стремление к  роскоши,  к наживе.
Общество снова  расслаивалось на  богатых и бедных  при  том,  что богатство
зачастую не было наследием прежних  героических  времен,  а приобреталось на
глазах  сограждан  путем  успешных  спекуляций.  Сама трудовая основа  жизни
общества подрывалась.
     Со  времен  Перикла  (вторая  половина V века) участие  в работе Совета
пятисот,  в гелиее  и  работа  на прочих  государственных  должностях (кроме
стратегов) стала  оплачиваться  государством. Введение такой оплаты, с одной
стороны, укрепило  и расширило  базу демократии. Теперь  и неимущие граждане
могли  подвизаться на поприще государственного управления. С другой стороны,
открылась возможность  существования вне сферы  производительного труда  для
очень большого  числа  афинян,  поскольку  административный аппарат  империи
чрезвычайно разросся. Избираемые  в суд или на  государственные должности по
жребию  случайные люди  стремились  использовать свое временное положение  в
личных целях. Появилась коррупция.
     Оплата  контролировавшей  всю  империю  администрации  производилась не
только  за счет фороса, но и торговых пошлин. Афины  взимали их как со своих
купцов,  так  и  иноземных,  навязывая  им  обязательное ведение торговли  с
Грецией через морской порт Афин, Пирей.
     Сюда следует добавить, что  религия афинян  не содержала в себе никаких
нравственных   требований.    Поклонение   и   жертвы   богам-олимпийцам   и
обожествленным героям носили характер сделки заинтересованных сторон. Мифы и
легенды  о  богах  были  полны  примеров  божественного  коварства,  интриг,
зависти, обмана и насилия. Забота о могилах предков и приобщение к мистериям
в  честь  Деметры  и  Диониса  диктовались лишь  беспокойством о собственной
загробной жизни.
     Мы видели,  что в результате падения нравственности афинская демократия
постепенно  превращалась в  поле своекорыстной деятельности безответственных
элементов  общества.   В  кормушку  для  проходимцев,  арену  борьбы  личных
интересов. Наряду с этими новыми  веяниями в течение  некоторого времени еще
сохранялось    традиционное   уважение    к   представителям   прославленных
аристократических родов. Это проявлялось, например, при выборе стратегов.
     Но сами аристократы в большинстве своем уже питали враждебные чувства к
демократическим  порядкам, приводившим к всевластию  торговцев  и толпы. Эта
враждебность в  середине века послужила почвой для их  объединения (в  форме
товариществ  - "сисситий")  против демократии. От участия в  демократических
институтах они уклонялись. В Афинах стали формироваться две враждебные  друг
другу силы: демократов и олигархов.
     Столкновение  между ними и неизбежный крах лишенной нравственной основы
демократии  были  задержаны  на  три   десятилетия  влиянием  исключительной
личности  Перикла.   Аристократ  по   происхождению,  но  человек  абсолютно
бескорыстный  и высоконравственный, Перикл  сумел силой  своего  авторитета,
примера и ораторского  таланта предотвратить катастрофу.  Великими стройками
он  занял   работой  множество  граждан.  (Рабы   к   участию  в   священном
строительстве храмов не допускались.) Регулярными продолжительными маневрами
флота  он  давал  средства  к  существованию  моряками, которых  набирали из
бедняков. Введением оплаты государственных должностей поддерживал малоимущие
слои  населения. Совсем разорившимся  крестьянам  Перикл открыл  возможность
реабилитации посредством учреждения "клерухий"  -  колоний афинских  граждан
вне  Аттики на свободных  или конфискованных у противников землях.  Клерухии
сохраняли афинское гражданство своих членов. В них из  Афин переселилось  до
10 тысяч человек.
     Однако  все  это не могло  помешать медленному,  но неуклонному падению
нравственности.  В   частности,   самому  Периклу  из  чисто   экономических
соображений пришлось не только принять,  но и закрепить эксплуатацию Афинами
своей  империи. Хотя он и считал эту эксплуатацию неблагородной  тиранией. В
этом  была его  личная трагедия. (Восстания в империи Перикл подавлял силой,
но очень умеренно - без расправы над побежденными.)
     И  все-таки  четырнадцать лет  (444-430  годы)  фактически единоличного
правления   Перикла   (его   каждый    год    переизбирали    на   должность
"стратега-автократора" - главы  коллегии стратегов)  были  эпохой наивысшего
расцвета  афинской демократии. Этот  расцвет обеспечило счастливое сочетание
всенародной  демократии   с  умелым  руководством  ею  подлинным,   во  всех
отношениях  достойным  лидером.  ("Власть  первого  гражданина",  как  писал
Фукидид). Именно  в эту эпоху были созданы бессмертные шедевры архитектуры и
скульптуры.  Наивысшего расцвета достигли  театральное  искусство и  музыка,
особенно хоровое пение.
     Поощряя развитие искусств, Перикл надеялся поднять нравственный уровень
своих  сограждан.  Но  этого  оказалось  недостаточно.  Нравственная  основа
общественной жизни Афин была  подорвана. После смерти Перикла все  вырвалось
наружу, и Афины покатились  по  наклонной  плоскости  вниз. Мощным толчком в
этом направлении послужила эпидемия чумы (унесшая и Перикла).
     Дальнейшую  историю  Афин вплоть  до их  окончательного  падения  можно
коротко  охарактеризовать  как историю  безнравственного, некомпетентного  и
своекорыстного правления демагогов. Оно  происходило  на  фоне  перманентной
гражданской войны (с переменным успехом) между, так сказать, "демократами" и
олигархами.  Эта  кровавая  война  была  смертным  приговором  для  афинской
демократии. С ее бесславной кончиной было  навсегда  утрачено  могущество  и
процветание самих Афин.
     7 ноября 1985 года (из дневника)
     "...Задача - показать, что счастливая жизнь граждан определяется именно
состоянием  нравственности,  а  не  государственным  устройством. Хотя  они,
разумеется, тесно связаны друг с другом.
     Зачем и для кого  все это  писать -  неясно. Будь  это уже написано,  о
печатании  сейчас нечего было бы  и думать. Но времена могут  измениться. Во
всяком  случае  для   ограниченного   круга  читателей,   особенно  молодых,
написанное  может  быть  доступно в  рукописи. Дело это  мне  представляется
нужным. Сейчас всем мыслящим людям  ясно, что наша общественная  жизнь (да и
западная тоже)  зашла  в  тупик.  Чтобы  ее постепенно  перестраивать,  надо
нащупать почву для перестройки. Ею,  по моему  убеждению, может  быть только
утверждение нравственности, то есть доброжелательного отношения людей друг к
другу. Добиться этого нельзя никакими реформами,  а  тем более переворотами.
Только  терпеливой работой  воспитания молодых  поколений. Эту работу должны
взять на  себя люди мыслящие и интеллигентные. Для них я и хочу примером  из
античной истории подтвердить  свое видение  перспектив развития современного
общества... Античность нам в определенном смысле ближе, чем  средние  века и
даже чем относительно новое время, потому что у древних, как и у нас теперь,
не существовало  религиозного  нравственного  начала.  Христианская  религия
(исключая  самое  раннее   христианство)  и  церковная  практика  перемешали
нравственность  с фанатизмом и нетерпимостью. Потом пустили с  торгов  то  и
другое. В  результате  нравственность  в значительной степени была  заменена
ханжеством, а корысть и ненависть расцвели пышным цветом..."
     29 декабря 1985 года (из дневника)
     "...Работа над греками  идет  неплохо. Закончил драматургию,  перечитал
снова всего Аристофана. Сейчас  повторно читаю Фукидида и выписываю довольно
много дополнительного. При  первом  чтении неясен был общий  замысел книги и
потому порядочно пропустил того, что нужно было "заприходовать".
     Читаю по  100 страниц в день.  Режим сейчас (зимой) таков. Встаю  в  7.
Зарядка,  завтрак и к 9-15 в  Ленинку. Работаю до 2. Потом  - на наш  летний
теннисный корт.  Расчищаю снег у  тренировочной стенки и в  течение  часа на
свежем воздухе  "отрабатываю технику" ударов. Потом  домой:  душ, обед и  30
минут  - отдых. Обратно в  Ленинку  к 6  часам вечера. Еще 3  часа  работы с
источниками и  к 9-30 домой.  Художественная литература -  в метро. Прочел с
удовольствием  "Наш общий  друг" Диккенса. Сейчас читаю  "Новеллы" японского
писателя  Акутагавы.  Посмотрел  два  хороших  фильма: "Проверка на дорогах"
Алексея Германа и "Пацаны" Динары Аслановой...
     Ближайшие планы: так же как Фукидида, перечитать  и дополнить конспекты
Геродота  и Ксенофонта  (~2 недели) и начинать  обдумывать план изложения, а
потом писать. Срок - 1 год".
     7 января 1986 года (из дневника)
     "Перечитал и  дополнил  выписки из  Геродота и Ксенофонта. Принялся  за
Плутарха. Тут выяснилась досадная  "накладка". При первом чтении  я не очень
заботился  о  выборе  издания.  Воспользовался  "Избранными  биографиями   в
переводе  Лурье  издания  1941  года  и  "Жизнеописаниями" в переводе  Герье
издания  1862  года.  А  оказалось,  что в 1961  году  вышли  "Сравнительные
жизнеописания" -  научное издание в  новых переводах. Если  когда-нибудь  (а
вдруг!)  моя  не  написанная  еще книга будет  издаваться,  то ее  редактор,
естественно, потребует цитирования по последнему изданию. Черт с ним! Сделаю
лучше  сейчас. Так что, перечитывая и дополняя, еще и переписываю наново то,
что было выписано раньше. Как со всяким досадным трудом, хочется разделаться
с  этим  поскорее.  Поэтому работаю  плотно.  Вчера,  например,  "отработал"
биографии Солона и  Фемистокла. Сегодня собираюсь  разделаться с Аристидом и
Кимоном. Потом день на Перикла и полдня на Алкивиада. К концу недели надо со
всем этим закончить. Начать перечитывать конспекты и думать..."
     14 января 1986 года (из дневника)
     "Итак,  все  кончено!.." Позавчера  завершил подготовку материалов  для
книги. Добавил  еще один диалог  Платона,  которого  у меня  не  было.  Все!
Хватит. Пересчитывать страницы  конспектов - лень.  Но с  учетом интенсивной
работы последних двух недель, их не менее 1100.
     Закончился однообразный, изнурительный, но  простой  и  привычный  труд
отбора, конспектирования, накопления  материала.  Не  нужно  более спешить в
библиотеку, не  висят над  душой сотни  еще не прочитанных страниц.  Тишина,
покой! Надо  начинать плавание,  оттолкнуться  от  берега. Как?  "Куда ж нам
плыть?" Страшновато..."
     27 января 1987 года (из дневника)
     "Пишу  в  Звенигороде,  в  гостинице,  куда  уехал один на  недельку  -
отдохнуть и походить на лыжах. Дело в том, что книга моя, увы, написана.

     "Миг вожделенный настал:
     окончен мой труд многолетний
     Что ж непонятная грусть
     тайно тревожит меня?
     .....................................
     Или жаль мне труда,
     молчаливого спутника ночи,
     Друга Авроры златой,
     друга пенатов святых?
     Машинистка начинает печатать  второй, переработанный  вариант рукописи.
Дальше, если прочитают Сашура и Натан, сделают свои замечания, то, возможно,
будет еще одна переработка. Но пока все, что я  мог -  сделано.  И не только
мной, но и Линкой. Она  прочитала весь переработанный вариант и выловила  из
него  кучу  "блох" -  стилистических  огрехов, повторов  и прочих незаметных
автору небрежностей. Я все покорно и с благодарностью выправил.
     Явно нет у  меня вкуса к настоящему писательству, поиску "магии слова".
После того как мысль выражена достаточно точно и  кратко, мне неохота искать
лучшие,  более яркие или там образные  выражения. Мысль от этого  ничего  не
выиграет!  Если  пользоваться  высокими  определениями,  я  не  художник,  а
мыслитель.  Что  и естественно,  если  принять во  внимание опыт почти  всей
жизни. Наверное, и не надо пытаться изменить эту ситуацию. Будь самим собой!
И постарайся сделать максимально возможное в этом качестве.
     По  сравнению  с  первым  вариантом  рукопись  сокращена  процентов  на
двадцать".
     21 февраля 1987 года (из дневника)
     "18-го  на "среде" читал  ребятам  очередной  кусок  из своих "греков".
Кульминационная точка книги  -  моя  оценка  деятельности Перикла и Сократа.
Слушали  очень  хорошо,  с  полчаса задавали вопросы,  а потом до полуночи в
"курилке"  (то  есть   на   кухне)   дискутировали  на  тему  о  возможности
"направляемой демократии" и  прочем в связи с прочитанным. Выпросили у  меня
третий экземпляр  рукописи  для того, чтобы  прочитать то, что пропустили из
предыдущего. Интерес живой, и это очень приятно. Может быть, я действительно
написал  нечто стоящее.  Дима Юшин  предложил  организовать ксерокопирование
рукописи, разделив  ее по  частям, так  как  многие из  них  имеют доступ  к
ксероксам и  ЭВМ. Не думаю,  что  это  реально,  но  само желание  - лестно.
Кстати, Леша  Иванов  сказал, что на мехмате "ходит" мой реферат по Толстому
("Общественные и религиозные взгляды  Л.Н."). Наверное, его пустило по рукам
семейство Гамбарянов,  которые в прошлом  году его размножили. Так что "дело
дает ростки".
     В начале июня Натан Эйдельман сказал, что прочитал  мою рукопись. Я его
затащил к себе домой. Удивительный он все же человек!  При такой собственной
нагрузке он действительно прочитал (не  "пролистал") всю  рукопись. Я в этом
убедился,  когда  выслушал его разбор рукописи.  Все записал  на магнитофон.
Буду вдумываться. Замечания есть, но возражений нет. Он сказал, что ему  все
было интересно. Сам  тоже высказал много интересных  мыслей.  Но одно из его
предложений поставило меня  в  тупик. Он  посоветовал включить в книгу обзор
эволюции  идеи  демократии   в   последующей  истории  -  от   Монтескье  до
американской конституции! "Не по Сеньке шапка!" Он все мерит "аршином" своей
эрудиции.
     31 августа 1987 года (из дневника)
     "Вчера,  в соответствии  со своим планом, закончил правку машинописного
экземпляра   второго   (дополнительного)  варианта  "греков".   388  страниц
основного  текста и  100 страниц  Приложения (Религия  и  Погребальная  речь
Перикла).  Получилось,  ей-богу, неплохо. За  счет сокращений основной текст
уплотнился, приобрел  необходимую  динамичность.  А  авторские  комментарии,
адресованные  в  современность,  придали ему  вкус,  как  соль  мясу. Больше
переделывать рукопись не буду. Сашура намерен  обсудить с Натаном,  в  какое
издательство  ее  предложить.  Пока  намечены:  "Знание", "Книга",  "Наука",
"Госполитиздат".
     ........................................................................................................................
     Дальнейшая судьба рукописи была  несчастливой. Об этом очень коротко. В
начале  октября  87-го  года  мой  друг  Саша Свободин рекомендовал рукопись
знакомой  редакторше  издательства  "Книга"  Ирине  Вадимовне  Чернович.   Я
встретился с  ней в редакции, принес рукопись. Милая  женщина встретила меня
приветливо  и просила  написать авторскую заявку,  что я  в  тот  же день  и
сделал. Через пару дней она мне позвонила  и  поздравила с "первой победой".
Директор издательства  дал  "добро"  на продолжение нашего с  ней  контакта.
Назавтра  она уезжала в отпуск. Сказала, что вернется в конце месяца и будет
читать  рукопись. Но после ее возвращения  выяснилось,  что за время отпуска
руководство издательством сменилось и рукопись  повисла в  воздухе. Я решил,
что  звонить  Ирине Вадимовне не буду. Если ей интересно и есть  возможность
работать с моей рукописью, она позвонит сама...
     Она  позвонила в конце  сентября 89-го года,  то  есть  через  2  года.
Сказала,  что  прочла  рукопись,  очень  хочет  заняться  ею  и   пригласила
встретиться с  новым  главным  редактором издательства.  После  нашего с ним
разговора он обещал просмотреть рукопись за две недели...
     Следующую  весточку из издательства "Книга" я получил еще через 3 года.
Моя редакторша к тому времени уволилась, а издательство перешло  на торговлю
какой-то мануфактурой (заканчивался  92-й год). Мне сообщили,  что переводят
оставшиеся 40% гонорара, а  рукопись  можно забрать. Что  я  и  сделал. В то
время,  как я узнал  у Сашуры, дела у  всех издательств  были плохи.  Сильно
выросли  цены на  бумагу  и полиграфию. Я в  это время  уже  давно занимался
римской  Историей. Решил с "Грецией" никуда  не соваться. Ясно, что издавать
мне, человеку без имени  в литературе, можно будет только за свой счет.  Для
этого  надо  заработать  (честным  трудом)  много денег. С этой  целью начал
2-годичную программу  совершенствования своего французского  языка.  Об этом
расскажу  чуть  дальше,  но итог таков,  что  разбогатеть  не  сумел.  Успел
написать 3-томную книгу по римской истории и даже издать ее в  98-м году.  А
"Греция"  все  лежала...  Денег  для  ее  издания   скопил  только  к  концу
тысячелетия. В 2001 году она, наконец, увидела свет. Вот такая история...
     Любезный читатель, я рассказал о том, как работал над книгой "О Солон!"
Пересказывать  содержание книги  не имело смысла. Быть может, ты захочешь ее
прочитать. Дай-то Бог! Из того, что ты здесь прочитал, я полагаю, тебе ясно,
что вся  она написана без  всяких  авторских фантазий, на  основании  строго
выверенных  свидетельств  древних  авторов.  Но в самом ее конце  есть  пара
страниц,  полностью  выдуманных  автором.  В них  выражено мое  отношение  к
главному герою книги, да  и ко  всей истории  описанного периода. В качестве
заключения темы я хочу воспроизвести их здесь.

     ***
     "...Конец лета. Тихая, безветренная  ночь. За  черной громадой Акрополя
восходит  луна.  Четкая линия края храмовой площадки  отделила  посветлевшее
небо от  непроглядной  тени обрыва  скалы.  Продолжением  тени выступают над
обрывом  карниз и  кровля  Парфенона. Ясно очерчены дальний  скат фронтона и
профиль капители  угловой  колонны.  Блестят отполированные  камни Священной
дороги. Город спит...
     На пороге слабо освещенной комнаты  небольшого  дома близ дороги  стоят
двое: мужчина и  женщина.  Он обнял ее  сзади  за плечи и  задумчиво смотрит
вверх  на Парфенон. Она, отклонившись, подняла глаза к его лицу. Едва белеют
тонкие колонки портика,  окаймляющие  внутренний  дворик. Через  проем двери
виден еще один человек.  Он сидит  подле  догорающего  очага.  Длинные седые
волосы  позволяют угадать в нем  философа.  Красные отблески огня ведут свою
безмолвную  игру в неподвижных  чертах строгого лица.  Взгляд пристально,  и
вместе с тем  рассеянно, следит за быстрыми перебежками языков пламени. Двое
у двери разговаривают вполголоса, с долгими паузами.
     - Ты доволен сегодня мною, мой господин?
     - Не говори так,  Аспасия, даже в  шутку. Я доволен. Ты сумела  немного
рассеять мою тревогу. И наш молодой друг Сократ помог тебе в этом.
     - Он  замечательно умен и заражает своей верой в людей... А что,  война
неизбежна?
     - Боюсь, что  так.  В  этому  году  спартанцы не  тронутся  с места, но
следующей весной...
     - Ты попробуешь еще отговорить Архидама?
     - Я уже отправил  ему письмо.  Но апелла и эфоры настроены  решительно.
Коринф  угрожает выйти из  Союза.  А это - флот... Однако сейчас меня больше
тревожит Фукидид и те, что с ним...
     - Закон о неверующих? Он принят специально против Анаксагора?
     - Да. И это только начало...
     - Ты говорил с учителем (взгляд на сидящего у очага).
     -  Я сказал, что готов защищать его в гелиее. Но не  могу поручиться за
успех.
     - Он уедет?
     - Не знаю... Наверное, так было бы лучше.
     - Фидию тоже грозит опасность?
     -  Возможно...  Но  сейчас не  время  говорить с  ним  об  этом. Он так
счастлив, что закончил Парфенон.
     - Все-все окончено?
     -  Все.  Иктин  установил  последнюю  метопу.  Алкамен   и  Агоракритос
закончили отделку фронтонов.
     - А Пропилеи?
     - Мнесиклу осталось доделать самую малость.
     - Как замечательно, что они закончили одновременно!
     -  Да.  Ансамбль Акрополя этим заложен.  Он будет пополняться такими же
шедеврами... Даже и без меня.
     - Не говори так.
     - Любовь моя, мне скоро шестьд