Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Семенова Мария. Знак Сокола (Меч мертвых) -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  -
ьком островке, давшем приют нескольким густым ольховым кустам. Сейчас на них, понятно, не было листьев, и даже снег не задерживался на тонких жилистых ветках, но кое-какое укрытие они все же давали. Харальд и Эгиль разошлись в стороны и молча стояли с луками в руках, ожидая. Они рассудили, что разбойники были скорее всего без броней - поди-ка побегай по тоненькому ледку, навьючив на себя полпуда железа! - и приготовили * Здесь содержится намек на то, что какая-нибудь прапрабабушка Харальда могла изменить мужу с мифическим героем Тьяльви, якобы умевшим бегать быстрее ветра. Стрелы-срезни с широкими наконечниками. Такая перерубит руку, не спрятанную в кольчужный рукав. И голову с плеч долой сбросит, если метко попасть. Харальд подумал о том, что разбойники вполне могут раскусить нехитрый замысел Эгиля, и тогда, наверное, им всем придется погибнуть. Не самая завидная смерть для сына конунга, мечтавшего о державе! Не на качающейся палубе корабля, не от рук знаменитых и благородных врагов. Посреди болота, в мелкой стычке с какими-то нидингами, объявленными вне закона за мерзкие преступления!.. Кто здесь увидит его смерть, кто запомнит ее и сумеет рассказать людям, что младший сын Рагнара Кожаные Штаны умер достойно?.. Харальд угрюмо вздохнул, вглядываясь в серую мглу и утешаясь хотя бы тем, что погибнет как воин - с оружием в руках и до последнего не давая спуску врагам. Они с Эгилем стояли спинами к ветру, и он услышал, как откуда-то сзади донеслось далекое карканье. Харальд вздрогнул от холода, успокоился и понял, что Даритель Побед, Небесный Отец его рода, взирал на него своим единственным оком, готовясь по достоинству оценить его мужество. Молодой викинг снял правую руку с тетивы и размял пальцы, начавшие коченеть. Свистящий ветер уносил прочь и поскрипывание лыж, и перекликавшиеся голоса. Когда из сплошной пелены прямо перед Хара-льдом, пригибаясь на бегу, одна за другой выскочили две темные фигуры, его обдало горячей волной, а руки мгновенно вскинули лук. Ожидание кончилось. Разбойники проглядели ловушку. Хотя на самом деле могли бы сопоставить первоначальное хладнокровие беглецов и явный испуг двоих отставших. Не сопоставили. Очень уж боялись упустить едва не настигнутых, соблазнились легкой добычей. В особенности когда рассмотрели кровь, глубокими пятнами протопившую снег. А надо, надо было подумать, прежде чем голодными волками бросаться по следу. Рассудить, представить себя на месте преследуемых. Заподозрить подвох... Все это пришло к разбойному вожаку, как мгновенное озарение, когда внезапный и жестокий удар вышиб из-под него правую ногу. Он взмахнул руками и широко и нелепо шагнул в сторону, силясь обрести опору и уже понимая - слишком привыкли они уряжать засады и исподтишка нападать на не ждущих дурного людей, слишком давно на них самих никто не охотился... Он увидел изувечившую колено стрелу и упал, и лед под ним немедленно треснул, с готовностью расступаясь. Ватажник, бежавший последним, корчился на тропе, неизвестно зачем пытаясь высвободить воткнувшуюся в снег лыжу. Стрела, пущенная Эгилем берсерком, легко вспорола на нем меховой полушубок и вошла в грудь до хребта, оставив рану в пядь шириной. Кровь лилась из разрубленных жил неостановимым потоком, быстро унося с собой жизнь. Четверо, зажатые на узкой - не сойдешь и не больно-то развернешься - тропе и вдобавок оставшиеся без главаря, заметались. Тойветту мячиком подкатился под ноги Ха-ральду и тоже сразу схватился за лук, сдернутый со спины. Теперь силы были равны - четверо против четверых. Стрелы весело звенели в воздухе, ища цель. Харальд даже подумал о том, что негоже ему, знатному воину, расстреливать супротивников, точно привязанных кур. Он нахмурился и сказал себе, что разбойники, достанься им чуть-чуть побольше удачи, именно так поступили бы с его спутниками и с ним. Все завершилось очень быстро. Еще трое Болдыревых людей умерло безо всякого до - ж стоинства, до последнего стараясь спрятаться друг за друга. Теперь Харальд отчетливо видел, что никакие это не оборотни, а самые обычные люди, способные ощущать ужас и боль. И убивали их не только серебряные Д стрелы, но и простые, с железными наконеч-Д никами. Последнему оставшемуся на ногах отчаяние придало сил. Он взвился в прыжке, Ц развернулся вместе с лыжами прямо в воздухе, перелетел через лежавшего на тропе и ки-^" нулся наутек. Он потерял шапку, и было видно, что это молодой белобрысый мерянин не старше самого Харальда. Слипшиеся от пота волосы стояли дыбом на его голове. Харальд прицелился и в последний раз спустил тетиву. Стрела ударила бегущего между лопаток. Удар бросил его на колени, он попытался подняться, но не совладал и растянулся в снегу, потом начал ползти, неуклюже загребая руками. Раскинутые лыжи мешали ему, он почти не двигался с места и только подвывал тихо и жалобно, как больной щенок. Постепенно его движения делались все медленнее. Добивать не придется. Тойветту уже поднялся на ноги и отряхивался, спрятав лук в налучь. Харальд поискал глазами молодого Твердятича - и похолодел, увидев его. Искра Звездочет лежал на боку, в неуклюжей, беспомощной позе, и прижимал ладонью правое бедро чуть пониже ягодицы. Эгиль уже склонился над ним, укоризненно качая головой: - Эх, паренек, снимет ведь с нас твой батюшка головы, да и правильно сделает!.. Харальд и Тойветту опрометью бросились к ним и увидели: вся штанина и сапог у Искры были пропитаны густой липкой кровью. Боярский сын растерянно смотрел на своих товарищей, крепко закусив губы, чтобы не стонать. Он не мог перевернуться на спину: из его тела торчало длинное древко стрелы. Уже раненным, пятная кровью снег, он бежал во всю прыть не меньше сотни шагов, подманивая преследователей под стрелы датчан. А вот теперь все кончилось - и он, свалившись, без сторонней подмоги уже не двинется с места. Тут со стороны тропы, где остались разбойники, донесся треск льда и тяжелое хлюпанье грязи, в которой ворочалось живое тело. - Стрелу не трогайте, - предупредил Эгиль молодых. Сам же поднялся на ноги и пошел посмотреть. *** Разбойный вожак, считанные мгновения назад в охотку возглавлявший погоню за беглецами и задорно летевший, точно гончий пес, по теплому кровавому следу - всех порву! не пощажу!.. - этот самый вожак смотрел на подошедшего викинга снизу вверх, и в глазах у него были отчаяние и надежда. Он уже по грудь ушел в болотную жижу, и та тяжко колыхалась, всасывая его все глубже. Случись ему обломиться со льда в честную озерную воду, он бы давно уже выбрался, и боль в изувеченном колене не смогла бы ему помешать: подумаешь, не такое доводилось терпеть!.. Но густая грязь крепко держала его, прежде смерти увлекая в могилу и не давая ни плыть, ни брести к спасительному островку. Падая, Болдырев ватажник не утратил самообладания и удержал в руках лук. Теперь он пробовал то зацепиться им за твердь, то опереться о лед и задержать неотвратимое погружение. Ничего не получалось - рога лука беспомощно соскальзывали по ветвям и траве, хрупкий ледок проламывался, не давая опоры... Когда подошел Эгиль, разбойник ощерился, как погибающий волк. Рядом с ним, среди вставших торчком битых ледышек, на поверхности трясины лежал измазанный грязью тул-он схватил его и вытащил стрелу. Однако страх близкой смерти заглушил желание драться. Стрела упала в черную жижу. - Не дай изгибнуть, датчанин... Вытащи, век рабом буду... Он говорил по-словенски, начисто позабыв, что северный находник может и не понять его. Эгиль понял. Тут, впрочем, разуметь чужую молвь и не требовалось - все ясно и без нее. - Таких рабов... - усмехнулся старый берсерк. Он легко мог спасти тонувщего, ибо стоял от него в неполной сажени, да и силой Эгиля добрые боги отнюдь не обидели. - Знаю я вас, нидингов... - тоже по-словенски продолжал он, глядя, как тяжелые языки льдистой грязи охватывают плечи разбойника. - Тонете, сулите кошель серебра, а вытащишь - кабы в благодарность у тебя самого кошель .не отняли... Болдырев ватажник молча смотрел на него, силясь извернуться во влажной хватке болота и дотянуться до ветвей куста, от которого его вытянутую руку отделяли считанные вершки. Все тщетно. Эгиль подумал о том, что вживую видит тот самый ужас, что так недавно терзал его собственное воображение. Одно дело, когда жизнь дотлевает в израненном теле, уже неспособном ни драться, ни удерживать трезвое сознание. И совсем другое - если тело еще полно сил, и его, живое, не спеша заглатывает смерть, и разум, потрясенный невозможностью происходящего, до последнего отказывается в это поверить... Седобородый викинг уперся ладонями в колени и назначил гибнущему врагу выкуп за жизнь: - Расскажи-ка мне, что за важного человека везли к вам на плоту? - Бо... - с готовностью начал разбойник. Но тут наступающая жижа попала ему в рот, и он поперхнулся, выплевывая густую торфяную кашу, обжигавшую холодом зубы. Когда же, запрокинув голову, он опять возмог свободно говорить и дышать - не стал доканчивать сказанного, а в глазах появилась решимость погибнуть, но унести тайну с собой. Эгиль, совсем было изготовившийся бросить ему веревку, связанную петлей, разочарованно выпрямился. Медлительная трясина готовилась сомкнуться над обращенным к небу лицом. Человек жадно, судорожно довершал последние вздохи, отпущенные судьбой, - как будто лишняя горсть воздуха, успевшая наполнить легкие, должна была помочь ему отодвинуть неизбежный конец. Некоторое время разбойник выплевывал грязь, и отчаянные рывки всего тела позволяли ему чуть приподниматься, высвобождая губы и подбородок. Но жижа была слишком густой и студеной, и силы таяли быстро. Трепыхания, заставлявшие трясину колебаться тяжелыми медленными волнами, делались все слабее. Ладони тонущего реже прорывали поверхность, и вот уже он не сумел схватить ртом воздуха - остались видны только забитые грязью, отчаянно раздувающиеся ноздри... а потом - лишь лоб и глаза, еще зрячие, еще пытающиеся моргнуть слипшимися ресницами... вот лениво вспух и лопнул перед ними пузырь, вырвавшийся изо рта... Эгиль, вздрогнув, схватился за лук. Ему показалось, мутнеющие глаза успели различить нацеленное прямо в них жало бронебойной стрелы... И поблагодарить взглядом за избавление от последних мучений. Обратный путь в Новый Город Искре запомнился плохо... Стрела, угодившая куда ни один воин не захотел бы - в самый верх стегна, - разорвала большую кровеносную жилу, так что молодой Твердятич полными пригоршнями терял кровь еще на бегу. Она не подумала иссякать и потом, когда он уже достиг островка и повалился без сил. Такая рана - не просто жестокая скорбь для гордости и для тела, она и с белым светом распроститься может заставить. Кровь истекала толчками, неудержимо вырываясь кругом древка стрелы. Войди та хоть чуть ниже, ногу перетянули бы жгутом, а тут - как подступиться?.. Хорошо, Харальд вовремя додумался. Видел, как порой спасали раненных в грудь или живот, и здесь решил поступить так же. Распорол на Искре штаны, примерился - и стал с силой вдавливать кулак в белое тело повыше раны: - Терпи, побратим!.. Искра терпел, а Харальд пробовал так и этак, и на семьдесят седьмой раз ему повезло. Попал на жилу и притиснул ее к кости, запирая кровь. Держать было неудобно и тяжело, руки У сына конунга скоро стали дрожать. Он не позволил себе переменить положения, глядя, как Эгиль склоняется над юным словенином, собираясь тащить из тела стрелу. - Это мерянская стрела, - поглядев на оперение, неожиданно вмешался Тойветту. - У нее головка с шипами, как у остроги. Так ее не вынешь, резать надо! - Резать, - сердито задумался Эгиль. - Легко сказать! Если ты так сведущ в здешних стрелах, может, подскажешь, как сидит наконечник? - Ну... - свел золотистые брови ижор. - Видел я однажды мерянина, приделывавшего оперение... Искра немного послушал их пересуды, представил, как его сейчас живого резать начнут - и обмяк, уронил голову. Вынимать стрелу было опасно. Очень опасно. Оставлять - вовсе нельзя. И решать следовало быстро, потому что с Болдырева островка мог подоспеть новый отряд - выяснять, куда запропастились отряженные в погоню. Искру крепко связали, чтобы помимо воли не дернулся. Дали в зубы сосновый сучок - не допустить невольный крик боли до чуждых ушей. Эгиль приготовил нож, а Тойветту, кривясь и кусая губы, положил Искре на шею удавку. Иным способом оградить его от лишней муки они не могли. Вообще-то Эгиль гораздо более преуспел в отнятии жизни, нежели в искусстве ее сбережения. Позже, за пивом у очага, он сознавался, что не слишком надеялся на успех и уповал только на богов и живучую молодость Искры. Однако Эйр, небесная врачевательница, была нынче милостива к старому берсерку. Он добрался до наконечника - действительно финского двузубого, как верно определил Тойветр, и бережно вынул его, а потом прижег вспоротое тело, чтобы надежно остановить кровь. Тогда Харальд смог разогнуться и отнять сведенные судорогой руки. Чистая тряпица, которой они повили Искре стегно, сразу начала промокать и набухать красным. Они внимательно следили за расползавшимся пятном, но уносящего жизнь потока не было и в помине. - Рано радоваться! Теперь донести надо, - сказал Эгиль, стирая с лица обильно катившийся пот. Ему было жарко. Он выпрямился, еле разогнув окостеневшие ноги. Снег густо летел над маленьким островком посередине болота, посвистывая в кроне сосны и в голых ветках кустов: поземка сменилась самой настоящей метелью. Белесая мгла наверху мутно розовела предзакатным огнем. Все четверо провели на ногах без малого сутки, с пустыми животами и почти не отвязывая лыж от сапог... А вот погоня, могущая вновь прийти по их головы, будет сытой и свежей... Искра, уже освобожденный от пут, лежал на земле и не открывал глаз. Извлечение стрелы он вынес с редкостным мужеством, которого, признаться, не ждали от домоседа ни Харальд, ни Эгиль. Посреди болота не из чего было сотворить даже плохонькие носилки, и Эгиль расстелил на снегу широкий кожаный плащ: - Клади его... Да поосторожней смотри! Он первым впрягся в сбрую, наспех связанную из запасных тетив. Искра лежал лицом вниз, чувствуя щекой все неровности болотного льда. Рана в стегне, только что сводившая его с ума раскаленными волнами боли, стала чужой и далекой; гораздо сильней и обидней болел глубокий след, вдавленный в шею милосердной удавкой ижора. Искру больше не колотило от потери крови и холода - откуда-то мягкими волнами наплывало тепло. Он здраво подумал, что не мог еще поспеть настолько замерзнуть... Эта мысль была неинтересна ему и скоро покинула разум. Когда жизнь колеблется на краю пустоты, значимость вещей странным образом изменяется. Смерть становится безразлична, а ничтожные пустяки готовы перевесить весь мир. - Бусы! - сказал Искра, широко раскрывая глаза. Тропинка здесь была уже не такой опасной и узкой, и Харальд, бежавший следом за Эги-лем, сумел наклониться к другу: - Что?.. - Бусы... - повторил Искра, и его веки снова отяжелели. - Бусы... Красные... Желтые... Он продолжал твердить об этих бусах все время, пока Тойветту и двое датчан, сменяя друг друга, тащили его к охотничьему становищу. Рана, беспокоимая движением и толчками, дважды открывалась и начинала обильно кровоточить. Приходилось останавливаться и заново ее унимать. Под конец Искра уже не говорил и даже не шептал, но губы беззвучно произносили все те же слова. - И дались ему эти бусы! - сказал Эгиль. - Ты-то хоть что-нибудь понимаешь?.. Харальд, у которого от усталости ум заходил за разум, ответил: - - А помнишь нашу серкландскую танцовщицу? Она носит такие. Его даже осенило, что Искра в его нынешнем состоянии ни дать ни взять вспомнил несчастную Лейлу, терзаемую посреди двора жестоким Замятней. Сердолик и янтарь на тонком девичьем запястье... Харальд уже привык относиться к Искре как к застенчивому меньшому братишке. Он знал, что юный Твердятич еще едва отваживался мечтать о ласковых девичьих устах, о нежном объятии рук, обо всем том, ради чего на самом деле живет всякий мужчина. А вдруг танец заморской плясуньи и зрелище насилия над нею неожиданным образом его разбудили? Вдруг он по-мальчишески влюбился в несчастную девку и возмечтал, как спасет и защитит ее ото всех зол?.. В другое время Харальд гордился бы своей догадкой, ибо конунгу надлежит уметь многое, и особенно - заглядывать в души людей, объясняя и предугадывая поступки. Но Эгиль все тяжелей отдувался, перетаскивая по сугробам сделанную из плаща волокушу, и Харальд в очередной раз сменил его. На плаще лежали мягкие еловые лапы, а сверху, по-прежнему вниз лицом - Искра. Он был закутан в теплые одежды, но висок и щека, доступные взгляду, были совсем восковыми, и, наверное, из-за этого Искра казался жалким, худеньким и бесплотным. Харальд налег грудью на связанные тетивы. Сын гардского ярла на деле был гораздо тяжелее, чем казался. Харальд упрямо склонился вперед и потащил его так же быстро, как это получалось у Эгиля. У него тоже урчало в животе и по осунувшемуся лицу каплями бежал пот, но он не позволял себе замедлить шаг. Сыну конунга не годится ни в чем ни от кого отставать. Тойветту, щенок Серебряной Лисы, в Новый Город с ними не пошел. - Ты можешь думать обо мне все, что пожелаешь, - с некоторой даже надменностью заявил он Эгилю, предположившему, что парень просто не смеет показаться на глаза боярину Твердиславу. Повернулся и неутомимой волчьей рысью побежал в лес. Только елки махнули вслед усыпанными снегом ветвями... Глава четвертая До настоящей весны было еще далеко, но в безветренные, вроде нынешнего, деньки румяный дед Солнышко уже улыбался спящей Земле и целовал ее, пригревая, готовя к грядущему пробуждению. Даже иной раз высыхали деревянные горбыли мостовой, но, правду сказать, пока редко. Улицы новогородские пытались мостить непролазной осенью, и потому, стоило мерзлой грязи чуть оттаять, как все наспех положенное начинало тонуть. Искра медленно хромал к неблизкому детинцу, опираясь на палку и останавливаясь передохнуть. Он одолел меньше половины дороги и уже понимал, что переоценил свои силы. За порог ступая, храбрился, мечтал на обратном пути завернуть еще туда и туда, взглянуть, что новенького... Эх! Пока на лавке лежал, мог горы свернуть, а проковылял всего сотню шагов - и одолела дурнотная слабость, и забыл, как направо да налево смотреть, а всего мыслей - не закружилась бы окончательно голова, не смерклось бы в глазах, не упасть бы... Искра начал выползать из дому всего седми-цу назад, но на улицу до сего дня носу еще не казал. Боялся слабости и безжалостного любопытства соседей: "Так в какое место, говоришь, уклюнула тебя стрела?.. А-а, стало быть, правду люди передают..." - Он отличный воин и из хорошего рода, и я сожалею, что поначалу был с ним не особенно ласков, - рассказывал Харальд. - Жаль будет, если его сегодня убьют. Ему, сыну великого конунга, пристало бы ехать в детинец верхом, но молодой датчанин шел пеш, и он прино

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору