Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Семенова Мария. Знак Сокола (Меч мертвых) -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  -
е выучился, сказать? У мерян, лесного народа, науку перенял. Я ведь у них три года пленником прожил, юнцом еще. В самой крепи лесной, и захочешь, а не сбежишь. Все сердце по невестушке, красавице, изболелось. Каждую ночь снилось: сдумала - не вернусь, за другого пошла... - А она? - спросил Харальд. - Красавицы редко скучают без женихов... - А ей все эти три года Сувор проходу не давал, - сказал боярин, - На него и сейчас еще девки вешаются, а тогда и подавно. Харальд чуть не ляпнул, что так тому и следует быть, ибо с замечательным воином пребывает милость богов. Хорошо, вовремя спохватился, смолчал. - То сватов шлет, то сам у колодезя торчит, хоть собак спускай на него, - продолжал Твердислав. - А вот не сладилось дело у раскрасавца. Вернулся я из полона и в ту же осень свадьбу сыграл... Он замолчал и нахмурился еще больше. - Я буду рад поклониться твоей почтенной жене, ярл, - на всякий случай сказал Харальд. - Жена моя водимая из ирия светлого теперь глядит, - проговорил Твердята сурово. И помимо воли подумал, как придет на курган, который своими руками над ее могилой воз114 Двиг, как станет заново прощаться, из Ладоги за князем вслед уходя... - Года не прожил с нею, похоронил, - довершил он свою невеселую повесть. - Сынка, Искру, на память оставила... Семимесячным его родила, не доносила... Волхв сказал - сглазили недобрые люди. Я Сувора на месте чуть не убил, на поле вызвать хотел... - На хольмганг? - уточнил Харальд. Боярин кивнул. - Я хотел, чтобы Перун рассудил нас. Князь, Военег старый, развел, биться не дал. Оба замолчали. Твердислав вспоминал, как рвался из рук побратимов и кричал Сувору: порчей испортил, змей подколодный!.. Тебе не досталась, так вовсе со свету сжил!.. А Сувор рвался навстречу, захлебываясь слезами и горем: дождалась тебя, а ты, пес смердящий, и уберечь не сумел!.. А Харальд думал о матери, умершей, как и жена гардского ярла, родами. Странно, но ярл начал казаться сыну конунга почти родным человеком. И было удивительно, почему это ему сперва так глянулся Сувор, сдружившийся с его воспитателем, Хрольвом. Сначала из-за поворота Мутной оказали себя острые вершины курганов. Словене-кора-белыцики начали снимать шапки, кланяться. В курганах обитали их предки, сто с лишком лет назад поселившиеся в этих местах, а теперь хранившие очаги своих внуков и правнуков. Не живет человек на земле, пока не пустит корней. Пращуры же, приведенные к устью Ладожки115 Речки, пущенной плыть по Мутной личиной Перуна, устраивались надолго. И потому, не спеша ставить избы и рубить городок, перво-наперво избрали доброе место для почитаемых могил. А когда минуло время и пришел кон умирать - легли в землю, которую полюбили, накрепко привязали к ней свой род. Кланялись курганам и варяги. Это племя, вагиры, издавна проложило сюда путь через море, селилось здесь, ставило свои избы подле словенских. А после битв с Рагнаровыми датчанами каждый ходил на кладбище поминать если не-родственника, так друга. Харальд, подумав, тоже стащил с головы плотную кожаную шапку, пустив по ветру длинные светлые пряди. Кто поручится, что в будущем ему не предстояло править этой землей? А что за правитель, не чтущий местных богов?.. И потому-то давно лежал под палубой снятый со штевня деревянный дракон, а сын Рагнара Лодброка склонял голову перед курганами, возле которых, очень может быть, убивали на тризнах пленников-датчан. Князь Рюрик стоял среди своих людей и смотрел на реку. Когда корабли, одолевая последние сажени против течения Мутной, подошли ближе и стало возможно рассмотреть вышедших на берег людей, Харальду на миг показалось, что он увидел отца. Он вгляделся и, конечно, понял свою ошибку. Вендский Хре-рек конунг внешне напоминал Рагнара Лодброка разве что сединой, нажитой задолго до срока. Было другое сходство, более важное и глу116 Бокое: привычная властность повадки, сквозившая в любом движении, даже самом незначительном. Таким конунгам, как правитель Се-лунда или вагирский вождь, нет нужды одеваться в золото и дорогие одежды. И без того ясно, перед кем шапку ломать. Харальд повторял про себя трудные гард-ские слова и косился на ладожских бояр, готовясь приветствовать князя. И вот тут Твердис-лав Радонежич во всей красе показал, за что его прозывали Пеньком. - Гой еси, государь Белый Сокол! - не обнажая головы, обратился он к Рюрику. - . Дозволишь на землю ступить или сразу мимо погонишь? Он стоял прямо, точно всаженный в палубу меч, и кланяться не собирался. Даже с вызывающей гордостью держался обеими руками за пояс. Рюрик не первый год носил княжеское корз-но. Должно быть, понял - ответа о великом посольстве от Твердислава ему не слыхать. Поняла это и княжеская дружина и зароптала, возмущенная непочтительностью боярина. Голоса кметей показались Замятие слишком громкими и угрожающими. Живо махнул с борта на борт, перелетев полторы сажени воды. И встал подле Твердяты, положив руку на меч и заслоняя боярина. Его ватажники тащили из налучей луки и поглядывали на своего предводителя: отворять ли тулы, делая погибельное сражение неизбежным?, Харальд смотрел с корабля, и ему казалось, будто вернулись старые времена, времена истинных героев, помышлявших только о чести. Сын Рагнара Лодброка впервые видел знаменитого вендского князя, но вмиг уяснил, почему его боялось все Восточное море. А Твердис-лав!.. Вождь должен заботиться о людях и беречь их от гибели; Твердята неслыханной дерзостью грозил довести отряд до беды. Зато свое достоинство соблюл и своего конунга имя не уронил. А придется погибнуть - и люди запомнят сказанные им слова. Харальд даже позавидовал Твердиславу. И Замятие, заслонившему ярла. Харальд, пожалуй, ныне хотел бы стоять там, рядом с гардским боярином... Потом он - оглянулся и увидел Эгиля берсерка, точно так же стоявшего возле него самого. Князь поднял руку... Но тут противостояние завершилось самым неожиданным образом. Из-за спин дружины, откуда-то из-за угла крепости вырвался всадник. Да не всадник - всадница, сидевшая по-мужски! Харальд с изумлением рассмотрел длинную косу, летевшую над крупом коня. Конь же был невиданной красоты, в яблоках и переливах атласного серебряно-серого цвета. Могучий, злой жеребец, к которому не каждый мужчина запросто подошел бы, нес девку во весь опор, и комья земли с зеленой травой далеко разлетались из-под копыт. - Ба-а-атюшко!.. - кричала девка. - Ба-аАтюшко!.. Вихрем ворвалась между княжьими и посольскими, и Харальду показалось - еще чуть, и вомчится верхом прямо на палубу!.. Не вомчалась. Осадила коня, спрыгнула наземь, и молодой датчанин только тут заметил, что серый был не только не оседлан, но даже не взнуздан как следует - кусок веревки вокруг морды обвязан, а слушался! Девка оставила его плясать и отфыркиваться на берегу, сама же бегом бросилась на мостки. Она была одета парнем: из-под некрашеных холщовых штанов проворно мелькали узкие босые ступни. Корабельщики и не пытались остановить ее. Твердислав и Замятия стояли у мачты, в проходе между скамьями, - она махнула мимо них, по скамьям, чуть не расталкивая вооруженных мужчин, если кто медлил отшатнуться с дороги. - Ба-а-атюшко!.. Ее голосу с берега эхом откликались другие. Из города спешили мужчины и женщины, ковыляли ветхие деды, неслась быстроногая ребятня. Ладожане спешили встретить своих, о ком много седмиц болела душа. И стало невозможно стоять друг против друга так, как только что стояли, и сами собой, без приказа, начали опускаться в руках напряженные луки, а потом - прятаться в налучи. Эгиль берсерк с облегчением перевел дух. А отчаянная всадница уже висела на шее у того, к кому мчалась - у боярина Сувора, и ревела в голос, и старый воин, уже вынувший из ножен меч, убрал его, чтобы не мешал обнимать дочь. Харальд заметил, что позже всех отступил и спрятал оружие Замятия, до последнего охранявший Твердяту. Вот так и прекратилось великое посольство за море, распалась ватага, спаянная воедино непрочным, как выяснилось, союзом двух князей, Рюрика и Вадима. Совсем не таким вышло его завершение, как представлялось Твердяте. Был пир в княжеской гриднице, но на красном стольце сидел ненавистный варяг. Вадимовых людей пригласили честь честью - Пенек отказался. Ноги его в Ладоге больше не будет, и все тут! Еще стояла у Пенька хорошая изба внутри крепости, близ дружинной хоромины. В Рос-кильде, а того пуще в море неласковом как уж мечтал о родных стенах, о половицах скрипучих, и чтобы войти, поклониться Божьему углу да честней государыне печи... дома себя наконец-то почувствовать... И того не досталось. Не пошел: рвать, так уж сразу. Да и зачем идти в мертвые стены? Искра, сын, позаботился - собрал отцово добро, заманил Домового в стоптанный лапоть, с собой на новое место увез... Знал батюшкин нрав. Обе лодьи, на которых ходили за море, были Рюриковы. Забрали их, и остался Твер-дята на берегу при тех же шатрах, в коих ночевали дорогою. И при датском корабле, вытащенном на берег. Харальд с Эгилем и знатнейшими воинами побывал в крепости на пиру и там разговаривал с князем. От имени Рагнара конунга подносил ему дары и вежливо принимал Хререко-вы отдарки. - Станут говорить про тебя - вот первый датский вождь, пивший пиво у вендского сокола, - тихо сказал ему Эгиль. Харальд поднес к губам рог и ответил, заботясь, чтобы не услышал никто посторонний: - Не так скор был он с нами мириться, пока жил в своем городе. Вот и сидит теперь в Гардарики. Гридница, где происходил пир, удивляла датчан. В стенах были устроены обширные окна, сквозь которые беспрепятственно задувал ветер. Харальд присмотрелся к резным деревянным столбикам, разделявшим окна, и они показались ему старинными и очень красивыми. Все же он спросил одного из ладожских витязей: - Не холодно ли в этом покое, когда снаружи идет снег? Я слышал, в вашей стране всю зиму морозы, словно в Иотунхейме! Словении ответил: - Зимой мы закрываем окна резными щитами, а сами одеваемся в теплые шубы. Но если мороз нас и щиплет, так это и хорошо. Старым боярам подремывать не дает, когда князь думу думать велит. - Это кто подремывал? - громко спросил Сувор Щетина. - Я, что ли? Из второго человека в посольстве он неожиданно стал первым. Сам держал речь перед князем, сам рассказывал, как за морем честь Рюрикову сберегал. У Твердислава, наверное, получилось бы краше, да где он, Твердислав? В шатре на речном берегу. И не для него, а для Сувора снимает князь со своего плеча вышитую золотой нитью луду, благодаря за верную службу. А на берегу вовсю льет дождь и стучит по кожаному крову шатра, и затекает вовнутрь, подмачивая меховую постель... Харальд поначалу все следил глазами за Сувором, думая увидеть подле него дочь. Однако так и не нашел ее среди девушек, подносивших пиво гостям. Он даже хотел спросить ярла, отчего тот прячет любимицу, но не спросил. Незачем. Хререк конунг звал датчан поселиться в крепости, подле своих кметей. Харальд сердечно поблагодарил, но в ответ сказал так: - Мой отец замирялся с двумя великими предводителями. С тобой, конунг, и со вторым вождем, который не захотел больше здесь жить. Рагнар конунг велел мне посетить обоих, и я не могу выйти из его воли, а это значит, что путь наш еще не закончен. А не мне тебя поучать; ты сам знаешь: пока мы в походе, мы не ложимся у очага. - И не пьем под закопченными стропилами, - добавил Эгиль. - Хорошо, кнез, что в этом доме нет очага и стропилам не над чем закоптиться! А то жаль было бы пронести мимо рта такое вкусное пиво!.. На пиру Харальд выпил не особенно много, потому что вождю следует сохранять ясный рассудок. Однако на следующее утро проснулся, с удовольствием предвкушая, как сейчас зачерпнет ведерко холодной речной воды и выльет себе на голову. Ночной дождь кончился, и ветер трепал облитые ярким солнцем занавески шатра. Пока Харальд жмурил глаза и потягивался под одеялом, наслаждаясь щекоткой меховых волосков по голому телу, солнечный свет на занавесках несколько раз сменяла прозрачная тень от скользивших по небу облаков. Потом он услышал снаружи голоса и сразу понял, что валяться дальше не стоит. Один из голосов был женский, тот самый, что вчера называл Сувора батюшкой. Харальд проворно натянул штаны и выбрался из шатра. Русоволосая всадница снова была здесь, и злой конь под нею косился, плясал, переливался дивными бликами черненого серебра. Сегодня он был должным образом оседлан и взнуздан, но Харальд невольно подумал, что все равно вряд ли сладил бы с этаким зверем. Точно так же, как не всякий возмог бы, подобно ему самому, плавать по мелководью, стоя босыми ногами на вертком бревне и отталкиваясь шестом. Или ходить по веслам с внешней стороны борта, когда люди гребут... Все так, но Харальд смотрел на отважную дочь ярла и по-мальчишески завидовал ей. При виде чужого искусства все собственные умения кажутся малозначительными, и ничего тут не поделаешь. Со вчерашнего дня на речном берегу успел вырасти целый лагерь палаток. Сюда стеклись ладожане, намеренные уехать с датчанами и Твердятой. Несколько молодых словен, хмурых от сознания собственной невеселой решимости, как раз вколачивали в землю распорки, возводя еще одно временное жилище. Дочь ярла сидела подле них на коне и разговаривала с парнями. Харальд немного послушал и с сожалением убедился, сколь мало еще удалось ему постигнуть гардскую речь. Когда говорили медленно - понимал, иногда мог даже что-то ответить. Девка же трещала, как сойка, слова от слова не различишь ни за что. Харальд только уразумел, что она бранилась с воинами Пенька. Язвила как могла и, наверное, желала им утонуть по дороге. Возводившие палатку огрызались - скупо, с тяжким немногословием, присущим мужчинам. Харальд заметил шедшего в ту сторону боярина Твердислава и подумал, что гардский ярл непременно вмешается в перепалку, погонит девушку прочь. Ему этого не хотелось. Дочь Сувора была красива, а в междоусобные ссоры словен он не лез и лезть не желал. Он подошел и сказал ей: - Здравствуй, белорукая. Велика моя удача, кили я встретил тебя здесь. Девушка обернулась к нему и наклонилась в седле. Он заметил, что по скулам и переносью у нее щедрой полосой лежали веснушки, а к загорелой коже красиво льнули витые серебряные кольца, свисавшие с кожаной полоски на лбу. Темно-серые глаза смерили его, светясь откровенной насмешкой... а в следующий миг девушка выпалила что-то на своем языке - до того быстро, что Харальд ни крупицы не успел ухватить. - Это, что ли, княжич заморский. Кожаных Штанов сын? - услыхали все остальные. - Хи-ловат ты что-то, мальчонка, для такого родства! Или вовсе уже измельчала порода?.. По-истрепались Кожаные-то Штаны?.. Харальд только понял, что его хотели поддеть. Плох тот викинг, который не сумеет достойно выслушать обидные речи и, усмехнувшись, метким словом срезать обидчика - чтоб впредь думал как следует, затевая поносить человека лучше себя. Но для того, чтобы ответить, следовало сначала уразуметь произнесенное, и молодой датчанин обратился к подошедшему Твердиславу: - Что сказала мне дочь Сувора ярла? У того ухоженная борода стояла дыбом от свирепого гнева: - Нечего тебе даже слушать, что всякая дурища сболтнет!.. Это было сказано на языке вендов, чтобы поняли оба. Харальд пожал плечами: - Если она сказала глупость, я пропущу ее слова мимо ушей, потому что глупым людям свойственно говорить злые слова, не помышляя о зле. А если она нашла у меня какой-нибудь недостаток, я поблагодарю ее и постараюсь избавиться от него! - Она ожидала, что сын Лодброка окажется выше и толще, - перевел Эгиль берсерк, помогавший словенам натягивать шатер. Эгиль неплохо объяснялся по-гардски. Харальд сощурился против солнца, глядя на девушку, и, тщательно подбирая слова, сказал на языке словен: - А я ожидал, что такой воин, как твой отец, родит сына, а не болтливую дочь. Девчонка недолго задумывалась над ответом: - У добрых отцов дочери получаются лучше, чем у иных других - сыновья! Она тоже перешла на вендский, которым отменно владела. Харальду показалось, будто она еще и стрельнула глазами поверх его головы - на боярина Твердислава. Он даже задумался, ему ли предназначались ее речи, но тут Пенек шагнул мимо него и рявкнул, грозя кулаком: - А ну, брысь отсюда, бесстыжая! К батьке ступай, пусть-ка зад тебе заголит да выдерет хорошенько! Скажешь - я велел! Знала чтоб наперед, как старшего срамословить!.. Не то сам с лошади-то стащу и вмиг уму-разуму выучу!.. Народ, слыша громкие голоса, между тем подходил; появились воины из охранной ватаги и сам Замятия. Девка не стала дожидаться, пока Твердята выполнит свою угрозу или напустит на нее своих молодцов. Повернула коня, стукнула пятками по сытым серым бокам - и была такова. - Не часто бывает, чтобы дети врагов становились друзьями, - сказал Харальд боярину. - Как зовут люди дочь Сувора ярла? Твердислав был еще красен и зол и никак не мог перевести дух после случившейся перепалки. Чувствовалось - что-то в словах девушки насчет сыновей и отцов задело его за живое. - А ну - ее!.. - в сердцах плюнул он наземь. - Одно слово. Крапива!.. Очень скоро выяснилось, что девушка по имени Крапива уехала не насовсем. Харальд стоял по колено в воде и вытирал лицо полотенцем, когда она появилась снова, и не одна. Она ехала рысью, а за ней, на ходу засучивая рукава, бежало десятка полтора отроков - все дюжие, как на подбор. Великого ума не требовалось угадать, что сейчас будет. И, может, вправду пошли бы в ход сперва кулаки, потом древки копий, а после и мечи, вынутые из ножен, - и как знать, не в крови ли захлебнулся бы шаткий мир между двумя князьями, а заодно и датское замирение?.. Известно же, от каких пустяков возгораются распри между правителями. И войны, опустошающие державы... Однако на сей раз боги не попустили. - Стоя-а-а-ать!.. - раскатился над берегом голос боярина Сувора. Крапива, услышав батюшкин окрик, первой смутилась и придержала коня, а за нею остановились и отроки. Возле шатров Твердислав Радонежич утихомиривал Замятию и датчан, приготовившихся к нешуточному отпору. Те и другие чувствовали себя оскорбленными - не дали почесать кулаков, как с таким примириться?.. Но вот наконец сшибку удалось отвести, и два боярина сошлись посередине. - Ты!.. - первым начал Твердята. - Девку свою, перед людьми посрамление, когда наконец ремнем вразумишь? - Дочь мою трогать не смей!.. - мгновенно ощетинился Сувор. - На себя посмотри! Когда сыном станешь гордиться, тогда побеседуем! Харальд подошел к стоявшим друг против друга седым удальцам. Они не так тараторили, как Крапива, и часть разговора он понял сам, а прочее перевел ему Эгиль. - Я еще плохо знаю ваш гардский обычай, - проговорил молодой викинг. - Я могу только сказать, как в таких случаях поступают у нас. Если один муж уличает другого в хвастовстве, но между ними еще не произнесено непроизносимых речей, дело можно решить состязанием. Тогда люди увидят, кто из' спорящих прав, и у них больше не будет причины для ссоры. - Моего сына здесь нет, - хмуро бросил Твердята. Сувор насме

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору