умерших.  В  животе  все
напряглось, а Мавро сказал:
     - Смотрите: одноразовые люди. Используй раз и выбрасывай!
     Голос его гораздо трезвее, чем позволяли предположить слова.
     За нами взорвалось хранилище горючего,  и  все  вокруг  окрасилось  в
красный цвет. Я не оборачивался. Смотрел вперед  -  секунды  или  часы.  И
увидел, как что-то движется в кустах на склоне холма.
     Вначале я подумал, что это кошка. Но между соснами  бежала  маленькая
девочка со  стройными  бедрами,  пробивалась  сквозь  заросли,  как  дикое
животное, подальше от нас вверх по холму. Она обернулась, чтобы посмотреть
назад, и я увидел бледное европейское лицо, темные глаза, темно-каштановые
волосы, с оттенком миндаля, обрамляющие щеки.
     - Татьяна! - позвал я, потому что, конечно, это была Татьяна.
     Кто-то толкнул меня, и Абрайра сказала в микрофон:
     - Проснись, Анжело! Внимательней. Переключи свой микрофон на субволну
672.
     Я пришел в себя, и увидел, что мир не  таков,  как  в  моем  сне.  Мы
двигались по узкой  долине,  склоны  которой  поросли  соснами,  вслед  за
десятком других машин, в воздух взлетали осколки,  падали  за  нами.  Меня
лихорадило из-за недосыпа. Косые лучи  солнца  падали  сквозь  деревья.  Я
коснулся кнопок у подбородка, настраиваясь на волну своих товарищей.
     - Ужасный сон! - сказал я. - Мне  снилось,  что  мы  проезжали  груды
женщин, убитых нашими амигос.
     Какое-то время все молчали. Потом Абрайра горько сказал:
     - Мы их проезжали.



                                    15

     День был серый и холодный. Мы поглядывали назад, чтобы убедиться, что
самураи с юга нас не преследуют. Я чувствовал себя  отупевшим  и  грязным,
голова болела. Я целую неделю не снимал защитного костюма  и  тосковал  по
ванне. Все время вспоминал мертвых женщин, путаницу рук,  ног,  волос.  Не
мог ясно думать. Не мог  представить  себе,  как  кто-то  может  совершить
такое. Но я видел трупы. Ваши люди любят убийство.
     Я смотрел на людей рядом с собой в машине, неотличимых друг от друга,
спрятавшихся за  своей  хитиновой  оболочкой.  Чувствовал  себя  таким  же
опустевшим, как после убийства  несколько  дней  назад,  мысли  отупели  и
ворочались вяло. Мы все пусты в своей броне. Стрекозы. Я видел  однажды  в
фильме, как стрекозы висят над полем и  хватают  синих  мух,  поедают  их,
отрывают мандибулами крылья,  суют  мух  в  глотку.  Крылатая  смерть.  Мы
крылатая смерть. Я знал, кто убил женщин в  Кумаи  но  Джи.  Пустые  люди,
такие же, как я. Ваши люди любят убийство.
     Я вспомнил, как в молодости проводил время  в  Майами,  загорел,  как
ящерица, на крыше своей квартиры, мечтал уйти от пустых людей, найти  себе
место среди людей, ведущих  жизнь,  полную  страсти.  Вспомнил  деревню  в
Гватемале, деревню своего  детства,  где  мужчины  мочились  у  дороги,  и
глотали слезы, слушая трогательную историю, и смеялись из-за  пустяков.  В
той жизни была страсть. За все три года своего бегства я не ушел от пустых
людей. Не нашел свою страсть. Эта война уничтожает меня. Всю жизнь я искал
страсть, хотел испытывать эмоции в полном объеме. Теперь мой фокус сузился
до одной эмоции: я ищу сочувствия. И утрачиваю даже  то,  что  имел.  Ваши
люди любят убийство.
     Последние слова Кейго - явная неправда. Я  не  люблю  убийство.  И  я
отбросил бы его слова, если бы на руках у меня не было столько крови.  Его
чувства переполняли меня. Если буду воспринимать их серьезно, сойду с ума.
Но ты уже сошел с ума, прошептал во мне внутренний голос. Ты уже  сошел  с
ума. Я отбросил злую мысль и попытался овладеть собой.
     Наш путь по Пекарю обещал быть необычным. Через  двадцать  километров
начала появляться местная флора и фауна: пара светло-синих губ  в  трещине
древесного ствола, очевидно, какое-то  местное  растение-паразит.  Большая
река вилась меж холмов, как огромный серый змей. Под  гигантскими  пихтами
росла местная трава, почки на ней как черные яйца. Опаловые птицы носились
над водой на большой скорости, какие-то стеклянистые существа показывались
на  поверхности  воды.  Мы  разбили  лагерь,   и   Гарсон   выпустил   три
наблюдательных воздушных шара, чтобы следить за окружающими холмами. Никто
нас не преследовал. Это дало нам возможность попробовать выспаться.
     Начался дождь, холодная вода просачивалась под броню. Мы разбрелись в
поисках укрытия. Большинство укрылось под упавшими от ветра соснами, но мы
целый час искали более удобное место и отошли километра на  три  от  своих
компадрес. Мавро настаивал, что  где-нибудь  поблизости  обязательно  есть
отличная теплая пещера.  Мы  нашли  большое  светло-синее  пустое  бревно,
достаточно просторное, чтобы вместить  нас  всех,  и  Завала  очень  хотел
разместиться в нем, но Мавро выстрелил в него из  лазера,  и  оно  тут  же
захлопнулось. Если  бы  мы  поступили  глупо  и  вошли  в  него,  были  бы
проглочены целиком. Наконец мы нашли то, что искали:  на  склоне  холма  в
зарослях у ручья лежал гигантский пустой череп какого-то хищника.  Он  был
так велик, что мы впятером смогли разместиться в нем, под  верхним  небом,
защищенные от ветра и  дождя.  В  тонких  местах  череп  оказался  странно
прозрачным, сквозь него почти можно было видеть, и вообще он не был  похож
на череп знакомых мне животных - очень  хрупкий  и  угловатый,  и  зубы  в
челюсти тоже необычные для хищника. Как хрящевые зубы некоторых рыб,  зубы
и челюсть - одно целое, просто заострения на конце кости.
     Мы заткнули щели в черепе сухой травой  и  веточками,  чтобы  в  наше
убежище не проникал ветер, потом согрели камень  короткими  выстрелами  из
моего лазера. Сняли шлемы: воздух чистый и свежий. Все мы очень замерзли и
просто  сидели,  отдыхали  и  смотрели,  как  заходит  солнце.   Старались
набраться сил, чтобы приготовить ужин. Сутки на Пекаре  всего  в  двадцать
часов, поэтому солнце садится здесь быстрее,  чем  на  Земле,  особенно  в
горах и в облачные дни. Казалось, просто выключают свет. Так здесь садится
солнце.
     Немного погодя Завала хмыкнул и несколько нервно сказал:
     - Интересно, что это за животное. И что оно ело?
     Вопрос  показался  мне  странным.  Мы  видели  в  симуляторах  речных
драконов - Кава но Риу. Огромные пурпурные змееподобные существа, с такими
слабыми конечностями, что они не могут  ходить,  а  только  ползают.  Это,
должно быть, череп исключительно  крупного  экземпляра.  Зубы  изношены  и
поломаны. Я указал на них и сказал:
     - Эти зубы явно предназначались, для того чтобы ловить  и  удерживать
добычу. - Потом показал на зуб у ног. - А у этого длинные острые края,  он
для пережевывания мяса. Очевидно, животное это хищное.
     Завала еще больше испугался.
     - Si, но что оно ест?
     Мавро ответил:
     - Очевидно, что-то медлительное, тупое и жирное. Наверно, он  питался
японцами.
     Все рассмеялись. Мавро пошел  к  машине,  достал  пакеты  с  рисом  и
овощами, бутылки саке. Я почувствовал себя легко, был доволен и  готов  не
спать и дальше. Мы подогрели ужин, и за едой Завала сказал:
     - Знаете, что это мне напоминает? Мы с друзьями в юности так спали  в
кустах. А вам?
     Я много лет не спал под открытым небом и  должен  был  согласиться  -
когда спишь на воздухе, охватывает возбуждение.
     Завала предложил:
     - Давайте рассказывать страшные истории. Слышали о вампирах мозга?.
     И он рассказал старую байку о человеке, таком умном, что ему не с кем
было поговорить. И он создал искусственный разум, способный беседовать  на
его уровне. Когда  этот  человек  умер,  ИР  стало  одиноко  и  он  создал
биоразум, мозг, весивший двенадцать килограммов и обитавший в  собственном
кимехе. Но для того чтобы оставаться живым,  мозг  нуждался  в  постоянном
притоке крови, и Завала рассказал обо всех причудливых и сложных способах,
какими биоразум снабжал себя кровью. Глупая байка; она была старой уже  во
времена моей юности.
     - Я знаю  историю,  -  сказал  Мавро,  когда  Завала  кончил.  -  Это
подлинная  история.  В  моей  молодости,  когда  я  дружил  со  студентами
технического колледжа, у меня был друг по имени Ксавье Соса, и у него  был
прирожденный Дар. В пси-тестах он набирал 991 очко. Во всей  галактике  не
наберется и ста человек с таким сильным Даром, и власти пристально следили
за ним, ожидали, когда он созреет, чтобы использовать его способности.
     - Ксавье много времени проводил, глядя в миры, которые  никто,  кроме
него, не  мог  видеть.  Он  говорил,  что  реальность  похожа  на  лук,  с
бесконечным количеством слоев один под другим, под тем единственным слоем,
который мы можем видеть. Мы способны в нашем состоянии видеть только  один
слой, но он с помощью своего Дара проникал в один слой  за  другим,  чтобы
увидеть, что там,  ниже,  познать  такие  уровни  вселенной,  которые  нам
недоступны. На каждом уровне есть животные и разумные существа.  Некоторые
из этих существ есть и в нашем мире, но в другой форме, а некоторые вообще
не имеют формы. Люди  обитают  в  нескольких  вселенных  одновременно,  но
большинство осознают реальность только одного уровня. Например, если бы мы
смогли воспринять альтернативную вселенную, которой владеющие  Даром  дали
номер шестнадцать, мы бы увидели себя в виде растений - шары  разноцветной
энергии, со щупальцами из света,  лишенные  всякого  волевого  начала.  Не
существа, которые действуют, а такие, над которыми совершают действия.
     - Однажды мы с Ксавье  слушали  музыку,  и  я  почему-то  без  всякой
причины очень испугался. Ксавье долго  смотрел  на  меня,  потом  взмахнул
рукой, и страх прошел. Он сказал,  что  на  шестнадцатом  уровне  на  меня
напало некое существо и стало поедать меня.
     - В той вселенной мы далеко от своего центра.  Но  то,  что  в  нашей
вселенной представляется нам простыми морскими моллюсками, на  самом  деле
существа редкого и светлого разума.
     -  Все  вы  знаете  лишь  одну  вселенную,  в  которой  ведут   войну
Объединенные Нации. Они шлют на войну всех медиумов. Но  только  Одаренные
понимают сущность этой войны и только они  знают  сущность  нашего  врага.
Только горстка знает, как вести войну на этом уровне.
     Мавро помолчал. Я и раньше слышал такие рассказы. Не думаю,  чтобы  я
им верил. Но никогда не слышал, чтобы говорили с такой  уверенностью,  как
Мавро.
     Мавро чихнул, выстрелил из лазера в камень у  своих  ног  и  протянул
руки, грея их у раскаленной скалы.
     - Ксавье никогда не  объяснял  мне,  что  пытается  отыскать.  Но  он
говорил о том, что если мы  выиграем  эту  войну,  настанет  время,  когда
сознание всего человечества соединится. Оно постигнет сущность  угрозы  из
другой вселенной, и в то же мгновение угроза  исчезнет.  И  вместе  с  ней
исчезнет  всякий  эгоизм  и  жадность.  Он  верил,  что  когда-нибудь  это
произойдет. Не в  наше  время,  и,  может,  не  через  сто  поколений,  но
произойдет.
     Когда ему было четырнадцать лет, он сказал мне, что проник  в  место,
которое Одаренные называют Тен-селл, и смотрел, как наши воины сражаются с
врагом. Его Дар еще не созрел тогда, и Объединенные  Нации  не  собирались
еще несколько  лет  привлекать  его  к  службе,  но  он  сказал  мне,  что
отправится в это место и бросит вызов враждебному существу.  Он  собирался
вступить с ним в бой. Я задавал ему множество вопросов, но он объяснил мне
только, что оно выглядит как большой черный сгусток искривленного  металла
и что оно  само  тоже  не  в  своем  центре  в  том  месте;  у  него  свои
ограничения.
     Я спрашивал его, угрожает ли ему опасность, и  он  ответил,  что  он,
чтобы отправиться на бой, должен оставить свое тело  и  уйти  в  Тен-селл,
перенести центр своего существа в место, где нет времени.  Если  проиграет
битву, погубит себя в нескольких вселенных. И часть его умрет.  Но  больше
всего он боялся, что будет сильно ранен и  не  сможет  вернуться  назад  к
своему телу. У него не будет способа находить обратную дорогу, и часть его
погибнет безвозвратно.
     Он просил меня следить за его телом,  пока  он  будет  отсутствовать,
караулить вместе с другими ребятами из колледжа.  Мы  должны  были  стоять
рядом с ним и звать его по имени.
     И вот мы пошли к нему домой и сели у его кровати. Он закрыл  глаза  и
перестал дышать, и  мы  стали  звать  его  и  применять  сердечно-легочные
средства. Но он так никогда и не вернулся в свое тело Мы похоронили его.
     Неделю спустя я ощутил его присутствие. Не слышал его и не видел,  но
чувствовал.  Та  его  часть,  что  осталась,  искала  тело.  Я  много  раз
чувствовал это в течение многих лет. И рассказываю вам это потому, что  он
здесь, стоит сразу под холмом.
     У меня по коже поползли мурашки. Рассказ Мавро  задел  что-то  внутри
меня, встревожил. Может, потому, что его рассказ о Ксавье очень  напоминал
то, что я испытывал,  чувствуя  присутствие  Флако.  А  может,  рассказ  о
человеке,  утратившем  часть  себя,  тронул  меня,  потому  что  я  и  сам
чувствовал, что потерял часть себя. Я снова ощутил присутствие призрака  и
встал.
     - Кто-нибудь хочет воды? - спросил я.
     Никто не хотел.
     - Воду из запасов не трогай, - сказала Абрайра. - Пей из ручья.
     Я пошел к ручью. Он был шириной в десять метров, в  форме  чаши,  как
будто  специально  прорыт.  Так  выглядят  реки  с  опасными  обитателями.
Очевидно, они прочищают и углубляют  русло,  много  раз  протискиваясь  по
нему. Но здесь берега ручья поросли  кустами.  Живший  в  нем  дракон  уже
несколько лет как мертв.
     Я посмотрел на воду и подумал, стоит ли ее пить. Мысль эта вызвала  у
меня отвращение, и я решил, что на самом деле не хочу пить. К  тому  же  я
использовал этот предлог,  только  чтобы  уйти  от  Мавро.  Вспоминая  его
рассказ, я чувствовал, как меня охватывает холодок.
     Я пошел вдоль берега ручья, думая о Ксавье, обреченном  вечно  искать
часть себя. Чувствовал себя истощенным и физически, и эмоционально.  После
стольких лет жизни я все еще ищу страсть, сильную и  животворящую.  Что  я
чувствовал? Ощущение пустоты? Наверно, просто насилие, которое  ожесточает
человека, сказал я себе. В Панаме все вокруг было полно насилием, но я  не
ожесточался.
     "Это  моя  броня,  подумал  я.  Она  отрезает  чувства,  делает  меня
недоступным".  Я  устал  и   почти   галлюцинировал.   Казалось   разумным
пожертвовать сном, чтобы что-то почувствовать. Я решил, что холодная ванна
мне поможет. Раздеваясь, я терял равновесие. Оставил  защитный  костюм  на
берегу и пошел в воду. Вода оказалась глубже, чем я  думал,  и  через  два
шага я погрузился с головой. Поплыл немного, ни о чем  не  думая,  но  тут
какое-то существо, твердое, как камень, задело меня за ногу.  Я  торопливо
поплыл к берегу и натянул брюки. Достал мачете  и  прислонился  к  дереву,
закрыл глаза, попытался отдохнуть.
     Купание не принесло мне облегчения. От холодной воды онемели руки,  я
не чувствовал мачете. Попытался ощутить что-то, но  ощущал  только  холод,
отдельные капли, ползущие по коже,  ветер,  играющий  на  груди,  от  него
затвердели соски. Но этого недостаточно. Мне нужны не физические ощущения.
     Мне нужна страсть, которую я испытал, когда  Тамара  засунула  мне  в
грудь крошечное собачье сердце. Тогда я себя чувствовал более живым, чем в
любой другой момент своей жизни.  "Научись  бегло  владеть  мягким  языком
сердца". Слова  ее  составляли  основу  аргумента,  с  которым  я  не  мог
согласиться. Нельзя упражняться в сочувствии, как упражняешься в ударах по
мячу. Мне эта мысль казалась нелепой. Но чувства у нее настоящие. Она дала
мне испытать чувство, и я тосковал по нему, как наркоман по зелью.
     Не размышляя, я направился к лагерю  Тамары,  к  холму,  над  которым
висели наблюдательные воздушные шары Гарсона. Взял с собой только мачете и
шел в одних брюках. Шел  по  густому  лесу,  руководствуясь  только  своим
инфразрением. Земля влажная и густо усыпана сосновыми иглами.  Я  двигался
почти беззвучно. Подошел к основанию холма и нашел небольшую поляну, густо
поросшую папоротником и туземными травами. Вверху зашуршали  листья,  и  я
замер. С холма навстречу мне сбежало косматое существо, похожее на  оленя,
его преследовало другое, большего размера,  полусобака-полумедведь.  Этого
хищника я видел в симуляторе, он охотился на снежных полях. И в симуляторе
мой лазер только рассердил зверя.
     Они бежали через поляну, и мне негде было укрыться.  Я  схватился  за
мачете. Косматое травоядное пробежало мимо,  задев  меня  за  левую  руку.
Морда и пасть у него очень похожи на оленьи.
     "Теперь хищник нападет на тебя",  -  подумал  я  и  подготовился.  Но
хищник следил за добычей и даже не  повернул  ко  мне  глаз.  В  последний
момент я решил не привлекать его внимание и не рисковать ударом мачете. Он
пронесся мимо с запахом грязи и чеснока.
     Плеснула вода в ручье, потом зашумели кусты на том  берегу.  Я  долго
ждал.  Не  знал,  насколько  обычны  здесь  большие  хищники  и  не  хотел
встретиться еще с одним выше по холму. Такой зверь  не  сможет  переварить
меня, усвоить мой протеин и жир. Но ведь он об этом не знает.
     Я решил, что лучше поговорить с Тамарой  утром  и  вернулся  к  своей
броне. Глаза у меня отяжелели, в них словно насыпали песка. Полчаса спустя
я подошел  к  берегу,  где  оставил  свое  вооружение.  Местность  заросла
кустами, и я пробирался через них. И услышал, как,  перекрывая  шум  воды,
хрустнула ветка. Я так хотел спать, что не был уверен, слышал  ли  это  на
самом деле. Приближаться не хотел,  но  понимал,  что  должен  взять  свое
вооружение.
     Я крикнул:
     - Кто здесь?
     Хотел испугать животное, прячущееся в кустах. И тут же женский  голос
со странным акцентом отозвался:  "Кто  здесь?",  и  его  подхватило  много
женских голосов: "Кто здесь? Кто здесь? Кто здесь?"
     Я подумал - нелепая мысль, - что несколько  японок  выследили  нас  и
теперь крадут мое вооружение. Прыгнул в кусты и оказался лицом  к  лицу  с
существом, похожим на  гигантского  паука  или  краба.  Черное  в  тусклом
освещении, высотой в метр в плечах, хотя панцирь вдвое шире. Две  огромных
клешни толщиной с мое туловище. И в каждой  клешне  по  небольшому  кусту.
Существо размахивало ими, словно преграждая  мне  дорогу.  Мягким  женским
голосом оно произнесло: "Кто здесь? Кто здесь?" И, по-прежнему держа перед
собой кусты, попятилось к ручью.
     Их были десятки, этих гигантских крабов, все они держали перед  собой
в клешнях кусты и говорили "Кто здесь?", пятясь к воде.
     Я так удивился, что застыл неподвижно. У каждого  краба  у  основания
мандибул есть орган, состоящий из нескольких  трубок,  и  из  них  исходит
голос. Последним крабам я крикнул:
     - Анжело! - Они повторили: "Анжело! Анжело!" и с берега ушли в воду.
     Детали защитного костюма были  разбросаны  вокруг.  Гигантские  крабы
растащили их. Я собрал их и пошел к лагерю. Абрайра не спала, она сидела в
пасти черепа. Я рассказал ей о гигантских крабах.
     - Японцы называют их manesuru onna - "дразнящие женщины",  -  сказала
Абрайра. - Они часто  встречаются  вблизи  рек.  -  Она  несколько  секунд
смотрела на меня. Я все еще не высох от купания и был грязен от ходьбы  по
лесу. Она спросила: - Анжело, тебе больно?
     Это были первые ее  мягкие  слова  с  того  времени,  как  я  убил  и
изуродовал Люсио.
     - Нет, - ответил я. - Просто думаю.
     - У тебя были болезненные мысли. О чем?
     Только несколько дней назад я говорил  себе,  что  мне  не  нужно  ее
сочувствие, а после схватки с Люсио боялся, что потерял его. И понял,  что
высказываю свои глубочайшие чувства.
     - Перед смертью  хозяин  Кейго  обвинил  нас  в  том,  что  мы  любим
убийство. И вот я думаю, прав ли он. Во  время  схватки  с  Люсио  я  всем
сердцем хотел опустить мачете, перестать мучить его, но не мог. Люблю ли я
убийство? А когда я