лых рубежей: по месту  своей
работы, отдыха, в транспорте... Но эффективнее всего в школе и вузе..."
     Теперь мне остается только  пояснить  тебе,  уважаемый  читатель, каким
образом работа над  Толстым круто повернула  мою линию  жизни. Для этого мне
достаточно  процитировать   только  одно,  на   мой  взгляд,   очень  важное
высказывание Толстого:
     "...Ничто,  увеличивающее  возможность  людей  воздействовать  друг  на
друга: железные дороги,  телеграфы,  телефоны, пароходы,  пушки, все военные
приспособления, взрывчатые вещества и все,  что называется культурой,  никак
не содействовало в наше время благу  людей,  а напротив. Оно и не могло быть
иначе среди людей, большинство которых живет безрелигиозной, безнравственной
жизнью.  Если  большинство  безнравственно, то  средства  воздействия  будут
содействовать   только   распространению   безнравственности...  Желательное
отношение нравственности и культуры такое, чтобы культура развивалась только
одновременно  немного  позади  нравственного  движения.  Когда  же  культура
перегоняет, как это теперь, то это  - великое бедствие. Может быть, и я даже
думаю, что  оно  бедствие временное;  что  отсталость  нравственная  вызовет
страдания,  вследствие  которых  задержится  культура и  ускорится  движение
нравственности,  восстановится  правильное  отношение".  (Из  дневника  Л.Н.
Толстого за 1907 год)
     ***
     Во  избежание  недоразумений  должен обратить внимание  читателя на то,
что, во-первых, из перечисления,  которым начинается этот отрывок, ясно, что
словом "культура" Толстой обозначает научно-технический прогресс. (Разве  мы
не столкнулись с этим в результате достижений ядерной физики? Разве  не были
на грани пропасти сорок лет назад,  в дни Карибского кризиса? Разве не висит
сейчас над нами угроза отравления среды обитания?)
     Во-вторых,  слово  "безрелигиозный" относится не  к церковной вере, а к
той  религии  добра,  любви  и служения  человечеству,  к которой  призывает
Толстой в своем Евангелии.
     ........................................................................................................................
     Эти мысли Льва Николаевича окончательно побудили меня оставить Институт
и вообще сферу естественных наук и постараться вложить оставшиеся еще у меня
силы   в   дело  содействия  нравственному   прогрессу.  То   есть  в  сферу
гуманитарную.  Но как и куда? Разумеется, не в политику.  И  не в искусство,
поскольку никакими талантами не обладаю. Не в философию, психологию и прочие
науки, требующие специальных  знаний. После долгих раздумий я остановился на
истории. Причем на истории  античной. И вот из каких соображений. Во-первых,
человеческая природа и психология мало  изменяются со  временем. Поэтому  на
материале  истории  (даже  античной)  возможно  рассматривать  и  утверждать
нравственные  ценности,  которые  остаются таковыми в наши  дни.  Во-вторых,
объем знаний в античной истории ограничен.  Все, что  было написано древними
авторами и  сохранилось,  все  известно и даже переведено  на  русский язык.
Нового  фактического  материала  не  прибавится. Следовательно,  этот раздел
истории доступен для изучения даже дилетантам в обозримые сроки.  В-третьих,
мои навыки работы  с  научной литературой (история все-таки наука) мне будут
весьма полезны. Наконец, именно античная история хуже всего известна рядовым
гражданам нашей страны. В отличие от дореволюционной гимназии (недаром в ней
учили  древние языки  - переводов  еще не было), в советской  школе античную
историю  проходят крайне  поверхностно -  в  начальных классах.  А ведь  вся
современная  культура  и  общественные устройства  уходят своими  корнями  в
античность.
     Вот  такой  крутой  поворот.  Что  из  этого получилось, я  расскажу  в
последующих главах. Начал я с  Древней Греции. Наиболее интересный период ее
истории - расцвет афинской демократии -  на  добрых пять лет опередил апогей
политического развития и могущества  Древнего Рима. Длился этот период всего
один  век, и основные  события происходили в  относительно небольшом городе.
Кроме  того,  "движение  нравственности", о  котором  писал  Толстой,  яснее
прослеживается на истории афинской демократии, чем  на более сложной римской
истории.

Глава 14. На новой стезе

Расцвет и падение афинской демократии

     Таково  было  первоначально выбранное  название  книги.  Оно  бы  сразу
информировало потенциального читателя (покупателя)  о замысле автора. Однако
по  настоянию  редактора  книга  получила  броское, но  мало  что  говорящее
название "О  Солон!". С  набранным  мелким  шрифтом  подзаголовком  "История
афинской демократии". Но кто, просматривая полки в  книжном магазине, читает
подзаголовки?
     Работа над книгой начиналась летом 84-го года.  Если бы она появилась в
продаже в  88-м  или  89-м  году,  то  содержание  ее  оказалось  бы  весьма
злободневным.   В   стране  только   начинались   реальные   демократические
преобразования. Волею обстоятельств книга была напечатана лишь в 2001  году.
Впрочем, драматический опыт первой  демократии, как мне кажется, мог бы быть
полезен как современным  гражданам, так и их политическим руководителям. Ибо
созданное у  нас в стране  (наспех!)  демократическое  государство далеко не
совершенно.
     К  лету  84-го  года   работа  над  русским  вариантом  моих   "Методов
исследования  белков и  нуклеиновых  кислот" была закончена.  Редактирование
английского  перевода  "Методов"  требовало  сосредоточенных,  но  редких  и
кратковременных усилий. Научно-технический совет собирался не  чаще, чем раз
в  месяц. Мое регулярное присутствие  в Институте уже никому  не было нужно.
Поэтому  я  мог  целые  дни проводить  в  Ленинской  библиотеке,  работая  с
материалами для новой книги.
     Начал я с того, что прочитал два учебника по истории Древней Греции для
исторических факультетов университетов (проф. Сергеева и под редакцией проф.
Авдеева). С единственной целью познакомиться с  главными действующими лицами
и хронологией событий выбранного периода (V век до н.э.). Зафиксировал имена
и   даты  в  моем  "рабочем  справочнике".   Характеристиками   исторических
персонажей  и  трактовками  событий  этими авторами пренебрег. Их  следовало
выработать  самому  на основании свидетельств  древних авторов. Во избежание
преждевременного  влияния чужих трактовок решил не читать  никакой вторичной
литературы по истории Древней Греции вплоть до окончания чернового  варианта
моей  книги.  После  этого  предполагалось   знакомство  и  сопоставление  с
доступными мне трудами на ту же  тему на  русском,  французском и английском
языках - как  в  Ленинской библиотеке, так и в библиотеках Парижа, куда была
запланирована поездка (состоявшаяся лишь в 88-м году).
     Штудирование трудов древних авторов оказалось  довольно занудным делом.
Меня  интересовали  общественное  устройство, психология  афинских  граждан,
религия и детали быта. Куда меньше - их военные подвиги. Между тем именно им
многие из этих авторов уделяли основное внимание.
     22 июля 1984 года (из дневника)
     "Довольно  плотно работаю  в  "Ленинке"  со  своими  греками.  Прочитал
"Афинскую политию" Аристотеля. Очень интересно! Многое выписал. Потом взялся
за  "Историю"  Фукидида. Сей  историк  (в  прошлом профессиональный военный)
скучен невероятно. Из  400 страниц большого формата, наверное, 380 посвящены
описанию войн. Тяжеловооруженные "гоплиты" идут то сюда, то туда. Их атакуют
лучники  или  конница.   Возводятся  стены  против  укрепленных   крепостей.
Население захваченных городов вырезают или продают в рабство. Треск стоит от
сталкивающихся кораблей. Военачальники интригуют. В глазах рябит от названий
населенных пунктов и имен.
     К  третьему часу такого  чтения голова пухнет,  и приходится мучительно
бороться  со сном. Делал  пометки  и  записывал  страницы,  где  встречалось
что-нибудь интересное из общественной жизни. Теперь предстоит по ним сделать
выписки того, что  сможет пригодиться  для  книги. "Улов" невелик. Неужели и
Геродот окажется таким же занудой? Между тем дома читаю судебные речи Лисия.
Это, напротив,  очень живо и интересно,  но относится  уже к началу IV века,
когда обозначилось неизбежное падение Афин и демократии.
     Первое  впечатление  о  народовластии  складывается  не очень  лестное.
Усилиями выдающихся демократов (из аристократии!) Солона, Клисфена и Перикла
граждане Афин получили действительно демократическое общественное устройство
и  полное народовластие. Но  воспользовались  ими далеко не  лучшим образом.
Толпа в Народном собрании, члены правящего "Совета пятисот" и Народного суда
("гелиеи")  легко становились  жертвами  своекорыстных  интересов,  массовых
пристрастий или  агитации демагогов. Справедливость  и  разум  торжествовали
отнюдь не всегда...
     Впрочем, еще очень рано  делать  заключения. Надо  почитать, вжиться  в
эпоху,  сопоставить свидетельства разных  авторов, понять психологию рядовых
граждан... К  примеру,  это легкое отношение  к  смерти!  Закон казнил за не
слишком  серьезные  преступления, и всеми это принималось  как должное. Зато
подсудимый, которому грозила смертная казнь, имел право отказаться от суда и
предпочесть  изгнание  из  Афин.  Но,  по-видимому,  мало  кто  этим  правом
пользовался. Позор был страшнее смерти. Изгнанный  из отечества уже нигде не
мог  стать полноправным гражданином. А  главное, лишившись возможности  быть
похороненным у  стен родного  города по принятому в  нем обряду,  он обрекал
свою бессмертную душу на вечные скитания".
     Все  это,  конечно,  было  любопытно.  Но борясь  часами  со  сном  над
Фукидидом,  делая   бесчисленные  выписки  и   втискивая  "коленом"  в  свою
склеротическую память имена и даты, я иногда думал: "Зачем  мне  все это? Не
пожить  ли оставшиеся годы просто для удовольствия? Ведь всю жизнь  трудился
как проклятый!"
     Потом прогонял  малодушные  сомнения:  "Зачем?  Наверное, затем,  чтобы
чувствовать  себя  счастливым.  Зачем   же  еще?  Для  меня   это  почему-то
определяется сознанием того,  что живу с пользой  для  других. В сиюминутной
пользе достижений  науки  и  техники  я  разочаровался.  Смысл имеет  только
установление разумного и гуманного способа сосуществования людей в обществе.
Без  этого  все  пойдет   прахом  -  рано  или  поздно!  Возможно  ли  такое
сосуществование  в принципе? Каким  его можно  вообразить?  Мне кажется, что
если я отвечу себе на эти вопросы, то смогу жить спокойно и счастливо, делая
хоть что-нибудь в этом плане. Пусть даже  эта деятельность  не даст ощутимых
результатов, а  мир  будет и дальше катиться к пропасти -  я буду делать то,
что должно. ("Fais ce que doit, advienne que pourra", как любил говорить Лев
Толстой). Быть  может, только в этом смысл и счастье  жизни.  А если сможешь
этому научить и таким образом сделать счастливыми несколько десятков молодых
людей, которые будут жить, когда тебя не станет, то чего же еще желать?
     А  далее... Бог  знает. Не я ведь  один ищу дорогу.  Быть может, семена
правды и доброты рассеяны по  всей Земле, но мало знают друг о друге. Каждое
дает  росток, а все вместе - урожай "сам-десять". И так в одном поколении за
другим. Быть может, и оттеснят злой сорняк нынешней жизни? Это хоть какая-то
надежда. Без нее жизнь - просто бессмыслица".
     Такие  благие мысли  приходили и вновь уходили. Надежды на  спокойную и
счастливую  жизнь  опять  сменялись унынием.  Единственное,  на  что  я  мог
рассчитывать  в  плане  доведения  до конца  задуманной  работы,  - это  мое
неординарное упорство...
     26 ноября 1984 года (из дневника)
     "Способности у меня всегда были  лишь  "выше средних", но  упорства - с
избытком. Когда-то мой приятель по Академии, Леонид Дмитриев, метко  сказал:
"Есть  отличники широкого  лба, а есть - широкого  зада". Я  из этой  второй
категории.  Меланхолически  думаю об этом, взирая как  бы со стороны на свои
занятия античной историей. Курьез, да и только! Заняться историей  при почти
полной потере  памяти. Я слишком  много учился в своей жизни: фактически три
вуза,  два  иностранных  языка (в зрелом  возрасте!),  химия  и  биология  -
самоучкой.  Книги, книги,  экзамены без конца. Да еще  стихи. Ячейки  памяти
выработали свой  ресурс! Давно  запомненное сохраняется (к примеру, Пушкин).
Выученное позднее легко стирается (науки, новые стихи) и требует регулярного
обновления.  Нечто   новое  -  не  запоминается   вовсе.  Втискиваю,  как  в
переполненный чемодан. Недавно, выйдя из читальни, где я только что прочитал
пару  комедий Аристофана, спросил себя, о чем  они и как называются. Еле-еле
вспомнил.  К  чему  же  труды сии?  Включаю отработанную  годами  привычку к
упорядоченному  конспектированию. Так, чтобы помнить  только,  где  записана
квинтэссенция  прочитанного.  В  случае  нужды  перечитать за  день то,  что
осваивалось месяцами. А от этого резюме, если надо, перейти к  более полному
конспекту оригинала.
     За последние пять месяцев, помимо  беглого  чтения двух университетских
учебников, "отработал" следующих  древних авторов: Гесиод, Фукидид, Геродот,
Ксенофонт,  Платон, Аристотель,  Лисий, Исократ,  Демосфен,  Плутарх, Эсхил,
Софокл, Еврипид, Аристофан.  Из современных: Бузескул "Афинская демократия",
"Перикл"  и Поль  Гиро  "Частная и  общественная  жизнь  греков" (перевод  с
французского).  В  общей  сложности  около  трех  тысяч  страниц.  Отработка
происходит  следующим  образом.  Первое чтение  - беглое. Задача -  выловить
интересные для меня  (и будущего  читателя  книги) места, отметить их легкой
галочкой на полях  (потом  стираю). Это  - самое трудное. При быстром чтении
без  пропусков мозг должен работать очень быстро и  интенсивно, чтобы успеть
оценить значимость прочитанного. Быстро устает. Через пару  часов нестерпимо
хочется спать.  В  Ленинке - особенно. Может  быть,  сказывается отравленный
автомашинами воздух центра  города. Через  каждый час  делаю перерыв,  чтобы
прогнать  сон. Быстрая прогулка по лестницам библиотеки с первого этажа, где
мой зал,  до самого  верха и обратно. Иногда 3-5 минут  - на улицу. В  конце
рабочего дня  (6-7 часов) усталость и  сон так  наваливаются, что приходится
через каждые десять  минут на  минуту-другую  закрывать глаза. Мучение да  и
только! Производительность 80-100 страниц за день.
     Второй этап - по отмеченным местам. Чтение спокойное, взвешенная оценка
и,  если  того  стоит,  запись  в конспект.  Предпочтительно  -  фрагмент из
оригинала (с  указанием страницы)  для возможного цитирования. Если фрагмент
того  не стоит,  то его краткий пересказ.  Так образовалось уже  200 листков
"первичных конспектов" (мелким  почерком,  тесными  рядами на обеих сторонах
листка. Они вынимающиеся,  на кольцах. Эта стадия не столь утомительна: мозг
работает в нормальном режиме, а во время записи отдыхает.
     Третий   этап  -  организация  законспектированного  материала.  Листки
конспектов пронумерованы с  сокращенным указанием автора. Например,  Плтх 8'
означает обратную сторону  8-го  листка  из конспектов Плутарха. Кроме того,
каждый законспектированный фрагмент помечаю цветным фломастером,  относя его
по содержанию  к одному из основных  разделов: факты  истории,  общественное
устройство и  политика, психология и  религия, быт  и  нравы. Это  позволяет
конспекты из произведений разных авторов сгруппировать тематически".
     В  ближайшее  время  намечаю  "отработать" три  иностранные  публикации
специального  характера: Cloch   P. "La democratie athenienne". Paris, 1951;
Hignett  C. "A  history  of the  Athenian Constitution  to the End  of Fifth
Cenrury". Oxford,  1952;  Homo L. "Pericles. Une  experience  de  democratie
дириже". Из трагедий  и особенно комедий выписал  то, что характеризует быт,
нравы  и взгляды  древних  греков.  Знакомство  с  памятниками скульптуры  и
архитектуры пойдет по  книге Виппера "Искусство Древней Греции" (есть у меня
дома). У философов меня интересуют только их взгляды на общественную жизнь и
государственное  устройство  (Платон  "Государство"  и  "Законы"; Аристотель
"Политика"). Влезать в дебри  их  общефилософских  воззрений  мне  не  имеет
смысла.
     Познай самого себя!  В поздние годы  понимаешь, как это важно и трудно.
Начинаю отдавать  себе отчет в  том, что хотя способностей у меня в  течение
долгой  жизни  обнаруживалось  немало,  некий  талант  есть  только  один  -
популяризатора,  компилятора  и учителя.  Систематизация материала. Отсев на
первостепенность  значения. Пересказ хорошо понятого в ясной, легкодоступной
для читателя или слушателя форме - только это удавалось и  удается. Из этого
и следует исходить!
     14 декабря 1984 года (из дневника)
     "Полагаю,  что,  прочитав  более  трех  тысяч  страниц из  сочинений  и
свидетельств древних авторов, сделав  из них подробные выписки, я располагаю
материалом, в котором  главное из греческой истории уже содержится.  И этого
главного не  знают миллионы людей,  вскользь  коснувшихся античной истории в
школе.  А ей-богу, им было  бы интересно и полезно  (как мне)  это узнать. А
можно   ли  осмыслить  исторические   факты,   не   будучи  профессиональным
историком?... Но ведь в этом есть и свое преимущество. Эти миллионы людей не
историки, а инженеры, служащие, рабочие, учащаяся молодежь. Историк не может
увидеть  Историю   их   непрофессиональными  глазами.  А  я  могу!  И   могу
пересказать,  отобрав  то,  что  нам,  простым  смертным,  важно  увидеть  и
по-своему понять.
     Разве  не полезно  было бы  рядовому интеллигенту из книжки  в  250-300
страниц, живо и интересно написанной (предположим,  что  это удалось) узнать
то, что сейчас знаю я о  Перикле,  Фемистокле, Аристиде, Алкивиаде? О Фидии,
Сократе и Платоне? О переменчивом  нраве  Народного собрания? О демагогах? О
сицилийской  катастрофе?  О  казни  стратегов  после сражения  у Аргинусских
островов?  О  резне демократов и олигархов на  Керкире?  Заодно об  обычаях,
одежде,  быте,  верованиях  греков  той  поры?  О мистериях,  театре,  суде,
сикофантах?  О тирании 30-ти  и  падении  Афин? Услышать живую речь  Лисия и
Демосфена?
     Мне  было  очень  интересно. Но  для  этого  пришлось продираться через
бесчисленные   описания   военных  действий   у  древних   историков,  через
философские воспарения Платона и многое другое...
     Очистить  идеалы красоты, справедливости  и достоинства раннего периода
греческой  истории.  Показать  их  трагическое  ниспровержение  под  напором
эгоизма,  стяжательства  и   паразитической  психологии  позднего   периода.
Подумать о причинах. Получить пищу для  размышлений. А какие  фигуры,  какие
мерки, какие аналогии! Недаром же столько образованных людей  в еще недавнем
прошлом воспитывались на этих примерах, мерили свои поступки этими мерками.
     И  вот с ростом  всеобщей  образованности (полуобразованности!) все это
утрачивается, становится  достоянием  только историков, углубленных порой  в
уточнение какой-то даты или малозначащего события.
     Главное в  наследии древних  греков,  как  мне кажется,  доступно  нам,
гражданам XXI века. Люди тянутся  к Истории, к  тому, чтобы  узнать как  все
было раньше. Но по правде! Недаром таким успехом пользовались лекции и книги
Эйдельмана.  Нам надо знать  историческую  правду  для того,  чтобы  понять,
осмыслить, как мы живем теперь. Что нас ждет, на что можно надеяться, во что
верить? Это злая неправда, будто бы  "История ничему не учит". Очень многому
может  научить  того,  кто  вдумается,  всмотрится  в  прошлое,  даже  давно
прошедшее.  Беда  в том, что "Историю  никто всерьез  не учит!"  Вот  верная
фраза. А ведь История - это зеркало, в которое смотрится современность".
     29 января 1985 года (из дневника)
     "На прошлой  неделе был у Натана Эйдельмана. Представил  на его суд мои
планы по  Греции. Чтобы не выглядеть "чайником",  зах