ем веселье. Как бы там ни было,
через несколько минут Лис уже сидел в тесном кругу и, перебирая струны
мандолы, напевал:
  Рыцарь чувствует, сражаясь,
Что он ранен в грудь смертельно.
  Прижимает панцирь к сердцу,
Чтобы кровь остановилась...
  И скупые мужские слезы орошали давно не бритые лица новых приятелей Лиса.
  Насколько я мог судить, Лиса хватало часов на восемь подобных песен. Может
быть - больше.
  Так или иначе, я никогда не видел, чтобы спасовал знаменитый гайренский
менестрель - всегда первыми сдавались слушатели.
  Все эти долгие часы, пока длился сольный концерт заезжего шансонье, кони
уносили нас все дальше и дальше от Браке. Когда начало смеркаться, мы
пустили коней шагом, и я с грустью стал созерцать однообразные лесные
пейзажи, расстилавшиеся по обочинам знакомой мне уже дороги римских
легионов.
  Всего три дня назад мы мчались по этой дороге очертя голову в предвкушении
славной драки и быстрой победы. Насчет драки наши ожидания вполне
оправдались. А насчет победы?.. Сейчас мы были ничуть не ближе к ней, чем
в момент нашего прибытия.
  - Мессир Вальдар, - прервал мои горестные раздумья де Меркадье, - правда
ли, что вы прибыли сюда, чтобы вернуть свободу королю Ричарду?
  Я утвердительно кивнул головой.
  - Вдвоем?
  - Уже втроем. Ты временно зачисляешься ко мне в штат оруженосцем. Не
возражаешь?
  - Что вы, милорд!
  - Уже хорошо. Найдутся и другие. Кроме того, мы ведь не собираемся вести
тотальную войну против империи. Не правда ли?
  Эдвар Жильбер не понял, о какой войне идет речь, но слегка погрустнел.
Похоже, ему как раз очень хотелось развязать небольшую войну против
Гогенштауфенов.
  Сумерки начинали сгущаться. Пора было подумать о ночлеге. Когда впереди,
на заросшем столетними дубами холме, грозящем небесам перстом,
вырисовалась высокая башня какого-то замка, сердце мое забилось чаще в
предвкушении ужина, бывшего для нас также обедом и частично завтраком.
  - Что это за башня? - спросил я у крестьянина, понуро тащившего на спине
вязанку хвороста.
  - Шамберг, ваша честь, - почтительно склонясь, ответил он, - владение
барона Росселина фон Шамберга.
  Я бросил ему какую-то мелкую монету. Он схватил ее на лету, уронив свою
вязанку, и вновь начал собирать ее, бормоча имена святых, которым поручал
охранять нас в дороге. Проехав еще пол-лиги, мы увидели речушку, петлявшую
сквозь лесную чащу, и мост из сколоченных бревен, перекинутый через нее.
Возле моста горделиво возвышались две конные фигуры. Одна из них была явно
в доспехах.
  - Это еще что за дорожная полиция? - пробормотал я. - Не похоже, чтобы нас
собирались оштрафовывать за езду без номерных знаков.
  Я украдкой кинул взгляд на рукоять меча. Как и всегда в подобных случаях,
рубины в рукояти Катгабайла сияли ярче обычного. Избежать схватки было
невозможно.
  Когда мы приблизились на расстояние ярдов двенадцати, младший из
всадников, по виду и по повадке явный оруженосец, направил коня ко мне и
произнес с максимальной учтивостью:
  - Господин рыцарь, мой брат и господин, властелин здешних мест, барон
Росселин фон Шамберг цу Лухсенвальд, рыцарь Атакующей Рыси, во исполнение
данного им обета вызывает вас на поединок!
  "Дикий край, - с грустью подумал я. - Вместо вечернего моциона переломать
пару-другую костей ближнему своему. Хороши игры, на ночь-то глядя".
  - Я, Вальдар Камдил сьер де Камварон, с радостью принимаю ваш вызов!
  Мы разъехались. Эдвар Жильбер с завидной ловкостью помог пристегнуть шлем
и подал мне копье.
  - Удачи вам, сэр рыцарь!
  - Спасибо, Малыш. Как-нибудь управимся.
  Наши кони, ободряемые шпорами, храпя, помчались навстречу друг другу.
Глядя, с какой ловкостью мой противник управляется с норовистым конем и
каким отточенным движением он посылает вперед копье перед ударом, я
отлично понимал, что случай свел меня отнюдь не с провинциальным пуделем,
крашенным подо льва. Рыцарь Атакующей Рыси был, безусловно, очень силен,
необыкновенно ловок и храбр. Если прибавить к этому полсотни фунтов
лишнего веса, то положение мое становилось весьма опасным.
  Одного ловкого удара копьем могло бы быть достаточно, чтобы поставить
большой крест на нашей экспедиции, а может, и - увы! - на мне самом. Что
делать, поединки на тупом оружии в этих краях все еще рассматривались как
глупое ребячество. В цене была только настоящая кровь.
  Я почувствовал удар такой силы, как будто столкнулся с курьерским поездом.
Леопардовый лев на моем щите начисто лишился кисточки на хвосте, впрочем,
как я успел заметить, щит фон Шамберга был в подобном же состоянии. К
вящей радости моей, наши копья, не выдержав подобного удара, разлетелись
на куски. Грозный в своей свирепой мощи барон фон Шамберг, не теряя
времени, выхватил меч.
  Я улыбнулся. Мой благородный клинок недаром звался Катгабайлом - Ищущим
битву. В тот же миг он буквально сам лег мне в руку и вспыхнул в
надвигающихся сумерках, разгоняя тьму. Безумная радость боя тугой волной
прокатилась по всему моему телу и ударила в голову, подчиняя все естество
этому дикому чувству.
  Мы снова съехались. Описав дугу, мечи наши столкнулись со звоном,
обжигающим душу и вырывающим боевой клич из самой глубокой бездны
подсознания. При желании я с легкостью мог перерубить клинок противника,
но ограничился тем, что, работая в обратное лезвие, снес клейнод"Клейнод -
нашлемное украшение." с его шлема. Ответ барона не заставил себя ждать. Я
подставил щит под удар и ушел вниз.
  Меч Шамберга скользнул по щиту и по инерции пролетел дальше. В тот же миг
Катгабайл рассек попону и чиркнул по подпруге.
  Видимо, нанося этот коварный удар, я немного не рассчитал. Конь моего
противника, задетый лезвием меча, вздыбился и дико заржал. Как я и ожидал,
седло немедленно слетело с его спины. Однако закованный в железо рыцарь
успел выскользнуть из седла на полмига раньше. Копыта коня еще не
коснулись земли, когда всадник уже крепко стоял, изготовившись к бою.
  "Вот так так! - невольно восхитился я и спрыгнул с Мавра. - Ай да барон,
ай да сукин сын!"
Мы вновь сошлись. Радуясь схватке, запели мечи, и пошло веселье. Что и
говорить, для своего времени Шамберг был, безусловно, незаурядным бойцом.
Его сильные, хорошо акцентированные удары, густо сыпавшиеся в каждый
сектор защиты, давно могли положить конец бою, когда бы не мой богатый
опыт в подобного рода переделках.
  Несмотря на несколько чувствительных ударов, пропущенных им, барон
искренне радовался ловкому противнику и продолжал неустанно наступать,
наращивая натиск.
  Признаться, я уже изрядно притомился, но славный рыцарь Атакующей Рыси,
казалось, не знал усталости.
  Вот, имитируя атаку рубящим в голову, он ловко перевел клинок вниз и,
отведя щит, ударил снизу вверх. Это был жуткий прием. Я знал это, но
относил его появление к более позднему времени. Однако, на беду барона, я
знал и продолжение этого приема.
  Нанеся скользящий батман по клинку, я проводил руку противника на отлет и,
с шагом в сторону с линии атаки, нанес сильный удар ему в бок.
  От неожиданности и боли барон сбился с темпа, и в ту же секунду мощное
движение вырвало оружие из его рук и отбросило шагов на десять в сторону.
Шамберг тут же обнажил кинжал, но удар кромкой щита в голову поверг его на
землю. Я встал над ним, занося меч.
  - Нет, не убивайте его, господин рыцарь! - Младший брат и оруженосец
барона бросился ко мне, пытаясь втиснуться между мной и поверженным телом.
  "Какую мизансцену испортил! - тихо выругался я, вытер клинок о попону и с
благодарностью вернул его в ножны. - Ох уж эта мне молодежь!"
Поединок был окончен. Шамберг открыл глаза и, все еще оглушенно
оглядываясь вокруг, пытался подняться. "А говорят, удача на дороге не
валяется. - Я усмехнулся. - Еще как валяется!" Опираясь на протянутую мной
руку, барон тяжело поднимался с земли.
  Честно сказать, я не слишком опасался за здоровье барона. Люди такой
породы пробегают десяток-другой ярдов с отрубленной головой, едят гвозди и
спят на снегу, завернувшись в попону. Но о чем я уже точно мог сегодня не
волноваться - так это об ужине и ночлеге.

  Глава десятая

  Deo Duce comit Fero! (Господь - мой вождь, меч - мой побратим!)
Рыцарский.девиз фон Шамбергов

  Замок Шамберг поражал своей запущенностью. Мрачные стены его, поросшие
густой бородой зеленоватых мхов, грозно вздымали свои машикули" Машикули -
навесные бойницы." над окрестными дубравами, служа надежным убежищем стаям
летучих мышей и одиноким совам.
  Предок нынешнего хозяина замка, выстроивший это величественное сооружение
более полувека назад, был любителем мощных башен и высоких стен и не
испытывал нужды в средствах. Судя по многочисленным боевым отметинам на
каменной кладке, он обладал весьма воинственным нравом. Впрочем, его
потомки скорее всего тоже внесли посильную лепту в разрушение Шамберга.
Похоже, замок выдержал далеко не один штурм.
  В эти дни он напоминал могучего воина, истерзанного ранами и болезнями, в
рваном рубище, некогда бывшем прекрасным одеянием. Следы былой роскоши то
тут, то там проглядывали во внутреннем убранстве обширной пиршественной
залы и спален, предоставленных мне и Кайару.
  Что и говорить, для нынешних обитателей замка он был великоват, как бывает
велико платье деда юному внуку.
  Росселин фон Шамберг, рыцарь Атакующей Рыси, проживал в наследственном
своем лене вместе с младшим братом Арсулом и тремя десятками крепких, как
на подбор, слуг, бывших одновременно сотрапезниками на буйных пиршествах и
соратниками в часы войны. Ни единой женщины, кроме древней, сморщенной,
как печеное яблоко, старухи кухарки, уже много лет не водилось под гулкими
сводами замка. Многолетняя пыль, серым ковром лежащая вокруг протоптанных
на полу дорожек, надежно укрыла его плиты от солнечных лучей,
пробивавшихся сквозь прохудившуюся крышу, а непроглядное плетиво паутины
так разукрасило двери, что они давно уже стали потайными под этим плотным
- покровом.
  Что и говорить, замок Шамберг был все еще хорош для обороны, но мало
пригоден для жилья.
  Заслышав звук рога, которым гордый властитель местных чащоб и буреломов
оповещал о своем прибытии, челядь суетливо бросилась готовить
пиршественную залу к званому ужину.
  Дичь, соленья, маринады, рыба и птица - все вместе и вперемежку было
водружено на стол величиной с небольшую дорогу, и два десятка смоляных
факелов осветили залу, приготовленную к трапезе.
  - Кхм, - откашлялся барон, поднимаясь со своего места во главе стола.
Молитвенно сложив руки на груди, он обвел залу долгим взглядом. - А где
капеллан? - удивленно спросил он, не найдя нужного лица.
  - Отец Фулк еще третьего дня отбыл в Хизиндорф в аббатство Святого Марка
посоветоваться с господином аббатом насчет вашей свадьбы, господин барон,
- хриплым басом произнес сурового вида седой ветеран, исполнявший, видимо,
у фон Шамберга роль дворецкого.
  - Да? - поразился барон, почесывая затылок. - А кто же будет читать нужную
молитву? Или вы хотите, чтобы вас вновь скрутило, как тогда на Троицын
день, когда отец Фулк перебрал мозельского? Господин рыцарь, - обратился
он ко мне, - не знаете ли вы молитвы, подобающей такому случаю?
  - Ну... - замялся я, вспоминая свои монашеские похождения.
  - А, ладно! Сам скажу. - Барон вновь прокашлялся и придал лицу надлежащее
выражение. - Господь Бог наш, в которого мы истинно веруем. Молим тебя:
благослови пищу нашу, укрепи зубы наши и защити желудки наши, ибо как
иначе мы будем служить тебе свою верную службу?
  Конец молитвы был встречен гулом одобрительных возгласов и звоном кубков,
до краев наполненных живительной влагой.
  Насколько я мог судить, хозяйство барона было изрядно запущено и не
блистало достатком, но, судя по количеству выставленных яств и обилию
выпитых вин, мы, должно быть, нанесли ему последний, сокрушительный удар.
  "Право же, - подумал я, отправляя в рот сочный кусок утки под грибным
соусом. - Если этот парень потчует так всех своих победителей, то у него
есть прямой резон выигрывать поединки!"
В свое оправдание я мог сказать только одно: ни мне, ни Меркадье, ни
кому-либо из сподвижников барона было не по силам тягаться с рыцарем
Атакующей Рыси в благородном искусстве поедания и выпивания.
  Когда же наконец благородное утоление голода уступило место греху
чревоугодия и челюсти присутствующих в зале снизили темп работы до
среднего, тогда родилась застольная беседа, истинное украшение всякой
трапезы.
  - Да! Помню, как сейчас, - наклонившись ко мне, произнес Росселин фон
Шамберг, выпивая непременный тост "за успешное завершение похода и победу
святой нашей матери-церкви", - помню, как сейчас. Саладин запер нас в
Кесарии, а вокруг аж до самой горы Кармель ни единой христианской души,
способной держать в руках меч. Нас в гарнизоне - два десятка рыцарей да
сотни две с половиной лучников и кнехтов, а еды на все это войско: рыба,
чайки, крысы и мешки специй, воды не больше, чем в той пустыне, где сорок
лет бродили эти обрезанные нехристи. А уж вино, - барон мечтательно
закатил глаза и грустно вздохнул, - от вина не осталось даже запаха.
Представляете, мессир Вальдар, - даже самого маленького запаха! - Он вновь
тяжело вздохнул и печально уставился на опустевший кубок. - Вина, Пауль! -
рыкнул фон Шамберг, и коренастый слуга в заношенной куртке из буйволовой
кожи тут же наполнил подставленный кубок хозяина.
  - Помнишь Кесарию, Пауль? - ностальгически осведомился барон.
  - Как же, ваша милость, прекрасно помню. Ох и досталось нам тогда!
  - Что ты несешь! Пшел вон, деревенщина! - возмутился рыцарь Атакующей
Рыси. - Да что мудрить, - немного помолчав, продолжил он. - Пришлось нам,
конечно, несладко. Зато когда король Ричард Английский снял осаду с
крепости и погнал сарацинских собак аж до Дарума, какой знатный пир мы
устроили в его честь! Сколько драгоценнейших вин было вылито в наши
пересохшие глотки! Представляешь, дружище, - барон дружески хлопнул меня
по плечу, - в этот день мне удалось перепить тамплиера! Да! Причем не
простого! Командора тамплиеров Кавур... Кавер... А ну его! Не помню.
  - Каверсак, - произнес мой дотоле молчавший оруженосец. - Его звали Ги де
Каверсак. - Его добродушное лицо стало неожиданно мрачным. - Только, убей
меня бог, я не слышал ни о ком, кто мог перепить Ги де Каверсака.
  - Ты его знаешь? - удивился я.
  - Да! Это мой дядя. Брат моего отца!
  - Да в чем ты меня обвиняешь! - взревел барон, пунцовея на глазах.
  - Спокойней, господа! Спокойней. Повод, недостойный для ссоры двух друзей.
  - Ну нет, черт меня раздери! У меня было два свидетеля тому. Один, правда,
был убит через пару дней. Поль де Госкур, царствие ему небесное! А второй,
Джордж Талбот, волей Божьей, может, еще и жив. Найдите его и спросите,
если не верите мне.
  - Верим, Росселин, верим, - успокоил я нашего хозяина и сделал де Меркадье
угрожающий знак молчать. - А вы хорошо знали этого Джорджа Талбота?
  Барон поскреб ручищей густую бороду.
  - Талбота? Не очень. Он был одним из коронных рыцарей короля Ричарда. Я
видел его во время турнира в Сен-Жан дАкре, где он был одним из лучших. Я
тоже имел редкую удачу сражаться на этом турнире и преломить копья с самим
королем Ричардом. Вот воистину рыцарь, достойный всяческой славы! Свет не
видел столь ловкого и в то же время столь благородного воина!
  "Браво, браво!" - мысленно аплодировал я, заранее зачислив барона с братом
в свой отряд. Малыш Меркадье, услышавший похвалу своему кумиру, сиял так,
словно эти слова относились непосредственно к нему. Обида за любимого
дядюшку растаяла, как тает кусочек льда под солнцем Палестины.
  - Что еще я могу сказать об этом Талботе? Красавчик. Любимец дам. Ходили
слухи, что Бланка Арагонская, прекраснейшая супруга Конрада
Монфернатского, оказывала Талботу знаки особого внимания! Впрочем, это
только слухи. Потом король Ричард послал его сопровождать посольство в
Аламут к Старцу Горы...
  Я отвел глаза в сторону ближайшего факела, чтобы скрыть излишнюю
заинтересованность.
  Вскоре после этого претендент на Иерусалимский престол от партии короля
Филиппа-Августа - маркиз Конрад Монфернатский - отдал Богу душу при весьма
странных обстоятельствах. Ассасины, убившие его, покончили с собой раньше,
чем их успели схватить. Что и говорить, Старец Горы умел подбирать себе
людей!
  - Больше всех о Джордже Талботе, наверное, может рассказать граф Карл
Дитрих фон Брайбернау.
  - Брайбернау?
  - Да, мой друг. Карл Дитрих, молочный брат принца Отгона. После нелепой
гибели славного императора Фридриха он возглавил отряд немецких рыцарей,
сражавшихся под знаменами этого набитого болвана, жирного борова герцога
Леопольда Австрийского! - Лицо барона исказила гримаса гнева, и две
глубокие морщины пролегли между глаз.
  - Я вижу, друг мой, вам не очень-то по душе бывший соратник, - подначивал
я гостеприимного хозяина.
  - Какого черта! - прорычал барон, меняясь в лице так быстро, что я
испугался, как бы и его не постигла судьба ройхенбахского коменданта. -
Какого черта!!! - вновь взревел Росс. - Эта мерзкая тварь послала нас в
чертову Джелу, чтобы захватить колодец и держать его до подхода армии!
Жирная скотина! Захватить и удержать! Четыре десятка рыцарей и триста
кнехтов против десяти тысяч всадников Мульк аль-Саллаха! Он послал нас на
верную смерть. Он знал, что в Джеле сарацины! Слава Брайбернау колола ему
глаза! Гнусный хорек! Армия пришла в Джелу только через год. Ее взял
Уильям Невиль, граф Солсбери.
  - Уильям Солсбери? Длинный Меч?
  - Да! Черт побери!
  - Вы были в плену, мой друг?
  - Как бы не так! - Барон замолчал и задумался. Глаза его наполнились
грустью, губы плотно сжались, и я пожалел, что рядом нет Лиса. У него в
запасе всегда находилась подобающая случаю баллада.
  Все пировавшие за столом притихли. Все одновременно уставились на своего
господина, ожидая, что же будет дальше. По лицам собравшихся в
пиршественной зале я видел, что большинство из них, как и отважный рыцарь
Атакующей Рыси, были ветеранами крестового похода и много месяцев провели
в дальних странах, боях и лишениях.
  - Видит Бог, все мы в тот день немало потрудились во славу христианского
рыцарства. Плечом к плечу, несокрушимой стеной стояли мы, отражая все
новые и новые атаки сарацинских всадников. Как штормовые волны на утес,
накатывались они на наш неумолимо редеющий строй, оставляя на земле
десятки бездыханных тел. Каждый из нас этим боем навеки украсил
немеркнущей славой свой рыцарский герб. Сотни, а может, и тысячи сарацинов
нашли свой конец от нашего оружия. В один момент нам показалось, что враг
готов прекратить свой натиск, но, увы, это была только уловка.
  Голос Росселина звучал твердо и спокойно, но было отлично видно, какой
болью и какой печалью наполняют его душу эти воспоминания.
  - Неверные отказались от надежды захватить нас и начали обстреливать из
луков с дальнего расстояния. Сердце обливалось кровью, когда цвет
германского рыцарства, лучшие из когда-либо опоясанных мечом, погибал от
неумолимых стрел, как бессмысленная дичь на охоте. Это была кровавая
бойня. Стрелы тучами обрушивались на нас, убивая и раня все новых и новых
бойцов.
  И тут мы решились на безрассудный, но, ей-богу, самый прекрасный шаг!
Опустив копья, возглашая свои боевые кличи, мы понеслись в последней
отчаянной атаке туда, где реяло знамя Мульк аль-Саллаха. Мы мчались,
сметая все на своем пути, неудержимые, как огненный меч архангела Михаила,
и смерть, собирая свою кровавую жатву, шаг за шагом отступала от нас!
  Шамберг задумался, тяжело опустив голову на свои могучие руки. Две
слезинки со звоном рассыпались о серебряное блюдо, стоявшее перед бароном.
Громадный охотничий пес, по всей видимости, любимец хозяина, почувствовал
его настроение, подошел и, преданно глядя на него, положил свою лохматую
голову на колени. Барон печально улыбнулся и потрепал пса за уши:
  - Все нормально, Барс. Все нормально... Никто из нас не доскакал до
вожделенного шатра. Все мои верные друзья нашли свою гибель