кровенно повел  себя. Не  могла и  представить себе,  что так  грубо могут
желать женщину, хотя она " и была дважды замужем  и принимала в институтские
годы участие в довольно безумных затеях. Не задумываясь, что будет с посудой
и одеждой,  она  рванулась так, что  тарелки  и блюда разлетелись  по  полу.
Маргит прикусила губу, чтобы не расплакаться от обиды,  что-то в ее облике и
поведении  остановило   насильника,   который   разом   потерял   всю   свою
бесцеремонность,  копошился онемелыми  пальцами  возле  ширинки  и  бормотал
извинения. Она открыла  сперва кухонную,  потом входную двери  и  произнесла
одно только слово: "Вон!" Впопыхах он забыл даже свой нейлоновый плащ.
     Если  бы  Андреас  пытался сразу искать  с  ней близости -- большинство
мужчин  принимает  женское приглашение  в  гости  как предложение ложиться в
постель, -- она выставила бы и его. Но Андреас не льстил ей, не говоря уже о
том, чтобы давать  волю рукам. Она сварила кофе и предложила коньяк. Андреас
выпил  одну  только  рюмку. Сказал, что работа на  автобазе отвадила его  от
вина, а там пили все, от вахтера до  директора,  который находился в руках у
комбинаторов. Плутуя на перевозках и бензине, они замазывали глаза директору
и дефицитными строительными материалами,  и подарками,  и  деньгами. И  его,
Андреаса, пытались поить, особенно после того, как он стал парторгом. Уступи
он  хоть  на  ногогок,  и  его  парторгокая песенка  была  бы  спета, а  его
выступления против пьяниц ничего  бы  не  стоили.  Они говорили  о многом, в
основном болтала она,  Маргит,  Андреас больше слушал. Подвыпив,  она  стала
жаловаться на свои служебные заботы. Новый комбинат, несмотря на все усилия,
никак  не  выйдет  на  запроектированную  мощность,  вместе  с  руководством
комбината  критиковали  и  ее,  в  обязанности  которой  входило  содействие
внедрению в производство новой технологии. Наконец  они поспорили о принципе
материальной заинтересованности. Андреас утверждал, что он стал как бы неким
фетишем,  другие  средства  воздействия  на  человека  забыты,  о  моральных
факторах  говорят лишь  пропагандисты,  да  и  те твердят  теперь  только  о
премиях. Премировали машиной,  заграничной  туристской  поездкой, трех-  или
даже  четырехразовой зарплатой --  не  о том  ли наперебой трезвонят печать,
радио  и телевидение.  Рано  или  поздно погоня за  премиями  станет  мешать
производству,  а в сознании человека  это уже сегодня  питает черты, которые
надо   искоренять:  жадность,  зависть,  стремление  комбинировать,  эгоизм,
выдвижение местнических интересов вопреки  интересам общим.  Она  возразила,
сказав,   что,    возможно,    внедряя    в   жизнь   принцип   материальной
заинтересованности,  кое-где  и  допускают  ошибки,  к примеру,  в  сельском
хозяйстве  явно   больше,  чем  в   промышленности,  в   сельском  хозяйстве
коэффициент полезного действия премий может даже снижаться. В промышленности
же  бездумно  разбрасываться  премиями нельзя,  тут  денежные  фонды  строго
регламентированы,  предприятия  по  рукам  и  ногам   связаны  всевозможными
предписаниями. Мар-гит окончила в Ленинграде  институт легкой промышленности
и  работала несколько лет  главным  технологом крупной  текстильной фабрики,
когда же  на  первый  план выдвинулись вопросы  экономики производства,  она
заочно окончила  еще и  экономический  факультет Политехнического института.
Была  по-мужски основательна.  Считала себя до мозга костей хозяйственником,
проблемы  воспитательные казались ей менее  значимыми.  Впоследствии Андреас
назвал ее технократкой-сине-чулочницей, но  в  тот первый  вечер он был сама
сдержанность.
     Когда-то раньше, Андреас работал тогда еще в горкоме, она пыталась дать
ему  понять, что он  живет  неправильно: с головой  завалил  себя  работой и
поручениями.  Например,  лекций  и  бесед  проводит не  меньше, чем  штатные
лекторы, мог бы куда меньше затрачивать энергии на свою работу.
     --  Вы  действительно верите в  то, что  в состоянии  обогреть мир?  --
подколола она его.
     -- Нет,  не в  состоянии,  -- спокойно ответил  Андреас.  -- Но  я буду
обогревать его столько,  на сколько хватит у  меня  сил.  Если мы все  будем
беречь свою  шкуру, то мир и  останется холодным, чуждым,  стылым и жестким.
Если  ты  ничего  не даешь  миру, то и  он тебе  не даст  ничего. Все  хотят
получать, о том, чтобы давать, никто не думает.
     Менталитет  получательства  страшен;  если уж  и  мы, те, кто призван и
поставлен организовывать людей, махнем на это рукой и начнем беречь себя, то
никогда не выйдем из мира неотвратимости в мир свободы.
     Маргит сказала, что мир развивается по своим законам, желание отдельной
личности  мало что  значит, отдельная личность  не сможет добиться  многого,
хоть  рвись она и бейся напролет дни и ночи.  Андреас рубил  свое: отдельная
личность должна делать столько, сколько в ее силах, а они, коммунисты, в два
раза  больше того.  К  сожалению,  даже  в  их среду  уже просочился  микроб
получательства. Она не удержалась и напрямик спросила, причисляет ли он и ее
к этой компании получателей.
     --  Если  вы делаете меньше,  чем можете, и думаете только о том, чтобы
получать, тогда разумеется, -- ответил Андреас с ошеломляющей искренностью.
     Андреас,  казалось,   вообще   принимал   близко   к  сердцу   проблемы
человеческого формирования. При их последней перед  его болезнью  встрече он
говорил,  что  надо  бы  гораздо больше внимания обращать на развитие нового
образа жизни. Обычно стремятся ограничиться в основном сферой  производства,
а что делает человек за пределами завода, какие у него идеалы и цели в сфере
личной жизни, как он  ведет себя в так называемое свободное от работы время,
этим  интересуются куда  меньше.  Многие  и  не  стремятся  к  большему, чем
копирование жизненного уклада развитых буржуазных стран. Или она, Маргит, не
замечала, что и у  нас склоняются оценивать человека по вещам, иными словами
--  по  его  имуществу.  Завидуют тем,  у  кого  машины  и  дачи,  стараются
перещеголять друг друга в одежде, особенно женщины. Пусть Маргит приглядится
поближе  к облику  наших  индивидуальных  домовладений и дач,  как тут слепо
подражают загранице.  Проекты следуют финским  и шведским образцам, делаются
десятки телефонных звонков и  используются  всевозможные связи, чтобы добыть
импортную мебель,  почтенные мужи и дамы  морщат носы при виде отечественной
одежды и прочих предметов потребления,  коктейли  и  виски  вытесняют  среди
изысканного люда прочие напитки.
     -- Как же мы бываем счастливы, рисуемся и важничаем, когда какой-нибудь
гость  из  братской  республики  или  из-за  границы  ради  красного  словца
восторгается  нашей  почти западной  культурой кофепития и складом быта,  --
говорил  Андреас.  -- Разве  вам,  Маргит, не бросается в глаза, что  вместо
книги  с  большим  удовольствием  берут в руки удочку,  театру  предпочитают
охоту, без крепких напитков уже не обходится ни одно мероприятие? Не поймите
меня превратно,  я не против автомобиля или  дачи, не против импортных вещей
или виски и коктейлей, меня огорчает то, что для очень многих это становится
в  жизни главным.  Гораздо больше, в десятки раз больше мы должны заниматься
формированием нового, социалистического образа жизни. Благополучие в старом,
буржуазном понимании  не  должно  нас удовлетворять. Надо стремиться к более
духовной, несравненно куда более прекрасной жизни.
     В таких  разговорах и спорах  Маргит стала лучше  понимать Андреаса.  В
служебном  общении   сущность   человеческая   зачастую  остается  в   тени,
неуловимой.   На   переднем   плане   струится   и   блещет   некое   марево
профессиональных интересов и заседательского словопрения, кулуарных  шуток и
ораторской мишуры.
     В свое время, когда они раза два оказывались вместе в командировке, где
мужчин частенько одолевает донжуанский пыл, Андреас не пытался завести с ней
роман.  Предоставь  инициативу  ему, ничего  бы  и  не произошло.  Она  сама
предложила себя.  Андреас  не нашептывал ей  на ухо нежные слова, не ублажал
ласками, до сердца Андреаса она, видно, так и не дошла.  Да, Андреас  спит с
ней, но она,  Маргит, жаждет ласки, которую  он дарит ей столь скупо. Маргит
решила даже порвать с ним, однако не сделала этого. Потому что  Андреас  мог
то, на что был способен лишь ее первый муж.
     Хотя их близкие  отношения продолжались  полгода, Маргит была  уверена,
что это  уже  прошлое,  что она может  их  немедленно оборвать,  как  только
Андреас наскучит ей или скудость романтики  с его  стороны  окончательно  не
выведет  ее из  себя.  Иногда,  после  ухода  Андреаса,  от его  извозчичьей
бесчувственности  на глаза Маргит навертывались слезы:  ну почему  он  такой
чурбан? Она пыталась вызвать его на ласку, но Андреас все понимал однозначно
-- снова брал ее. Плоть  его  она  могла возбудить, но душу -- никак.  После
инфаркта Маргит стала понимать,  что этот человек значил для нее все же куда
больше простого утоления  желания.  Раньше она вспоминала  Андреаса,  только
когда у  нее  появлялась  охота  разделить  с  ним  постель,  теперь  же  за
каким-нибудь  срочным делом или  на  совещании  она ловила  себя на том, что
думает об Андреасе. Так же как и сейчас. Ей казалось, что раньше она никогда
не вникала в его человеческую сущность, думала лишь о себе. Чувствовала, что
он нуждается в ее  помощи, и все чаще мелькала мысль: а не пожениться ли им?
Тогда бы  она смогла заботиться  об Андреасе так, как заботятся о мужьях все
замужние женщины.  Однако  разум  противился этому,  разум  говорил, что она
взвалит на себя ненужную обузу, инфаркт приводит человека к инвалидности.
     Но если  даже  на этом приеме не может уйти от мысли об Андреасе, то уж
не влюбилась ли она в самом деле?
     К ней подошел Таавет Томсон и пригласил на танец.
     -- Я весь вечер дожидался возможности поговорить с вами, --  кружа ее в
вальсе,  начал  он. -- К сожалению, вы, как истинно первая дама сегодняшнего
вечера, все время нарасхват. Слава  богу, что хозяин взял на время почетного
гостя под свою опеку. Я хотел поговорить о нашем общем друге.
     -- Вы меня пугаете, -- невольно вырвалось у Маргит,
     -- Простите, если  я вас испугал,  --  галантно продолжал Томсон, --  я
хотел вас обрадовать. Андреас хорошо поправляется. Инфаркт, конечно, изрядно
повредил его сердечную  мышцу,  но температуры  больше нет  и давление стало
повышаться, немного,  правда, но все же. Я  говорил с доктором Ноотма, нашим
лучшим  кардиологом, который в  порядке консультации осмотрел его. Во всяком
случае, прогноз положительный.
     "Знает ли Томсон о наших отношениях?" -- думала Маргит.
     -- Это  действительно  'добрая  весть  для его  близких, -- решила  она
выглядеть как можно  более чужой. --  Конечно,  и для  меня,  мы с товарищем
Яллаком прекрасно ладим.
     -- Товарищ Яллак --  для  меня он  старый  друг  Атс --  принадлежит  к
послевоенной гвардии  наших партийных работников, --  мигом подладился к  ее
тону Томсон. -- Когда он  был парторгом волости, бандиты боялись его больше,
чем  уполномоченных милиции или  работников  госбезопасности. Он задержал их
главаря. А вы знаете, что всего лет десять тому назад его пытались убить?
     -- Что вы говорите! Кто хотел убить? -- испугалась Маргит,  на этот раз
уже всерьез.
     -- Дельцы, которых Яллак погнал из  автобазы. Пытались наехать на него.
К сожалению, милиции не удалось  найти подлецов и  предать суду. Сам Андреас
лишь  пошучивает  над  этим, он  на  редкость мужественный человек.  Могу  я
передать от вас привет?
     -- Обязательно.  Непременно  передайте ему от  меня привет,  -- сказала
Маргит, несколько  неуверенная, оттого что никак  не могла  понять, знает ли
Таавет Томсон об их отношениях или нет.
     Едва ли, успокоила она  себя. Томсон может предполагать и догадываться,
не больше. Андреас не болтун. Он не рассказывал ей ни о лесных братьях, ни о
покушении, даже  о своих головных болях  умолчал. Когда несколько лет назад,
оказавшись в одной проверочной бригаде, они познакомились, ее предупреждали,
что товарищ  Яллак человек очень основательный, ничего формально не  делает.
Если ему поручают принять участие в каком-нибудь отчетно-выборном  партийном
собрании, то он не ограничивается тем, чтобы прийти за час или два на место,
наспех ознакомиться с положением дел и отсидеть на собрании. Нет, Яллак идет
на  фабрику  или  в  учреждение  за  несколько'дней,  беседует  с   рядовыми
коммунистами, обсуждает  с парторгом и директором до мельчайших подробностей
дела предприятия  и, если сочтет нужным,  обязательно выступает на собрании.
При этом  ни с кем не согласовывает свои выводы, ни с заведующим отделом, ни
с секретарем райкома, и это не раз приносило ему Неприятности. На совещаниях
и семинарах Яллак любил говорить, что нормы  прекрасно может перевыполнять и
такой рабочий, для  которого слово "коммунизм" ничего не  означает, которого
подгоняет лишь  деньга. А требуется больше, чтобы хороший, выполняющий нормы
рабочий  был   также   человеком   с  коммунистическими   миропониманием   и
мироощущением.  Чтобы  каждый  передовик вел себя по-коммунистически  и  вне
сферы производства, чтобы углублялись  его  духовные интересы, чтобы он  жил
многогранно,  широко. Во  всяком  случае,  то,  что  говорили  ей  тогда  об
Андреа-се, вызвало у нее интерес к этому независимому инструктору. Андреас и
действовал с заметной самостоятельностью, в нем не было и тени казенщины, но
до невероятия основательным он и в самом  деле был.  Помимо всего,  он и как
мужчина оказался симпатичным, попусту не болтал,  не старался остроумничать.
К ней, к Маргит,.  Андреас был внимателен, но не увивался,  скорее оставался
излишне сдержанным, однако  почему-то  будоражил.  Несколько лет  тому назад
говорили  о  болезни Андреаса, которая"  вынудила его отказаться от  любимой
работы, но больным человеком он никогда не выглядел. Правда, года два они не
виделись, поэтому она и'не могла ничего заметить. В последний год, когда они
снова  стали чаще  встречаться, Андреас  нисколько на здоровье не жаловался,
может, казался лишь немного уставшим, но  и то совсем немного. Возможно, то,
что Андреас не пытался сблизиться и ей пришлось предложить ему себя, как раз
и исходило от его нездоровья?
     Нет, вялый и хворый мужчина так бы ее не брал, как брал Андреас.
     -- Между  прочим,  я  недавно  слышал, что  товарища  Яллака собирались
вернуть на партийную работу,  -- услышала она слова Томсона. -- С  ним  даже
говорили. Но Андреас отказался. Сослался на  здоровье. Мол, партийная работа
предполагает  наличие сильной воли,  инициативы, работоспособности, головные
же  боли разрядили  батареи в его аккумуляторе, и ему трудно теперь заряжать
других  своей энергией.  Его  слова  не  приняли  за  чистую монету,  теперь
понимают, что отказывался он не просто ради приличия.
     -- Он должен больше беречь себя, -- сказала Маргит.
     -- Его ничто не изменит, -- решил Таавет Томсон и продолжал: -- Если вы
не против, я вас познакомлю с дочерью товарища Яллака, она сейчас здесь. Или
вы уже знакомы?
     Маргит  покачала  головой."  Она  догадывалась,  кто  окажется  дочерью
Андреаса. Но зачем Томсон хочет познакомить их, этого она не могла понять.
     -- Дочь  товарища  Яллака работает в  нашем  министерстве, --  объяснил
Томсон. -- Если бы вся сегодняшняя  молодежь была  такой!  Эрудиция, чувство
ответственности,  дисциплина,  такт,  знание языков. При этом  необыкновенно
очаровательна. Признаюсь вам,  я  почти влюблен в  нее,  -- закончил  шуткой
Таавет Томсон.
     -- Вы легко влюбляетесь? -- спросила Маргит. И она засмеялась, чтобы ее
слова приняли за шутку.
     --  Нет,   --  посерьезнев,  ответил  Томсон,  --  я  человек   стойкой
привязанности. Про  меня  рассказывают всякие байки, но  истинная  моя  беда
состоит  лишь в том,  что я  женюсь  на  женщинах  с  которыми, извините  за
грубость, я переспал.
     Маргит не ошиблась. Тут же кончился  танец, и Таавет Томсон провел ее к
противоположному столу, возле него с каким-то  незнакомым  молодым человеком
разговаривала та самая девушка, которую Маргит видела рядом с Томпсоном.
     -- Простите, -- сказал Томсон молодому человеку и, обращаясь к девушке,
весело произнес: -- Позволь представить тебе королеву новой  техники в нашей
республике.
     Маргит заметила, что девушка растерялась,
     Таавет Томсон продолжал начатую церемонию:
     -- Маргит Воореканд, товарищ Юлле Яллак --  принцесса информации нашего
министерства.
     Маргит  показалось,  что,  когда  девушка услышала ее  имя,  взгляд  ее
похолодел. Или это только показалось?
     -- Очень приятно, -- сказала девушка.
     Маргит шутливо погрозила Таавету Томсону пальцем:
     --  Все королевы  да принцессы!  Смотрите, как  бы вас  не  обвинили  в
приверженности к монархии. -- И  сказала,  обращаясь к девушке: -- Рада была
познакомиться. Я знаю вашего отца.
     Она не собиралась увиливать.
     Девушка вертела пальцами полупустую рюмку и ничего не ответила.
     --  Во  имя истины  я  готов понести любую  кару,  --  отшутился Таавет
Томсон.
     От стола напротив пришли, чтобы позвать Маргит.
     -- Мы  отправляемся, --  тихо  сказал  начальник главка.  -- Просим вас
сесть во вторую машину. Вы поедете вместе с...
     Рамбак запутался в имени руководителя делегации. Он немного захмелел.
     У Маргит никакого желания ехать не было.
     В  машине  и в каминном зале  Самед  говорил только о ткацких  станках,
оборудовании, производственных линиях,  внедрении  новой техники, увеличении
эффективности  производства,  сложных  организационных  вопросах,  недочетах
кооперирования, он показался Маргит фанатиком своего дела.
     Идти  в парную  Самед отказался  наотрез.  Зато от  всей  души подпевал
"Пивовару", у него был  высокий баритон или  баритональный тенор, Маргит  не
особенно разбиралась в музыке.
     Часа через  два Самед попросил отвезти его в город,  сказав, что должен
еще сегодня звонить в Баку. Пьяным он не был.
     Маргит поехала вместе с  Самедом.  Этикет требовал, чтобы  и  начальник
главка проводил его. Последнему явно жаль было оставлять компанию.
     В машине Самед  напевал что-то по-азербайджански. Песня была  грустной.
Погрустнела и Маргит.
     Прежде  всего отвезли в гостиницу гостя, потом домой  Маргит. Начальник
главка помчался назад в баню,
     Маргит  никак  не могла  уснуть. Ее мучили два  вопроса.  Зачем  Таавет
Томсон познакомил  ее с  дочерью Андреаса? Что  знает  о ней дочь  Андреаса?
Маргит чувствовала, что если бы она вышла замуж за Андреаса, то Юлле -- так,
кажется, зовут эту принцессу информации? -- стала бы ее врагом.
     Элла  принца  и  объявила  Андреасу,  чтобы он готовился к переселению.
Больных,  которые выздоравливают,  отсюда  переводят, а он  пошел  славно на
поправку  и не  требует больше интенсивного  лечения, седьмая --  это палата
интенсивного лечения. Место надо освободить, подпирают новые инфаркты, новые
инфаркты и  просто в тяжелом состоянии  сердечники и другие больные. Так что
пусть не сетует за беспокойство. В  новой палате ему будет удобней,  восьмая
вполне приличная палата, один бородач, правда, зануда, но про  других ничего
худого  не скажешь. Если  же его  оставить здесь, то это, чего  доброго, еще
подействует ему на нервы.
     -- У тебя нервы крепкие, -- тараторила санитарка, к ее болтовне Андреас
уже  привык,  -- у тебя  даже  давление не подскочило,  хотя человек рядом с
тобой этот свет покинул,  врачи беспокоились за тебя. Они  не думали,  что у
моряка остановится сердце, говорили между собой, что строфантин помог, и все
же капитан помер, сгас как свечка.
     -- Я видел много смертей, -- сказал Андреас.
     --  И  я не  меньше, --  возразила Элла,  -- только каждая новая смерть
действует на меня.  Вначале  мутило, когда приходилось поднимат