианское  вероучение.
Припоминаю,  что  подобные  мысли  об очищении и  сохранении партии, как уже
готового отряда для реализации нового государственного устройства, приходили
мне в голову еще в 56-м году, после XX съезда и доклада Хрущева.
     Теперь займемся отложенным  на время вопросом о становлении демократии.
С самого начала перестройки широкие слои советского  общества были уверены в
том, что  одновременно со свободой  слова, собраний, печати и прочего должен
быть осуществлен немедленный переход от тоталитарной государственной системы
к  демократии. Кое-кто мог бы возразить, что у нас в  смысле законодательном
уже  есть  демократия. Почитайте, мол,  в Конституции  77-го года полномочия
Верховного Совета СССР.  Там Вы найдете и утверждение государственных планов
экономического и социального развития СССР, государственного  бюджета СССР и
отчетов  об  их  исполнении. И  принятие  законов,  и  внесение  изменений в
Конституцию...
     Критик  бы  сразу  возразил:  "А   Вы   видели,  как   принимаются  эти
судьбоносные  для страны решения  и законы?  Весь  зал,  как  один  человек,
поднимает свои мандаты,  голосуя "за"! А разве  мы выбираем депутатов ВС? Во
время "выборов" в избирательном бюллетене стоит только одна фамилия, конечно
же, назначенная  высшим партийным руководством. Вот  если в бюллетенях будет
несколько  фамилий  кандидатов, притом выдвинутых собраниями народа, тогда у
нас будет демократия!".
     И  только уж  очень  критически настроенный хулитель  советской системы
возразил бы: "Нет, не будет! Почитайте-ка более внимательно Конституцию. Вот
статья  104:  "Депутат осуществляет  свои  полномочия,  не порывая со  своей
производственной или служебной  деятельностью".  Его  освобождают  от работы
только на время сессии,  дважды в год. А сессия длится,  как  мы знаем,  2-3
дня. Когда же свободно избранный депутат будет разбираться в предлагаемом на
его  утверждение  государственном плане развития СССР  или  бюджете, как  он
сумеет оценить последствия принятия нового закона?"
     "Для  этого обе палаты ВС,  -  ответит  защитник старой Конституции,  -
создают постоянные  комиссии для  предварительного рассмотрения и подготовки
вопросов (ст. 125)".
     - Но ведь комиссии образуются из числа депутатов, и нигде в Конституции
не сказано, что на время работы комиссии ее члены освобождаются  от основных
служебных обязанностей. Значит,  и у  них не  будет  времени  для  серьезной
проработки вопросов.
     - Но  есть Президиум ВС, избираемый из числа  депутатов.  Он,  как  это
сказано в статье 119, является постоянно действующим органом ВС.
     -  Однако в перечне  его  важных (главным образом внешнеполитических  и
военных)  функций  (ст.  121)  нет рассмотрения  ни планов  государственного
развития,  ни  бюджета.  Только  право в  период  между  сессиями ВС вносить
изменения  в  законы  да  издавать свои  указы  и постановления,  подлежащие
последующему  утверждению  на  сессии  ВС.  Очевидно,  что  планы и  бюджет,
представляемые   Совмином   СССР,   рассматривают   всерьез   и   утверждают
соответствующие  отделы  ЦК  КПСС.  А   Верховный  совет  своим  единодушным
голосованием лишь выражает  свое  доверие высшему органу  правящей партии...
Это - не демократия!
     Поэтому-то изменения и  дополнения, внесенные  в Конституцию  в октябре
88-го года, относились не только к порядку свободных  выборов, но и к самому
характеру  работы верховного органа представительной власти. Теперь граждане
на  действительно  демократической основе  должны  были  выбирать  депутатов
съезда  Народных депутатов (НД). 2250 человек - по  750 от территориальных и
национально-территориальных  округов  и  750  -  от  всесоюзных общественных
организаций.  И хотя  этот съезд в норме должен собираться всего один раз  в
год (для окончательного утверждения государственных планов и законов), он из
своей среды, с  последующей  ротацией тайным  голосованием,  должен избирать
Верховный  совет  (ВС), работающий на постоянной основе.  Члены ВС  на время
своего пребывания в нем освобождаются от основной работы и получают зарплату
именно в  качестве депутатов. Сессии ВС собираются дважды в  год  - весной и
осенью, но длятся по 3-4 месяца каждая. В перерывах между  сессиями депутаты
ВС  продуктивно работают во  множестве постоянных комиссий и  встречаются со
своими избирателями. На сессиях должны происходить серьезные, подготовленные
комиссиями   обсуждения  представляемых  Советом  министров  государственных
планов и бюджета. Бюджет принимается (в трех чтениях) окончательно.
     ВС  назначает  председателя Совета министров  и  по  его  представлению
утверждает состав правительства. Председатель ВС является высшим должностным
лицом  СССР.  Он  же возглавляет  Президиум  ВС,  в состав  которого  входят
председатели обеих  его палат и председатели  постоянных комитетов. Вот  это
уже   действительно   демократическое  устройство  государственной   власти.
(Государственная  Дума  появится  после  принятия  Конституции  93-го года).
Возникает только один вопрос: готово ли было в 88-м году советское общество,
только  что  сбросившее бремя  тоталитаризма,  эффективно  реализовать такое
демократическое устройство?
     Подумаем  об  избирателях.  О  том, как  им было определяться с выбором
своего представителя на Съезд народных депутатов. Пожалуй, все понимали, что
в  парламент   желательно   выбрать   специалистов:  юристов,   экономистов,
политологов. Но  кому  известны  их имена? 26  марта  89-го  года  столичные
избиратели   голосовали  за  известных  писателей,  артистов,   журналистов,
телеведущих.  (Я  оставляю  в  стороне списки,  представленные общественными
организациями  на выделенные им 750 мест.) В  глухой провинции голосовали за
секретарей  обкомов и райкомов парии, председателей рай- и горсоветов. Они у
всех  на виду  и, глядишь, в Верховном совете добьются каких-нибудь благ для
своего района или области.
     Артисты и  телеведущие  не  хотели  расставаться  со  своей  творческой
деятельностью... Провинциальная номенклатура была вообще против перестройки,
угрожавшей  ее  положению,  и  создавала  мощную   оппозицию  всем  новациям
Горбачева. Когда  москвичи увидели в  прямой трансляции зал заседаний только
что  избранного съезда НД, первой реакцией многих  было восклицание:  "Ну  и
рожи!" Действительно, в большинстве своем на экране были видны раскормленные
и тупые физиономии провинциальной элиты. Жажда  интеллектуального творчества
не читалась в их взорах. Неудивительно, что реформы перестройки на стадии их
одобрения новоизбранным ВС в течение всей его первой сессии "буксовали".
     Нормальным способом завоевания голосов на выборах высших органов власти
большой  страны является соревнование  различных партий  на конкретном  поле
действий.  В  странах с  давно существующей демократией -  по  эффективности
управления государством, если победившая партия формирует правительство. Или
на  ниве  определенной общественной  деятельности,  важной  для  обеспечения
благосостояния, безопасности и спокойствия граждан.
     В  нашем  случае  Горбачеву  следовало одновременно  с  восстановлением
доверия  к  КПСС  всячески  содействовать  образованию  и  расширению  сферы
деятельности  других  партий.  Наверное,  нужно было  немедленно  добавить в
Конституцию  77-го  года  указание  на  внесение в  избирательные  бюллетени
фамилий нескольких кандидатов, выдвинутых народом.  А переход к  парламенту,
работающему  на   постоянной   основе,  отложить  лет  на   5-6.  Фактически
бездеятельный  парламент  старого  типа  не  смог  бы  помешать  Горбачеву в
качестве  Председателя   президиума  ВС,  а  тем  более  Президента  страны,
проводить любые реформы.  Это была  бы слегка  завуалированная  авторитарная
власть. По  моему  глубокому убеждению,  именно такая, притом сильная власть
необходима  в  период  перехода  от  тоталитаризма  к   демократии.  Рушится
идеология, служившая фундаментом всех государственных структур, в том  числе
и   силовых.  Ее  должна  временно  заменить  неограниченная  власть  одного
человека.   Способного   помешать   возникновению   хаоса   и  провести  всю
законодательную,  материальную  и  психологическую подготовку к установлению
демократии и  ее основы  - свободной рыночной  экономики. Одного, потому что
действовать в этот переходный период надо быстро и решительно. Как при любой
катастрофической ситуации!
     В поддержку  этой  идеи хочу призвать себе  на помощь столь  уважаемого
человека, как Фазиль Искандер. Во время  своей беседы в редакции  "Известий"
17 января 92-го года:
     "...Я абсолютно  уверен, - говорит он, -  что культ  личности нужен, но
культ, идущий  от души. У народа должно быть ясное представление,  что  этот
человек  действительно знает  больше  других,  что  он не подведет,  что  он
надежен...  чтобы  тонущий  корабль  удерживать  на  плаву,  нужен  сильный,
уверенный  голос капитана. Команда должна чувствовать, видеть: он знает, что
делает".
     Под  упомянутой   выше   психологической   подготовкой  я  подразумеваю
воспитание  у  большинства граждан  страны  нравственных качеств  свободного
гражданина.  Недавним  своекорыстным  или  равнодушным  рабам  тоталитарного
режима  необходимо научиться  честно работать, уважать  свой  и чужой  труд.
Уважать законы и общественные интересы. Не лгать, не ловчить, держать слово,
ценить собственное достоинство.
     Преждевременная,   неподготовленная   демократия   во  время   коренной
перестройки   всех  общественных  отношений  выгодна,  в   первую   очередь,
преступным  и  деструктивным  элементам.  И   потому  очень  опасна!  Мы,  к
сожалению, смогли получить убедительное свидетельство этого.
     Способен ли был Михаил Горбачев выполнить такую нелегкую миссию, мы уже
не узнаем. Но если бы у него  был решительный и энергичный  помощник  в лице
Бориса  Ельцина,  шансы на успех были бы  значительно больше.  Увы! Ситуация
оказалась прямо противоположной...
     Борис Николаевич Ельцин  на  посту первого  секретаря Екатеринбургского
обкома партии своей энергией, открытостью  и доступностью (ежедневные ответы
на вопросы граждан в прямом эфире местного телевидения!) завоевал уважение и
симпатию населения  города и  области.  В 85-м  году переведен в Москву. Был
избран секретарем ЦК и первым секретарем  Московского комитета партии. Годом
позже -  кандидатом  в члены  Политбюро.  С  первых  дней руководства  МК он
проявил  исключительную  энергию.  Каждое  утро  объезжал  различные  районы
города.  Посещал   заводы,  предприятия  общественного   питания,  магазины,
больницы и прочие учреждения,  играющие существенную роль в жизни москвичей.
Замечал недостатки  и злоупотребления,  связанные с их деятельностью. В  тех
районах,  которые, на его взгляд, оказывались неблагополучными, отстранял от
должности  секретарей  райкомов  партии.  За  два года  22  секретаря  стали
жертвами  его  бурной активности. Верхушка московской  парторганизации  была
объята ст