она вам не сказала? Мы ее предупредили, Сергей Петрович.
     - Телефон, - догадался Сергеев. - Конечно, телефон - это ваша работа.
     - Могу показать разрешение, - изготовился капитан.
     - Не надо, - отчаявшись, махнул рукой Сергеев.
     - Итак, вы в целях спасения мужа своей... - капитан сделал  паузу,  -
знакомой передали ему дипломат. Странно, правда,  чего  он  там  делал,  и
главное, чем в это время занимался медведь. Ну положим, ладно, все  ж-таки
двое свидетелей. Дальше вы проявили, судя по докладу  постового  и  группы
обывателей, находчивость и смелость.
     Сергеев запротестовал, а капитан продолжал:
     - Да, да, именно находчивость и героизм. Но потом  происходит  что-то
странное.  Ответственный  научный  работник  оборонного  значения  бросает
чемодан в клетке, уходит домой, а через день вообще уезжает в  пограничном
направлении. Да,  да,  -  капитан  замахал  руками,  -  теперь,  когда  он
вернулся, мы знаем, что он не шпион. Но скажите, каким образом, находясь в
здравом уме и твердой памяти,  он  за  все  пятнадцать  дней  ни  разу  не
вспомнил о секретных бумагах?!
     Сергеев молчал.
     - Ни разу за две недели, -  повторил  капитан,  сам  поражаясь  своим
словам. - Но это еще не все. Странная забывчивость перерастает в  странную
деятельность, - капитан начал загибать пальцы. - Во-первых, хотя  там  же,
на Северной,  располагается  объект,  он  даже  ни  разу  не  был  на  его
территории, а ведь этот объект строился по его рекомендации, да и место он
сам предложил. В то  же  время  в  момент  проведения  первого  испытания,
кстати, несогласованного с центром, возникает нештатная ситуация - да, да,
это подтвердили операторы на объекте - вы, Сергей  Петрович,  ведете  себя
как сторонний наблюдатель. И это не  все.  На  следующий  день  в  местной
сберкассе переводите на имя матери крупную сумму денег.  Далее  берете  на
вокзале билет и тут же, вечером, выбрасываете его,  -  капитан  достал  из
папки изрядно потертый картонный прямоугольничек и сквозь  него  посмотрел
на лампу, - вот и время отхода было вполне удобным. Но  нет,  вы  уезжаете
только на следующий вечер. Кстати, тем же поездом.
     - Другие не ходят, - подсказал Сергеев.
     - Ладно, знаем, - разгорячился капитан. - Что же  происходит  дальше?
Днюете и ночуете на работе, но об этом мы еще поговорим,  а  тем  временем
поручаете  соседу,  старому  заслуженному  человеку,  заплатить  за   свою
квартиру на шесть месяцев вперед, да,  да,  за  все  коммунальные  услуги.
Странно, не правда ли?
     - Ничего странного, - спокойно ответил  Сергеев,  -  заплатил  сразу,
чтобы потом время не тратить.
     - Положим, а консервы зачем нужно было закупать в  таком  несусветном
количестве, а крупу, а соль? Вы что, к  атомной  войне  готовитесь?  Да  и
Чирвякин, вы бы видели, как он это все таскает!
     - Это не имеет никакого отношения к делу. Да и дела никакого  нет,  -
сказал Сергеев.
     - Нет, вы странная личность, Сергей Петрович, ей-богу,  неординарная.
Я вот по долгу службы соприкоснулся и просто диву даюсь, до чего нелогично
люди живут. Живут и работают. И особенно  работают.  Вот  скажите,  Сергей
Петрович, чем вы занимались последние дни?
     - Я вам скажу, но вы не поймете, - ответил Сергеев.
     - Отчего же это я не пойму? - настаивал капитан.
     - Это слишком специально.
     - А может быть, мы с вами коллеги?
     - Что вы имеете в виду? - насторожился Сергеев.
     - Я  тоже,  Сергей  Петрович,  физик.  Физик,  -  как-то  мечтательно
произнес капитан.
     - Не знаю такого физика, - сухо сказал Сергеев.
     - Но и вас мало кто знает.
     Внезапная догадка осенила Сергеева и он начал потихоньку, чуть нервно
смеяться.
     - Уж не учились ли  мы  вместе,  гражданин  капитан?  -  сквозь  смех
спросил он.
     - Зря смеетесь.
     Капитан встал из-за стола и подошел к противоположной стене.  Там  он
открыл дубовую дверцу встроенного шкафа, наклонился  внутрь,  постоял  так
немного,  совершая  какие-то  странные  движения.  Когда  он  распрямился,
Сергеев  на  месте  капитана  обнаружил  здорового  кудрявого  увальня   -
однокашника Сидорова.
     - Маскарад, - процедил Сергеев.
     - Да, Сидоров - это, конечно, выдумка, но что учились в  университете
вместе - это точно.
     Сергей Петрович устало облокотился на стол и положил голову на руки.
     - Вам что, плохо? - спросил капитан и потянулся к графину.
     - Нет, ничего, просто я действительно измотался за последние  дни,  -
Сергеев глубоко вздохнул. - Послушайте, капитан, зачем вам  все  это?  Обо
мне  все  известно,  все  проверено-перепроверено  тысячу  раз.   Возьмите
документы в первом отделе института, почитайте. Читали? Ну так что  же  вы
еще хотите, там все указано, все мои отчеты подшиты у  заказчика.  Работаю
по теме "Арктур". Ну, вот видите, и это вам известно.
     - Да, мне все известно, но мне непонятно, какую  роль  должен  играть
объект на Северной. Он же заранее не был запланирован.
     - В техническом задании я  дал  полное  обоснование,  -  сухо  сказал
Сергеев.
     - Да, я читал.
     - Ну?
     - Но я ничего не понял.
     - Теоретическая физика, знаете  ли,  сложная  наука,  -  процитировал
Сергеев своего великого предшественника. - В общем, так, капитан.  Сегодня
мы ничего не выясним. Вопросов много, я согласен. Давайте сделаем  так.  Я
вам все изложу письменно, так, чтобы все стало  на  свои  места,  и  через
недельку принесу. Договорились?
     Капитан заколебался.
     - Ну что вы, в самом деле думаете, что я шпион? - усмехнулся Сергеев.
     - Ладно. Давайте через три дня, в пятницу.
     - Хорошо, постараюсь.
     Перед тем, как расписаться на повестке, капитан спросил:
     - Бальтазарова неужто вправду забыли?
     - Да уж сейчас вспомнил.
     - А меня?
     - А вас нет. - Подозреваемый  вдруг  вспомнил:  -  Шнитке  тоже  ваша
работа?
     - Шнитке? - переспросил капитан. - Кто такой?
     - Кассир на Северной, не прикидывайтесь!
     - Ей-богу, не в курсе, - капитан сделал удивленное лицо.
     - Ладно, черт с ним, одним шпионом больше, другим шпионом меньше.
     Сергеев усмехнулся, а капитан уже благожелательно сказал:
     - Нужно  все-таки  нам  познакомиться  поближе.  Вы  мне  определенно
нравитесь. Я, знаете ли, в этом кабинете многих наблюдал. Слава-то о  нас,
знаете, какая в народе. Но вы меня, ей-богу, поразили. Либо вы  и  вправду
чистый, ну как блаженный просто, либо... либо мне, знаете ли, даже страшно
подумать.
     - Неужели и вам бывает страшно? - пошутил Сергеев.
     - В последние дни - несколько раз. - Капитан расписался в повестке и,
протягивая ее, сказал на прощанье: - И пожалуйста, насчет фейерверка.
     - Какого? - искренне удивился Сергеев.
     - Над мачтой, в полночь. Помните, еще плот с солдатиками...
     - От вас, право, ничего не скроешь, - Сергеев как-то  особенно  хитро
прищурил свои маленькие глазки и игриво погрозил капитану  пальцем.  -  До
свидания.
     - Куда же вы, товарищ Сергеев, - окликнул гостя  капитан,  когда  тот
уже открывал дверь. - Чемоданчик-то захватите.
     Сергеев  картинно  хлопнул  себя  по  лбу  и,  захватив   злополучный
дипломат, вышел из кабинета.
     Да так можно все дело провалить, размышлял Сергеев по пути на работу.
Именно из-за такой мелочи. Он потряс дипломатом.  Побочный  эффект?  Может
быть, может быть, надо бы разобраться. Но не сейчас, сейчас некогда.  Этот
капитан определенно что-то  учуял.  Конечно,  учуял,  иначе  зачем  бы  он
спрашивал,  какую  роль  должен  играть   объект   на   Северной.   Сергей
ухмыльнулся. Ничего, не успеет. Но я  тоже  хорош,  мастер  дымных  колец.
Некогда было думать, а гулять, как сопливый мальчишка, было когда?  Мог  и
раньше с дипломатом что-нибудь придумать. Далее Сергеев  вспомнил  Шнитке.
Теперь он понял, что глупо было полагать, будто бы Шнитке действительно их
человек. Ведь он появился на Северной задолго до случая в зоопарке,  а  до
этого у них не было  никаких  оснований  для  подозрений.  Ведь  не  было?
Неужели Чирвякин... Да нет. Чирвякин, во-первых, ничего толком не знает, а
во-вторых, человек он не такой, чтобы  расколоться.  Шнитке,  почти  вслух
произнес Сергеев. Что она в нем нашла? Меланхолик, чудак или шпион?  Далее
решать эту проблему он не мог. Мысли его уже вернулись  к  работе,  к  тем
последним штрихам, последним легким мазкам, которые он обязан совершить  в
ближайшие дни.
     Когда поздно вечером того же  дня,  истощенный  утренним  допросом  и
долгим сидением за последними  расчетами,  Сергеев  возвращался  домой,  у
самого подъезда  из  темноты  ободранных  листопадом  деревьев  вышел  ему
навстречу низенький  коренастый  человек.  Человек  слегка  прихрамывал  и
как-то странно крутил задом.  В  последний  момент  Сергеев  уже  собрался
обойти внезапно возникшую преграду, но хромой зацепил его за рукав.
     - Сергей Петрович, - позвал он тихо. - Разрешите так величать?
     - Караулов! - воскликнул Сергеев. - Но...
     - Вот, сбежал из больницы, не выдержал, до того хотелось свидеться, -
Караулов опять закрутил задом.
     - Что вам надо?
     Караулов хлопнул ладошками, завернутыми в рукава больничного  халата,
выглядывавшего из-под коротенького осеннего пальтишки.
     - Не велите прогнать, - то ли кривляясь, то  ли  серьезно  загундосил
муж Марты.
     Сергеев остановился, ожидая, что тот выкинет дальше.
     - Во-первых, хочу еще раз попросить у вас прощения  за  мое  дурацкое
поведение в зоопарке. В общем, я  действительно...  кажется,  затмение  на
меня нашло, иначе, ей-богу, разве я мог бы после всего, что произошло, вас
перед милицией обвинить? Не  извольте  сердиться  больше,  дорогой  Сергей
Петрович, ей-богу, затмение нашло. И то сказать, бездна. - Караулов сделал
паузу после этого слова. - Вот, прошу прощения вторично, но уже  напрямую.
Ведь Марта передавала мои извинения, а? - Караулов с надеждой посмотрел  в
глазки Сергею Петровичу. - Передала?
     - Да, - как-то слишком резко ответил Сергеев и вдруг покраснел.
     - Ну вот и слава богу, дорогой мой, ну и ладушки. Просто заочно - это
одно, а напрямик, тет-а-тет, совсем другое, а? - Караулов скривился.
     - Чего же вы еще хотите? - не зная, что сказать, спросил Сергеев.
     - Я бы желал получить задание, - выдал Караулов.
     Сергеев отшатнулся.
     - Какое к черту задание?!
     - Любое, Сергей Петрович. Не могу стоять в стороне,  не  могу,  когда
история делает шаг, оставаться на месте. Дайте мне  работу,  любую,  самую
грязную, только дайте.
     Сергеев вспомнил рассказ Марты и ее заверения в нормальности супруга.
     - Идите, идите сюда, - вдруг поманил в кусты Караулов. - За вами ведь
следят, я знаю.
     - Откуда? - удивился Сергеев.
     - А-а-а! - почти закричал Караулов. -  Значит,  следят,  значит,  все
правда. Господи, слава Богу, а то я смотрю на вас и думаю:  чего  это  они
как бы меня не понимают. Ну ясно, конспирация.
     - Вы дрожите, - заметил вслух Сергеев. - Вам холодно.
     - Это я от радости. Господи, я ведь думал, не дай бог,  свихнулся,  а
ведь следят-таки, ну слава богу, слава богу. Ах, Сергей  Петрович,  я  жду
указаний!
     - Да каких указаний? - начал выходить из себя Сергеев.
     - Господи, Сергей Петрович, нужна же  организация,  нужны  деятельные
люди, вы же один не справитесь. Ну что Чирвякин?  Он,  извиняюсь,  старик,
его же на один год работы не хватит. Да и то, он ведь дурак, либерал.
     Сергеев отшатнулся от Караулова. Он как в кривом зеркале увидел себя.
Разве не так он наскакивал на Илью Ильича, разве  не  он  кричал:  "Нужны,
нужны, нужны!"?
     - Эй, - Караулов дергал его за рукав, - давайте я подберу пока людей,
надежных. Мы с  вами  перевернем  мир.  Ведь  у  вас  такая  сила,  Сергей
Петрович. Но знайте, нужно  умно  распорядиться,  нужно  все  подготовить.
Господи, да с таким  добром  в  столицу  нужно!  Но  только  -  строжайшая
конспирация. - Караулов схватил влажной рукой Сергеева. - Сергей Петрович,
не велите казнить, побойтесь Бога, я же вам добра, одного добра желаю.  Ну
положим, изобразите все, что задумали. И что же, думаете, от одного вашего
действа все  человечество  преобразится,  вся  земля  переменится?  Да,  в
некотором смысле переменится,  но  кто  будет,  как  говорится,  управлять
естественным ходом вещей, кто будет, извиняюсь, на  мостике,  кто  наконец
координировать будет? Ведь кроме вас никто, ведь кроме вас некому,  родной
вы наш человек, вождь наших помыслов, волшебник социальных перемен...
     - Подите прочь, сумасшедший, - взорвался Сергеев.
     - Ладно, ладно, не сердитесь, я ухожу,  но  я  буду  ждать  указаний.
Знайте, Караулов не подведет. Караулов жизни не пожалеет ради общего дела.
А чтоб не было сомнений в моей преданности, идите наверх и убедитесь, чего
стоит Василий Караулов. Прощайте. Жду указаний.
     Наверху в сумраке прихожей, когда он  вешал  плащ  на  крючок,  сзади
подкралась молодая особа и обхватила ладошками его лицо.



                                    17

     Кратковременный набег южного гостя не прошел бесследно  для  Северной
Заставы. Это утверждение будет тем очевиднее, чем больше  пройдет  времени
со дня необычной ревизии провинциальной жизни. Но  и  сейчас,  всего  лишь
через несколько сумрачных осенних дней те  из  жителей  Северной,  которые
имели хоть какое-то к нему отношение,  нет-нет,  да  и  вспоминали  о  нем
парочкой-другой неспешных мыслей. Например, сердобольный старик с подбитым
глазом, угощавший гостя таранькой, теперь  распространял  у  пивной  бочки
свежую  информацию  о  том,  что  такое  кефир.  Когда  друзья-горожане  с
удивлением узнавали, что этот редкий напиток является смесью денатурата  с
козьим молоком, старик в подтверждение своих слов говорил, что если кто не
верит, то пусть спросит у Афанасьича... Афанасьич обижался и посылал  всех
куда подальше, заявляя со страшным хрипом, что сын его секретный работник,
делает сверхбомбу, и что в конце концов привезет ее сюда и взорвет  все  к
едрене  матери.  Откуда  такая  крайняя  мысль  могла  прийти   в   голову
Варфоломеева-старшего,  никому  не  известно.  Да,  наверное,  и  сам   бы
Афанасьич не мог сказать, с чего такое могло возникнуть в его мозгу.  Одно
известно - своего сына он считал великим человеком (а  какой  же  еще  мог
быть у него сын?) и верил, что рано или поздно Сашка, как  он  его  обычно
называл, нечто подобное сотворит. "Вот посмотришь, - проснувшись ночью  от
окончания действия спирта,  говорил  он  жене,  -  твой  Сашка  что-нибудь
учудит. Ишь, гастролер, не было десять лет, а побыл-то  всего  три  дня  и
умотал, академик. Нет, ты скажи, мать,  чего  он  приезжал,  чего  он  тут
вынюхивал? Чего он тут высматривал? А?". Мать молча толкала  Афанасьича  в
толстый живот и переворачивалась на другой бок, делая вид, что спит.
     Но больше всех пострадала Соня. Удивительное, парадоксальное  явление
- она, не обратившая абсолютно никакого  внимания  на  редкие  иронические
глаза южного гостя, упоенная в основном своим личным счастьем, теперь была
вынуждена  защищаться  от  двухсторонних  нападок,  симулируя   внутреннюю
борьбу, характерную скорее для каких-нибудь легкомысленных особ, способных
увлекаться  первым  попавшимся  столичным  щеголем,  нежели  для  глубоких
цельных  натур,  к  которым  она  несомненно  принадлежала.   Да,   именно
двухсторонних  нападок.  С  одной  стороны   отец.   Илья   Ильич   словно
переродился. Вот уже несколько дней кряду  он  был  крайне  возбужден.  Он
забросил свой письменный труд,  забросил  ученические  тетрадки,  забросил
даже очередной проект  и,  приходя  из  школы,  блуждал  по  дому  подобно
человеку, потерявшему важную мысль, не смея остановиться  на  каком-нибудь
одном предмете. Когда же появлялась Соня, он тут  же  заводил  разговор  о
любимом ученике.
     - Нет, каков Сережа, а? Сонечка, ты же видела его, скажи,  каков?  Ты
помнишь последнюю встречу, ты помнишь, как он сказал:  "Свободный  поиск"?
Просто так, понимаешь, сказал, - Илья Ильич замирал, вспоминая.  -  Да  ты
ведь, Соня, не знаешь, что значит свободный поиск.  О-о,  это  не  то  что
"полет проходит по заданной программе", это  не  расписанная  до  мелочей,
жестко регламентированная работа в ближнем космосе.  Это  свободный  полет
мысли,  полет   человеческого   гения   над   серой   пустыней   жизненной
необходимости.  Пойми,  Сонечка,  свобода   не   может   быть   осознанной
необходимостью, потому что осознанная необходимость  -  это  рабство  ума,
консервация мысли, поденщина...
     Соня только пожимала плечами. Она прекрасно  знала,  что  значит  для
отца свободный поиск. Это была его голубая  детская  мечта  о  космическом
путешествии ради одного чистого интереса. Илья Ильич  признавал  свободный
поиск высшей формой, вершиной, апофеозом космического полета. Этой  мечтой
он заражал всех своих кружковцев и те, в силу способности  к  воображению,
на время или навсегда заболевали сентиментальной романтической  инфекцией.
Ведь согласно пригожинской философии высшие  идеальные  существа,  которые
придут  на  смену  обычным  людям,  пребудут  в   состоянии   непрерывного
свободного космоплавания... В общем, все это само по себе очень интересно,
но почему ей приходится выслушивать восторженные слова о нем? И  ладно  бы
только дома. Так нет, еще и Евгений  теперь  при  каждой  встрече  начинал
разговор о своем бывшем однокашнике, о начале семидесятых,  об  их  ранних
студенческих годах. Соня злилась и просила говорить о  чем-нибудь  другом.
Тогда Евгений заявил, что именно Сергей Варфоломеев свел их с Соней.
     - Да, да, я ведь из-за него на Северную приехал, - удивил он Соню.
     - Так вот она, ворона! - воскликнула Соня.
     Но Шнитке уточнил, что из-за вороны он уехал из  столицы,  а  вот  на
Северную он приехал из-за Варфоломеева. Соня  заинтересовалась  и  тут  же
узнала, какие удивительные надежды подавал ее земляк. И не только в смысле
ума,  но  особенно  в  смысле  некоторых  душевных  качеств,  связанных  с
нетерпимостью ко всякой несвободе. Соня принялась усиленно вспоминать хоть
что-либо замечательное о своем соседе. И здесь она кое-что  вспомнила,  но
Евгению  не  рассказала.  Тот  и  не  хотел  слушать,  он   сам   напирал.
Оказывается,   Варфоломеев   был   исключительной   личностью.    Уважение
студенческого сообщества он добился не противопоставлением себя  прописным
истинам, но полной независимостью от них. Для  этого,  согласитесь,  нужен
кое-какой ум. Преподаватели политических дисциплин  побаивались  его.  Ибо
легко  было  бы  расправиться  со  смутьяном  и  ниспровергателем   основ,
например, на  экзамене  или  на  зачете,  но  каково  было  иметь  дело  с
человеком, который лучше вас знал все источники и все составные части, при
этом обращался с ними, с этими частями, так, как будто они  были  научными
гипотезами, а не фундаментальными законами исторической  жизни.  При  всем
при том Варфоломеев, по мнению Шнитке, не рвался встать во главе студентов
или по крайней мере организовать вокруг себя какой-нибудь узкий  круг.  Но
все же слухи о нем и особенно о его платформе бродили под высокими сводами
большой и малой физических аудиторий и не давали покоя многим, кто коротал
свои ночные часы в прокуренных блоках столичного университета. Например, к
его заслугам приписывалось учение о  неизбежности  четвертой  и  последней
революции. Евгений даже вспомнил, как ему рассказывали, будто  Варфоломеев
называет ее, четвертую революцию, интеллигентским путчем. Будто бы задачей
такого  бескровного,  как  надеялись  многие,  переворота  станет  наконец
разрушение   централизованной   структуры,   то   есть    фактически    та
многострадальная децентрализация, о необходимости которой с такой  любовью
писал еще Губернатор. Иногда Горыныча (так звали  Варфоломеева  за  глаза)
все-таки удавалось припереть к стенке  где-ниб