асил толстяк, состроив рожу, наиболее, на его
взгляд, соответствующую понятиям благочестия и смирения. - Быть может,
этот скромный вклад, это никчемное, презренное золото станет той крупицей,
которая поднимет перед вами засов на предвечных вратах святого Петра.
  Разбойник, которого "верный сын церкви" назвал Томом, протянул руку, чтобы
схватить кошелек, висевший у меня на поясе. Он уже почти дотянулся до
него, но тут правая моя рука намертво перехватила его запястье, а ребро
левой врезалось туда, где под тонкой нежной кожей располагалась сонная
артерия. Бедняга обмяк, не успев понять, в чем дело. В ту же секунду я
вскочил на ноги, держа несчастного Тома за шиворот перед собой, словно
полуживой щит.
  Удар, предназначавшийся мне, свернул челюсть незадачливому грабителю, но,
видит Бог, я не оставил обидчика без справедливого возмездия. Получив удар
под коленный сгиб, он обалдело взмахнул руками, ища опору в воздухе, и
рухнул в костер. Запахло паленым.
  За спиной моей послышался характерный гул. В ход пошли знаменитые литые
нунчаки, изготовленные по спецзаказу для моего друга. Судя по
раздававшимся воплям, выпитое никоим образом не сказывалось на его
мастерстве. Краем глаза я мог различить и Виконта, прижавшегося к скале и
ожесточенно отбивавшегося от наседающих на него разбойников. Вот один из
них сложился пополам, получив сокрушительный удар ногой в живот. Вот
другой со всего маху ткнулся лицом в каменную стену и сполз, цепляясь
скрюченными пальцами за мох.
  Дальше произошло следующее. Стажер, ожесточенно работая всеми имеющимися в
наличии ударными поверхностями, протиснулся между нападающими и, словно
мяч с одиннадцатиметрового штрафного, отработанным ударом
профессионального футболиста послал стоявший неподалеку котел с водой
прямо в костер. Наступивший мрак скрыл нашу передислокацию.
  Когда пламя вновь запылало, наша троица занимала выгодную позицию, имея с
трех сторон каменные глыбы и узкое пространство по фронту. Теперь в три
клинка мы могли наворотить много дел, и разбойники, похоже, нимало не
сомневались в этом. Отказавшись от мысли одолеть нас в рукопашной схватке,
они начали хвататься за луки.
  Теперь преимущество нашей позиции моментально становилось ее недостатком.
Перспектива превратиться в ежика с деревянными иглами почему-то никого из
нас не прельщала.
  Положение грозило стать безвыходным. А значит, стоило найти выход, пока
ситуация не испортилась окончательно. И я рискнул.
  - Сэр Роберт Локсли, - прокричал я в ночную тьму, - именем всех,
когда-либо опоясанных мечом, вызываю тебя на честный бой. И да будешь ты
проклят в веках как вероломный разбойник и трус, если откажешься принять
этот вызов!
  Я еще кричал, что пусть возьмет себе деревянный меч, если опасается
пускать вдело благородную сталь, но, право слово, это было уже лишним.
  Глумливое выражение слетело с лица радушного хозяина, и, обнажив висевший
на поясе меч, он мягко, по-кошачьи ступая, стал медленно сближаться со
мной. Разбойники расступились, освобождая место для схватки. Бой ожидался
нешуточный.
  Я легко спрыгнул со своего валуна, и мы все так же медленно и осторожно
начали двигаться по кругу, прощупывая глазами защиту противника и
постепенно сужая круги.
  Локсли бросился на мгновение раньше, одним прыжком сократив разделявшую
нас дистанцию. Однако меня в этом месте уже не оказалось, и его клинок,
описав дугу, столкнулся с моим, высекая сноп искр. И пошла забава. Клянусь
честью, приятно было иметь дело с сильным соперником!
  Ни в ранней юности, в родовом замке, ни позже, в Святой Земле, ни теперь,
в лесных чащобах, сэр Роберт не тратил время попусту, когда осваивал и
оттачивал каноны фехтовального искусства. Что мудрить, сегодня это был
сильный, ловкий, а следовательно, крайне опасный противник.
  Ежесекундно меняя секторы атаки, нанося тяжелые, тщательно выверенные
удары, он все более теснил меня к границе круга, под громкий свист и
улюлюканье лесной братии, приветствующей каждый ловкий удар своего вожака.
  Я старательно делал вид, что утомлен схваткой и слабею под неутомимым
натиском разбойничьего предводителя. Открываясь раз за разом, словно по
чистой случайности уходя в последний момент от разящих ударов, я
старательно выжидал подходящий момент. Конечно, это была рискованная,
крайне рискованная игра, но выбора в общем-то у меня не было. Не знаю,
желал ли сэр Роберт Локсли моей безвременной гибели, но мне-то его смерть
была совсем уж ни к чему.
  А удары между тем продолжали сыпаться как ни в чем не бывало. Вот я
поскользнулся и чуть было не упал, и только это спасло меня от
смертоносного лезвия, просвистевшего над головой. Вот взвихрившийся плащ
каким-то чудом обвился вокруг меча моего противника, уводя его со
смертоносной траектории... И все же мой час пробил.
  Сияющая полоса булата стремительно обрушилась сверху, норовя изрядно
добавить мне головной боли. Приняв атакующий клинок на сток, я крутанулся
под рукой хозяина здешних мест и, развернув меч плашмя, со всей дурацкой
силой ударил сэра Роберта в грудь. Он взмахнул руками и рухнул наземь.
  Рев возмущения вырвался из десятков глоток. Многие разбойники схватились
за оружие и, выкрикивая нечленораздельные угрозы, начали врываться в
священный для любого опоясанного рыцаря круг поединка. Стараясь не
обращать внимания на это вопиющее нарушение правил честного боя, я
протянул руку поверженному противнику. Этот номер уже не раз выручал меня.
Во время своих многочисленных странствий по самым разным уголкам Европы и
Леванта я имел возможность убедиться в одной простой, хотя на первый
взгляд странной истине: "Хорошая драка при первой встрече в девяти случаях
из десяти способствует установлению крепкой дружбы".
  - Ох, как это? Что это было? - Локсли ухватился за протянутую руку и
поднялся на ноги, потирая ушибленную грудь. - Однако не угодно ли
доблестному рыцарю назвать себя? Клянусь, не много найдется в Англии
воинов, столь ловко владеющих мечом.
  - Меня зовут Вальдар из рода Камдилов, сьерде Камварон. Иногда еще
величают Верная Рука.
  - Вальдар Камдил? Вы и есть Вальдар Камдил - спаситель нашего короля?
  - Не только я. Мой друг Рейнар принимал в этом деле ничуть не меньшее
участие.
  - Эй, Ален э-Дейл, спой-ка нам балладу о рыцаре Вальдаре и короле Ричарде!
Клянусь своими золотыми шпорами, которые мне так и не довелось носить,
друг нашего отважного короля - всегда желанный гость лесного братства.
  Между тем Ален запел довольно складную балладу о том, какой я крутой
парень и как мне все нипочем.
  Песня была шикарная. Она вполне годилась для того, чтобы стать официальным
историческим источником, то есть ни единым словом не соответствовала
происходившим событиям.
  - Благодарю тебя, благородный сэр Роберт. Слава о твоих деяниях так же
давно уже покинула пределы Шервудского леса, дав тебе новое имя - Робин
Гуд. Рейнар, дружище, спой-ка нам, будь добр, балладу о Робин Гуде.
  И Лис запел:

  Если рыщут за твоею
Непокорной головой,
Чтоб петлей худую шею
Сделать более худой.

  Нет надежнее приюта,
Скройся в лес, не пропадешь,
Если продан ты кому-то
С потрохами не за грош...

  Разбойничья братия, замерев, слушала напористое пение Лиса, гулом
одобрения приветствуя каждый припев.
  О раздорах было забыто, и ужин, грозивший перейти в завтрак, был записан
на счет фирмы. Лишь только те, кому перепало в потасовке, не принимали
активного участия в общем веселье, но, казалось, и они уже не таили на нас
обиду.
  Как обычно, Рейнар пользовался бешеным успехом.

  Сто сарацинов я убил во славу ей
Прекрасной даме посвятил я сто смертей.

  Слова великого российского поэта гулко разносились между скал. Меня всегда
поражало умение Лиса с ходу переводить песни с одного языка на другой.

  Древнее золото редко блестит.
  Древний клинок ярый.
  Выйдет на битву король-следопыт.
  Зрелый - не значит старый!

  Разбойники слушали затаив дыхание. А уже через пару часов Рейнар пел им:
  Ты ж мене пидманула, Ты ж мене пидвела.
  И доблестные джентльмены с большой дороги усердно выплясывали джигу под
зажигательный мотив этой песни.


                                  Глава третья


  Никогда не разговаривай с незнакомцами.
  Мама Красной Шапочки

  Проснулся я от того, что на меня кто-то смотрел. Смотрел долго и
пристально. Чуть приоткрыв глаза, я из-под прикрытых ресниц осмотрел
поляну вокруг себя. На дальнем ее конце ватага робиновских стрелков
самозабвенно и по-детски непосредственно гоняла некое грубое подобие мяча.
Их играющий тренер, по совместительству - мой оруженосец, блистая чудесами
футбольной техники, носился по полю из конца в конец, потрясая руками и
оглашая лес невразумительными криками команд.
  Никому из играющих до меня не было ровно никакого дела. Однако ощущение
пристального взгляда не пропадало. "Что за чертовщина", - невольно подумал
я, еще раз внимательно осматривая окрестности. Рядом со мной никого не
было. Ни одной живой души.
  И тут я увидел глаза. Поймите меня правильно. Если бы вместе с глазами
имелись рот, нос и прочие полагающиеся по штату предметы, я не преминул бы
о них упомянуть. Глаза глядели не мигая, и все бы в них было бы хорошо, но
то, что подобным образом смотрело дерево, несколько смущало. Именно так. И
моим визави был толстенный дуб, дупла и крона которого были вполне
пригодны для жилья.
  Минуты три мы поиграли с деревом в гляделки. Потом древесный взгляд
переместился с моего лица на руки, снова на лицо и... исчез.
  "О черт! - выругался я, откидывая медвежью шкуру, служившую мне одеялом, и
резко поднимаясь на ноги. - Вроде бы вчера и не сильно пил. Надо же такому
примерещиться!" Подойдя к дубу, я потрогал кору руками, убеждаясь в ее
грубой материальности. Кора как кора. Такая же, как и у остальных дубов,
ровным кругом стоявших вокруг нашей поляны.
  Пожав плечами, я стукнул кулаком туда, где еще недавно чудились мне глаза,
и тут же был вознагражден десятком твердых, как камешки, желудей,
барабанной дробью застучавших по моей макушке. Все бы это было ничего: как
установил несколько позже сэр Исаак Ньютон, желуди обречены падать с дуба
именно вниз, но все же то, что эти дубовые яйца упали точно мне на голову
и никуда более, - несколько удивляло.
  - Вот тебе и доброе утро, - вздохнул я.
  - Вы уже поднялись, дружище Вальдар? - спросил меня подошедший хозяин
окрестных чащоб, лорд - хранитель поголовья королевских оленей. - Это
хорошо. Марианна скоро позовет завтракать.
  - Благодарю тебя, Робин, - невпопад ответил я. - Спалось хорошо.
  - Ты это чего? - удивленно осведомился Локсли, глядя на мой ошарашенный
вид.
  - Робин, тебе никогда не казался странным этот дуб?
  - Дуб как дуб. Хороший дуб. Мы называем его Деревом Совета. Под ним всегда
приходят в голову хорошие мысли.
  - Может быть, и так. Но все-таки очень странное дерево.
  - Право, Вальдар, ты совсем как наш брат Тук. Он тоже все твердит, что
корни окрестных дубов сами подползают ему под ноги. Ну с ним-то понятно,
для него бочонок вина все равно что для тебя кубок, а с тобой-то что?
  - Да нет, Роб, ничего. Наверно, приснилось. Между тем солнце уже вовсю
вознамерилось вставать, и вся лесная певчая братия, оглушительно цвиркая и
чирикая, не то приветствовала восход светила, не то выражала свое мнение о
ходе матча.
  - Тоже мне сборная Шервуда,- проворчал я, потирая ушибленную макушку.
  Несмотря на явный суеверный ужас перед изысканным мастерством Криса де
Монгийе, стрелки играли в типично английской манере, противопоставляя
виртуозной технике напористый, жесткий, силовой футбол.
  Наконец один из игроков "Шервуд Рейнджерс", тот самый, чью родословную я
вывел от пещерного медведя, с ревом, подтверждавшим обоснованность моих
предположений, врезался в Кристиана, снося его, и, немного помедлив,
рухнул сверху на несчастного оруженосца.
  "Пора изобразить судью на поле", - резонно заметил я, приближаясь к
парочке, удобно расположившейся в утоптанной десятками ног траве.
  - Эй, Виконт, вылазь! Нам скоро ехать. Иди готовь коней. Ты тоже
поднимайся, - потряс я за плечо малютку Джона, а это был именно он,
напоминая о необходимости вернуться в вертикальное положение.
  Гигант скосил на меня хитрый глаз и, недовольно заворчав, начал вставать
на ноги, выпуская Криса из-под своей неподъемной туши. Полурасплющенный
Крис с трудом отдирал себя от мать сыра земли.
  В отличие от мифического Антея пребывание на отчем грунте не прибавило ему
сил. Настроения, впрочем, тоже.
  - Вот и учи их после этого играть в футбол, - со скорбью в голосе изрек де
Монгийе, ощупывая, весь ли он на месте.
  - Как говаривал, бывало, Фид Манлий Торкват, сидя на развалинах храма
Соломона: "Цивилизация всегда насаждается с кровью".
  - Кто-кто?
  - Фид Манлий Торкват. Был тут один древнеримский понтифик. Как-нибудь
расскажу тебе о нем. Пока что иди позаботься об отъезде.
  Как и положено в подобных случаях, отбытие высоких гостей сопровождалось
военным парадом и обменом приветственными речами.
  Слева от меня Виконт долго и прочувствованно жал руки разбойной братии,
обещая вернуться и продолжить тренировки. Справа Лис внимательно слушал
Робина, судя по жестикуляции, объяснявшего ему напоследок какую-то
тонкость своей методы стрельбы. Рядом с ними робко жался Ален э-Дейл,
желавший переписать себе слова баллады о Робин Гуде.
  Наконец вольные стрелки перестали хлопать по плечам и спине несчастного
стажера, и Робин сделал знак нашим проводникам двигаться в путь.
  - А ну стой! - раздался за нашими спинами громовой голос такой силы, что
кони затанцевали на месте. - Кому говорят,стой!
  От неожиданности я, оборачиваясь, положил руку на эфес меча. Картина,
представившаяся моему взору, была достойна кисти большого мастера.
  Брат Тук, очевидно, разбуженный всеобщим оживлением, расталкивая толпу
своих "прихожан", протискивался к нам. Поверх тонзуры у него почему-то
была напялена железная шапка, предотвращавшая, вероятно, истечение
благочестивых мыслей в пространство. Сбившаяся набок сутана, неуловимо
похожая на десантный камуфляж из-за великого множества пятен, лучше
всякого меню рассказывавших о скоромных и постных блюдах, съеденных
смиренным пастырем на этой неделе, едва не лопалась на его объемистом
чреве. Драгоценный наперсный крест болтался почему-то возле плеча,
знаменуя, очевидно, левый уклон причетника из Компенхерста. В одной руке
он сжимал кость с увесистым куском мяса, в другой - бутыль с живительной
влагой, столь ему сейчас необходимой.
  Потрясая над головой полуобглоданной костью, словно боевой палицей, и
угрожая лесной братии неисчислимыми адовыми муками, он наконец протолкался
к нам и вперил в нас затуманенный винными парами взгляд, выражающий,
должно быть, по мнению святого отца, священное негодование. Переводя дух и
выдерживая паузу перед началом речи, он воздел к небесам полупустую, судя
по плещущейся в ней жидкости, бутыль и заговорил.
  - Грешники! - изрек он и замер, вслушиваясь в рокочущие перекаты своего
голоса. - Грешники, ибо во грехе погрязли, аки... э-э-э. О-о-о, как голова
болит. Так об чем это я? Ах да! Ну словом: не спите во всякое время и не
забывайте молиться. - Он сделал какое-то странное движение бутылью,
видимо, означавшее пасторское благословение. - Дабы предстать! - завершил
свою утреннюю проповедь брат Тук и замер, любуясь произведенным эффектом.
  Виконт обалдело посмотрел на меня. Ему явно еще не приходилось иметь дело
с подобным толкованием священных текстов. Мы с Лисом сделали понимающие
лица, что моментально избавило нас от необходимости вслушиваться в ту
околесицу, которую нес достойный шервудский капеллан.
  - Ну что ж, теперь с Богом! - подвел итог страстному выступлению служителя
культа наш друг Робин, хлопая по крупу моего вороного жеребца. Зеленый
дубовый лист, плавно паря, пролетел над моим плечом и упал на луку седла.
  - Странно, - удивился Локсли. - Дубы далеко, ветра нет, да и лист зеленый?
Чтобы это значило?
  Дорога из лагеря веселой братии утвердила меня в мысли о том, что дороги
созданы для того, чтобы по ним ездить. Или, уж в крайнем случае, ходить. И
уж никак не наоборот. Видимо, провожатые наши имели на этот счет свое
мнение, поскольку, будь передо мной не здоровенные мужики, увешанные
оружием, а более эфирные твари, я с радостью бы определил их способ
передвижения как порхание.
  - Наконец в зарослях начали появляться просветы, и вскоре показалась
опушка, покрытая веселой травяной зеленью. С видимым облегчением оставив
за собой громаду Шервудского леса, мы въехали на небольшой холм, чтобы
получше рассмотреть предстоящую нам дорогу.
  - Отсюда вам направо, - указал старший из моих проводников. - Вон,видите
одинокий вяз?
  Вдали, среди обширной вересковой пустоши, действительно можно было
различить очертания большого дерева, вполне могущего быть вязом.
  - Там вы выедете на дорогу. Через пару миль будет развилка. Правая дорога
ведет к Лондону, левая - к Ноттингему. Туда вам, пожалуй, совершенно ни к
чему. Так что не спутайте дорогу. Если все будет благополучно, к вечеру вы
доберетесь до Ашби. Однако не задерживайтесь в пути, иначе вам придется
ночевать перед закрытыми воротами.
  Внезапно речь его была прервана. Звук рога гулко раскатился по пустоши,
пугая окрестных птиц и зверей.
  Оглянувшись туда, откуда доносился этот звук, я увидел рыцаря в
черно-лазурной котте10, с копьем наперевес, резвым галопом приближающегося
к нам на могучем караковом коне. Судя по угрожающему виду, он не был похож
на обычного собирателя автографов. Встречу в этом месте я тоже никому не
назначал. Тем более что за ним из подлеска выбегало две дюжины копейщиков,
которые, рассыпаясь широким полукругом, пытались охватить нас с флангов.
  - Ну что, милорд, - усмехнулся Лис, одним движением ставя тетиву на лук.
Щелчок его тетивы прозвучал в унисон с еще двумя подобными щелчками. Люди
Робин Гуда тоже прекрасно знали свое дело. - Спорим, - продолжил он, - что
этот благородный рыцарь мчится так оттого, что спешит пригласить тебя на
завтрак.
  Три стрелы, пущенные из трех наших луков, пролетев ярдов сто, нашли свои
цели. Одна из них вонзилась в щит, другая пробила ногу какого-то
копейщика, от чего тот рухнул на колено и остался так сидеть, наблюдая
дальнейший ход боя. Третья впилась в грудь еще одного воина. Тот
остановился, выронил оружие, сделал два неуверенных шага вперед, с ужасом
осознавая непреложный факт собственной смерти, и упал на спину. А новые
стрелы уже пели в воздухе.
  - Ну вот, - обреченно вздохнул Виконт, пристегивая мой шлем.
  - Ты бы лучше приготовился к бою, - бросил я ему.
  - Да я вообще-то пацифист, - грустно заметил мой оруженосец, доставая
четырехфунтовый стальной шар, покрытый шипами, словно кожура каштана,
болтавшийся на недлинной прочной цепи. Я знал, что в том месте, где шар
соединялся с цепью, как последняя дань глупому юношескому максимализму,
была выгравирована руна Алгиз11, заключенная в круг. Виконт и сам не
подозревал, какой правильный выбор он сделал, гравируя эту руну на
Моргенштерне12.
  Рыцарь был уже в нескольких ярдах от меня, и его копье, злокозненно
направленное в самую грудь, чертовски уменьшало время для переговоров.
Голубая молния Катгабайла рассекла утренний воздух и засияла, словно
радуясь солнечному свету после непроглядной тьмы ножен.
  Я развернул коня, уклоняясь от таранного удара яростного незнакомца, и,
закончив пируэт, нанес размашистый удар по его копью.
  Рубины в рукояти радостно сверкнули, одобряя мое действие и вбирая в себя
духовную энергию этого удара. Клинок мягко, словно топленое масло, отсек
ясеневое древко у самой руки рыцаря.
  Мне показалось, что из-под шлема послышался скрежет зубов и сдавленный рык.
  Сейчас я мог спокойно рассмотреть фигуры, изображенные на щите противника.
Золотой лев в черни и кусающий себя за хвост серебряный аспид в лазури не
оставляли сомнений, что передо мной представитель рода Хайсборнов.
Насколько я