льные покупатели. Хорошенькие девушки в белых чепчиках называли их
мосье и готовы были буквально на все, лишь бы покупатели  хоть  что-нибудь
взяли. Земляне, впрочем, ничего не покупали, неизвестно,  сколько  им  еще
тут гостить, но повсеместно получали благодарственные  взгляды  и  просьбы
заходить как-нибудь еще.
     Все же у перекрестка, где произошло вопиющее  нарушение  транспортных
законов, земляне не выдержали  и  купили  два  длиннющих  хлебных  полена,
набитых  ветчиной,  колбасой,  кажется,  котлетой  и   какой-то   зеленью.
Спустившись к воде, они забрались под мост с романтическим названием  Мост
Искусств и там в тени отобедали.
     - Наша Темная, пожалуй, пошире будет, - сказал Илья  Ильич,  провожая
взглядом плоский прогулочный катер, разукрашенный разноцветными  флажками.
С катера доносились музыка, звонкий смех и аплодисменты - там  веселились.
А здесь, на одетом в гранит берегу, первые корешки пустила ностальгия.
     - Как там наши? - не выдержал напора воспоминаний Илья Ильич.  -  Как
Соня?
     Варфоломеев отмалчивался.
     - Наверное, Евгения уже отпустили, - Учитель  посмотрел  на  Ученика,
ожидая поддержки.
     - Наверное, - сухо поддержал Варфоломеев.
     - Да, я тоже уверен, - приободрился Илья Ильич. -  Правильно,  что  я
улетел. Им там  сейчас,  молодоженам,  раздолье  в  двух  комнатах.  Соня,
наверное, пошла в школу работать вместо меня. Я просил товарища Романцева,
чтобы перевели ее из библиотеки. Там, знаешь, у нее неприятности назревали
в последнее время.
     - Какие неприятности? - удивился Варфоломеев.
     - Да я ей говорил: не надо эти  книги  в  библиотеке  держать,  давай
домой перенесем...
     - Запрещенные книги, что ли? - догадался Варфоломеев.
     - Да какие они запрещенные, так... - Илья Ильич вяло махнул рукой.
     - Кто же их там читал, в этом захолустье?
     - Никто и не читал, для будущего хранила.
     - Значит, верила, что найдутся читатели?
     - Мне не верила, а в счастливое будущее Северной  Заставы  верила.  -
Илья Ильич приумолк на  минуту,  а  после  изрек:  -  Теперь  это  будущее
наступило. Теперь, Сережа, после нашего  старта  Северная  на  всю  страну
прогремела.  Теперь,  наверное,  уже  поехали  на   нашу   землю   молодые
образованные люди  поднимать  культурную  целину.  Ты,  Сережа,  вместе  с
институтом к нам переводись  теперь.  Прямо,  как  вернемся.  Да  что  там
институт, университет откроем, я и место приглядел  на  правом  берегу.  -
Илья Ильич вспомнил, как в последний раз они  с  Соней  стояли  на  берегу
Темной и как поразил его примелькавшийся  с  годами  пейзаж.  -  И  соборы
златоглавые построим, и дома с излишествами, и памятники поставим не хуже,
чем здесь. Только я  все-таки  думаю,  культуры  и  нравственности  у  нас
побольше  будет.  Представляешь,  Сережа,  приезжаешь  ты  в  Северную,  -
размечтался Илья Ильич, -  выходишь  на  проспект,  останавливаешь  любого
прохожего и спрашиваешь, как найти профессора Пригожина. А  тебе  говорят,
мы не  знаем  профессора  Пригожина,  расскажите  подробнее.  Ну,  ты  тут
намекаешь двумя-тремя словами, и прохожий тебе говорит: да он наверняка  в
Главной Астрономической Обсерватории сейчас - и ты уже рад. А прохожий все
равно не унимается и начинает тебе подробнейшим образом рассказывать,  как
туда проехать: сначала на метро, потом на автобусе.
     - На метро? - переспросил Варфоломеев.
     - Метро неизбежно будет построено.
     - Так почва же хлипкая, плавуны могут быть, - возразил Варфоломеев.
     - Вопреки, вопреки плавунам, неизбежно построим, - разгорячился  Илья
Ильич. - И обсерваторию построим, я  ее  прямо  вижу,  на  высоком  холме,
белокрылую, академическую, Главную. Чтобы к звездам, понимаешь, поближе.
     - Да, но почему же Главная?
     Илья Ильич осекся.
     - И то право, сорвалось как-то по инерции, - он улыбнулся. - Конечно,
насчет  Главной  я  сглупил.  Ха.  Что  же,   остальные   будут   как   бы
второсортными? - сам  себе  удивлялся  Илья  Ильич.  -  Вот  ведь  рабская
привычка.
     Где-то вверху на мосту послышался очередной взрыв петарды. Но он  уже
никого не  испугал.  Пока  земляне  предавались  мечтам,  здешнее  светило
пересекло меридиан и покатилось к изрезанному домами горизонту. Нужно было
поспешать к намеченной цели. Еще в самом начале  своего  путешествия  Илья
Ильич и Варфоломеев забрались на первый этаж ажурной  башни  и  оттуда  со
смотровой  площадки  наметили  маршрут.  Полагали  вначале   пойти   вдоль
набережной к центру города, а потом, если их постигнет неудача, перейти по
одному из многочисленных мостов на  левый  берег  и  добраться  до  серого
здания с куполами на крыше,  наподобие  обсерватории  -  там-то  уж  точно
должны найтись интеллигентные люди.
     Центр был совсем рядом.  Остроконечный  остров,  застроенный  старыми
домами,  поросший  зеленью,  напоминал  океанский  лайнер  на  приколе  и,
казалось, приглашал зайти на его борт по старому каменному мосту с  узкими
пролетами между почерневших от времени каменных  опор.  Они  поднялись  на
верхнюю террасу набережной.
     Надо сказать, что в последние полчаса  к  уже  привычному  городскому
шуму добавился какой-то неопределенный монотонный гул, как  будто  наверху
по  набережной  проезжал  бесконечный  автопоезд.  Здесь   наверху   сразу
выяснился источник гула - по набережной,  по  тротуару  и  проезжей  части
шагала беспорядочная, без конца и края, масса аборигенов. Как будто где-то
недавно окончилось праздничное шествие колонн перед высокими  трибунами  и
теперь исполнившие  почетный  долг  граждане  Центрая  нестройными  рядами
растекались по домам, где их  ждут  праздничные  столы.  Но  приглядевшись
повнимательнее, можно было угадать, что все наоборот. С  соседних  боковых
улиц, с мостов  и  бульваров  в  нестройную  колонну  вливались  небольшие
ручейки центрайцев, укрепляя и без того не слабый поток.
     - Да у них здесь маскарад намечается, -  воскликнул  обалдевший  Илья
Ильич, еле удерживаясь, чтобы не увлечься человеческим движением.
     Земляне прижались к чугунному парапету, и вовремя.  Проходивший  мимо
закованный с ног до головы в  латы  человек  мог  бы  проткнуть  их  обоих
блестящим наконечником копья, если бы, конечно, он был настоящим. Вслед за
ним  катилась  группа  самокатчиков.  Плешивые,  в  черных   нарукавниках,
упитанные дяди размахивали гроссбухами, ловко балансируя  на  перевернутых
счетах. Вокруг пританцовывали полуголые девицы в черных ажурных  колготках
и время от времени осыпали самокатчиков бумажным  конфетти.  Чуть  поодаль
прошла странная пара. Он, в полуоборванном тряпье,  постукивая  деревянным
костылем, то и дело припадал на руку разодетой в красное бархатное  платье
и увенчанной маленькой  золотой  короной  женщины.  Потом  появились  трое
близнецов-подростков в бело-голубых матросках с развевающимися от движения
черными лентами. Средний матросик щелкал семечки подсолнечника, а  боковые
держали высоко над головой транспарант "СВОБОДА, РАВЕНСТВО, БРАТСТВО".
     - Эй, господа,  чего  стоите?  -  крикнул  землянам  напомаженный  до
красных  яблок  щекастый  абориген  в  шутовском  колпаке.  -  Или  мы  не
резерванты?
     Голос шута утонул  в  веселом  железном  звоне  стреноженной  колонны
каторжников. По краям колонну сопровождали учтивые люди  в  белых  газовых
платьях, которые полностью скрывали их половую принадлежность.  Они  то  и
дело поправляли свободной рукой спутавшиеся кандалы подопечных,  а  другая
рука у них была занята. Из-под мышки у каждого выглядывал толстый, красной
кожи, книжный том полного собрания сочинений Антонио Маринеску. Как раз  в
этот момент шестьдесят третий том проплывал мимо Варфоломеева, поблескивая
золотым корешком на свет заходящего за городскую черту желтого карлика.  С
трудом землянин преодолел желание выхватить книгу  из-под  мышки  газового
существа. Так ему хотелось проверить - что там внутри. Но где  там!  Сзади
уже напирали новые слои маскарадного движения. Волосатый детина с каменным
топором в руках, одетый, в чем  родила  его  доисторическая  мать,  щелкал
грецкие орехи и сверкал черными первобытно-общинными глазами. На  плече  у
него сидела роскошная черная птица и время от времени  склевывала  из  рук
бородатого сладкую ореховую сердцевину.  Если  попадался  порченный  орех,
птица  сплевывала   ошметки   в   розовую   эмалированную   плевательницу,
покачивавшуюся на вытянутых вверх руках  его  преосвященства.  Рукава  его
рясы  упали  на  плечи,  оголив  красивые  жилистые  руки,  побелевшие  от
недостатка крови. Рядышком кружился хоровод юношей  и  девушек,  одетых  в
небрежные  белые  халаты,  какие  носили  системные  программисты  первого
поколения. Впечатление подкреплялось тем, как ловко  девушки  запускали  в
посиневшее к вечеру небо змейки самодельного серпантина из перфоленты.  За
ними уже показались длинные серые шинели различных родов войск, чернокожие
красавицы  в  страусиных  перьях,  а   дальше   над   головами   всплывали
разноцветные надувные шары, продырявленные от ветра транспаранты, кудрявые
детишки с флажками,  остроконечные  копья,  зубатые  грабли,  вилы,  опять
транспаранты, портреты, и еще, еще флажки,  детишки  вырастали,  напирали,
грозя смять  всякое  неподвижное  тело.  Сопротивляться  дальше  не  имело
смысла, и Варфоломеев, подхватив оцепеневшего от удивления Учителя, нырнул
бесстрашно в веселый шумный поток.



                                    10

     Когда желтый карлик превратился в приплюснутый атмосферной рефракцией
красный гигант,  срезанный  сверху  острым,  как  бритва,  далеким  черным
облаком, животворная река выбросила землян на единственный в городе  холм,
увенчанный белостенным собором. Эта  господствующая  над  городом  высота,
оплетенная крупной сетью улочек и переулков, теперь была сплошь  запружена
неоднородной людской  массой.  Зеленые  склоны,  площади,  бульвары,  даже
вагончики  старинного  фуникулера  сплошь   были   захвачены   маскарадным
гулянием. На самом верху, на  соборной  площади,  возвышалась  трибуна,  а
рядом, над трибуной,  почти  в  половину  высоты  собора,  нависло  свежее
сооружение, укрытое непрозрачным для  видимых  лучей  материалом.  Земляне
волею случая очутились у самой лестницы, ведущей  к  соборной  площади,  и
теперь  живьем  наблюдали  уже   увиденное   на   десятках   видеоэкранов,
разбросанных по площадям и скверам города. Илья Ильич то и дело привставал
на цыпочки, стараясь заглянуть за плечи здоровенного верзилы.  У  того  из
заднего кармана спецовки выглядывал слесарный штангенциркуль и то  и  дело
больно царапал живот учителю. Варфоломеев же косил маленькими глазками  на
свою соседку. Они еще внизу, там, на набережной, притерлись друг к  дружке
и пока  шли  сюда,  успели  обменяться  несколькими  ничего  не  значащими
фразами.
     Урса, так звали его новую знакомую, принарядилась  как  монахиня,  но
вместо крестика, а может быть, вместо креста и полумесяца, вышила на белой
накидке молоденький лунный серпик.
     - Вы сестра милосердия? - спросил Варфоломеев.
     - Я теперь безработная.
     - Что так? - сочувственно спросил землянин.
     Монашка раскрыла большие удивленные глаза.
     - Вы что, забыли?
     -  А  что  я  должен  был  помнить?  -  настроился  на  игривый   тон
Варфоломеев.
     Теперь она улыбнулась.
     - Разыгрываете.
     - Нет, у меня амнезия.
     - У всех амнезия, - монашка с сомнением посмотрела  на  Варфоломеева,
уже не зная, шутит он или нет. - Но у вас еще к тому же и склероз.
     - Точно, точно, - обрадовался землянин. - Именно так он и сказал.
     - Кто сказал?
     - Да один мой знакомый.
     Урса пожала накладными плечиками.
     - Вам смешно, а я тоскую по эксгумации.
     - По чему? - обалдел Варфоломеев.
     -  Тихо,  -  она  приложила  пальчик  к  ротику,  -   смотрите,   сам
приват-министр.
     Через соборную площадь, слегка поддерживая голубую ливрею,  спокойным
державным  шагом  двигался  человек  в  голубенькой   шапочке.   Появление
приват-министра  было   воспринято   громом   аплодисментов,   криками   и
улюлюканьем толпы.  С  удвоенной  силой  захлопали  петарды,  кто-то  даже
пальнул из ракетницы  в  почерневший  тем  временем  зенит.  Казалось,  не
наступит конца этому акустическому бешенству, но нет, голубенькая  шапочка
взошла над микрофонами,  и  в  наступившей  мгновенно  тишине  Варфоломеев
нервно спросил:
     - Как зовут министра?
     На этот вопрос повернулся даже Илья Ильич.
     -  Лепелтье,  -  шепнула  монашка  вопреки  дисциплинарному   шипению
соседей.
     - С  праздником  Великого  Полнолуния,  дорогие  центрайцы,  -  начал
приват-министр.
     - Виват! - закричала толпа.
     - Я, свободно избранный  вами,  самым  свободным  народом  Вселенной,
приветствую вас  в  этот  торжественный  день.  Наше  свободное  общество,
впитавшее все благотворные идеи человечества, переживает сейчас  нелегкое,
неспокойное, я бы сказал, бушующее время. Мы призвали лучшие силы,  лучшие
умы нашей цивилизации, мы разбудили инициативу  масс,  мы  развязали  руки
каждому  члену  нашего  общества  -  твори,  народ,  дерзай!  И   что?   -
приват-министр приподнял ладонь, показывая, что он сам будет  отвечать.  -
Результаты налицо. Да, есть время обещать, есть время  претворять.  Да,  -
приват-министр оторвался от бумажки, - времени у нас хватает.  -  В  толпе
кто-то  засмеялся,  а  министр  продолжал:  -  Тем  не  менее,  начал  уже
воплощаться в жизнь наш предвыборный лозунг - прекратить эксгумацию! Мы не
можем  подвергать  общество  случайным   факторам,   пора   закрыть,   что
называется, врата  рая.  Планета  не  проходной  двор!  -  Народ  радостно
заулюлюкал, где-то у подножья  холма  полыхнуло  огненным  блеском,  через
несколько секунд донесся громовой раскат.  -  Мы  не  можем  также  обойти
стороной  политику  предыдущей  администрации.  -  Толпа  как-то  особенно
внимательно затаилась. -  Надо  отдать  и  им  должное,  под  руководством
Рудольфа Баблера  сделаны  определенные  успехи.  За  последние  пять  лет
заметно  снизился  поток  пришельцев  и,  как  следствие,  пошла  на  спад
безработица. Удалось на три  процента  снизить  среднюю  продолжительность
жизни делегентов, повысилась загрязненность атмосферы... Давайте похлопаем
нашим соперникам. -  Раздались  жидкие  аплодисменты  и  пренебрежительный
свист. - Но такие темпы никого устроить не могут. - Площадь  взорвалась  в
едином радостном порыве.
     - Бред какой-то, - прокричал в ухо ученику Илья Ильич.
     Но тот, как в трансе, неотрывно  следил  за  трибуной.  Тем  временем
наступили гражданские сумерки и на востоке в  зыбком,  сизом,  пропитанном
аэрозолем тумане появился  кровавый  медный  диск.  Казалось,  он  не  был
небесным светилом, а только глупым выражением ночного  состояния  здешнего
мира.
     - Нами выделены дополнительные  средства  на  национальную  программу
деэксгумации.  Организован  Институт  Деэксгумации.  Первые   практические
результаты будут продемонстрированы сегодня. Но об этом позже. Технические
успехи налицо. Да мы и не сомневались, что наши славные  ученые  рано  или
поздно справятся с поставленной задачей. Но это только  одна,  техническая
сторона вопроса. Мы же столкнулись с целым спектром проблем,  политических
в  первую  очередь,   философских,   и   наконец,   чисто   моральных,   -
приват-министр  отхлебнул  из  ораторского  стакана.  -  Встал  вопрос  об
очередности. Наши  политические  противники  предлагают  метод  случайного
отбора. Предлагают нам, так сказать,  пошлую  математическую  вероятность,
лотерею, как будто  счастье  может  быть  предметом  азартного  розыгрыша.
Другие хотели бы устроить позорный торг, распродажу очередности,  поставив
тем самым наиболее состоятельных  в  привилегированное  положение.  Но  мы
этого никогда не сделаем. И знаете, почему?  -  приват-министр  сделал  ту
самую  паузу,  которую  любят  устраивать  политические   деятели,   когда
что-нибудь  им  приходит  в  голову  во  время  доклада.  Городской   холм
вожделенно затих. - Потому что этого не позволит нам сделать народ! Потому
что демократия - это власть народа. И народ не позволит  никому  подрывать
его святые права.
     Заволновалось людское море, запенилось, вздыбилось. Волны  разряжений
и пучностей гуляли по человеческой массе, как ветер гуляет  по  пшеничному
полю. Варфоломеева еще сильнее прижало к его спутнице, и он спросил:
     - Какую партию представляет приват-министр?
     Урса, захваченная всеобщим ликованием, автоматически ответила:
     - Никакую.
     - Он что, был независимым кандидатом? - сквозь вопли  и  крики  почти
кричал Варфоломеев.
     Соседка опять повернула к нему огромные карие глаза, в которых тут же
отразилась перевернутая соборная площадь, и твердо сказала:
     - Приват-министр представляет народ.
     В образовавшейся радостной паузе на площадь выбежали танцующие  певцы
и в легком ритме запели песню счастливого  народа.  Приват-министр  слегка
подыгрывал ручкой  артистам,  впрочем,  мало  чем  отличавшимся  ото  всей
остальной  массы.  Когда  музыкально-политическое   действие   окончилось,
приват-министр продолжал:
     - Я бы не хотел омрачать праздник  длинной  речью.  В  конце  концов,
народ судит о правительстве по делам, а не  по  словам,  -  оратор  жестом
упредил начало новых  радостных  изъявлений.  -  Я  хочу  представить  вам
пионеров  деэксгумации,  определенных  нами   по   результатам   последней
избирательной кампании. Как и всегда, мы предоставили право самому  народу
решать, кому первым стать на дорогу счастья и процветания.  Итак,  Антонио
Маринеску,  с  семьей  и  родственниками.  -  В  пространстве,  освещенном
праздничной иллюминацией, появилась небольшая группка людей, они подошли к
основанию неизвестного сооружения. -  Двадцать  девять  процентов  голосов
народ отдал Антонио Маринеску. Совсем немного не хватило нашему сопернику,
но сейчас мы ему завидуем благородной белой завистью.
     Антонио Маринеску, кажется,  приветственно  махнул  рукой.  Сейчас  и
следа не было на его лице от подловатой рекламной ухмылки.  Его  небольшая
семейка, жена  и  двое  детишек  поближе  прижались  к  отцу.  На  большом
видеоэкране появилась маленькая девочка. Для успокоения  она  получила  из
маминых  рук  круглый,   словно   полная   луна,   леденец   на   палочке.
Приват-министр слабыми хлопками открыл бурные овации.
     - Счастливчики, - прошептала соседка Варфоломеева.
     - Построенное нами устройство позволило нам  выделить  дополнительное
место второму  кандидату,  бывшему  приват-министру,  пламенному  борцу  с
насильственной эксгумацией, Рудольфу Баблеру с ближайшими родственниками.
     Баблеры примкнули к  семье  Маринеску.  Трое  подростков-близнецов  в
матросках стали на некотором расстоянии от  малышей  и  сделали  серьезные
взрослые лица.
     - А теперь, - приват-министр прекратил овации, -  разрешите  огласить
чрезвычайный указ правительства. Сегодня, в день  Великого  Полнолуния  за
неустанную  самозабвенную   государственную   деятельность   в   связи   с
прекращением  эксгумации  и  началом  деэксгумации  орденом  Полной   Луны
награждаются Антонио Маринеску и бывший приват-министр Рудольф  Баблер.  -
Девочки с голыми ногами подбежали к  награжденным  и  суетливо  сунули  им
коробочки с орденами. - Кроме того, вышеназванные делегенты и их ближайшие
родственники приговариваются к трагической гибели!
     Город замер. Непрозрачная ткань, словно специальная одежда, с  легким
шуршанием  медленно  сползла  с  гигантского  сооружения.  Площадь   шумно
выдохнула вечерний воздух - высоко над  головами  холодным  никелированным
ножом блестела машина Жозефа Гильотена. Две стройные,  недавно  ошкуренные
корабельные  сосны  едва  не  прогибались   под   металлической   тяжестью
переполненного потенциальной энергией инженерн