есят. Мой срок близок.
     - Не говори так.
     - Я рад за Фидия и за Афины. Что бы ни случилось, Парфенон будет стоять
века. Любуясь  им, люди будут вспоминать и нас. Наш опыт будет им полезен...
Надеюсь, что Геродот о нем напишет.  Талант его в расцвете, и он на пять лет
меня моложе.
     - Он приедет?
     - Обещал. Прощаясь, сказал мне, что ты его очаровала.
     - Ты мне льстишь.
     - Нет. Это правда. Да и кто может устоять перед  обаянием самой умной и
прекрасной женщины на земле?
     - Спасибо, милый. Хоть  это и не так, но мне  приятно... Геродот  очень
уважает тебя.
     -  Надеюсь... Кто  знает?  Быть может, пройдут века и  века...  В  прах
обратятся  и Афины, и даже божественные творения Фидия, а сочинения великого
историка  будут  жить...  Наши  отдаленные  потомки создадут государство еще
прекраснее и справедливее, чем наше.
     - И новые правители скажут: "Мы продолжаем дело Перикла!"
     - Теперь ты мне льстишь. Но мне приятно. Так хочется верить, что смерть
не унесет в безвестное ничто наши страдания и радости... То, пусть немногое,
что мы сумели сделать...
     Полная луна поднялась над кровлей Парфенона. Испарения спящего города в
ее лучах  превратились  в  светлый  туман.  Он  заливает подножие  Акрополя,
скрывает домик близ Священной дороги и бессмертные образы его обитателей...

Музыкальные среды

     Уважаемый читатель,
     раздел "Музыкальные  среды" может  тебе  показаться  неуместным  в этой
главе. Однако посуди сам.
     Во-первых,  "Новая стезя" -  это переход из  сферы естественных наук  в
гуманитарную сферу. История, литература и музыка принадлежат  к ней в равной
степени.  Во-вторых, написание книги и наши музыкально-литературные собрания
практически совпадали по времени. Работа  над  рукописью продолжалась с июня
1984 года до января 1987 года. А "Музыкальные среды" просуществовали в нашем
доме с ноября 1985 года по февраль 1990 года.
     Надеюсь, я убедил тебя в том, что  совмещение этих двух сюжетов в одной
главе вполне оправданно. Позволю себе начать с предыстории этих "сред".
     Мое приобщение к  музыке  было  не  ранним.  Родителям и  в  голову  не
приходило  учить  музыке детей.  Зачем?  Хотя в  большой комнате  на  старой
квартире стоял  рояль. Не  наш.  Кто-то из знакомых (наверное, из  "бывших",
подвергшихся "уплотнению") за недостатком площади пристроил его "на время" у
нас. После смерти отца  в 31-м году об уроках музыки  нечего было и думать -
жили очень бедно. Маме, участковому врачу районной  поликлиники, выматываясь
на двух ставках, едва  удавалось одеть и прокормить двух сыновей-подростков.
Хотя  у моего  старшего  брата был явно хороший  слух - он легко подбирал на
рояле (без нот) популярные в начале 30-х годов песенки.
     В  старших классах школы меня приобщила  к опере соученица Ира Глазова.
Мама ее называла "театральная Ирина". Никакого "романа" у нас с ней не было.
Только  увлечение  оперой.  Мы  оба восхищались  знаменитым  тенором  Иваном
Козловским.  Билеты в  Большой театр в довоенные времена  были  относительно
дешевы,  и мы  не пропускали  ни  одной новой постановки с  участием  нашего
кумира. В выпускном 10-м  классе с компанией  моего  соседа по квартире Льва
Штейнрайха   (впоследствии  актера  Театра   на  Таганке)  я  приобщился   к
симфонической  музыке.  Компания была  "богемная" - все будущие  театральные
критики, среди них  и  мой друг на долгие годы Саша  Свободин. "Богема" в те
строгие времена обозначала посетителей симфонических  концертов  и... только
что  открывшегося  "Коктейль-холла"  на  Тверской,   где  мы  заказывали,  в
основном, мороженое.
     В 52-м году, вскоре после женитьбы, мы с Линой решили приобрести только
что  появившийся   в   продаже  радиоприемник  "Мир"  производства  рижского
радиозавода.   Его   большая   деревянная   полированная   коробка  с  двумя
полуколонками  по краям обеспечивала, по утверждению знатоков, очень хорошее
звучание.  (Отстояли  за   ним  ночь  в   очереди.)   К   приемнику   купили
электропроигрыватель  и  стали  понемногу  собирать пластинки:  записи опер,
симфонической  музыки и  вокалистов.  Когда набралась  приличная  коллекция,
объявили  нашим  друзьям-сверстникам  и  нашим  ученицам-школьницам  (мы оба
работали в 9-х классах женской средней школы) о том, что каждую среду  будем
устраивать концерты на дому для всех желающих.
     Наша комнатка  на старой квартире  была маленькая -  узкая и длинная. В
ней  только  и помещались:  письменный стол у окна, широкая  тахта, покрытая
спускавшимся со стены ковром машинной  работы, и  в ее головах  тумбочка для
белья, на которую мы водрузили наш "Мир", а на него - проигрыватель.
     "Музыкальные  среды",  как мы их окрестили, имели  успех.  Приходили  и
друзья,  и  ученицы. Человек  7-8,  редко  10,  поскольку  всем  приходилось
тесниться на тахте  и  трех  стульях, которые  удавалось  еще втиснуть в эту
комнатку.  Эти концерты  (в  осенне-зимний  сезон)  продолжались  в  течение
четырех  лет,  до рождения в 57-м  году  нашего сына  Андрюши.  Его кроватку
пришлось поставить в ту же комнату.
     Спустя  двадцать семь  лет счастливое совпадение обстоятельств побудило
нас с Линой возобновить "музыкальные среды". Летом 85-го года мы принимали у
себя дома, в просторной кооперативной квартире  на  Юго-Западе Москвы  главу
французской  фирмы  "Гилсон",  выпускавшей биохимическую  аппаратуру,  Эрика
д'Отри, с которым я был  связан не только  закупками этой  аппаратуры,  но и
подружился.  Он привез мне  в подарок японский  портативный магнитофон очень
высокого качества. В это же время благодаря  успеху за рубежом  моих книг по
"Методам  исследования" представилась возможность купить в "Березке" на чеки
Внешторгбанка комплект  японской аппаратуры для воспроизведения звука. И еще
одно совпадение: наш Андрюша, которому уже было 28 лет, свел дружбу со своим
сверстником  Сережей  Лебедевым,  хранителем  учебной  фонотеки   Московской
консерватории.  С  пластинок  этой  фонотеки  Сережа   переписал  по  своему
квалифицированному выбору для  меня  на  магнитофонную  пленку  два  десятка
кассет.  Потом  он,  нарушая  соответствующие запреты,  давал мне  по  одной
пластинке (на день), которую я переписывал сам.
     Мои французские  друзья: Эрик,  его подруга Мари-Жозе и сотрудник фирмы
"Гилсон"  Жан-Пьер Манже привозили во время очередных выставок в Москве  или
присылали с оказией кассеты из Парижа.
     Потом, когда я  сам получил возможность посещать Францию, то каждый раз
покупал   несколько  кассет.  А   сосед  по  дому  нашей  давней   парижской
приятельницы  Лили  Эпштейн, доктор Мишель  (большой  меломан) переписал для
меня несколько превосходных вещей из своей богатой фонотеки.
     Таким образом, к осени 85-го  года у меня образовалась  очень приличная
коллекция  из  более  чем  ста  двадцати  кассет  с первоклассными  записями
симфонической музыки в исполнении всемирно известных  оркестров, дирижеров и
солистов. Был составлен каталог. На  15 сентября  назначили открытие первого
сезона.  Всем  близким  друзьям и  некогда связанным  со мной по  совместным
выездам в лес и на слеты  КСП ученикам 179-й школы (81-й год) были разосланы
по почте приглашения.
     Был разработан  регламент наших  музыкальных  сред. Наибольшая из  трех
комнат квартиры (мама уже умерла) превращалась в музыкальный салон. Стоявший
у боковой стены диван поворачивали на девяносто градусов - лицом  к звуковой
установке,   смонтированной   у  дальней   от   окна  стены.  Впереди   него
выстраивались рядами все наличные в  доме стулья и табуреты. Получался "зал"
на  25  мест. Если  их не  хватало, на полу укладывались съемные  подушки от
диванов и кресел. Круглый стол из этой комнаты,  обычно служившей  столовой,
перекочевывал  в  спальню  Лины, превращенную в "буфет".  На стол водружался
старинный самовар с вмонтированным мною в его трубу электронагревателем, все
имеющиеся  в доме разнокалиберные  и  разномастные чашки  и  два-три блюда с
бутербродами  -  ведь  слушатели  приезжали  прямо с  работы  или  из  вуза.
Бутерброды   с   сыром  и   дешевой   колбасой  мы  с   Линой  заготавливали
непосредственно  перед вечером  в  количестве  от  сорока до  ста  штук -  в
зависимости от ожидаемого числа слушателей.
     Музыкальная  программа  начиналась в  19-30.  Однако  самовар  кипел  и
бутерброды  были готовы  часом  раньше. Приезжать  рекомендовалось пораньше,
чтобы  спокойно  выпить  чаю,  "заморить  червячка"  и...   пообщаться.  Это
свободное общение было едва ли не самой интересной частью вечера. Начиналась
новая  эпоха. Генсеком  партии  стал  Горбачев.  Ожидали  важных  перемен  в
общественной  жизни.  Обменивались  последними  новостями,  почерпнутыми  из
передач западных радиостанций, вещавших на русском языке. Спорили о том, что
нас ожидает в ближайшем будущем.  Некоторые из молодых были настроены весьма
оптимистически.  Мои  сверстники   в   своих   прогнозах  проявляли  большую
осторожность.  Однако  те  и  другие придерживались  определенно либеральных
взглядов, высказывали их свободно в  довольно  широком  и не вполне знакомом
круге  лиц. И одно это было внове и создавало приподнятое настроение. Дебаты
нередко продолжались во время антракта между двумя отделениями  концерта,  а
иногда и после его окончания.
     Согласно  регламенту,  можно  было  приходить  со  своими  друзьями,  с
которыми  мы  с  Линой   знакомились,  стараясь   выказать  им  максимальное
гостеприимство.  Некоторые  молодые люди встретились  здесь  впервые, и  это
привело к двум  заключенным  на  сей музыкальной почве  бракам.  Разрешалось
также опаздывать к началу  музыки.  Дверь в  квартиру  оставалась  все время
открытой. Запоздавший гость  мог  тихо  раздеться в  прихожей,  на  цыпочках
пройти в "залу", сесть на свободное место или расположиться на полу.
     Программа  на  следующую  среду согласовывалась с  присутствовавшими  и
вывешивалась на небольшой афишке в коридоре. Так  что  приходящий вновь  мог
узнать, что его ожидает. Программу  вечера и фамилии  всех  присутствовавших
записывали в "летопись" наших сред. Всего за 5 лет была зарегистрирована 121
музыкальная среда.  Впрочем,  не все они были чисто  музыкальными. В среднем
каждая  десятая  была  целиком  или  в одном  отделении  литературной.  Так,
например,  20 апреля 86-го  года  в первом отделении  был  "Пер  Гюнт", а во
втором, к  100-летию со  дня рождения Гумилева, я читал его стихи.  Закончил
трагическим стихотворением Волошина "На дне преисподней", посвященное памяти
Блока  и  Гумилева.  Вечер  памяти  Анны  Андреевны  Ахматовой  был  целиком
литературный. Его начала Лина рассказом о судьбе поэтессы,  по воспоминаниям
Лидии  Корнеевны  Чуковской и лекции  Шилова.  После  чего я  читал  большую
программу из  73 стихотворений Ахматовой (тогда у меня  еще была  нормальная
память). Закончил я  ее "Реквиемом",  после  чего поставили последнюю  часть
Реквиема Моцарта.  И  наконец,  несколько  стихотворений,  записанных  самой
Ахматовой -  ее  живой  голос! В среду  8 февраля  90-го  года  читал  стихи
Пастернака - за два дня до 100-летия со дня его рождения.
     Три  литературные  среды  были  посвящены  моим  записям  на магнитофон
творческих вечеров Булата Окуджавы, Александра  Городницкого и Юлия Кима. 24
апреля 87-го года читали в рукописи пьесу  Горенштейна "Бердичев". У нас его
тогда не печатали, вскоре он эмигрировал  в Германию. Восемь вечеров подряд,
во втором отделении, я читал по рукописи свою "Историю афинской демократии".
Два  вечера  подробно рассказывал впечатления от  поездок во  Францию.  Один
вечер  (21 февраля 89-го года) - о предвыборном  окружном собрании по выбору
делегатов  на  1-й съезд народных депутатов,  на котором я присутствовал.  С
магнитофонной записью ответов на вопросы Бориса Ельцина.
     Были еще две мои научно-популярные лекции: о природе иммунитета и СПИДе
и     о    принципиальной    возможности    деторождения    мужчинами,    об
общественно-нравственных последствиях реализации такой возможности.
     Юбилейная, сотая среда (29  марта 89-го  года) была отдана целиком  мне
для чтения  рукописи эссе  "Размышления  об отдаленном  будущем  людей"  (не
публиковалась). Состоялась оживленная дискуссия. Присутствовало 34 человека.
В обычные вечера приходило по 20-25 человек.
     Наибольший сбор был на следующих вечерах:
     100-летие Гумилева - 45 человек.
     Рассказы о Франции - 40 и 39 человек (2 вечера).
     Бетховен - "Патетическая соната", Сен-Санс - 5-й концерт для фортепиано
с оркестром, Мендельсон - Концерт для скрипки с оркестром, Григ - Сюита No 2
- 39 человек.
     Рахманинов - "Всенощная" - 38 человек.
     В сезон  89/90 годов посещаемость снизилась в среднем до 10-12 человек.
Дети  выросли,  женились, обзавелись малышней. Сверстники  - постарели. Этот
сезон в серии регулярных музыкальных сред был  последним. 21  октября  98-го
года еще на одну среду (No 123) собралось по моему приглашению двадцать пять
моих бывших учеников. В первом отделении я им представил (и каждому подарил)
только  что  вышедшую мою книгу  "Римская  история  в  лицах".  Рассказал по
дневниковым записям хронологию работы над ее рукописью...
     Зная, что накануне у меня был день рождения, подарили мне проигрыватель
для  компакт-дисков.  Так  современность  вторглась в  мой  дом.  Во  втором
отделении, в соответствии с былой традицией, слушали 2-й концерт Рахманинова
в исполнении Вана Клиберна...
     Теперь   слушаем   музыку   из   нашего   фонда  (плюс   компакт-диски)
эпизодически, по настроению, в семейном  кругу, иногда с ближайшими друзьями
(многие, увы, ушли из жизни).
     В те пять  лет  (1985-1990),  когда  весь  жизненный уклад драматически
ломался, наши среды, я  надеюсь, служили островком  стабильности  и культуры
для нескольких десятков молодых людей.  Быть может, они  послужили  для  них
нравственной опорой.

Глава 15. "Римская история в лицах"

     Подготовка рукописи с таким названием заняла в три раза больше времени,
чем рукопись по Истории афинской  демократии (7,5 и 2,5 года). Примерно  так
же соотносятся между собой и объемы этих книг (65,5 и  19  условных печатных
листов). Римская история  представлена в трех томах: Республика, Гражданская
война и Империя.  Процесс  подготовки материала описывать не буду. Он  точно
такой же, как при  подготовке "греков". Те же 8-10 часов в Ленинке ежедневно
в  течение четырех  лет.  Та же мучительная борьба со  сном.  Путешествия по
лестницам  от подвала до четвертого этажа. Те же конспекты сочинений древних
авторов,  записанных  мелким  почерком  на  съемных  листках  в  клеточку  -
вплотную, строка к строке. В общей сложности 1837 листков.
     Первое знакомство  с  героями  и хронология  событий по  учебнику  Н.А.
Машкина.   Знакомство  со  вторичными   источниками  с  целью  сопоставления
трактовок исторических событий и оценок деятельности главных персонажей, как
и  ранее -  после окончания собственного  чернового варианта рукописи. Здесь
были использованы не только труды выдающихся российских исследователей, но и
все,  что  удалось  найти  в  фондах Государственной библиотеки в  Париже на
французском  и  английском языках. Я  имею  в виду,  конечно, не монографии,
посвященные  отдельным деятелям,  периодам или социальным  аспектам  римской
истории, а книги с полным ее изложением. Таких оказалось около тридцати.
     Начиная  с  IV века до  нашей эры погодичные записи важнейших событий в
Риме делал глава жрецов  - Великий понтифик. Во времена  Республики  и далее
годы  связывались  с  именами консулов,  избранных  на  каждый  год (фасты).
События,   происходившие   в    дореспубликанскую   эпоху,   лучше   считать
легендарными.  Впрочем, легенда, передаваемая из уст в уста,  может довольно
точно  описывать реальные  ситуации.  Что было доказано Шлиманом, отыскавшим
остатки древней Трои по ее описанию в "Илиаде" Гомера, сделанному через пять
веков  после Троянской  войны.  Труднее  с  хронологией. Римский историк Тит
Ливий  ведет  свое повествование "от основания  города", которое он датирует
753  годом до нашей эры. По данным современной археологии, основание  города
на  семи  холмах следует  отнести  к  началу VI  века до  н.э.  По-видимому,
описанные  Ливием факты были плотнее расположены во времени.  Для нас это не
так уж важно. Классический период римской истории, начало которого я склонен
относить к нашествию галлов в 370-м году до  н.э. можно считать датированным
по фастам вполне надежно. Это не означает, что следует пренебрегать фактами,
которые  мною  были  названы легендарными.  Во  все интересующие нас времена
римляне  верили  в  их  подлинность. И  эта вера,  сама  по  себе,  является
важнейшим историческим фактом, поскольку мировоззрение римского народа  было
всегда ориентировано на подражание примеру "предков"  (имея в виду  под этим
словом не только прямых прародителей,  но все героическое  сообщество первых
веков  существования  Рима).  ...Я  буду   использовать  ниже   общепринятую
датировку событий, опуская там, где это не необходимо, обозначения "до н.э."
или "н.э.".
     Когда  все  доступные   свидетельства  древних  авторов  были  собраны,
зафиксированы  в  конспектах  и систематизированы, я  приступил к  написанию
книги, хорошо  представляя  себе объем ожидающей меня работы.  Ее построение
определялось  хронологией  описываемых исторических событий. Свою  задачу  я
видел  в  объективном их  описании,  обязательным условием  которого  считал
воздержание  от  собственных оценок, тем более -  от  предложения каких-либо
параллелей  с  современностью.  Я  полагал, что  все  это может  сделать сам
читатель.  И  потому  старался  освободить  свое  изложение  от   какой-либо
дидактики.
     Но это совсем  не  означает  равнодушия к  тому,  что  я писал и  с чем
впервые   серьезно  знакомился.   Наоборот,  меня   живо   интересовал   ряд
кардинальных вопросов. Например, таких:
     1.  Как случилось, что Римское  государство  (не изолированное от всего
мира, подобно архидревнему  Египту) смогло  в течение почти тысячелетия - до
конца  "Высокой  империи"  сохранить  свое могущество, а  также  (в основных
чертах) психологию и жизненный уклад своих граждан?
     2. Как сочеталось поддержание древнеримских демократических традиций  с
эффективным управлением огромной многоязычной Римской империей?
     3.  Как  быстро  могли  происходить  необходимые  для  этого  изменения
общественной структуры и государственного устройства древних римлян?
     4. Какова была при этом эволюция роли сената и Народного собрания?
     5.  Чем  были  обусловлены  и  как переживались  мрачные,  тиранические
периоды римской истории?
     В  конце этой  главы  я  попробую  предложить  свои варианты ответов на
поставленные вопросы.  Если  бы все читатели были хорошо знакомы  с историей
Древнего Рима или,  хотя бы с моей "Римской историей в лицах", мне  было  бы
достаточно   для  обоснования  высказываемых   там   суждений  сослаться  на
многочисленные эпизоды, разбросанные  по всей долгой  истории Рима. Не  имея
такой  гарантии,  я  предпочел  выбрать  три самых значительных  и  ярких ее
персонажа  и  вкратце  рассказать об их деяниях, позволяющих  обосновать мои
ответы  и  суждения.  Разумеется,  для понимания  и оценки этих  деяний  мне
придется бегло представить самих выбранных персонажей и описать историческую
обстановку, в которой они действовали.
     Кроме   того,   мне   не   обойтись   без  элементарного   ознакомления
неискушенного читателя с историей возникновения древнеримского сообщества, с
его  последующей   структурой   и  должностными   лицами   сформировавшегося
государства.
     Прежде всего я  должен обратить внимание  читателя на совершенно особую
ситуацию  возникновения  города  Рима,  во многом определившую психологию  и
поведение его первых  обитателей. В  силу  уже о