куса у хозяина здешних мест. Богатые хоросанские
ковры, в которых наши изрядно запыленные сапоги тонули по щиколотку,
соседствовали с не менее богатыми гобеленами, изображавшими сцены охоты.
Сквозь пыль и копоть от факелов, освещавших залу, угадывались все еще
свежие краски. Когда же порыв ветра, проникавшего сквозь щели в свинцовом
переплете окон, вздувал полотнище гобеленов, в мерцающем свете факелов
казалось, что вытканные фигуры оживают и живут собственной жизнью.
  Высокое ложе, на котором без труда могло разместиться на привал отделение
королевских лейб-гренадеров, как я уже говорил, было застелено, вернее,
завалено медвежьими шкурами вперемежку с изящнейшими подушками, явно
позаимствованными в чьем-то приватном гареме.
  - Капитан! И снова риторический вопрос: как мы будем отсюда вылезать?
  Традиционность этого вопроса не восхитила меня, а потому я лишь рассмеялся
в ответ, расстегивая ремни перевязи меча.
  - Как всегда, Лис. Не ранее обеда. Сохраняй спокойствие. Если разобраться,
здесь не так уж и плохо.
  - Ну, в сравнении с подземельем Трифеля это, несомненно, так...
  - Ладно! - прервал я наши состязания в риторике. - В общем, то, что как-то
может называться планом, состоит в следующем. "Номер раз": мы даем
скрыться нашим друзьям и Кристиану. - Я кивнул в сторону стажера, что-то
усердно искавшего в одном из наших вьюков. - Его задача - добраться до
Лондона до того, как наши некрологи...
  - Понятно, дальше! - перебил меня Лис.
  - Хорошо. Дальше. "Номер два": мы пока остаемся здесь и продолжаем
разведку.
  Брови моего верного напарника стремительно поползли вверх.
  - Капитан, ты что, серьезно? Нет, ты это, конечно, умно придумал! После
"номер раз" наш "номер два" накроется звонким медным тазом.
  - Как бы то ни было, другого плана пока нет. Детали, как всегда, уточним
по ходу пьесы.
  - Вот! - радостно сообщил Виконт, протягивая мне нечто на раскрытой ладони.
  - Что это? - спросил я, недоуменно уставившись на какие-то маленькие
приборчики в широкой лапе отпрыска Ла Доннелей.
  - Это? "Клопы". "Жучки" то есть.
  - Что-что? - тут уж мы с Лисом были сражены на месте.
  - Подслушивающие устройства, - гордо просветил нас Крис.
  - Скажите мне, господин де Монгийе, - очень медленно произнес я. - Скажите
мне положа руку на сердце как дворянин дворянину: вы Льежскую конвенцию
читали?
  - Ну, в общих чертах...
  - В адаптированном издании для учащихся церковноприходских школ нижней
ступени, - вставил свое веское слово Лис.
  - Видите ли, мой друг. Статья ј 7 данного документа запрещает
использование в мирах с низким уровнем технологий подобных чудес
цивилизации. Камеры перехода и средства связи, конечно же, не в счет.
  - Что ж, я все это зря тащил? - В голосе моего оруженосца слышалось
глубокое разочарование. Он сделал неопределенный жест в сторону нашей
клади, как бы ожидая высокого приговора.
  - Влетит? - вздохнул Лис, вопросительно глядя на меня.
  - Все равно влетит. Снаряжение не проверили, - махнул я рукой.
  - Ладно, будет день, будет пища. Разберемся. Давай сюда свои игрушки.
  На лестнице за дверью послышались гулкие шаги.
  - Тихо, кого-то несет! В дверь постучали.
  - Ваша милость, принц Джон просит вас оказать ему честь, посетив его, -
знакомый уже нам слуга склонился в изящном поклоне.
  - Подожди за дверью! - Повелительный жест моей руки заставил его прервать
речь. - Я сменю платье, и мы отправимся к твоему господину.
  Посыльный вновь склонился и, бесшумно пятясь, покинул мои покои.
  - Так, ребята, поехали. Сразу приступаем к пункту номер два. Виконт,
подбери-ка мне что-нибудь по моде сезона. Официоз, но с эдаким оттенком
гусарства.
  Не скажу, что мне удалось уложиться в сорокапятисекундный норматив, о
котором частенько рассказывал Лис, но, в общем, смена моего наряда не
заняла слишком много времени. Наконец я одернул свою лазоревую, шитую
золотом котту, поправил короткий, опушенный искристым мехом соболя плащ и,
проверив, легко ли выходит из ножен кинжал, счел себя готовым к нанесению
неофициального, но очень дружественного визита.
  - Хорош, - подтвердил Рейнар, придирчиво оглядывая меня со всех сторон. -
Представительский вариант.
  - Ладно, друзья мои, я пошел. Лис, остаешься за старшего. Не скучайте.
Ведите себя хорошо.
  - Ходите только на горшок. Не ешьте манную кашу руками, - продолжил мою
тираду д'Орбиньяк. - Мы в курсе дела. Давай, Капитан, с Богом!
  - Держитесь на связи.
  - Ладно. Не учи ученого.


                                  Глава шестая


  Нет оружия более коварного, чем правда, сказанная в нужное время в нужном
месте.
  Лорд Сен-Джон Болингброк

  Стоило мне только переступить порог - и Его Высочество принц Джон
устремился мне навстречу, весь лучась приветливостью и протягивая руку для
пожатия. Пламя факелов испуганно метнулось в сторону от неожиданности, и я
разглядел богато сервированный стол на двоих. Не замечая протянутой руки,
я инстинктивно сжал рукоять кинжала и склонился в традиционном учтивом
поклоне. От принца Джона не укрылось движение моей руки, но он лишь
печально усмехнулся и покачал головой.
  - Ах, сэр Вальдар, сэр Вальдар! Досадно, что вы не слишком настроены
доверять мне.
  Мое лицо выразило деланное удивление.
  - Да что вы говорите?
  - Только то, что вижу своими глазами, мой дорогой друг. А вижу я то, что
вы абсолютно не склонны мне доверять. Право же, зря! Вы и не
представляете, видимо, насколько велико мое уважение к вам, ибо я стольким
вам обязан!..
  Отблеск свечей зажег драгоценные искры в камнях перстней принца, они
плеснули этот блеск прямо мне в лицо. Пальцы моего собеседника нервно
переплелись.
  - Да-да, - продолжал он. - Незачем притворяться. Я отнюдь не слепой. Вы не
верите ни одному моему слову, не так ли, досточтимый рыцарь?
  Мы заняли места за столом и Его Высочество самолично наполнил вином два
чеканных кубка.
  - Попробуйте хиосское. Поверьте мне, это настоящий шедевр виноделов.
Мессир Вальдар, допустим, вы правы, не доверяя моим словам. Что ж, будем
рассуждать вместе с вами.
  Я немного расслабился и поудобнее устроился за столом.
  - Не сомневаюсь, мой друг, что вы видите во мне братоубийцу, которому
только чудо, совершенное вашими руками, помешало выполнить свой гнусный
замысел.
  - У меня есть все основания полагать именно так, принц, - ответил я, не
особенно кривя душой.
  - Несомненно, мессир Вальдар. Ведь вы спасли моего брата именно в тот
момент, когда мои посланцы договаривались о его смерти.
  - Разве это не так?
  - Так. Однако здесь есть несколько "но". Например, статьи этого договора:
"Смерть Ричарда не должна выглядеть насильственной, более того, должна
казаться естественной. Второе: после смерти тело короля должно быть
возвращено в Англию для захоронения".
  - И в чем же тут загвоздка?
  - Загвоздка в том, что люди подчас называют смертью лишь ее видимость,
сиречь иллюзию.
  - То есть? - спросил я, уже начиная кое о чем догадываться.
  - То есть королю Ричарду вовсе не обязательно было умирать. Ему достаточно
было выглядеть мертвым.
  "Смерть есть сон", - вновь прозвучали у меня в мозгу последние слова
Джорджа Талбота. Наконец мне стал ясен их скрытый смысл! От неожиданности
я едва не прикусил язык.
  - Неужели вы считаете. Ваше Высочество, что герцог Отгон не смог бы
отличить живого человека от мертвого?
  - Ну что вы. конечно, может! На совести этого негодяя добрая половина всех
таинственных смертей Европы. Ему ли не знать, как выглядят мертвецы?! Но в
том-то и вся прелесть. Давайте посмотрим: король Ричард не должен умереть
от удара кинжалом, ибо подобное нарушает наше соглашение; он не может
случайно упасть с коня и сломать себе шею, ибо свет еще не видел столь
ловкого наездника. Что же остается?
  - Яд? - заинтересовываясь все больше, спросил я.
  - Вы абсолютно правы! Однако здесь появляется еще одно "но". При всей
своей кровожадности Оттон Лейтонбургский терпеть не может, когда
таинственная смерть врага может быть как-то связана с его именем. Как вы
понимаете, мне это тоже ни к чему. А значит, должен найтись третий,
достаточно могущественный враг.
  "И кто же этот счастливец? Или несчастный?" - промелькнуло у меня в голове.
  - Ну, на эту завидную должность могло бы претендовать множество народу. У
моего братца наблюдается редкостный талант портить отношения с людьми. Но
я остановился на самой экзотической фигуре. - Принц Джон сделал эффектную
паузу. - Хасан, Старец Горы.
  Надо сказать, желаемый эффект был достигнут. Я зафиксировал прямое
попадание. Об этих ближневосточных ниндзя мне не доводилось слышать ни
одного доброго слова. Действительно, идеальная кандидатура для зверского
убийства.
  - И?..
  - А далее мне оставалось только связаться с Саллах-ад-Дином и попросить
его оказать мне маленькую любезность, придя на помощь его другу. Надо
сказать, мой брат умеет находить себе друзей не менее успешно, чем
наживать врагов. Оплот Ислама, наследник Магомета был столь любезен, что
моему послу стоило больших трудов убедить его не посылать двадцать тысяч
всадников на помощь своему августейшему другу, а взамен этого направить в
наши края лишь одного человека - Иркена Аль-Хатина, искуснейшего медика,
как никто сведущего в науке составления лекарств из всевозможных трав и
минералов. Снадобье, изготовленное им, способно погрузить человека в
глубочайший сон, неотличимый от смерти. Такой сон может длиться до
тридцати суток. За это время мы бы спокойно переправили Ричарда в Англию,
сведя на нет все попытки Лейтонбурга использовать моего брата как орудие
для достижения своих замыслов. Согласитесь, план был хорош. И тут
появились вы...
  - Но к чему было затевать такие сложные игры? - горько усмехнулся я.
  - К чему? - Принц встал, подошел к массивному сундуку, стоявшему у стены,
откинул крышку и щедро выгреб из него ворох разнокалиберных пергаментов.
Ровным слоем, распределив их по столу, он пустился в объяснения.
  - Вот заемное письмо лондонским купцам, вот долговая расписка на сорок
тысяч солидов, взятых у ломбардцев, вот счет от венецианских корабелов, а
вот это, обратите внимание, мой друг, этот интереснейший документ
недвусмысленно свидетельствует о том, что наш дражайший братец занял у
еврейских ростовщиков сумму, которой с лихвой хватило бы на то, чтобы
заново отстроить Сионский храм. Все это - счета, счета, счета... И
заметьте, то, что вы увидели, лишь малая толика того, что покоится в
сундуке.
  Я посмотрел на этот сундук, служивший своеобразным мемориалом идее
крестовых походов, и мне стало нехорошо. Он был велик, я бы даже сказал,
очень велик.
  Если бы все счета и расписки когда-либо были бы предъявлены к оплате,
английским королям пришлось бы сменить порфиру на рубище и просидеть на
паперти Кентерберийского аббатства скорбный остаток дней своих, передавая
сие малопочетное ремесло потомкам вместо короны.
  - Видите ли, мессир Вальдар, - прервал затянувшуюся паузу принц Джон, -
последние полвека этому королевству чертовски не везло на правителей. Отец
наш, урожденный граф Анжуйский, принял корону Англии в тягчайшие для
страны дни. Междоусобицы и безвластье поставили ее на край гибели... И
только железная воля и не менее железная рука способны были навести в ней
порядок. Оба эти качества были присущи моему бедному отцу. Вскоре могучую
его хватку почувствовали едва ли не все жители страны. Смута, казалось,
была прекращена навечно. Однако вышло по-иному...
  Мне было трудно понять, чего же больше в словах принца Джона - восхищения
волею отца или невысказанной боли. Он продолжал для меня исторический
экскурс.
  - Грубостью и жестокостью своей Генрих настроил против себя многих
вчерашних соратников. И хотя это нисколько не пугало его, но все же
значительно ослабляло силу королевской власти. Тем не менее король Генрих
продолжал неуемные бесчинства, повергавшие в трепет всю страну. Никто и
ничто не могло остановить его. По природе своей он был так же бесстрашен,
как и мой брат Ричард. Ни башни неприступных замков, ни стены святых
храмов не могли служить надежной защитой от безудержного гнева моего отца.
Любой бы, кто выступил против него, расстался с головой прежде, чем успел
прочитать покаянную молитву. Томас Бекет, архиепископ Кентерберийский, был
близким другом короля и считался одним из самых приближенных к нему людей
до того самого дня, когда ему вздумалось сказать слово против его тирании
- тогда его не спасли ни старая дружба, ни духовный сан. И так могло быть
с любым. И так оно и было, покуда не вырос Ричард и покуда Его Величеству
королю Генриху II не пришла в голову светлая мысль расстаться с нашей
матушкой и жениться вновь... на невесте собственного сына. Что было
дальше, вы, конечно, знаете?
  Я утвердительно кивнул. Отец воевал с собственными сыновьями и женой два
года и одно время даже немало в
этом преуспел, изловив свою некогда пылкую возлюбленную и заточив ее в
крепость. Видимо, именно за это военная фортуна, разгневанная недостойным
отношением к даме, лишила его всех плодов победы, и он скончался от
изнурительной горячки, разбитый и затравленный, покинутый всеми былыми
сподвижниками и окруженный на смертном своем одре лишь скопищем ликующих
врагов.
  "В какой-то из этих часов перебежал к молодому льву от старого лорд Томас
Эйстон", - внезапно вспомнилось мне. Не знаю уж, почему в голове вдруг
всплыл изможденный узник замка Ройхенбах, умирающий на наших руках, но в
этот час чувство жалости ни на секунду не шевельнулось в моей душе.
  - Помнится, Ваше Высочество, вы тоже принимали участие в заговоре?
  - Вы напрасно иронизируете, мессир Вальдар. Я действительно принимал в нем
участие. Мне тяжко сознавать, что человек, против которого мне пришлось
бороться, был моим отцом, но голос моей матушки, взывавший из заточения о
справедливом возмездии, требовал сделать свой выбор.
  Но сейчас я говорю о другом. Война, прокатившаяся по всему королевству,
вновь опустошила страну. Все, что удалось скопить за несколько лет мира,
было начисто промотано в два года войны.
  Быть может, вам известно, что лорд Томас Эйстон, бывший в те смутные дни
помощником казначея короля Генриха, перешел на сторону моего брата и
передал в его распоряжение немалую сумму денег. Однако мой брат умеет их
тратить с поистине королевской щедростью. Какие празднества он устроил по
поводу своей коронации! Лондонцы детям и внукам будут рассказывать об этих
великолепных торжествах! А что в результате? Пустая казна! Новые налоги и
займы!
  А потом этот поход. Да простит меня Их Святейшество со всем своим
синклитом, но меня более всего беспокоит судьба этого королевства, чуть
менее - нашего домена во Франции и уж совсем никак не волнуют какие-то там
обетованные земли за тремя морями!
  - Но святыни веры?
  - Бросьте, мессир Вальдар, не повторяйте этот поповский вздор мне! Вы
производите впечатление умного человека, а это, увы, большая редкость в
наши дни. Не заставляйте же меня думать, что вы - зауряднейший безмозглый
рубака, виртуозно владеющий мечом и хранимый судьбой для одной только ей
известной цели.
  Избыток горячей крови, жажда подвигов, желание поправить свои дела
богатыми трофеями и захватами, быть может, даже просто желание повидать
мир - это да. В это я верю. А какие-то там мощи и гробы?! Готов поклясться
чем угодно, готов держать любое пари, что ни один гроб, будь он даже
трижды Господний, не заставит английского барона вылезти из своей замшелой
каменной берлоги и очертя голову мчаться бог весть куда, за тридевять
земель к черту на кулички, жариться в тамошних песках, как карась на
сковороде, если только этот гроб не заполнен золотом до самого края, а
врожденное его рыцарское чванство не будет утешено десятком ран и
иссеченным наметом "Намет - небольшой плащик, надеваемый рыцарями в Святой
Земле поверх шлема, чтобы избежать перегревания.".
  - Да что я вам рассказываю, - распаляясь все больше, продолжал принц Джон.
  - Вы же сами побывали в этом аду. Ну и как вам центр мироздания?
  - Не богохульствуйте, принц, - попытался уйти от ответа я.
  - Оставьте, ради Бога! В моих словах не больше богохульства, чем в
Нагорной проповеди. Я говорю правду. Правду, как бы горька она ни была.
Если это богохульство - то к чему такой Бог?
  Скажите мне, мессир Вальдар, что лично вам до святынь, которые вы клялись
освободить, но так и не освободили? Сарацины, конечно, гнусные язычники,
однако до того, как первый крестоносец ступил на их землю, ни одна из них
не знала поругания и все святыни были целехонькими. А что теперь? Ваши
подвиги, как и подвиги моего брата, на все лады воспеваются менестрелями,
и герольды ведут скрупулезный учет вашим победам, но зачем? Зачем и кому
они нужны? Кому от них стало легче? - Его Высочество замолчал, переводя
дух и пристально глядя на меня.
  Мне нечего было ответить, он, безусловно, был прав. В той игре, которую
вел младший Плантагенет, рыцарство со своей бессмысленной и неуемной
жаждой подвигов было непростительной блажью, но именно эти правила толкали
принца Джона к однозначному и неминуемому проигрышу. Ибо ничто не могло
свести роль благородных рыцарей к роли тяжелой кавалерии, подвластной
приказам единого командования, а следовательно, все попытки что-либо
менять в стране неминуемо бы натыкались на глухое сопротивление номинально
подвластного дворянства.
  - Когда мой брат отправился сражаться в Святую Землю, - продолжил принц
Джон, несколько успокаиваясь, - он вновь вытряс Англию, словно кошелек в
придорожном трактире. "Я бы продал Лондон, если бы нашел кому!" - это его
слова. На наше счастье, покупателей не нашлось.
  Вместе с королем в этот загробный поход отправился весь цвет нашего
рыцарства, а вместе с ними - тысячи здоровых и крепких мужчин, способных
держать в руках не только оружие. Что же осталось здесь? Нищая страна, со
всех сторон окруженная врагами. Кого тут только не было: шотландцы,
валлийцы, ганзейцы, каталунские пираты! Все эти годы я только и делал, что
старался залатать дыры, проделанные в нашем кармане за последние полвека,
да отгонял врагов от границ Англии.
  В довершение ко всему моего любезного братца угораздило попасться в плен.
Вот уж этого от него я никак не мог ожидать! Вы знаете, какой выкуп
назначил император за голову своего вчерашнего союзника? Пусть будет
проклят тот учитель арифметики, который рассказал ему, что в мире
существуют такие числа! И что бы вы думали сотворила наша матушка, мир
праху ее?
  - Она начала собирать требуемый выкуп, - предположил я.
  Принц Джон печально посмотрел на меня и отхлебнул из стоявшего перед ним
кубка.
  - Вы правы, мой друг, абсолютно правы. Во всех ее владениях, я думаю, не
осталось ни одной мало-мальски ценной вещи. Как вы сами понимаете, выплата
такого выкупа означала катастрофу для моей страны. Я не мог допустить
этого, а потому пошел на риск, решив обвести вокруг пальца и императора, и
его хитроумного дядюшку, а вместе с ними и весь голодный рой заимодавцев,
ждавший только момента, чтобы вцепиться нам в горло.
  Я преднамеренно распустил слух, что намереваюсь убить своего брата. Чернь
не любит меня, ибо в ее глазах я значительно проигрываю Ричарду в осанке,
храбрости и щедрости, а поскольку для блага страны я порой вынужден
действовать жестоко и вероломно, то никто не удивился, узнав о моих
замыслах.
  Я невольно прикусил губу, вспоминая текст донесения, послужившего причиной
нашего первого появления здесь.
  - И что же?
  - Чем больше ширился слух, тем дешевле становилось все это наследие. - Он
указал рукой на свитки, содержащие в себе финансовую бомбу огромной
разрушительной силы. - Под конец они продавались по цене пергамента. А что
же касается дипломатической миссии Лоншана, на которой вы столь успешно
поставили крест, то он имел право от моего имени давать любые
обязательства и соглашаться на самые дикие условия. Естественно, уступая
после долгой борьбы. Это понятно. Ведь все они вступали в силу в случае
смерти Р