18 февраля 1941 года
     "У   нас   нет  большего   врага,   чем  капитализм   и  собственность.
Собственность разлагает личность человека, усыпляет его дух. Собственность -
продукт и орудие эгоизма, враг настоящей общественности и братства людей".
     И это на фоне такой записи:
     Из дневника Н.С. 23 июня 1940 года
     "Очень  тяжелое время от мучительного  безнадежья. Мешает жить,  мешает
работать..."
     В  качестве последнего материального ресурса Николай Сергеевич  продает
коллекцию старинных монет, собранную его отцом. И рядом с этим в том же 40-м
году он записывает:
     Из дневника Н.С. 14 апреля 1940 года
     "Все  думаю,  что  у каждого  своя  задача  -  свой  талант.  У  меня -
стремление облегчать людям их жизненный путь. Это не от гордости я говорю, а
от  искреннего чувства,  искреннего перед  самим собой. И никому  никогда  я
этого  сказать не могу и не  скажу.  Понимаю сладость любви - только  от нее
получаешь удовлетворение и видишь смысл своего существования. Когда поможешь
только или  что бы то ни было  облегчишь  другому, только  тогда и  легко, и
весело.  Это мне близко  и  моя сфера. Любить людей, служить людям,  бодрить
людей - как легко, радостно и как это просто".
     В конце  войны жизнь была очень  трудной у всех честных людей. 3 ноября
1944 года  Николая  Сергеевича  неожиданно посетил Степан  Погодин - в давно
минувшие  времена  крестьянский   сын,  сверстник  и  товарищ   детских  игр
Николиньки Родионова.
     После волнующего обмена воспоминаниями Николай Сергеевич меланхолически
записывает в дневнике: "Очень досадно было, что угостить его я ничем не мог:
не было в доме ни порошинки и даже хлеба".
     Но  и спустя  два  с  лишним  года после  окончания  войны материальное
положение семьи Родионовых остается таким же тяжелым:
     Из дневника Н.С. 6 августа 1947 года
     "Ужасно  трудное  время  сейчас.  Голод  в  полном смысле слова,  и  мы
голодаем.  Жалко Талечку, она очень страдает и рвется,  а мне  стыдно. Денег
мне никто  не  платит.  Все  есть  кругом по бешеным  ценам,  а  денег  нет.
Переходный момент, но очень трудный. Нет  денег даже на хлеб, на  транспорт,
на баню, на самое необходимое..."
     Менее   чем  через  год  состоится  мое   первое  знакомство  с  семьей
Родионовых.  Я сразу увижу, что  живут они бедно (хотя не думал, что в такой
степени,  как  в  последней  записи),  но  это  не  омрачает  их  радушия  и
гостеприимства.  Хотя и на уровне  чая с сушками. Ведь гостеприимство  - это
совсем не то же самое, что хлебосольство. Не хлебом единым...
     Причина такой бедности стала мне ясна  из  дневников,  что немного ниже
станет ясно и читателю. А то, что  это воспринималось  легко, как мне теперь
ясно, вытекало из  принципиального отношения к  достатку и собственности,  о
которых Николай Сергеевич (вслед за Толстым) писал еще в 1928 году.
     Теперь,   для  того  чтобы   объяснить  нежелание  Николая   Сергеевича
рассказывать  о своей работе, я постараюсь на основании  дневниковых записей
представить в самом сжатом виде историю 90-томного Юбилейного академического
издания сочинений Л.Н. Толстого.
     Начиная с  1897 года, когда  царское  правительство выслало  из  России
Владимира Григорьевича  Черткова, Толстой  стал, в интересах их сохранности,
пересылать в  Англию бывшему секретарю и другу  свой архив, дневники,  копии
писем и рукописи неизданных статей. Его же  он  перед смертью назначил своим
литературным душеприказчиком. В 1913 году Черткову разрешено было вернуться.
Он  привез в Петербург весь огромный архив Толстого и сдал его на хранение в
рукописный отдел Российской Академии наук.
     Во  время войны и революций было не  до издания, но как только ситуация
несколько  стабилизировалась, в  1918  году, Чертков начал  искать  пути для
осуществления  необходимого,  по  его   мнению,  Полного  научного   издания
сочинений Толстого, куда бы вошло  абсолютно все, написанное им с подробными
научными  комментариями. Это  издание  он хотел  приурочить к  предстоявшему
через  десять лет столетию со дня  рождения великого русского  писателя. При
этом должно  было быть выполнено обязательное условие, поставленное Толстым:
никто не  должен  получить монополию на печатание любых  его  произведений и
документов.  Первое  предложение  Чертков  получил   от  Московского  совета
потребительских обществ.  Однако  оно  предполагало  как раз  исключительное
право  издания и потому было  отвергнуто.  В  ходе этих  переговоров Чертков
познакомился  с  Николаем  Сергеевичем  Родионовым  -   активным  участником
кооперативного движения в деревне и горячим сторонником нравственного учения
Толстого.
     Между  тем  контакт  с  большевистской  властью  (через  посредничество
наркома Луначарского) оказался как будто более продуктивным. 16 декабря 1918
года  коллегия  Наркомпроса утвердила  проект  договора  с  Чертковым.  Была
согласована  и  сумма  затрат  на  издание  в размере  10  миллионов  рублей
(дореформенных).  Чертков  немедленно  начал работу по  подготовке  Издания,
собрав сильную команду литературоведов - более тридцати  человек. Их труд, в
ожидании  государственного  финансирования,  оплачивали он сам  и Александра
Львовна Толстая из своих личных средств.
     Предполагалось, что подготовку к печати рукописей каждого из намеченных
90  томов  возьмет на себя Редакционный комитет под руководством Черткова, а
само издание будет осуществлять Государственное издательство (Госиздат). Для
идеологического   контроля   за  изданием   была  назначена  Государственная
редакционная комиссия (Госредкомиссия). Первоначально в ее состав вошли А.В.
Луначарский, М.Н.  Покровский и В.Д. Бонч-Бруевич. Комиссия  одобрила проект
договора с Госиздатом, предложенный Чертковым.
     Однако договор  с ним был подписан лишь в апреле 1928 года. Дело в том,
что  в  июле  1919 года Совнарком РСФСР  издал Декрет о национализации  всех
рукописей русских  писателей,  находящихся в  государственных библиотеках (а
следовательно, и  архива Толстого). На  очереди был Декрет  СНК о  монополии
государства на издание произведений русских классиков, что в случае Толстого
было несовместимо с  его завещанием. На разрешение  этого  противоречия ушло
десять  лет. Так что к  100-летнему юбилею  писателя не вышло ни одного тома
"Юбилейного  издания".  В конце концов  дело  разрешилось тем,  что Госиздат
обязался на  титульном листе каждого выходящего тома помещать  уведомление о
разрешении его  свободной  перепечатки. В ходе этих  длительных  переговоров
Чертков  встречался   и  с  Лениным.  В  ежедневной  "Хронике"  деятельности
Владимира Ильича после революции, составленной сотрудниками Института Маркса
- Энгельса - Ленина, есть такая запись:
     "8/IX 1920 г. Ленин принимает (10 час. 45 мин.) В.Г. Черткова...
     ...Беседует с  ним об издании полного собрания сочинений Л.Н. Толстого,
в   которое  предлагает   включить   все   написанное   Толстым  и  снабдить
произведения,  дневники,  письма исчерпывающими комментариями. И чтобы  было
полностью  соблюдено принципиальное  отношение  Толстого  к своим  писаниям:
отказ его от авторских прав и свободная перепечатка текста".
     В середине  1928 года, когда был, наконец, подписан договор об издании,
вместе с  НЭПом  прекратила свое  существование  и свободная  кооперация,  в
которой все эти годы активно работал Николай Сергеевич. При этом он не терял
связи с  Чертковым, как  в силу  своей приверженности учению Толстого, так и
благодаря возникшей между ним  и Владимиром Григорьевичем взаимной симпатии.
Поэтому  вполне  естественно,  что  как только  Николай  Сергеевич  оказался
свободен  от  дел  кооперативных,  Чертков  предложил  ему  войти  в  состав
Редакционного  комитета.  Спустя  два  года,  убедившись  в  успешности  его
редакторской деятельности  и ценя совершенную преданность Толстому, Чертков,
которому уже было 76 лет, назначил Николая Сергеевича  своим (неофициальным)
преемником в  деле  руководства  Изданием. Последующие  шесть  лет  Владимир
Григорьевич тяжело болел.
     Издательство переживало очень трудное время. К  1930 году  вышло только
два тома из девяноста;  к концу  1934-го - еще 6  томов. Предусмотренные для
оплаты  труда  составителей  томов  (по  договорам)   деньги  не  поступали.
Собственные средства Черткова и  А.Л. Толстой были исчерпаны. Чертков не раз
писал об  этом  председателю совнаркома Молотову,  потом  дважды обращался с
письмом  к Сталину.  Однако бюрократическая  машина по-прежнему игнорировала
Издание   вплоть  до   августа  1934  года,  когда   состоялось  специальное
постановление Совнаркома и  необходимые  средства были, наконец, выделены. В
изнурительной войне с  советскими чиновниками больной Чертков  истратил свои
последние силы. Его могучий организм сопротивлялся еще два  года. 9 сентября
1936 года Чертков умер.
     Функции главного редактора Издания, согласно  положению  о нем, перешли
безлично  к  редакционному  комитету,  а  фактически  к  Николаю  Сергеевичу
Родионову. Первое  его действие на руководящем посту - не совсем обычное. 16
февраля 1937 года скоропостижно умер один из ведущих редакторов Издания К.С.
Шохар-Троцкий.  15  марта  того  же  года  Николай  Сергеевич  записывает  в
дневнике:
     "...все  на меня напали за мой план  с  томом  Шохар-Троцкого, что хочу
работать по  нему  бесплатно... помогать его детям  надо,  а  у меня в  июне
кончается   моя   литературная   работа.  Это   не   благотворительность,  а
общественный подход к делу. В.Г. поступил бы на моем месте так же".
     Но главные  неприятности  только  начинаются.  В  середине  38-го  года
начальником Гослитиздата (ГЛИ), выделившимся из Госиздата, назначают бывшего
генерального  секретаря  Профинтерна  А.  Лозовского.  Это  -   существенное
понижение,  и  у  него  "камень  на  шее": в  1917  году  Лозовский  был  за
оппозиционные  настроения исключен  из  партии.  В  1919  году  его  приняли
обратно,  но,  конечно,  не  забыли.  Сталин  таких  вещей не  забывает. Это
означает, что Лозовский "висит на волоске" и должен на новой работе проявить
особое рвение, а главное - ни в чем не ошибиться.
     Первое, с  чем  разбирается  этот  прожженный  аппаратчик,  толстовское
издание.  Из  намеченных  90  томов  за  десять лет  вышло  только  36, хотя
редакционный комитет подготовил к печати  и передал ГЛИ рукописи 80 томов. В
чем  здесь дело?  Лозовский быстро  ориентируется. В задержанных томах среди
писем и дневниковых записей Толстого он находит резко отрицательные суждения
о  социалистах  и   революционерах.  Печатать   это  никак  нельзя.  "Такое"
обязательно попадет в ЦК, а то и на стол к самому Сталину. Тот спросит: "Кто
это издал?" О последующем "перемещении" директора ГЛИ гадать не приходится.
     Но  и отказываться  печатать  или  требовать  цензурных  изъятий,  даже
докладывать об  этом "наверх"  тоже нельзя. Ведь Ленин распорядился печатать
все!  Единственный  выход - саботаж. Не  отказываться печатать,  но  и... не
печатать! Можно  подвергнуть  критике комментарии,  сослаться на  финансовые
трудности, найти  другие  зацепки,  но  не  допускать  опасные  рукописи  до
типографии.
     Голитиздат  прекращает  финансирование Издания и объявляет о  намерении
ликвидировать  независимую  "Главную  редакцию".  (Так  именуется  созданный
Чертковым   небольшой   редакционно-технический    аппарат,   осуществляющий
организационные функции  по  Изданию). Маститые  коллеги Николая  Сергеевича
прекрасно  понимают,  в  чем дело,  и  отказываются  от опасной  борьбы  (на
календаре  1938 год).  А он  не  сдается!  Организует  письмо  Редакционного
комитета Молотову, обращается за поддержкой к Алексею  Толстому, уговаривает
составителей томов подписать коллективный  протест, адресованный Жданову. Ни
от  Молотова,  ни  от Жданова  нет  ответа.  Николай  Сергеевич штурмует  по
телефону  их референтов,  напоминает  об указании Ленина.  Референты  "тянут
резину",  потом скидывают неприятное дело на члена  ЦК  и редактора "Правды"
Поспелова.
     Николай Сергеевич  добивается личной встречи  с ним. С 1  по 20  апреля
38-го  года  длится марафон ежедневных переговоров с секретарями  Поспелова.
Каждый  день встреча откладывается на завтра. Но упрямый редактор  не  хочет
угомониться.  Наконец  разговор с  Поспеловым  состоится. Николай  Сергеевич
подробно  записывает  его в  дневник. Хозяин  большого кабинета  раздраженно
укоряет собеседника в том, что комментарии слишком обширны -  их надо сильно
сократить; что  недостаточно используются цитаты из статей Ленина о Толстом,
но... вынужден подтвердить:
     "Все  вышедшее  из-под   пера   Льва  Николаевича  Толстого,   будь  то
художественные  произведения,  философское, религиозное  письмо или записные
книжки, все  Советской властью будет опубликовано  так, как было установлено
раньше, без  изменений в общем характере и плане, лишь с  теми изменениями в
области комментариев, про которые я говорил".
     Таким образом,  ленинское указание  об  издании  "полного" Толстого еще
действует. Этим указанием Николай Сергеевич и "таранит" высокие инстанции. А
между тем,  по моему глубокому убеждению... такого указания не было! Встреча
Ленина с Чертковым в сентябре 1920 года действительно была,  но  посвящалась
вопросу об отказах  от военной службы по религиозным убеждениям (Чертков был
главой религиозных общин России).  Об этом говорится в первой части записи в
ежедневной "Хронике" Ленина,  которую я опустил в предыдущем ее цитировании.
Эта  часть,  как  и  положено,  подтверждается  ссылкой  на  соответствующие
документы. Что же касается разговора об Издании,  то  здесь дается ссылка на
некий  сборник "Лев Толстой. Материалы и публикации".  Тула. 1958 г. Добываю
этот  сборник. Автор соответствующей статьи в  нем  не  кто иной,  как  Н.С.
Родионов.  В  статье он ссылается  на  присутствие  при  разговоре Ленина  с
Чертковым Бонч-Бруевича. Но тщательная в протокольных делах "Хроника" это не
подтверждает.  Нет  ничего  подобного  ни  в воспоминаниях  Бонч-Бруевича  о
Ленине,  ни  в его  архиве. Нет и в  архиве Черткова.  По-видимому,  Николай
Сергеевич (возможно, с  согласия Бонча)  блефовал. Тогда  это была  "игра  с
огнем". В те-то годы!..
     Но вернемся  к  итогу разговора с Поспеловым.  Тот  обещает, что все им
сказанное  будет  подтверждено специальным  постановлением  Совнаркома.  Это
постановление действительно  выходит...  спустя  три  месяца.  Тем  временем
Лозовского переводят на работу в Наркоминдел.  За год, что он руководил ГЛИ,
ему удалось издать всего два безопасных тома.
     Постановление   СНК   предполагает   заново  пересмотреть   все   тома,
подготовленные к  печати,  в плане сокращения комментариев,  но  не содержит
никаких  указаний  на  урезывание текстов Толстого.  Зато есть  "оргвыводы".
Главная  редакция  Издания,  то  есть его  административный  штаб, перестает
существовать  как независимая  единица  (как  того  требовал  Лозовский),  а
переводится в ГЛИ на правах специального отдела.
     Вплоть до начала Отечественной войны идет трудная и  томительная работа
по  сокращению комментариев. Затем весь  архив  Толстого  перевозят в Томск.
Николай Сергеевич вслед за сыном Сережей уходит в народное ополчение.
     Первые два месяца  его  дивизия ополченцев роет противотанковые рвы под
Вязьмой. Работа физически очень тяжелая. (Я  сам  в эти месяцы был занят тем
же и  описал ее  в главе  3.) Николаю Сергеевичу  52 года.  В начале августа
41-го года у него открывается кровоточащая  язва  желудка. Его  отправляют в
госпиталь и  в начале октября увольняют из  армии. Потом он  узнает, что его
дивизия ополченцев  вступила в  бой,  после  которого из 8 тысяч  ее личного
состава в живых осталось только шестьсот человек.
     В  середине  октября   41-го  года  Гослитиздат  эвакуируется.  Николай
Сергеевич остается и переносит все подготовленные к печати рукописи томов  к
себе  домой. Во  время  бомбежек  они  с  Натальей  Ульриховной  не покидают
квартиру,  оберегая драгоценные рукописи. И не напрасно! В здание ГЛИ попала
бомба.
     В  годы войны  Николай  Сергеевич редактирует  "Воспоминания"  писателя
Телешова  и "Очерки  былого" сына  Льва Толстого,  Сергея Львовича. А  также
готовит материалы для своей будущей книги "Москва в жизни и  творчестве Л.Н.
Толстого" (она выйдет в 1948 году). С 1939  по 1945 год не выходит ни одного
тома Юбилейного издания...
     После  возвращения ГЛИ из  эвакуации  его  новым  директором  назначают
полковника  Головенченко. Он, по  примеру  Лозовского,  затевает с  Николаем
Сергеевичем  разговор  об  отсутствии  средств  для  оплаты  составителей  и
печатания томов.  Предлагает  издание Полного  собрания  сочинений  Толстого
временно прекратить. Начинается  новая фаза "сражения за Толстого".  Николай
Сергеевич снова обращается  с  протестом в ЦК. Приходится  адресоваться туда
еще  три раза, прежде чем принимается решение о продолжении Издания.  Однако
Головенченко и  Лозовский,  который  при переводе в Наркоминдел был все-таки
включен в состав  госредкомиссии, продолжают  свои интриги. В  результате  7
сентября 1946  года выходит  постановление Политбюро  ЦК ВКП(б) "О состоянии
дел с академическим  изданием сочинений Л.Н. Толстого". В этом постановлении
говорится уже не только о сокращении комментариев, но "также писем и записей
в  дневниках,  не  имеющих  общественного и  литературного  значения". Таким
образом открывается дорога к цензурированию Толстого.
     Из дневника Н.С. 9 сентября 1946 года
     "Очень тяжело. Разрушение  большого дела,  на которое потрачено столько
сил... Какие люди! Какие  люди! Как тяжело  от этого за них. Но надо остатки
сил своих и дней положить на пользу делу, хотя бы в новых условиях. Для меня
все равно, только бы  быть полезным делу!.. Но все-таки руку на тексты  Льва
Николаевича я сам не занесу".
     В 1947 году не выйдет ни одного тома. Обе стороны выжидают.
     Из дневника Н.С. 14 марта 1947 года
     "Как все трудно, все разваливается... Где найду силы? Набросал  сегодня
план окончания издания по-новому. Не  нравится. Но что-то выйдет. Пока я жив
и в силах, надо бы пустить хоть по рельсам, а то без меня замрет, - боюсь, -
все  дело. Большое общекультурное  дело мирового масштаба.  У власть имущих,
видимо,  не  найду отклика.  Мне  одному, да еще  обессиленному  болезнью  и
опустошенному душевно, очень трудно. Надо спешить..."
     Упоминание  о  болезни  не   случайно.   Обострения   язвенной  болезни
повторяются. После  демобилизации Николаю  Сергеевичу уже трижды приходилось
ложиться в больницу.
     С 29 мая по 5 июля 47-го года он опять в клинике.
     12  декабря того  же года Николай Сергеевич  совершает нечто  подобное,
говоря военным языком, "залпу из всех бортовых орудий". В один и тот же день
относит  письма  в  ЦК с  изложением своей  позиции  одновременно  Молотову,
Маленкову,  Суслову  и  А.  Кузнецову.  Реакция   на  этот  раз  последовала
незамедлительно.  "Линия партии" подтверждена  категорически,  хотя  Николай
Сергеевич уже не молчал, а сопротивлялся отчаянно.
     Из дневника Н.С. 13 декабря 1947 года
     "К  4-м  часам меня и Головенченко экстренно требуют  в  ЦК, к Еголину.
Там,  невзирая  ни  на  какие  доводы  по  существу  дела,  основываются  на
прошлогоднем постановлении  Политбюро  за  подписью  Сталина...  Я  все-таки
высказал  прямо  все, но  они глухи, не хотят  слушать.  Очень  трудно, но я
обязан  по совести  отстаивать Льва Николаевича "до последнего".  Но я один,
все отошли, а у меня сил  и веса мало. Но все  равно, как умею, честно и без
колебаний буду отстаивать правое дело..."
     В  августе 1950 года состоялось новое постановление  ЦК об  Издании. На
этот раз  ликвидируется и Редакторский комитет, некогда созданный Чертковым.
Состав Госредкомиссии тоже изменяется.  Теперь в нее входят Фадеев. Шолохов,
Па