их воинов.
  - Проклятие! - прошептал рыцарь и вновь с остервенением принялся рубить
мачту.
  Две стрелы со звоном ударились об его обтянутую кольчугой спину и упали на
палубу. С тем же успехом они могли пролететь мимо. Рыцарь не обратил на
них никакого внимания.
  - Продержись еще чуть-чуть, Огюст, уже скоро!
  Я держался. Я был как последняя песня, которую нельзя было прервать, не
допев. И мой меч, чье блистающее лезвие несло неумолимую гибель неверным,
был последней, но неразрывной струной, ведущей мелодию этой песни.
  Сухой треск, раздававшийся за моей спиной, превратился в ужасающий грохот.
Пылающая, словно гигантский факел, мачта обрушилась, давя неосторожных,
круша борта и воспламеняя галеры, вцепившиеся в "Солнце Венеции" с правого
борта. Оба корабля пиратов были объяты пламенем, и суматошно мечущиеся по
палубе сарацины безнадежно пытались отцепить свои галеры от тонущего
корабля.
  Огромная дыра, пробитая в борту галеаса упавшей реей, заполнялась водой,
все более и более погружая "Солнце Венеции" в пучину вод. Корабль тонул.
Уходил в воду неотвратимо и спокойно. Так принимают смерть очень смелые
люди. И в то же время что-то неуловимо радостное было в этой гибели.
  Истошные крики обезумевших от паники сарацин, убедившихся в тщетности
своих попыток отцепиться от галеаса, свист и улюлюканье христианских
невольников, прикованных к огромным веслам, для которых желанная смерть
означала свободу, - все это заставляло неизъяснимой радостью звенеть
струну этой моей, быть может, последней боевой песни.
  - Вперед, Огюст! Нам здесь нечего больше делать! - Седовласый рыцарь
расхохотался и обрушил свою смертоносную секиру на голову ближайшего
негодяя. - Скорее на адмиральскую галеру! Не дадим этим крысам бежать в
свою нору!
  Мы успели вовремя. Оставшиеся на борту аскеры" Аскеры - мусульманские
воины." уже отталкивали галеру от тонущего корабля, невзирая на крики
десятков своих товарищей, все еще остававшихся на борту "Солнца Венеции".
  - Эй! Эй! Не так быстро! - Седовласый рыцарь прыгнул на борт отходящей
галеры. Я последовал за ним.
  Не помню, что было дальше. Как сквозь сон, плыли перед моим внутренним
взором удары, удары, удары. Я наносил и отражал удары. Очень много ударов.
Потом наступил мрак...
  Ведро воды привело меня в чувство. По всей видимости, таких ведер было уже
много. Первое, что я увидел перед собой, открыв глаза, было смуглое
черноглазое лицо с крючковатым носом и капризными губами под аркой черных
как смоль усов.
  - И этот тоже очнулся, хвала Аллаху! Гяуры"Гяуры - неверные.",
христианские собаки, дети шакала - я рад, что великий Аллах дал мне
возможность взять вас живьем. Вы будете умолять меня о смерти, но, клянусь
прахом из-под ног пророка, вы не умрете, пока я этого не захочу! Я,
адмирал Аль-Сеид Шариф, прозванный "Меч Аллаха", потерял едва ли не всех
своих людей, потерял свою добычу, потерял две галеры по милости этих
смердящих псов. Что я скажу султану? Нет! Вы мне дорого заплатите за это!
Очень дорого! А пока, Махмуд, Али, волоките господ рыцарей к веслам. Пусть
их руки отвыкнут от оружия.
  Два дюжих сарацина подхватили нас и волоком потащили по палубе.
  - Я велю гнать галеру так, будто сам шайтан гонится за нами по пятам, и
горе вам, если вы собьетесь с ритма! - напутствовал нас адмирал.
  В тот день мы вдоволь изведали кнута и обжигающе соленой воды, которой
поливали наши спины после каждого удара. Нам до конца наших дней хватило
палящего солнца и изнурительного восточного ветра, сжигающего легкие. Но
вот стемнело, и адмирал был вынужден сбавить ход. Сделав это, он удалился
в свою каюту, бормоча что-то под нос.
  - Кто вы? - прошептал сосед седовласого рыцаря, как и мы, прикованный к
веслу.
  - Христианские рыцари, - так же тихо ответил мой.друг.
  - Эка невидаль! Здесь все гребцы - христианские рыцари. Аль-Сеид
выискивает их по всем землям, подвластным султану, и покупает гребцами на
свой корабль. Платит втридорога. Но денег он не жалеет. Позвольте
представиться: я - Алек, граф де Фуа.
  - Послушайте, граф, но ведь это же прекрасно! - Седовласый рыцарь недобро
усмехнулся разбитыми губами. - У меня есть план. Я предлагаю захватить
корабль!
  - Что бы ты ни придумал, дружище, я с тобой. Я уверен, что и все остальные
тоже. Расскажи только, что делать?
  Одинокий надзиратель, носивший имя Махмуд, мрачнее тучи ходил по палубе,
изредка, для острастки, щелкая бичом и выкрикивая ругательства на своем
диком языке. Вторая его рука покоилась на рукояти кривого меча, торчавшего
за поясом. Вообще-то надзирателей сейчас должно было быть двое. Но кто же
виноват, что волею Аллаха их всего осталось двое - он и Али - на этом
благословенном корабле. Если бы христианские собаки, ворочающие сейчас
веслом, не причинили светлейшему адмиралу сегодня столько скорби и хлопот,
и ему бы, Махмуду, был положен отдых. А так - он обреченно щелкнул бичом:
Али - Махмуд, Махмуд - Али.
  Проходя мимо нас, он с оттягом хлестнул по спинам "христианских собак" и
двинулся было дальше.
  - Стражника возле адмиральской каюты нет. Начинаем, - сквозь зубы процедил
седовласый рыцарь.
  Какой-то странный скрежет со стороны противоположного борта привлек
внимание надзирателя. Он повернул голову. Этого было достаточно. Одна моя
нога подцепила его лодыжку, а вторая атаковала коленный сустав. Нелепо
взмахнув руками, Махмуд рухнул между скамьями, и в ту же секунду пятка
седовласого рыцаря, неотвратимая, как нож гильотины, обрушилась ему на
горло, вгоняя кадык куда-то в область затылка.
  - Ключи, скорее бери ключи, - прошептал мой друг. На поясе убитого висело
три ключа. Превозмогая боль, я дотянулся до них и потащил на себя. К
нашему счастью, они поддались. Зажав первый ключ зубами, я вставил его в
замок своих кандалов и попробовал повернуть. Тщетно. Второй ключ без труда
вошел в пазы, замок тихо щелкнул. Я был свободен. Но, к моему ужасу, к
остальным замкам ключи не подходили.
  - Не думаю, чтобы они были от его дома, - пошутил я, решив хоть как-то
подбодрить моих товарищей.
  - Здесь не все. Остальные хранятся у второго надзирателя. А еще одна
связка - в каюте у адмирала, - прошептал де Фуа.
  - Оттуда мы ее и возьмем. - Мой друг был готов ринуться в схватку. -
Огюст, передай ключи дальше. Пусть те, кто может, расковываются и ждут
сигнала к атаке. Клянусь животворящим крестом Господним, сегодня ночью
будет славная забава! Мы захватим этот корабль, - возбужденно шептал он. -
Огюст, стражник вернулся к каюте. Тебе придется ползти под скамьями, чтобы
он тебя не заметил. Возьмешь меч?
  Я покачал головой - эта железка будет только мешать. От нее больше звона,
чем пользы.
  - Ну, с богом! Давай!
  Я змеей скользнул под скамью и пополз к заветной каюте.
  Стражник у ее дверей топтался на месте, вглядываясь в ночную мглу. Видимо,
он выискивал фигуру Махмуда, которой почему-то заметно не было.
  "Экий ты напряженный. Ничего. Сейчас я помогу тебе расслабиться, - подумал
я, поудобней устраиваясь под ближайшей к нему скамьей. - Так, где тут то,
что мне нужно? Вот!" Чей-то выбитый зуб валялся под скамьей, сиротливо
белея на темной древесине палубы. "Ну что ж. Предположим, что это зуб на
тебя". - Я выразительно посмотрел на стражника, но, на свою беду, бедняга
не видел этого взгляда.
  Зуб, пущенный щелбаном, попал в щит сбоку от стражника и, звякнув, упал на
палубу. Тот быстро повернулся, выхватывая оружие. Очень быстро. Но не в ту
сторону. Шейные позвонки его обреченно хрустнули, и я нежно посадил сразу
обмякшее тело: "Отдохни, воин Аллаха!"
Покончив со стражей, я тихо постучал в дверь. Каюта отозвалась каким-то
булькающим звуком. Я постучал еще раз.
  - Входи! Кого там шайтан привел в такой час?
  - Это я. - Я тихо вошел, поигрывая изъятым у стражника кинжалом. Адмирал
сидел на горе шитых золотом подушек и курил длинный булькающий кальян. -
Не помешаю?
  Аль-Сеид вскочил на ноги. Он был безоружен. Мягким кошачьим шагом он начал
отдаляться от меня, оттанцовывая к стене, где на богатой шелковой
драпировке красовался прекрасный адмиральский меч. Я начал танцевать в
другую сторону - туда, где из-под сваленной кучи трофеев призывно, как
рука возлюбленной, тянулась ко мне рукоять моего меча. Мы схватили оружие
одновременно.
  - Ты спрашивал, что сказать султану? - захохотал я ему в лицо, когда наши
клинки сошлись, высекая сноп искр. В его черных глазах я явственно читал
безотчетный ужас. - Ничего не говори ему!
  Скоро все было кончено. Аллах сегодня не был благосклонен к своему Мечу. К
великой радости, мне удалось сломать его. Я вышел на палубу, держа
окровавленный меч в одной руке и отсеченную голову в другой, и,
размахнувшись, швырнул ее за борт. "Дени Манжуа!"" "Дени Манжуа!" - боевой
клич Франции." - Мой голос прогремел, как не гремел никогда ранее, и
сияющий меч казался карающей молнией, зажатой в руке. "Дени Манжуа!" -
раздалось со всех сторон.
  Вскоре корабль был наш. Мы много дней гребли, ведя его на запад, вслед за
солнцем. И когда однажды вдали, в туманной дымке, показался берег, мы
плакали от счастья, боясь все еще этому верить. Когда же наш
впередсмотрящий разглядел кресты на куполах собора, мы пали на колени и
возблагодарили Господа за несказанную милость его...
  - Вот так все и завершилось, - произнес фон Тагель. - Да вы не слушаете
меня, друг мой?!
  - Нет-нет. Слушаю внимательно. Так как, вы говорите, звали этого рыцаря?
  - Де Сегрен.
  - Ну да, конечно. Огюст Гастон де Сегрен.
  - Вы знаете его?
  - В некотором роде - да. Однако нам пора возвращаться. Скоро совсем
стемнеет, а мне как-то совсем не хочется ночевать перед закрытыми воротами.

  Глава восемнадцатая

  Приятно побеждать любой ценой, пока с тебя не спрашивают цену.
  Доктор Фауст

  И день грянул. Всю неделю до него город жил турниром. Он был важнее
спасения души, важнее всех проблем Гроба Господня, важнее семейных
неурядиц и политических интриг. Во всяком случае, для тех, кто в этих
интригах не участвовал. А если это было и не так, то все было сделано для
того, чтобы так казалось.
  И эти роскошные шатры, пленяющие взор яркостью красок, все в золотом
шитье, кистях и бахроме. О эти славные гербы и гордые знамена, под
возбуждающий шепот толпы реющие над площадью! О фантастические костюмы
щитодержателей: все эти львы с оскаленными пастями, готовые, кажется,
ринуться в бой; эти грифоны, гордо расправляющие огромные крылья; эти
драконы,- одним своим видом наводящие радостную жуть на снующих в толпе
детей и молоденьких барышень.
  О богатство нарядов, шумные крики зазывал и выступления жонглеров, о эти
трубы, звенящей медью пробирающие, кажется, до самых потрохов, о эти кони,
разукрашенные серебром и золотом, в шелковых попонах и плюмажах из перьев
райских птиц...
  И с самого утра праздничная толкотня и разноязыкий гомон гостей, купцов и
менестрелей.
  Я любил такие дни. Любил заочно, еще задолго до организации нашей конторы
и потом, с первого взгляда - навечно со времен первой своей операции.

  С самого утра на канале связи, изображая собой будильник, объявился Лис и
радостно заявил:
  - Капитан! Ты уже не спишь? Вставай! Кто рано встает, тому Бог дает.
  - Мне это не нужно, - недовольно пробурчал я. - Я этим не интересуюсь.
  - Командир, я собирался идти в местный пункт обмена свободно
конвертируемых валют. У тебя есть какие-нибудь предложения на этот счет?
  - Во-первых, чтобы тебя не кинули, во-вторых, чтобы ты оттуда вернулся
целым и невредимым.
  - И на том спасибо. Кстати, ты не хочешь взглянуть на нумизматическую
редкость, которую мне подсунули? Я что-то никак не возьму в толк, что это
за монета.
  - Ладно, давай показывай свое богатство. Лис вытащил откуда-то
разрубленную пополам монетку и поднес ее к глазам.
  Видимая ее часть представляла половинку аверса" Аверс - верхняя половина
монеты, там, где сейчас изображается номинал.". По всей видимости, монетку
разделили строго по осевой линии, если, конечно, такой термин был применим
к монетам столь сомнительной округлости. На оставшейся части была видна
половинка какой-то фигуры с нимбом, сопровождаемая сбоку крестиком и
полустертыми буквами С и В.
  - Монета серебряная.
  - Ну, об этом я, положим, догадался.
  - Что еще? А вот! У тебя есть зеркало?
  - Представь себе, нет. Ни зеркала, ни пилочки для ногтей, ни даже пинцета
для выщипывания бровей. Сам страдаю, но в спешке сборов как-то позабыл
захватить маникюрный набор.
  - Лис, я подарю тебе шикарный наборчик по возвращении. Пока же мне нужна
лишь отражающая поверхность.
  - Так бы и говорил.
  Он взял свой посох и обнажил спрятанное в нем лезвие.
  - Сойдет?
  - Вполне! Поднеси монету вплотную к клинку. Рейнар послушно проделал
требуемую операцию.
  - Превосходно, Лис, превосходно. У тебя действительно редкий экземпляр.
Это серебряный динарий, так называемый шартрский динарий Пипина Короткого.
Годы чеканки 751-768.
  - Ничего себе! Это же более четырехсот лет назад!
  - Да, занятная штучка. Но больше я пока что ничего сказать тебе не могу.
  - И на том спасибо. Когда буду в лавке, вызову. Как там, еще раз, она
называется ?
  - "Красный щит". По-немецки - Ротшильд.
  - Ну вот. Так я и знал! Опять иудомасоны. И здесь не обошлось без
еврейского капитала! - Он отключил связь.
  Вчера, в навечерие, юные оруженосцы устраивали обкатку турнирного поля.
Вернувшись с прогулки, мы с фон Тагелем застали состязания в полном
разгаре, к немалому огорчению Эда и Клауса.
  Конечно, эти бои не привлекали такого стечения народа, как те, что
ожидались нынче, но, сказать по правде, здесь было на что посмотреть.
Правда, оружие в руках молодых бойцов было легче и безопаснее обычного, а
сами бойцы еще не были искушены в тонкостях владения им, но молодость и
пламенный задор искупали все огрехи.
  И уж конечно, эти превосходные качества были несущественными в глазах юных
прелестниц, с замиранием сердца и нежным трепетом следивших за ходом
поединков.
  Право же, сражались здесь недурно, тем более что, наравне с пламенными
взорами очаровательниц, призом для победителя этой воинской потехи были
золотые рыцарские шпоры.
  Смерив долгим тоскливым взором турнирное поле, Эд пробурчал что-то себе
под нос и удалился в наш шатер, чтобы в сотый раз проверить доспех и
снаряжение.
  - А он чего? - толкнул меня в бок фон Тагель, наблюдая за Клаусом,
бросившим вызов какому-то здоровенному детине с серебряным открытым летом"
Лет - геральдическое обозначение крыла. Открытый лет - два развернутых
крыла." в черни, на небольшом треугольном щите. - Это не мой чертов
шалопай. Никто здесь не сможет устоять перед ним!
  - Я не сомневаюсь, что он сможет одержать верх над здешними юнцами и
заработать рыцарские шпоры. Это было бы приемлемо для кого-нибудь другого,
но не для него. Цена его рыцарства - подвиг!
  - Очень благородно. - Михель слушал меня вполуха, с азартом следя за
разворачивающейся на ристалище схваткой. По всему было видно, что Клаус
уже проиграл. Он еще довольно ловко парировал атаки, но противник все
больше теснил его к ограждению ристалища, осыпая градом тяжелых ударов.
  - Ах, мерзавец! - вскричал фон Тагель. - Если бы он работал своим мечом
так, как тем, который Господь приделал ему при рождении, он был бы славным
рыцарем, не хуже неистового Роланда!
  На поле все уже было кончено. Клаус распластался на земле, созерцая
клинок, ритуально приставленный к своему горлу.
  - Вставай, негодник, - закричал ему рыцарь, - или ты собираешься там
ночевать? !
  Я кинул взгляд на шатер. Меркадье стоял перед двойной оградой турнирного
поля, как перед границей на замке, и с болью во взгляде наблюдал за
происходящим по ту ее сторону. Он молчал, угрюмо набычившись, сжимая и
разжимая свои огромные кулаки, каждый из которых размерами и весом не
уступал хорошей булаве.
  Мне было очень жаль Малыша Эда. Я полностью понимал его и разделял его
чувства. Но ничего поделать не мог. Работа есть работа. Конечно,
вероятность того, что он будет опознан здесь, за сотню лиг от побережья,
была невелика, но шанс все-таки оставался, и сбрасывать его со счетов было
бы неосмотрительно. Я и так с замиранием сердца ожидал встретить на
турнире кого-нибудь из тех, кто принимал участие в пленении Ричарда или же
мог видеть Кайара во время его "пьяных" переездов. Пока что, слава богу,
все обходилось, но выставлять моего Малыша для всеобщего обозрения на
ристалище было бы полным безумием.
  И вот настал день турнира. Едва ласковые лучи солнца заиграли на стали
доспехов и богатом убранстве дам, едва легкий утренний ветерок наполнил
полотнища стягов и заиграл значками на рыцарских копьях, едва раздул он
плащи и полотна - блистательная кавалькада двинулась через весь город к
ристалищу. Приветствуемая криками толпы, ревом начищенной меди и грохотом
барабанов, она в гордом величии двигалась по главной улице, разукрашенной,
как рождественский пирог. Все, что было доблестного, величественного и
прекрасного в здешних краях, слилось в единый поток в этой блестящей
колонне.
  Е Возглавлял ее сам Отгон фон Гогенштауфен, герцог Лейтонбург, принц
крови, глава тронного совета и дядя нынешнего правящего императора.
Впервые со дня моего прибытия сюда мне удалось разглядеть его вблизи.
  Это был крупный мужчина лет сорока пяти, с чертами лица скорее резкими,
чем благородными, по вместе с тем производившими впечатление суровой
мужественности и быстрого ума. Выцветшие, некогда серые глаза его были
полны невыразимой тоски, но сам взгляд их, впивавшийся, казалось, в
жертву, отдавал ледяным холодом. Он непринужденно гарцевал на превосходном
арабском скакуне, чуявшем даже не движение, а саму мысль хозяина.
  Справа от него, чуть поодаль, ехал рыцарь в серебристом доспехе с лицом
гордым и мужественным. Длинные седые волосы, разметанные по плечам
утренним ветром, лишь подчеркивали его воинственный вид.

  - Ты видишь то же, что вижу я? - возник в моей голове голос Лиса.
  - Да.
  - Это де Наваллон?
  - Нет. Это Карл Дитрих фон Брайбернау, молочный брат и правая рука его
высочества.
  - Как же так?
  - Не знаю. Но это не все. Вчера мой новый друг, граф фон Тагель, рассказал
о неприятностях, которые случились с этим славным рыцарем во время его
возвращения из Святой Земли.
  - Подожди. Дай попробую угадать. "Солнце Венеции" ?
  - Именно так. А кто был его напарник?
  - Не может быть! Де Сегрен?
  - Ты сегодня на редкость догадлив. Огюст Гастон де Сверен собственной
персоной.
  - Да, но это же невозможно!
  - Конечно. Но что я могу поделать, если так оно и было. .- .- Обалдеть! Не
забудь упомянуть об этом в отчете. Это же бардак какой-то!

  Я знал этого человека. Правда, не здесь, а в одном из сопредельных миров
поблизости, где мы с ним были очень дружны. Он был одним из лучших воинов
своего века. Похоже, что и здесь тоже.
  Вслед за ним следовали остальные зачинщики турнира, владетельные особы,
благородные дамы и девицы, а также славные рыцари, жаждущие добиться от
них благосклонного взгляда, а то и более весомого знака внимания. В общем,
как я уже говорил, весь цвет рыцарства и женской красоты верхом на конях,
богато изукрашенных свешивающимися до самой земли дорогими попонами,
медленно и величественно тек по главной улице Трифеля.
  Многие дамы вели на серебряных цепочках коней избранных ими рыцарей.
Костюмы их полностью соответствовали такому случаю. Они были кокетливо
украшены золотыми или серебряными поясами, к которым были подвешены.
небольшие легкие мечи.
  Отдельно от всех, с почетным эскортом из полусотни рыцарей, следовал на
ристалище король Англии - Ричард Львиное Сердце. Его величество был явно
рад предстоящей воинской забаве, чего нельзя было сказать о сопровождавших
его рыцарях. Мрачные лица, говорившие о том, что дела службы лишают их
возможности участвовать в предстоящем состязании, были единственным темным
пятном на общем радужном фоне.
  "Ничего, ребята, потерпите, - прошептал я. - Еще несколько дней, и я
избавлю в