з планшета сложенную карту, потертую на  сгибах,
протянул мне. Руки его прыгали.

    - Хайль Гитлер! - он четко повернулся и пошел к  двери.  В  дверях
покачнулся, схватился за косяк, но выпрямился - и сгинул в коридоре. С
этой секунды он будет знать,  что  отводил  в  столовую  осточертевшую
комиссию по кадрам, которая как застряла здесь в мае сорок пятого, так
и продолжает усердствовать не по разуму:

    Сержант Грейнджерфорд подвел ко мне возмущенного повара.

    - Пытался воспрепятствовать осмотру кладовой, сэр!

    - Вот как? - я посмотрел на повара. - Имя?

    - Вольнонаемный помощник армии Зигмунд Колембе, бригадефюрер.

    - Почему не подчинились приказу?

    - Но он же говорит по-английски!

    - В уставе нет ни слова о том, на каком  языке  должны  отдаваться
приказы!

    - Так точно, бригадефюрер. Однако я не  мог  подчиниться  приказу,
так как не понял ни слова:

    - Очень плохо. Чем вы занимались здесь  два  года?  За  это  время
можно выучить китайский, а не родственный язык германской группы.

    - Но я и так синолог, бригадефюрер. Магистр:

    - Какого же черта вы делаете на кухне?

    - Но повсеместно считается, что лучшие  повара  -  китайцы.  Никто
больше не может приготовить из пингвинов что-либо съедобное.  Директор
института приказал мне:

    - Половина личного состава базы больна цингой! Куда идет пингвинья
печень, спрашиваю я вас?!

    - Но, бригадефюрер! С тех пор, как выход на поверхность ограничили
в связи с появлением  неприятельской  эскадры,  вся  пингвинья  печень
поступает в рацион летчиков и команды "Возмездие".

    - Вы хотите сказать,  дорогой  Колембе,  что  ни  у  кого  из  них
признаков цинги нет?

    Я вас правильно понял?

    - Бригадефюрер, я говорил не это! Я всего  лишь  сказал,  что  вся
свежая пингвинья печень уходит в рацион героев последнего шага. Да,  у
них наблюдаются признаки цинги, но в начальной стадии.

    - Проводите-ка меня к ним. Я хочу лично убедиться в  том,  что  вы
мне сказали. А заодно - и вручить каждому по лимону.

    - Слушаюсь, бригадефюрер! Но:

    - Вас туда не пустят, хотите вы сказать?

    - Так точно.

    -  Это  просто  смешно.  Покажите-ка  мне  на   плане,   где   они
располагаются.

    Везение не длится вечно:

    Герои последнего шага открыли огонь первыми. Сержанта  зацепило  в
бок,  и  сейчас  он  скрипел  зубами,  пока  Филя   немилосердно   его
перебинтоввывал. Еще один морпех окривел на левый глаз, что не  мешало
ему целиться. Флеминга оцарапало в трех местах.  И  только  несчастный
синолог, специалист по пингвиньему мясу, лежал  под  стенкой  с  почти
бескровной дырочкой во лбу.

    Команду "Возмездие" положили всю, до последнего  человека,  и  это
было плохо.

    Ибо покоящиеся в  бетонных  гнездах  серые  цилиндры  размером  со
стандартную бочку для горючего требовали какого-то особого  обращения.
Ключа, команды, заклинания. Чего-то еще. Их было тринадцать, по  числу
героев. Имело ли это какое-то значение, не знаю.

    Одного из них я  вспомнил.  Тот  маленький  астральный  разведчик,
засекший в сорок втором лагерь для шаманов на острове  Ольхон  посреди
Байкала.

    Спецобъект под скромным названием "лагпункт-666". Какое  роскошное
чучело

    Паулюса там стояло:

    Для обороны бункер был приспособлен идеально. Но пока нас никто не
штурмовал. Видимо, на поверхности тоже что-то происходило:

    Происходило вот что: полузатонувший "Грант" вывалил  за  борт  все
шлюпки  и  плоты,  экипаж  и  морская  пехота  погрузились  на  них  и
направились к берегу. На берегу из замаскированного  эллинга  выползли
два танка и приготовились стрелять. С двух  самолетов  сбросили  белые
маскировочные  чехлы  и  начали  прогревать  их   моторы.   Это   были
истребители-бомбардировщики "фокке-вульф".

    Все это капрал Андервуд наблюдал с растущей тревогой. У  него  был
пулемет с хорошим запасом патронов и несколько противотанковых гранат.
Он трезво понимал, что, обнаружив себя, продержится недолго. Следовало
решить, как лучше себя потратить.

    Он  связался  с  эсминцем  и  предупредил  относительно  танков  и
авиации. Там ответили, что и сами не слепые. После чего капрал засунул
рацию в снег, установил пулемет на нарты и по  возможности  незаметно,
прячась за застругами, направился к концу взлетной полосы.

    Он лежал и видел, как в трехстах метрах от него к  "фокке-вульфам"
подвешивали бомбы. Потом в кабины забрались летчики, фонари закрылись,
и обе машины вырулили на старт. Пилоты были опытные,  полоса  широкая,
самолеты пошли на взлет парой. Андервуд помолился и припал к пулемету:

    Ведущий даже не оторвался  от  полосы:  задрал  хвост,  задымил  и
порулил куда-то в сторону, в заструги. Там он и обрел  покой.  Ведомый
успел поднять  машину  в  воздух,  но  из  полусотни  пуль,  всаженных
Андервудом почти в упор, штук двадцать оказались счастливыми:  Самолет
завис над полосой, развернулся вокруг оси и  опрокинулся  на  спину  -
метрах в ста от капрала. Бомбы, к счастью, не взорвались.

    Собаки понесли. Эскимосские лайки показали себя как добрые  боевые
кони, прошедшие Тридцатилетнюю войну. У капрала осталась одна  забота:
не отцепиться от нарт:

    Позади взлетали тонны ледяной крошки: корабельные  четырехдюймовки
нащупывали танки.

    Мы этого не знали и знать  не  могли.  Предполагать  же  следовало
самое худшее.

    Зазуммерил телефон. Я поднял трубку.  От  нее  непонятно  и  кисло
воняло. Запах напоминал почему-то о  Париже.  Старом  до-еще-той-войны
Париже.

    - Первый и второй - в ангар,- сказал в трубке. - Первый и  второй.
Поздравляю вас!

    - Спасибо,- сказал я. - Первый и второй. Понял.

    - Победы вам, герои!

    - Что наверху? - спросил я, но мой собеседник уже отключился.

    И  тут  же   загудели   электромоторы.   Стальная   дверь   начала
раздвигаться.

    А мы-то думали, что открыть ее можно только изнутри:

    Сейчас все может кончиться.

    Морпехи навели стволы.

    Тупая морда маленького оранжевого локомотива просунулась в  проем.
За ним втянулись две порожние платформы.

    Машинист в зеленом комбинезоне поднял руки. Впрочем, Филя к  таким
условностям относился легкомысленно:

    - Что вы  собираетесь  делать,  Бонд?  -  спросил  Флеминг,  когда
увидел, что я присматриваюсь к управлению локомотивом.

    - Нам же приказали быть в ангаре,- сказал я. - А для немцев приказ
- дело святое.

    - Но как же?..

    - Ян, остаетесь за старшего. В крайнем случае, если уж  совсем  не
повезет - держитесь до последнего. Пока что лучше ничего  не  трогать,
особенно эти штуковины. Кнопки тоже лучше не нажимать. Кроме вот этой,
видите: "Блокировка дверей"? Когда мы уедем:

    - Зачем?

    - Да как вам сказать: Надо же выяснить, что  здесь  происходит.  В
жизни немцы значительно умнее, чем в голливудских и советских фильмах.

    - А в английских фильмах немцы,  наоборот,  очень  умные,-  сказал
Флеминг. - И что из этого следует?

    - Следует то, что вам надлежит сидеть тихо, но не  позволять  себя
убить. Вы еще понадобитесь человечеству.

    - Я уже замечал, что вы изумительно уходите от ответов.

    - Да? Не замечал: Господи, Ян, мы в окружении, а в окружении  есть
лишь две тактики: не обнаруживать себя до  последнего  или  появляться
ниоткуда. Но второе требует специфического опыта. У меня он есть.

    - Слушайте, Бонд: Допустим, мы будем сидеть очень тихо: и все-таки
нас здесь нащупают. Должны нащупать. И мы будем держаться: сколько?

    Допустим, у врага не будет новых сюрпризов для нас:- он кивнул  на
дверь, в которую въехал маленький поезд.- Но  патроны  имеют  свойство
рано или поздно кончаться:

    Я помолчал. Флеминг был прав.

    - Я не могу отдать вам прямой  приказ,  Ян.  Судя  по  всему,  эти
штуки,- я показал на уложенные в гнезда металлические чушки, - и  есть
то самое сверхоружие.

    Атомные бомбы, может быть.

    - Значит, штурм будет жесточайшим: Что мне с ними делать? Есть  ли
способ их: испортить? Взорвать?

    - Не знаю, Ян.  Но  -  постараюсь  узнать.  Остальное  -  на  ваше
усмотрение.

    - Бонд! Вы не должны: в такой ответственный момент:

    - При возвращении  я  постучу  вот  так,-  я  показал:  тук,  тук,
тук-тук.

    Нас вывезло в  длинный  низкий  ангар,  где  в  два  ряда,  носами
навстречу друг другу, стояли небольшие безмоторные  самолеты  странной
формы. На спине каждого, ближе к хвосту, лежали толстые трубы.

    - Мать моя женщина:- тихо сказал Филя.- Так это же "Фау-1". Мы  их
в

    Пенемюнде сотни две целыми взяли.

    - Которыми Лондон обстреливали? - решил уточнить я.

    - Так точно.

    Я внезапно понял, что  мы  говорим  по-русски.  Пока  ехали,  Филя
отчитывался о своем боевом пути в стиле американской казармы, а тут  -
на тебе:

    - Конь в пальто скачет,- объявил Филя.

    Между самолетами  неслось  нечто  в  комбинезоне  и  с  черным  от
машинной грязи лицом.

    - Я приказал что? Я приказал  прибыть  Первому  и  Второму,  гром,
молния и четыре свиньи вам в жопу! Вы кто такие?

    Я поднялся с сиденья и одним движением плеча скинул плащ.

    Явление генеральского мундира по эффекту могло быть сравнимо разве
что с ударом конского копыта в лоб. Существо в комбинезоне  повисло  в
воздухе, хватаясь не то за кобуру, не то за сердце.

    - Болван,- сказал я. -  Нет,  вы  хуже  болвана:  вы  паникер.  Вы
намеревались  израсходовать  оружие  возмездия  на  отражение   мелкой
неприятельской атаки.

    Расстрелять,- кивнул я Филе.

    Как-то очень внезапно мы оказались в молчаливом полукольце людей в
таких же грязных  комбинезонах  и  с  понурыми  физиономиями  давно  и
безнадежно бастующих английских шахтеров.

    - Я: исполнял приказание:- выдавил из себя приговоренный.

    -  Нюрнбергский  трибунал  признал,  что  исполнение   преступного
приказа не  является  смягчающим  обстоятельством  для  подчиненного,-
сказал я.- Всем разойтись по местам. Унтершарфюрер, исполняйте.

    Филя  взял  приговоренного  за  шиворот  и  вынул  из  его  кобуры
"вальтер".

    Тут  под  потолком  захрипел   динамик,   и   до   боли   знакомый
пронзительный голос завопил:

    - Веркау, что вы там копаетесь? Эскадра уже миновала второй пост!

    - Разрешите  связаться  с  начальством,  бригадефюрер?  -  чумазый
Веркау почуял возможность избежать расстрела за преступление, которого
не совершал. - Это директор! Это он приказал! Он меня и после смерти:

    - Солдаты! - вскричал я. - В то время  как  ваши  братья  в  горах
Тироля  ведут  неравную  борьбу  с  жидо-большевистскими  полчищами  и
примкнувшими  к  ним  финансовыми  олигархиями,   вы,   окопавшись   в
безопасной и уютной Антарктиде,  ковали  оружие  возмездия!  И  вот  в
решающий час, когда осталось всего  лишь  нанести  последний  решающий
удар по врагу, поразив его в самое его  ядовитое  сердце,  паникеры  в
штабе,  пользуясь  болезнью  фюрера,  готовы  пожертвовать  всем  ради
спасения своих жалких потрохов, за которые в базарный  день  последний
нищий не даст и двух пфеннигов! Это измена! Но мы знаем,  как  следует
поступать с изменниками! Они будут повешены на собственных  кишках,  а
вокруг будут летать окровавленные чайки и кричать: "Смерть предателям!

    Смерть негодяям!"

    Боже, подумал я, а ведь когда-то я был поэт:

    Окровавленные чайки: надо же:

    -  Веркау,  -  сказал  я  очень  тихо.  -  У  вас  есть  последняя
возможность искупить вину перед Отечеством. Унтершарфюрер, верните ему
оружие.

    - Что происходит, Веркау?! - завизжал из-под потолка Зеботтендорф,
но Филя поднял ствол "шмайсера" и разнес динамик в мелкую пыль. Грохот
очереди всех вдохновил. :Мы  неслись  по  коридорам,  обрастая  новыми
воруженными людьми.

    Воодушевленный  Веркау,  у  которого  даже  из-под  толстого  слоя
солидола на лице проступал нездоровый лиловый румянец, бежал  впереди.
Я незаметно замедлял шаг, позволяя обгонять себя, покуда мы с Филей не
оказались в арьергарде.

    - Налево, - сквозь зубы сказал я ему.

    Неосвещеная штольня уходила слегка вниз. Шагах в тридцати от входа
она  была  перегорожена  легким  щитом  с  калиткой.  Я   отворил   ее
потихоньку, и мы вошли в темное холодное пространство.

    Лучи фонарей уперлись в матовую черную стену.

    Наверное, так крот воспринимает штык лопаты, вонзившейся в почву и
перегородивший спасительный туннель.

    - Тупичок,- сказал Филя.- Надо бы назад выгребаться, командир.

    - Покурим сначала,- сказал я. - Дадим кризису развиться.

    - Если что, - сказал Филя,- можно и как в замке Норенберг. Главное
- чтобы за спиной никого живого не оставалось:

    - Посмотрим, - сказал я, доставая портсигар.

    Вдали ударили выстрелы, а через несколько секунд у входа в туннель
послышались возбужденные голоса и отрывистые команды.

    - Покурили,- сказал Филя и щелкнул зажигалкой. В  две  затяжки  он
всосал в себя "верблюдину" и взялся за автомат.- Главное,  командир  -
никого за спиной:

    И тут именно за спиной раздалось негромкое покашливание.

    Мы разом обернулись. Ледяная  корочка,  покрывавшая  нижнюю  часть
базальтовой стены, трескалась и  осыпалась.  Над  полом  загорелась  и
начала расширяться яркая полоска:

    Кто-то медленно вынимал лопату.

    Было уже совсем не до голосов по ту сторону  калитки.  Происходило
нечто: Я почему-то ощутил себя куском стекла, по краю которого  водили
смычком.

    Задвижка поднялась до половины нашего  человеческого  роста.  Свет
из-под нее казался металлическим, ртутным.

    - Холодно там,- сказал Филя.

    Только сейчас я почувствовал студеность  -  но  не  ту,  полярную,
которую всю жизнь ненавидел, а запредельную, то ли космическую, то  ли
хтоническую, подобную той,  что  дышала  из  бездны,  над  которой  мы
проходили в ритуале посвящения.

    Я присел и чуть не упал. По ту сторону расстилалась  чужая  земля!
Не то чтобы какая-то деталь говорила об этом -  нет,  здесь  все  было
совершенно  нечеловеческое.  Черный   мох   под   ногами.   Неимоверно
контрастные  скалы  с  чудовищно  острыми  гранями,  ранящими  взгляд,
нависали, падали, грозили раздавить, расплющить. Яркий,  холодный,  не
дающий пощады свет бил сверху.

    И лишь через несколько секунд что-то сдвинулось в моих глазах, и я
увидел все это иначе: треугольного сечения коридор уходил вперед,  мох
был ковром, заползающим немного на стены, а скалы нарисованы  были  на
светящихся панелях: Перед нами же стоял толстый  четырехгранный  столб
со сложным многоглазым навершием.

    Позади завозились с калиткой,  и  мы  бросились  вперед,  в  адски
холодное, но не морозящее почему-то, не обжигающее пространство.

    -  Сюда!  -  прошипел  Филя  и  толкнул  меня  в  расселину  между
нарисованных скал.

    Я не увидел, а вот он как-то умудрился рассмотреть узкий  -  боком
протиснуться - ход.  Шага  через  два  ход  поворачивал  и  расширялся
немного. Дальше  было  квадратное  помещение  с  двумя  продолговатыми
дырами в полу.

    - Сортир,- уверенно сказал Филя.

    - Тихо:

    Приглушенные  мягким  ковром,  приближались  множественные   шаги.
Негромкий разговор доносился отрывочно.

    - :группенфюрер в юбке: :ерунда, Герман. Фюрер доказал, что:  :мою
очередь в бордель отдал этому несчастному  Штрому,  ты  представляешь?
Что он будет делать в борделе: :если не занята с мальчиком  из  "ани":
:творя полный половой разврат. Всех отвели и поставили к  стенке:  :не
верю. С козой, с собакой, но с пингвинихой:  :все  как  у  бабы,  зато
молчит: :все равно не понимаю, куда смотрит  железный:  :так  вот  где
начальство баб держит!..

    Радостный вопль и удаляющийся топот.

    - Степаныч,- прошептал Филя,-  давай-ка  выбираться.  Не  нравится
мне:

    Мне тоже не нравилось. Забавы у  Зеботтендорфа  могли  быть  самые
разные.

    И тут началась стрельба. И новые крики - уже не радости, а  ужаса.
Визг. Мужской визг.

    Я почти протиснулся через узкий ход, когда мимо пронесся солдат со
снесенным начисто подбородком. Рухнул, разметав руки -  будто  налетел
на невидимую веревку. Филя жарко дышал мне  в  шею.  Та  же  невидимая
веревка вдруг потянула солдата обратно. Он слабо цеплялся за ковер.

    -  Командир:-  Филя  через   плечо   подал   мне   две   связанные
противотанковые гранаты. Сам он их, понятно, бросить не мог.

    Я выдернул чеку и, не высовываясь, послал связку  налево  -  туда,
где происходило что-то страшное. Последние звуки,  которые  я  слышал,
пока не оглох от взрыва - чавканье и хруст костей:

    Совершенно не помню, как  мы  бежали  к  выходу.  Черная  заслонка
медленно опускалась. Мы прокатились под ней, и  я  краем  глаза  успел
заметить приближающуюся к нам чудовищную бабу с исполинскими грудями и
руками, достающими до земли. Она была совершенно голая,  и  складчатая
кожа ее отливала металлом.

    Как долго потом я видел ее в кошмарах:

    Заслонка опустилась, и мы остались в темноте.

    - Нет, командир,- сказал Филя, медленно вставая и отряхиваясь,- не
для себя немцы эту войну начали:

    Я счел за лучшее промолчать.

    :Пять или шесть эсэсовцев  и  с  ними  кто-то  гражданский,  но  с
автоматом, били вдоль коридора, и  им  оттуда  отвечали  трассирующими
выстрелами. В два ствола - в спину - мы срезали их всех.

    - Эй! - крикнул я. - Флеминг, это вы?

    - Да, Ник! - долетело оттуда.

    Филя деловито собирал рожки с патронами. Я смотрел, как бы кто  не
подобрался к нам сзади. Но, видимо, наверху шел серьезный бой:

    Их осталось четверо: сам Флеминг,  сержант  Грейнджерфорд  и  двое
рядовых.

    Все были ранены, закопчены и страшно возбуждены. Сержант опирался,
как на посох, на "MG-18".

    - Черт возьми, Ян, почему вы ушли из бункера?

    - Заработала эта ведьмина бочка, Бонд. Теперь там:

    - Как это - заработала?

    - Вы мне не поверите, но один из убитых  воскрес.  Немцы  как  раз
штурмовали главный вход, выбили взрывом дверь, и нам было не до  тыла.
Он добрался до одной из бочек и что-то сделал с ней  -  и  она  начала
раскаляться. Сейчас там озеро расплавленного металла:

    - А тот парень?

    - Сгорел. Его невозможно было оторвать от бочки:

    - Значит, раскаляется:

    - Да. Минут за пять раскалилась добела,  потом  начала  плавиться.
Жар все сильнее и сильнее:

    Я посмотрел на индикатор, который дал мне М. Кристалл не светился.

    - Надо выбираться наверх. Наши явно высадили десант.  Кроме  того,
лупят из орудий:

    - Это все  так,  Ян.  Но,  видите  ли,  мы  нашли  место  хранения
настоящего оружия возмездия.

    - Еще одного? - спросил он с ужасом. - Другого?

    Я кивнул.

    - Что же это? Газы, бактерии? Чума?

    - Железные  солдаты.  Оживленные.  Я  не  думал,  что  у  них  это
получится:

    - Что же делать?

    - Будем надеяться, что эти чертовы бочки достаточно могучи,  чтобы
прикончить тут все - и живое, и железное:

    - Сзади пожар, сэр,- негромко сказал Филя.

    - Вижу:

    Дальний конец коридора багрово светился.

    Судя по плану подземелья, вернуться на поверхность тем  же  путем,
каким пришли, мы уже не могли. Но где-то невдалеке находилась еще одна
выходящая наверх шахта:

    То, что нас не перестреляли на выходе, было  самым  большим  чудом
этого дня.

    -  Майор  Бонд,  мне  приказано  немедленно  сопроводить   вас   к
командиру:- сержант морпехов был бледен, как масхалат.

    - Нет, - решительно пресек я его речь. - Взрывчатку, мины - в руки
и вниз! Еще не все сделано:

    Короткое замешательство. Взрывчатка где-то  в  другом  месте,  мин
нет.

    Ощутимое тепло из жерла шахты. Трупы  в  блекло-серых  маскостюмах
навалены волной. Никому не охота идти вниз, в  крысиную  темь.  Оттуда
выбираются п