ий
вымпел.", устремил свой взгляд на следующего рыцаря, терпеливо ожидавшего
своей очереди.
  Я был признан безупречным.

  Глава семнадцатая

  Я пил из адского котла и осенял себя мечом.
  О. де Браскор

  - Добрый день, мой друг! Где это вы пропадаете? - Зычный голос сидевшего
на моем табурете мужчины прокатился под сводами комнаты и заставил окна
дребезжать. - Я жду вас почти с обедни!
  Гость, казалось, чувствовал себя в моих апартаментах, как у себя дома. Я
бросил взгляд на слугу, оставленного мне Шамбером для хозяйственных забот,
но тот лишь обреченно вздохнул и развел руками.
  - Не ругайте своего раба, милейший господин Вальдар, разве он мог меня
удержать?
  - Его сиятельство изволили постучать, я было решил, что это вы
вернулись... - начал оправдываться слуга.
  Я прощающе махнул рукой и дал ему знак принести вина. Дожидавшийся меня
мужчина был широкоплеч, статен и огненно-рыж. Его густая шевелюра,
спутанная борода и усы в первый момент встречи невольно приводили в
смятение. Казалось, что голова этого человека была объята пламенем.
Несмотря на свои сорок лет и мощное телосложение, он категорически
отказывался проявить склонность к полноте, невзирая на безусловно
выдающиеся способности в области поглощения пищи и горячительных напитков.
  - Представьте себе, мой друг, вы явно приносите мне удачу. Сегодня с утра
я сел перекинуться в картишки, во "французскую игру", и, верите ли,
проиграл все подчистую. Все, что вчера выиграл с вашей помощью!
  Я тяжело вздохнул. Он так и сказал: "Перекинуться в картишки..." Что ж,
начало пороку было положено крепкое. Жребий брошен вместе с остальными
доспехами при попытке обратно перейти Рубикон.
  Моего незваного гостя звали Михель. Он происходил из славного и богатого
рода графов фон Тагель, что однозначно подтверждал червленый вепрь,
вышитый на его серебристой тунике. Вчера, когда мне понадобился партнер
для игры в деберц, я избрал его. Не могу точно сказать, что двигало мной.
Возможно, то обстоятельство, что добродушная улыбка, постоянно игравшая на
губах этого достойного рыцаря, свидетельствовала о ровном и незлобивом
нраве силача, уверенного в себе, а потому не желающего делать каверзы
окружающим. Как бы то ни было, к концу вечера Михель чувствовал себя моим
первейшим другом, что, по всей видимости, давало ему непреложное право
врываться в мою комнату, когда он сочтет это нужным.
  - Видите ли, граф, я хотел бы прогуляться по окрестностям Трифеля.
Говорят, здесь отличная охота.
  - Вот и прекрасно! Сейчас кликну наших оруженосцев, и мы с вами поедем
осматривать здешние леса. Я вам покажу парочку изумительных мест. Вы же
знаете, я здесь почти что местный житель.
  Я это знал. Пока старый граф фон Тагель, звавшийся на французский лад де
Ла-Тажель, доживал свои дни, проводя время в созерцании несметных сокровищ
в своей цитадели на берегу Роны, его сын предавался благословенному
безделью, охоте и воинским забавам в принадлежащем ему замке Зоммердорф в
паре лиг отсюда.
  Граф не был домоседом. За последние годы он побывал в Святой Земле в
составе германского ограниченного контингента и, вдоволь навоевавшись,
благополучно вернулся оттуда, везя с собой несколько богатых выкупов, от
которых, правда, уже не осталось и следа.
  Потом он повернул бег своего боевого коня в земли литов, где "увешанные
шкурами дикари" никак не могли взять в толк смысл и могущество Божьего
слова. Уверовав в свои силы на стезе прикладного богословия, граф Михель с
рьяностью и энергией, достойной лучшего применения, принялся втолковывать
язычникам постулаты смирения, терпения и кротости, но вконец одичавшие
дикари, почему-то воспринимавшие крест исключительно в виде рукояти меча,
одарили славного рыцаря полудюжиной каленых стрел, прилетевших откуда-то
из темноты и поневоле заставивших фон Тагеля вернуться к родным пенатам и
залечивать раны, полученные на ниве ревностного служения Господу.
  Между тем граф пнул ногой дверь, от чего та застонала как-то особенно
жалостно, и, вырвавшись на площадку, взревел: "Клаус! Клаус! Где тебя
носит, мошенник!"
От звуков этого голоса игравшие внизу в зале испуганно свернули карты, а
те, кому Фортуна, в утешение за проигрыши, продемонстрировала свои
роскошные ягодицы, невольно поперхнулись и поставили на стол кубки с
дармовым вином.
  - Я здесь, ваше сиятельство! - Крепкого вида молодой человек лет
девятнадцати с миловидным озорным лицом, не успевшим еще приобрести
подобающую рыцарю суровость, появился внизу лестницы, как чертик из
табакерки.
  - Поправь тунику, негодник! - властно потребовал рыжеволосый рыцарь. -
Клянусь мощами Марии Египетской, если так пойдет и дальше, через несколько
лет добрая половина города будет звать тебя папашей.
  Эти слова моего друга были встречены взрывом гомерического хохота, от
которого собаки, разгуливавшие по зале в ожидании подачек, вначале
испуганно поджали хвосты, а затем возбужденно залаяли.
  Виновник этого веселья, деланно смущаясь, расправил злополучную тунику и
склонился в низком поклоне.
  - Ладно, Клаус, ничего, дело молодое, - смягчаясь, произнес фон Тагель. -
Беги лучше найди Малыша Эда, оруженосца господина Вальдара, и вели на
конюшне оседлать наших коней. Мы отправляемся на прогулку. - Михель
вернулся в комнату и захлопнул дверь. - О, очень кстати! - Появившийся на
пороге моих покоев слуга держал в руках объемистую флягу с вином и пару
кубков. - Очень кстати! - повторил мой гость. - У меня глотка пересохла,
как все пустыни Сирии. Да! К вопросу о Сирии. Вы не знали, случайно,
барона Росселина фон Шамберга?
  Я пожал плечами.
  - Он вроде бы участвовал в крестовом походе. Кажется, там была какая-то
история с походом на Джелу. Я не ошибаюсь?
  - Нет-нет, мой друг. Вы абсолютно правы. Это именно он, - просиял фон
Тагель. - Прекрасный рыцарь, прекрасный. У него превосходный удар копьем.
Я сам имел неосторожность испытать его. А уж на мечах он не знает себе
равных. Ходят слухи, что он будет на турнире возглавлять партию,
соперничающую с зачинщиками.
  - Очень интересно. Буду рад лично засвидетельствовать ему свое почтение.
Однако к чему это вы?
  - Сейчас при дворе только о нем и говорят! Представьте себе, он приехал
вчера и привез с собой некую прекрасную даму.
  - Я рад за барона. Но разве в этом есть что-то необычное?
  - Вы не поняли. Она не является прекрасной дамой барона. Это жена
какого-то английского лорда, волей случая оказавшегося у нас в плену. Она
ехала к принцессе Матильде просить ее замолвить словечко мужу насчет этого
самого джентельмена, да только, на свою беду, вместо покоев ее высочества
она попала в лапы разбойников. Трудно сказать, что бы с ней было, не
случись в ту пору Росселину объезжать свои владения. Да и то правда,
вольно же было этим негодяям обделывать свои гнусные делишки в
Лухсенвальде! После той печальной истории с матерью барона у него с
разбойниками разговор короткий. В хорошем настроении он их вешает рядами
вдоль дороги, а в плохом - велит согнуть два близстоящих дерева,
привязывает бедолагу за ноги к вершинам - и давай!
  - Что давай?
  - Известно что - деревья отпускают, разбойника тут же пополам - только
ошметки во все стороны.
  - Бр-р-р. - Я брезгливо поежился. - А что за история приключилась с его
матерью?
  - Черт побери, все время забываю, что вы приезжий. История, в общем-то,
известная. Отец Росса был ранен в какой-то пограничной стычке и опасно
заболел, возвращаясь в свой замок. Ему пришлось остановиться в Мангейме, в
гостинице, где он несколько недель лежал, объятый лихорадкой, и местный
доктор опасался за его жизнь. Когда известие об этом дошло до госпожи
баронессы, матери Росса, она, не медля ни минуты, велела запрягать и,
сопровождаемая всего парой слуг, бросилась на выручку своему супругу. Надо
сказать, что сия достойная дама была весьма сведуща в искусстве
врачевания, которому она несколько лет училась в Мюнстере, в аббатстве
Святой Урсулы.
  Без всякого сомнения, она быстрее, чем кто-либо другой, поставила бы
своего возлюбленного мужа на ноги, но, увы, судьба порой бывает так
жестока... В окрестностях Мангейма на нее напали лесные разбойники. Они,
видимо, сочли возок, сопровождаемый столь малой охраной, легкой добычей
для себя.
  Что ж, они просчитались! Оба сопровождавших баронессу вассала были
закаленными в битвах воинами, да и сама фрау Марта - так звали ее милость
- была достойной женой рыцаря, и ей зачастую приходилось встречать
незваных гостей на стенах Шамбера. Конечно, тяжелый меч был не для ее
нежных ручек, но пущенные ею дротики неизменно находили цель и разили не
хуже ядовитых змей.
  Тут Михель сделал паузу, чтобы перевести дыхание. Незаметно, очевидно, для
самого себя он начал переходить на высокий штиль, отчего создавалось
впечатление, будто он ведет какую-то давнюю героическую сагу. Если бы речь
шла не о матери моего доброго друга, я бы воспринимал это повествование
именно так.
  - Но что говорить, силы их были слишком неравны. Озверевшие грабители
буквально растерзали тело этой прекрасной женщины. Наглумившись вволю, они
привязали ее к конскому хвосту и пустили коня вскачь с этим ужасающим
грузом. Несчастный жеребец, терзаемый страхом и болью, примчался в
Мангейм, где прах фрау Марты нашел последнее пристанище по христианскому
обычаю. В тот же день, ближе к вечеру, барон Ульрих фон Шамберг пришел в
себя и потребовал сообщить ему, что с его женой. Представьте себе! Ведь
все дни до этого он метался в беспамятстве, и душа его, похоже, витала
где-то вдалеке, лишь изредка возвращаясь в бренное тело. А тут он вдруг
открыл глаза, и первые его слова были: "Что с моей женой?"
Сказать по правде, ни доктор, ни слуги, ни соратники барона не хотели
говорить ему правды, опасаясь, естественно, что эта недобрая весть может
убить воина. Но, казалось, он и так знал все наперед. Когда кто-то из слуг
попробовал солгать ему, то госпожа баронесса наверняка ожидает возвращения
супруга в Шамберге, он засверкал глазами, заскрежетал зубами и так хватил
несчастного кулаком по темени, что вышиб из него дух вон. Едва удалось
спасти. После этого он вскочил с постели, будто все это время всего лишь
отдыхал после дороги, и велел подавать доспех.
  Насилу местный доктор смог убедить барона наложить новую повязку. Не
обращая ни малейшего внимания на ужасающую свою рану, а ранен он был - с
позволения сказать - копьем в грудь, барон скомандовал своему отряду
выступить из города на поиски разбойников. Неделю барон Ульрих не сходил с
седла, неделю он и его люди обыскивали все окрестные леса и овраги в
поисках самого легкого и незаметного следа, неделю они, словно охотничьи
псы, преследовали заветную добычу, пока наконец не настигли ее в глухой
пещере за много лиг от того места, где произошло злодейское нападение.
  Разбойники чувствовали себя в полной безопасности и мирно отдыхали в своем
логове, предвкушая новые злодеяния. Хвала Всевышнему, их мечтам не дано
было осуществиться. Барон взял их тепленькими, всех до одного.
  - И что же он с ними сделал?
  -Конечно, Ульрих фон Шамберг не имел права вершить свой суд на землях
Мангейма. Тогда он сделал так. Он запряг этих негодяев цугом в возок, на
который они напали. Его удалось отыскать в лесу. А сам барон сел на место
кучера и бичом погнал эту упряжку от Мангейма до Шамберга. Через всю
Алеманию.

  - А потом?
  - Потом отец моего славного друга решил построить мост на границе своих
владений в Лухсенвальде. Он привязал разбойников к каждой свае попарно и
самолично забил все эти сваи в дно реки. Если когда-нибудь будете в тех
краях, не забудьте взглянуть на местный мост. Вы все равно не сможете
проехать мимо. Единственная дорога пролегает через него. Так вот, обратите
внимание - свай там значительно больше, чем нужно.
  Мой взгляд скользнул куда-то в сторону. Чего уж там - я прекрасно помнил
этот мост.
  Раздался тихий стук в дверь. Малыш Эд, нагибаясь, чтобы не задеть головой
дверной косяк, втиснулся в комнату.
  - Вы звали, мессир?
  - Да, мой мальчик. Мы с графом фон Тагелем решили немного погулять в
окрестностях города. Вы с оруженосцем господина графа будете сопровождать
нас.
  - Слушаюсь, ваша честь. Кони готовы, можно ехать хоть сейчас же. Только
вот еще, мессир. Там Теодорих ходил в оружейную лавку "Три меча" и хотел
бы что-то сказать вам наедине.
  Оружейная лавка "Три меча" была выбрана Россом, великолепно знавшим
Грифель, в качестве места для конспиративной встречи. Действительно,
сложно было придумать место более подходящее для подобного дела, чем
оружейная лавка перед рыцарским турниром. Десятки господ и их слуг
проходили здесь за день, разглядывая разложенные на широком прилавке
кольчуги, клинки, налокотники, плюмажи и оплечья, прицениваясь, обсуждая
достоинства и недостатки выставленного товара, ведя неспешные беседы и,
что показательно, даже что-то покупая.
  - О, оружейные секреты! - рассмеялся фон Тагель. - Понимаю, понимаю. Дело
святое! Я ухожу. Буду ждать вас во дворе. . Граф вышел и, звеня шпорами,
начал спускаться вниз.
  - Мессир. - Теодорих, ждавший окончания нашего разговора у двери,
поклонился и тихо произнес: - Я только что из оружейной лавки.
  - Это я уже знаю. Говори по делу. Меня ждут.
  - Мой хозяин велел передать, что все пока что идет так, как намечалось. Он
доставил госпожу маркизу принцессе Матильде, и та с радостью приняла ее
под свое покровительство. Господин барон говорит, что его высочество
смотрел на леди Джейн так, будто увидел перед собой живого василиска"
Василиск - мифическое существо, боящееся света солнца. При взгляде в глаза
василиска человек превращается в камень."!
  - Спасибо, Тео. Ты принес хорошие новости. - Я дал ему динарий и
направился к выходу.
  "Что ж, превосходно. Адъютанты летят с пакетами, взметывая клубы пыли
из-под копыт своих горячих скакунов. Фланговые части вступили в
соприкосновения с противником, фланкеры" Фланкеры - отборные стрелки,
завязывающие сражения в войнах до XVIII-XIX вв." уже завязали перестрелку.
Трубы трубят, барабаны бьют атаку, знамена реют над полками. Самое время и
нам отправляться на рекогносцировку" Рекогносцировка - здесь: разведка
местности перед боем."".
  Фон Тагель ждал меня во дворе, гарцуя на своем прекрасном жеребце,
демонстрируя добровольным зрителям свое мастерство владения конем.
  - Вперед! В путь, мой друг! - Он радостно тронул поводья, пуская коня в
галоп. Я пришпорил Мавра, и наш маленький отряд стремительно помчался по
улице, распугивая бродячих собак и заставляя прохожих покрепче прижиматься
к стенам домов.
  Не могу точно сказать, сколько часов продолжалась наша прогулка. Начало
смеркаться, желудок неумолимо отстаивал свои права, а благородные
животные, утомленные скачкой по окрестным холмам, сквозь лесные чащобы и
кустарники, тяжело дышали, вздымая, подобно кузнечным мехам, свои
лоснящиеся бока. Мы спешились и повели коней в поводу.
  - Здесь поблизости ручей. Надо бы напоить коней. Да и искупать их не
мешало бы, - заявил Михель, хлопая по крутой шее своего гнедого жеребца.
Тот благодарно мотнул головой и тихо заржал.
  Спустя еще полчаса я сидел на поваленном дереве и чистил прутиком свои
сапоги, покрытые толстым слоем грязи. Пока мы брели сюда, я умудрился
провалиться в какую-то промоину, наполненную многолетним запасом
превосходной глиноземной грязи, и теперь в полной мере мог развлекаться
чисткой своей обуви.
  За время нашей прогулки я вполне увидел то, что хотел увидеть. Пытаться
каким бы то ни было способом пробраться в Трифель, минуя ворота, было
безрассудно. Конечно, в качестве крайнего случая можно было рассматривать
и этот вариант, но только на крайний случай.
  Обрывистые склоны Шарфенберга и бурное течение реки мало располагали к
активным наступательным действиям.
  - О чем задумались, мой друг? - Фон Тагель, пользующийся свободной
минутой, чтобы преподать урок фехтования Клаусу, переводя дух, подошел ко
мне. - Кстати, должен вас поздравить. Ваш Малыш Эд - просто чудо. Давно
.уже мне не доводилось видеть таких ловких бойцов. Он заставил меня
попотеть, да что там - он просто загнал меня. А этот удар! Я восхищен! Это
что-то невероятное! Думаю, что недолго ему еще ходить в оруженосцах. Я
кивнул головой:
  - До первого подвига.
  Граф уселся рядом со мной на ствол, тяжело дыша и разминая утомленные
руки. Наши кони мирно паслись на лужайке, отдыхая после дневных галопов, и
чутко прядали ушами, как будто внимая вечерним песням лесных птиц.
  - Кстати, Михель. Вы, как я полагаю, знаете о каждом из собравшихся в
Трифеле немало интересного. Что вы можете рассказать о дуайене" Дуайен -
здесь: предводитель." зачинщиков?
  - Карл Дитрих фон Брайбернау? Неужели вы о нем ничего не слышали?
  - Почему. Слышал, конечно. Особенно в Святой Земле.
  - Да! Там мы хорошо себя показали. Должен вам сказать, что лучшего
командира, чем он, и пожелать грешно. Он любит своих воинов, как родных
детей, и печется о них, как о детях. Он всегда первый в атаке и никогда не
отойдет ко сну, не убедившись, что последний из его воинов накормлен и
устроен.
  - Да-да. Это мне известно.
  - Так что же вас интересует?
  Я пожал плечами:
  - Сам не знаю. Что он за человек?
  - Превосходный человек. Знаете, когда он возвращался из Святой Земли, на
корабль, на котором он плыл, напали галеры берберийских пиратов, и Карл
Дитрих был взят в плен.
  Я вздрогнул...
  ...Галеас "Солнце Венеции" пылал, подожженный с носа и кормы горшками с
греческим огнем. Три берберийские галеры, намертво вцепившись в борт
нашего корабля, волна за волной обдавали нашу палубу десятками полуголых
людей с кривыми мечами и кинжалами в зубах. Они во множестве валились на
палубу, пронзенные стрелами, омывая ее потоками липкой крови. Я уже не мог
сосчитать, сколько раз мой клинок входил в податливую человеческую плоть и
очередное мертвое тело валилось к моим ногам. Сейчас же на месте убитого
появлялись два новых разбойника, оглушительно визжа и размахивая оружием.
Круг защитников галеаса становился все уже. То один, то другой
христианский воин валился на палубу, оскальзываясь в крови и моментально
превращаясь в кровавое месиво.
  - Прикрой меня, Огюст! - Седовласый рыцарь в серебристой кольчуге могучими
руками подхватил двуручный топор и обрушил на стоявшую за нашими спинами
мачту серию отточенных до совершенства ударов. - Сейчас им будет не до нас!
  Мачта горела по всей высоте. Огромная рея, несшая косой парус, обрывки
которого, пылая, развевались над нами, подобно перьям огненного крыла,
норовила рухнуть на наши головы, разом положив конец превратностям этого
путешествия.
  Два оруженосца седовласого рыцаря подскочили к своему господину, прикрывая
его щитами от стрел.
  Стук топора гулко разносился над гибнущим кораблем, словно секундомер,
отсчитывающий последние мгновения боя. Сколько нас оставалось в эти
мгновения? Шестеро или семеро... Кроме тех, кто стоял у мачты.
  Вот один из оруженосцев выронил щит и со стоном опустился на колено.
Короткая стрела с широким треугольным наконечником, одна из множества
стрел, беспорядочно пущенных через высокий борт галеаса, пробила ему
щиколотку, пригвоздив ногу к палубе. Стиснув зубы, юноша попытался сломать
древко стрелы, но было поздно. Одна стрела, черная с алым оперением,
угодила ему прямо в глаз, одновременно с ней вторая пронзила горло и
воткнулась в мачту в двух пальцах от седовласого рыцаря. Тот, казалось, не
замечал этого, самозабвенно работая своим страшным оружием. Звон клинков
за спиной заставил его на мгновение обернуться. Четверо сарацин валялись в
собственной крови, не подавая признаков жизни.
  - Ты ранен? - крикнул он своему оруженосцу, бросившему щит и теперь рукой
зажимающему кровавую струю, растекающуюся по пробитой кольчуге из-под
прижатой к. его груди ладони.
  - Я убит, ваша честь. Простите меня. - И он рухнул, сжимая окровавленный
меч как символ своей веры. Он упал головой в сторону врага, губами в кровь
убитых им вражеск