до изнеможения, когда герцогский слуга, склонившись в глубоком
поклоне, пригласил меня последовать за ним.
  - Его высочество желает видеть вас, - прошептал он.
  Я встал, стараясь не привлекать внимания соседей, и направил стопы свои
вслед расфранченному слуге.
  "Ну что ж. Перестрелка и обмен взаимными оскорблениями закончены. Войска,
сомкнув ряды, устремились в штыковую".
  Что хотел сказать мне принц Отгон, если, конечно, он вообще собирался со
мной говорить? С его высочества сталось бы поставить где-нибудь на
лестнице пару молодцев с кинжалами, но, насколько я понимал этого
достойного представителя Гогенштауфенов, для начала мой главный оппонент
жаждал посмотреть в мои кристальные бесстыжие глаза. Впрочем, это ни от
чего не гарантировало. Молодцы могли ждать меня на обратном пути. На их
беду, будем надеяться.
  Согреваемый подобными мыслями, я следовал на свою Голгофу, честно неся на
ее вершину тяжкий крест.
  Чей-то настойчивый взгляд впился в мое плечо и ужалил, словно шершень. Я
повернул голову и увидел ярко-голубые глаза фон Тагеля, смотревшего
неодобрительно и даже злобно.
  "Ну вот и все, - прошептал я. - И нет боле среди моих друзей графа фон
Тагеля. Печально, но факт".
  Я поднялся следом за слугой, освещавшим мне дорогу факелом, по узкой
винтовой лестнице в одну из боковых башен ратуши.
  Итак, интересно, чего же хочет от меня Лейтонбург? Судя по тому, что, как
я уже знал, большинство рыцарей, отличившихся на турнире, получило
официальное предложение поступить на службу в гвардию его высочества, я
тоже мог рассчитывать на что-то подобное. Однако это было более чем
сомнительно.
  Одно можно было сказать четко и определенно. Принц Отгон значительно
усиливал свою армию. И это не следовало считать просто причудой его
высочества. Подобное войско не могло существовать долго. Оно либо должно
было сражаться, либо неминуемо распадалось в течение двух-трех месяцев.
Судя по тому, что осень была уже близка, а осенняя слякоть, как известно,
не время для войны, все, что должно было произойти, должно было случиться
в течение ближайших недель, а может быть, и дней. Если учесть, что идея
крестовых походов никогда особенно не грела его высочество, то наши
предположения о перевороте казались мне все более и более обоснованными.
  На очередном витке лестница кончилась, и мы уперлись в темную от времени
дубовую дверь в частом железном переплете. Слуга сделал мне знак
остановиться и постучал в нее тяжелым кольцом, торчавшим из бронзовой
львиной пасти.
  - Бедняга, зубки режутся, - вздохнул я, рассматривая львиную голову при
свете коптящего факела. Но на душе у меня было ой как хреново!
  Из-за двери послышался негромкий мужской голос, приглашавший нас входить.
Слуга посторонился, пропуская меня вперед.
  Комната, освещаемая светом дюжины факелов, укрепленных по три на каждой
стене, была обставлена со вкусом, исключавшим женское влияние.
  Гобелены, воскресавшие в памяти подвиги кого-то из героев артуровского
цикла, были изрядно закопчены и давно уже потеряли свежесть своих красок.
А висевшее по стенам оружие было, несомненно, подобрано большим знатоком
этого предмета, и, что обращало на себя внимание, было любовно ухожено.
Огромный, в полкомнаты, стол и табуреты ему под стать, относящиеся скорее
к фортификационным сооружениям, чем к мебели, завершали убранство этого
кабинета.
  Принц Отгон в золотой тунике с тройкой черных леопардовых львов
Гогеншгауфенов восседал за столом, заваленным Кордильерами пергаментных
свитков, и, казалось, был полностью погружен в чтение одного из них.
Гусиное перо, зажатое в его пальцах, парило над пергаментом, что-то
подчеркивая ц исправляя.
  Я поклонился. Его высочество поднял глаза и вроде бы улыбнулся. Мне не
стоило обманываться насчет подобных улыбок. Принц Отгон радовался
предстоящей схватке, а вовсе не присутствию славного Вальдара Камдила. Он
аккуратно отложил перо в сторону и, выйдя из-за стола, сделал шаг
навстречу званому гостю. Одарив меня крепким рукопожатием, Лейтонбург
предложил мне сесть, указывая на один из табуретов, стоявших около стола.
  - Как вам мой город? - осведомился любезный хозяин, поудобнее усаживаясь
за стол и звоня в элегантный серебряный колокольчик, дотоле спокойно
стоявший на одном из пергаментов.
  Я сделал усилие воли, чтобы не обернуться, и со всей возможной
непринужденностью заметил:
  - Город великолепен. Особо восхищают чистота и порядок, царящие в нем. Мне
довелось немало поездить по Европе и Левангу, но, поверьте, я нигде, ваше
высочество, не видел такой чистоты.
  Слуга, двигавшийся почти беззвучно, принес пару кубков, кувшин с вином и
блюдо роскошных фруктов и сладостей.
  Лейтонбург вновь усмехнулся:
  - Я рад, что он вам понравился. Мне стоило многих усилий сделать город
таким, каким вы его видите.
  - Не сомневаюсь в этом, ваше высочество.
  - А как вам турнир?
  - Прежде всего я хотел просить извинения за тот прискорбный случай,
который произошел во время турнира, увы, по моей вине. Поверьте, мне очень
больно, что я стал виной ранения столь доблестного рыцаря.
  Принц Оттон глядел на меня холодным немигающим взглядом своих выцветших
глаз, и, дожидаясь настоящего разговора, я уже начинал замерзать под этим
взором.
  - Да, случай действительно прискорбный. Бедный мой Карл. Никому еще не
удавалось вышибить его из седла. А уж такое... Скажите, зачем вам
понадобилось выбивать дух из моего брата? Вы же не станете утверждать, что
все произошло случайно?
  Я развел руками: "Что ж, мой милый герцог, ты хочешь удивить меня вопросом
- я удивлю тебя ответом".
  - Всему виной рана, полученная мной в злополучном походе. В разгар схватки
мне порой кажется, что вокруг идет настоящее сражение и... Увы, граф фон
Брайбернау стал жертвой этого ужасного наваждения.
  -Да, конечно. Наваждение. Я почему-то так и подумал, - произнес его
высочество всепонимающим гоном, и я готов был поклясться, что он поверил в
мои объяснения не больше, чем во вторжение инопланетян или принятие
магометанства римским Папой.
  - Вы прекрасный воин, господин Вальдар, - продолжал Лейтонбург. - Я
внимательно наблюдал за вами во время турнира. Скажу вам как знаток и
ценитель: не много найдется людей, которые бы столь ловко владели оружием,
как вы. Если кто-то и мог сразиться с моим милым Брайбернау на равных, то
я не вижу здесь никого, кроме вас, кому бы это было под силу. Увы, этот
несчастный случай...
  - Велик Господь, и неизреченна мудрость его. Кто, как не он, укрепляет
руку сражающегося в минуту боя.
  - Да, да. - Его высочество рассеянно кивнул головой. Судя по всему, он не
слишком любил впутывать Творца в свои планы и расчеты. - Вы не просто
прекрасный воин, со временем вы могли бы встать в один ряд с самыми
выдающимися рыцарями нашего времени.
  "К чему весь этот поток комплиментов?" - усмехнулся я и немного
расслабился, но в благодарность за похвалу склонил голову и покорно
произнес:
  - В гвардии вашего высочества немало не менее достойных и доблестных
воинов. Вы должны быть счастливы, командуя таким великолепным войском.
  Герцог смерил меня вопросительным взглядом. Убедившись, что я не шучу, он
медленно продолжил:
  - Да, у меня действительно превосходное войско. Это правда.
  - Не знаю, кто с этим не согласится. Не завидую вашим врагам.
  - И в этом вы правы. Им не стоит завидовать. Совсем не стоит. Поэтому я
желал бы, господин Вальдар, видеть вас среди своих друзей. - Лейтонбург
посмотрел на меня испытующе, что в соединении с его обычной холодностью
выглядело довольно жутко.
  "Уж кем бы я точно не хотел быть - так это твоим врагом. Но что делать,
приходится!"
  - Помилосердствуйте, ваше высочество, разве же я враг вам?
  - Надеюсь, что нет, - медленно произнес мой венценосный собеседник. Взгляд
его по-прежнему оставался испытующим, но в голосе теперь слышалась плохо
скрываемая насмешка. Это уже становилось интересным.
  - Вы носите сеньяль "Верная Рука", господин Вальдар? - Лейтонбург поднялся
и подошел к бойнице, сквозь зарешеченный проем которой виднелся маленький
клочок синего неба. В голосе его уже звучал металл, хотя еще плотно
завернутый в бархат.
  - Верно, ваше высочество.
  - Красивый сеньяль. В духе трубадуров Южной Франции. Вы бывали в Провансе?
  - Проездом. Последнее время я жил в замке Берсак, что на Гароне.
  - Да. говорят, чудесные места. Однако я о другом. Кому верна ваша рука?
  - Мое происхождение, состояние и доблесть, на которую ваше высочество
изволили обратить свое милостивое внимание, позволяют не искать мне иных
сюзеренов, кроме моего отца и Господа нашего в лице матери нашей церкви.
Герцог нехотя перекрестился, словно отгоняя назойливую муху.
  - Вы принадлежите к какому-то ордену? - удивленно спросил он.
  - Нет, я в одиночестве несу свой крест, - возразил я.
  - Тогда, быть может, вы согласитесь немного послужить мне? - Он вновь
повернулся ко мне лицом и стоял теперь, вперив в меня свой немигающий
взгляд.
  - Ваше высочество, надеюсь, простит меня, но я не совсем понимаю, о чем вы
говорите? - Это было чистой правдой, и голос мой звучал вполне искренне. -
Вы предлагаете мне поступить на службу под ваши знамена?
  - Для меня, конечно, была бы большая честь, если бы отпрыск благородного
рода Лоннеров вступил в ряды моей гвардии, но я говорю о другом, -
возразил Отгон. - Мне от вас нужна иная служба. Мне нужен подвиг, который
был по силам только графу фон Брайбернау, а теперь лишь такому доблестному
рыцарю, как вы.
  - Но, ваше высочество...
  Он жестом остановил меня.
  - Подвиг, совершив который вы навсегда загладите свой злосчастный удар,
сразивший моего брата. Подвиг, который заставит менестрелей Европы
воспевать ваше имя наряду с именами Ланселота и Ролланда. Более того,
совершив его, вы сможете просить у меня любую награду. Не правда ли, -
произнес Лейтонбург, четко выделяя каждое слово, - не правда ли, у вас
есть о чем меня просить?
  "Так, так, так. Похоже, не одни мы тут играем втемную. Но это уже,
кажется, не наша игра. Впрочем, ничто не мешало бы нам сыграть в нее, если
бы итогом было освобождение короля Ричарда. И все же..." Верный правилу
никогда не соглашаться на первое предложение, я лишь пожал плечами,
отвечая:
  - Я не люблю просить, ваше высочество, это противно моему званию и чести.
А кроме того, да простит меня любезный хозяин, но я не собирался
задерживаться в вашем прекрасном городе. Меня уже наверняка заждались в
Камвароне. Как только заживет рана, полученная на турнире, я продолжу свой
путь к родным местам.
  - Рана? - Принц насупился и обморозил меня своим взглядом. - Да, конечно.
И все же я надеюсь, что мы еще вернемся к этому разговору до вашего
отъезда.
  Он подошел к столу и вновь зазвонил в колокольчик. Слуга, казалось, только
того и ждавший, появился, как черт из табакерки.
  - Проводите господина рыцаря, он уходит. - Принц Отгон вновь взялся за
свиток, давая тем самым понять, что аудиенция окончена. Проходя через зал,
я увидел Лиса, поющего явно на бис:
  Как ныне сбирается герцог Ожье
Отметить сарацинским шакалам.
  Дома и мечети за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам...
  "Шакалам" и "пожарам" рифмовалось слабо, но перифраз явно пользовался
успехом и грозил стать шлягером сезона. Рыцари и бароны обильно пускали
скупую мужскую слезу, сокрушаясь над злосчастной судьбой герцога Ожье.
Многие, запомнив пару-тройку слов из каждой строфы, пытались подпевать
гайренскому менестрелю, и весь этот нестройный, но могучий хор, безнадежно
фальшивя, рокотал под сводами ратуши.
  - Росс сообщает, что у него все в порядке, - переводя дыхание, передал
Лис. - Его назначили лейтенантом в охрану короля Ричарда. У них там в
гвардии сплошные перемены из-за твоей выходки. Лейтенант охраны
Плантагенета стал ныне капитаном. Капитан стал лейтенантом телохранителей
его высочества. А бывший тамошний лейтенант замещает графа Брайбернау,
пока он не очухается.
  Что-то в подобном роде я предполагал. А почему бы нет? Знатность рода фон
Шамбергов не вызывала сомнений. Участник похода. Славное имя - без
малейшего упрека. Боец, поискать такого - не найдешь. Так что ничего
странного.
  - А у тебя что? - осведомился Лис.
  - Да вот с Оттоном беседовал.
  - Ну и как его высочество?
  - Преогромнейшей, я тебе скажу, души козырек. Ты знаешь, он пытался
завербовать меня.
  - В гвардию?
  - Пожалуй, нет. Я пока точно не понял - куда, но не в гвардию. И еще. У
меня сложилось впечатление, что принц что-то подозревает о цели вашего
визита. Точнее: моего визита. Хотя, может быть, он просто ловко блефует.
Но вот с чего бы?
  - Занятно. Ты уверен?
  - Не знаю. Свяжись со мной через пару часов. Мне нужно подумать.
  - Ладненько. До связи.
  ...Так вот где таилась погибель моя, Мне смертию кость угрожала! -
разносилось по залу.
  Всю дорогу до "Жареного петуха" я размышлял о словах герцога. Ночные
грабители, узнавая меня при свете факелов, но более впечатленные могучей
фигурой моего оруженосца, сиротливо жались к стенам домов, решая, видимо,
устроить себе выходной.
  Чего же хотел от меня Лейтонбург? Не дракона же в самом деле ему нужно
было сразить? Поголовье этих доисторических тварей, насколько я знал,
таяло на глазах. О каком же подвиге шла речь? Нет, ответ таился не в
области гоблинов и великарликов. Тогда что же?
  Ломая себе голову над герцогской шарадой, я достиг гостиницы.
  - Вы рыцарь Вальдар Камдил? - негромко произнес чей-то незнакомый голос за
моей спиной. Со стороны говорившего это было в высшей мере неосторожно. В
ту долю секунды, пока я оборачивался, обнажая кинжал, он уже болтался в
воздухе, подхваченный могучей рукой Меркадье.
  Это был маленький старичок, точнее, не старичок, а человек, рано
состарившийся, в нелепом темном балахоне и странного вида колпаке.
  - Господин рыцарь, будьте любезны, велите своему оруженосцу вернуть меня
на земную твердь, - спокойно, хотя с некоторым раздражением в голосе
произнес незнакомец. - Я не наемный убийца и даже не вор. Хотя это куда
более выгодное занятие, чем то, которым мне приходится зарабатывать свой
хлеб насущный. У меня к вам записка от одной очаровательной дамы. -
Старичок мечтательно закатил глаза. - Действительно очаровательной.
  - Как ее зовут? Посыльный пожал плечами.
  - Я не спрашиваю имена своих клиентов, если они не говорят их сами.
  - Ладно, где письмо?
  Незнакомец протянул руку, ожидая подачки.
  - На, держи. - Я кинул ему динарий.
  - Премного благодарен вашей милости. Вы щедры, как и подобает настоящему
рыцарю.
  - Ладно, оставь благодарность на другой раз. Где твое письмо?
  - Вот, ваша милость. - Он огляделся и сунул мне в ладонь свернутый кусочек
пергамента. Сделав это, старичок моментально растворился во мраке.
  Несмотря на поздний час, несколько слуг и оруженосцев сидели внизу, ожидая
своих хозяев и коротая вечер за разговорами и карточной игрой.
  Поднявшись к себе, я заказал флягу гасконского и, запалив масляный
светильник, сел к столу. Записка, полученная мной, гласила: "Жду вас
вечером в доме Трех Подков по улице Святого Юстиниана. Не сомневаюсь, что
вас обрадует то, что я вам скажу".
  - Час от часу не легче, - пробормотал я, принимая от гостиничного слуги
объемистую флягу и повнимательнее рассматривая свиток. Единственное, что
можно было сказать с уверенностью: рука, водившая пером, никак не была
рукой писца. Начертание букв говорило о том, что человек, их писавший, не
привык к частому письму. Было ли это запиской леди Джейн или же какая-то
романтическая дама таким способом добивалась начала любовной интриги? А
может быть, это было засадой? Тогда чьей? Лейтонбурга? Или кто-то из
друзей Брайбернау решил отомстить за жестокую обиду?
  Ответа не было. Ну что ж, посмотрим, что бы это значило.
  - Эд, будь готов, к полуночи нам предстоит еще один визит.
  - Как прикажете, ваша милость. Велите приготовить кольчугу? - пробасил
Меркадье.
  - Да, и возьми с собой на всякий случай секиру. Ночь может стать
небезопасной.
  - Тем лучше, ваша милость, - произнес мой оруженосец и, легко подхватив
секиру, направился в залу точить ее.
  Я уселся поудобнее и налил полный кубок вина. Что-то несомненно важное
ускользало от моего внимания, и - что хуже всего - я никак не мог понять:
что?
  - Будь осторожен, - услышал я голос за спиной. Даже если бы у меня был
десяток голов, как у какого-нибудь дракона, я все их готов был заложить за
то, что он мог принадлежать только одному человеку во всех известных мне
мирах.
  Я резко вскочил, роняя стул.
  Она стояла у окна и смотрела на меня своими огромными, бездонными, как
омуты, зелеными глазами. Прекрасные каштановые волосы ее неудержимым
водопадом спада ли ей на плечи. И это лицо! Этот безукоризненно прекрасный
лик. Лик Мадонны. Другого такого не было и быть не могло.
  - Ты-ы!! - Голос мой хрипел и срывался от возбуждения. Сомнения быть не
могло! Это была она. И сколько бы ни было других, она была единственной.
Анабель Соваре, графиня де Монтакур. Я видел ее. Я знал, что никакими
путями она не могла появиться в этом мире, но имело ли это какое-то
значение? Я видел ее.
  Она сделала останавливающий жест рукой. Я знал и помнил его.
  - Береги себя, мой король! Будь осторожен. Я, как обычно, жду тебя у
острова. А теперь прощай!
  - Погоди!
  За дверью послышался до боли знакомый лязг железа. Я отскочил к изголовью
кровати и одним движением обнажил меч. Рубины в его рукояти горели алым
сиянием. В голове у меня мутилось, и сердце норовило сломать ребра.
Вооружившись, я вновь кинул взгляд туда, где только что стояла Анабель.
Там никого не было.
  Зарычав от ярости, я подскочил к двери и пнул ее с такой силой, что нижняя
петля, жалобно звякнув, вылетела из своего гнезда. Проход был открыт.
  Площадка и лестница были забиты стражниками. Начальствующий ими вояка
тыкал мне в лицо подозрительно знакомый пергамент и что-то кричал.
  Первое мгновение я недоуменно глядел на него, пытаясь понять, чего он
хочет?
  Но тут слова: "...приказано препроводить под стражей в замок Трифель" -
вернули меня к суровой действительности.
  - Так выполняй приказ, дьявол тебя раздери! - взревел я, нанося
нокаутирующий удар стражу порядка. Он без чувств рухнул на пол. Издав
дикий рык, я бросился в атаку со всевозрастающей яростью, круша атакующих
врагов.
  Несмотря на численное превосходство, перевес в силе, и мастерстве был на
нашей стороне.
  Внизу, в зале, мой славный Меркадье, подхватив одной рукой секиру, а
другой - тяжеленный табурет, орудовал ими с потрясающей ловкостью,
обрушивая свое грозное оружие на головы наседающих врагов. Те
откатывались, но, как волны на утес, наседали вновь и вновь, откатываясь
снова, оставляя на полу бездыханные тела.
  Наверху, на галерее, я с остервенением берсерка крушил бедных стражников,
не знающих уже, куда деваться от моего меча.
  Внезапно их тактика изменилась. Будь я в этот момент в здравом уме и
полной памяти, то непременно бы заметил это изменение. Но, увы, это было
выше моих сил.
  Стражники более не пытались достать меня, а лишь не давали спуститься с
галереи. Опьяненный боевым неистовством, я ничего не замечал, самозабвенно
уничтожая все на своем пути.
  Но вдруг пелена тумана заволокла мой взгляд и почва заколебалась под
ногами. Я затряс головой, стараясь отогнать марево. Частично мне это
удалось, и я увидел в дальнем углу залы человека в длинном коричневом
балахоне с капюшоном. Он опирался на длинный, изукрашенный резьбой посох.
  Руки мои стали цепенеть и наливаться свинцовой тяжестью. "Маг!" -
запоздало понял я, пытаясь включить психозащиту, но тщетно. Тяжесть
расползалась по всему телу, парализуя волю и сбивая с ног. Пальцы сами
собой разжались, и меч, жалобно звякнув, выпал из рук. Злорадствующие
стражники накинули на меня густую сеть.
  - Эдвар! - прохрипел я из последних сил. Он увидел меня и бросился на
помощь. - Беги! Это приказ!
  Теряя сознание, я видел, как он проложил себе кровавую дорогу сквозь
ст