как хорошо шел у его отца винный бизнес, пока однажды  отец
не пошел на мессу и не уснул на ней. И во сне статуя девы Марии заплакала.
Отец Флако спросил у нее, почему она плачет, и она ответила,  что  плачет,
потому что он продает  вино,  а  должен  бы  продавать  шляпы  индейцам  с
Амазонки. И отец Флако поверил, что заработает на торговле  шляпами  много
денег, потому что ведь это посоветовала  сама  дева  Мария.  Он  уплыл  на
Амазонку и там погиб от укуса ядовитой жабы, не  успев  продать  ни  одной
шляпы. Этот случай так поразил односельчан Флако и ослабил  их  веру,  что
они разбили статую девы Марии молотками.
     - А что у т...тебя за семья? - спросил Флако  у  Тамары;  голова  его
покачивалась,  он  клевал  носом.  Она  распрямилась,  и  лицо  ее   стало
замкнутым. Она выпила немного, но сделала вид, что опьянела.
     - Семья? Хочешь узнать о моей семье? Я тебе расскажу - мой  отец,  он
был похож на Анжело. Ему нужны были только две вещи: порядок и бессмертие.
     Я только что закончил раскладывать свои монеты ровными  неустойчивыми
рядами, словно  банановые  плантации.  Тамара  протянула  обрубок  руки  и
столкнула все кучки монет.
     - Это не... - начал я.
     - Что? Ты хочешь сказать, что тебе не нужно  бессмертие?  -  спросила
Тамара.
     Как  и  у  большинства  морфогенетических  фармакологов,  надежда  на
постоянное омоложение, пока человек не решит проблему бессмертия,  сыграла
основную роль в моем выборе профессии.
     - Мне порядок не нужен, - сказал я.
     Тамара взглянула на меня, словно я сказал что-то  очень  странное,  и
покачала головой.
     - Все равно вы все ублюдки. Тело ваше может жить, но душа умирает.
     - Кто ублюдок? - спросил Флако.
     - Анжело. Он похож на киборга. Хочет жить вечно, но для этого  должны
умереть другие люди.  -  Я  вдруг  почувствовал  себя  так,  словно  снова
включился в мир ее сновидения.  Не  смог  увидеть  никакого  смысла  в  ее
странном обвинении меня и киборгов.
     - Ты полна гуано, - сказал Флако. - Вот дон Анжело Осик.  Он  хороший
человек. Он джентльмен.
     Тамара посмотрела на нас, голова ее качнулась. Она протянула  руку  к
стакану воды, но промахнулась. Вода разлилась по столу.
     - Может, он и есть киборг, - сказала она, снова кивая головой.
     - Мы... ннне... ки...ии...борги, - сказал  Флако.  -  Ввидишь...  нет
ки...ииборгов в... эттой комнате. - И он протянул ей стакан с ромом.
     - У тебя в голове  есть  розетка  связи?  -  спросила  Тамара.  Флако
кивнул. - Значит ты киборг. - Она  говорила  убежденно.  Я  вспомнил,  как
недавно в новостях видел материал о  суринамском  культе  чистого  тела  -
пуристах тела. Новые члены, посвященные в культ, извлекают свои розетки из
головы, отключают протезы почек и другие протезы и  живут  совершенно  без
помощи механизмов. Я подумал, может, она тоже из  этого  культа,  и  вдруг
понял, почему она захотела регенерацию, а не протез: мысль о том,  что  ее
тело срастется с машиной, приводила ее в  ужас;  она  оскверняла  храм  ее
духа.
     - Розз...зетка не дделает тте...бя киббб...оргом, - сказал Флако.
     - Но это начало. Сначала розетка приспособления в черепе. Потом рука.
Потом легкое. По одному за раз.
     - Ну, а ты сама? - спросил Флако. - Ты сказала, что расскажешь нам  о
своей семье.
     - Мои мать и отец киборги, - сказала она с замкнутым выражением лица.
- Я с ними никогда не встречалась. Я всего лишь вложение  в  банк  спермы.
Если  родители  когда-нибудь  и  видели  меня,  вероятно,   они   остались
недовольны: я не похожа на стиральную машину.
     - Ха! Тут, ддд...олжно быть, есть кое-что  еще,  -  сказал  Флако.  -
Расс...скажи нам все.
     - Больше ничего нет, - ответила Тамара. И я подумал, почему  она  нам
лжет.
     Официант принес Флако  новую  порцию  выпивки,  и  тот  проглотил  ее
залпом. Тамара попросила принести аспирин. Голова Флако повисла, поэтому я
убрал его тарелку, прежде чем он лег на стол.  Тамара  продолжала  сидеть,
глядя  в  свою  тарелку.  Я  решил  утащить  вонючего   пьяницу,   который
по-прежнему сидел рядом со мной, и заказать десерт.
     Сложил монеты в кошелек и перетащил пьяницу на его  прежнее  место  у
стойки. И в это время в моей голове прозвучал сигнал вызова.  Я  нажал  на
переключатель за ухом, и человек с сильным арабским акцентом произнес:
     - Сеньор Осик?
     - Да, - ответил я.
     - Попросите женщину, сидящую за вашим столом, подойти к телефону.
     Вызывающий, должно быть, находится в зале, если знает, что я  сижу  с
Тамарой, но так как он не знает, что я отошел от стола, значит он вышел.
     - Она пьяна. Отключилась, - солгал я  и  торопливо  прошел  к  двери,
чтобы проверить, не звонят ли снаружи.
     Раскрыл дверь и выглянул. Улица темна  и  пуста,  но  вдали  я  видел
сверкающие очертания человеческого тела рядом с  мини-шаттлом.  Вызывающий
отключился, и этот человек сел в мини-шаттл. Вспыхнули  красные  хвостовые
огни, и мини-шаттл мгновенно превратился в  огненный  шар:  это  включился
двигатель. Корабль метнулся в звездное небо и исчез.
     Я вернулся в ресторан, и Тамара с  любопытством  взглянула  на  меня,
словно собиралась спросить, почему я  убежал.  Флако  с  трудом  попытался
оторвать голову от стола. Он повернулся к Тамаре и сказал:
     - Я  только  что  получил  сообщение  для  тебя  по  комлинку:  Эйриш
гг...говорит, что у него твоя рука. А нужна ты ему в...вся.
     Тамара побледнела и выпила порцию рома.



                                    2

     По пути домой Тамара и Флако были так пьяны,  что  оба  цеплялись  за
меня. Тамара продолжала браниться и повторять, что ей  нужен  пистолет,  а
Флако говорил: "Что?" Когда мы добрались домой, я уложил Тамару на  диван,
а Флако на полу в холле перед входом в спальню, и сам лег спать.
     Через несколько часов меня разбудил Флако. Его тошнило. Тамара что-то
бормотала во сне, но я снова уснул. Мне  снилась  старая  реклама  "Зеллер
Кимех". На ней изображалась группа людей в лунном казино, все  киборги,  с
прекрасными кимехами. Я восхищался этой голограммой. Все киборги  смеялись
и пили ром "Закат солнца".  У  некоторых  были  женские  тела,  вплоть  до
металлических грудей  с  маленькими  драгоценными  сосками.  Одна  женщина
киборг разговаривала со своим спутником, непрерывно смеясь. Я узнал в  ней
свою жену, Елену, которую тридцать лет назад сбил грузовик. Мне показалось
невероятным, что она умерла. Я просто забыл, что она купила  кимех,  и  мы
каким-то образом собрали ее по частям и поместили в кимех, и теперь она на
луне, пьет ром "Закат солнца" и смеется. Я хотел подойти к ней  и  обнять,
сказать, как я счастлив, что вижу ее, но тут мое внимание привлек стоявший
рядом киборг. У него одна рука  была  органическая,  и  он  носил  ее  как
признак человеческого в себе. Голова у него  из  электрически  окрашенного
красного вольфрама, красивая голова, если смотреть на  глаза,  но  челюсти
как у скелета. У него сверкающие голубые циркониевые глаза, и рот  оскален
в вечной улыбке. И вдруг мне показалось, что в его улыбке что-то зловещее,
что он замыслил смерть для остальных в  комнате,  и  только  я  понял  его
намерение. И тогда я  подумал:  "Это  не  мой  сон.  Это  сон  Тамары".  И
проснулся, потому что кто-то тряс меня.
     - Анжело! Анжело! - говорил Флако.
     - Si. Que pasa? [Да. Что случилось? (исп.)
     - Huy! [Ой! (исп.)] А как ты думаешь? Эта  женщина,  она  ведь  сука,
когда напивается.
     - Да, сука, - согласился я.
     - Мне это нравится. Нравятся женщины с характером.  -  Флако  говорил
очень медленно и обдуманно. - Подвинься. Я хочу лечь к тебе в постель. - Я
отодвинулся, Флако лег, случайно  ударив  меня  башмаками.  -  А,  хорошая
постель. Очень удобная. Как раз для  двоих.  Тебе  следовало  раньше  меня
пригласить. Я тебе говорил раньше, что у тебя красивые груди? У тебя груди
больше, чем у некоторых женщин.
     Слова Флако обеспокоили меня. Но потом я понял, что он шутит.
     - Да, моя семья знаменита грудями. Видел бы ты мою  мать:  у  нее  их
было пять.
     Флако рассмеялся.
     - Ну, хватит шуток. А то меня снова  вырвет,  если  я  буду  смеяться
твоим глупым шуткам. Анжело, как ты думаешь, Тамара в опасности?
     - Да.
     - Я держал ее сегодня за руку, - сказал он. - Рука очень тонкая,  как
у ребенка. Нам нужно очень о ней заботиться. Как ты думаешь, от  кого  она
бежит?
     - А от кого бегут все? От своего прошлого.
     - А, философский вздор. Ты всегда по ночам несешь философский  вздор?
Тогда нам нужно почаще спать вместе. Но я думал  -  может,  она  известная
рефуджиада. Может, бежала из политической психиатрички и будет рада  выйти
замуж за панамца, такого, как красивый Флако, и жить в нейтральной стране?
Добро пожаловать к Флако, добро пожаловать на  свободу!  Как  ты  думаешь?
По-прежнему считаешь, что она воровка?
     - Да.
     - А я нет, - сказал Флако. - Поверь мне, о великий  философ,  я  знаю
воров. Она слишком жива, чтобы быть вором. Понимаешь?
     - Нет.
     - Ах, это очень просто. Видишь ли, человек территориальное  существо.
Он должен обладать чем-то: домами, землей, телесным пространством. И  если
обладает этим, он счастлив; и  счастлив,  когда  дает  другим  возможность
чем-то обладать. Но воры нарушают  саму  природу  человека,  вторгаясь  на
чужую территорию. Они никогда не бывают в мире с самими собой.  И  поэтому
умирают изнутри. Такой образованный, философски настроенный  человек,  как
ты, должен это знать.
     - А ты не социалист? - спросил я. - А что скажешь об антисоциалистах.
- Грубый вопрос - я задал его только  в  шутку.  Традиционно  в  Латинской
Америке  социалисты  применяли  социальную  инженерию,  чтобы   уничтожить
отжившие идеи, этику и образ мысли. Но чтобы избежать  культурной  заразы,
никитийские идеал-социалисты считали, что им нужно  либо  поглотить,  либо
уничтожить  все  ближайшие   капиталистические   страны,   чтобы   создать
собственное общество. Само обвинение,  в  том  что  Флако  социалист,  уже
плохо, но идеал-социалисты пошли дальше; ходили слухи,  что  они  пытаются
создать нетерриториального человека,  существо,  которое,  по  их  мнению,
будет неэгоистично и полно сочувствия, готово  отдать  все,  чем  владеет,
другим. Слухи также утверждали, что  созданные  социалистами  в  Аргентине
существа, оказались чудовищными чужаками. Эта новость привела  крестьян  в
ужас, потому что  говорили,  что  когда  социалисты  закончат  работы  над
нетерриториальным человеком, они выпустят векторный вирус, который заразит
всех  людей  на  Земле.  И   вследствие   бактериологической   войны   все
человечество изменится, человек окажется неспособным  воспринимать  другие
идеи, помимо социалистических, и мне  кажется,  крестьяне  боялись  смерти
меньше, чем такого изменения. Я не знал, верить ли этим слухам.  Но  Флако
говорил о заботах социалистов, и  мне  показалось  забавным  обвинить  его
самого.
     Он спросил:
     - А почему ты считаешь, что я социалист?
     - Ты живешь в Панаме, между молотом Колумбии и наковальней Каста Рики
и тем не менее не убегаешь. К тому же ты тощ и труслив, как социалист.
     - О, я не социалист, - сказал Флако. - Не верю, что  социализм  нужен
современному человеку.  Я  считаю,  что  человек  должен  сам  быть  своим
хозяином. Но эти никитийские социалисты не позволяют человеку  становиться
собственным хозяином. Им мало того, что они подчинили искусственный разум,
нужно еще покорить и людей, уничтожить противников. И всегда они  в  своих
экономических  неудачах  винят  капитализм.  Согласно  социалистам,   если
социалист покупает машину, это признак прогресса, но если машину  покупает
капиталист, это признак упадка. Они отказываются видеть,  что  отнимают  у
людей волю  к  работе,  и  потому  экономика  их  стран  разваливается.  Я
встречался с одним человеком из Будапешта. Он рассказывал,  что  его  отец
работал на фабрике, которую постоянно приходилось  закрывать,  потому  что
рабочие хотели только играть  в  карты.  Правительство  направило  солдат,
чтобы  заставили  рабочих  вернуться  к  работе,  но  некоторые   все   же
отказывались. Они сидели  и  играли  в  карты  под  приставленными  к  ним
пулеметами. Наконец солдаты их всех расстреляли, а  по  радио  этих  людей
назвали изменниками. Этот человек говорил мне, что хоть его отца и  убили,
он все равно оказался победителем  в  борьбе  с  социализмом,  потому  что
отказался подчиниться социалистам. И я  считаю,  что  это  другой  путь  к
внутренней смерти - жить под властью других, отказать себе  в  праве  быть
собственным хозяином.
     Флако считал себя большим политическим мыслителем, а я провел слишком
много времени  за  изучением  медицины  и  не  соприкасался  с  политикой.
Некоторое время я почтительно молчал, словно обдумывая его слова.
     - Итак, ты не веришь, что эта женщина воровка?
     - Нет, я считаю, что у нее пересажен мозг.
     Это заставило меня сесть и задуматься. Интуитивно я почувствовал, что
он прав.
     - Почему ты так говоришь?
     - Я однажды видел документальный фильм. Когда нанимали людей в отряды
киборгов, военные сохраняли тела солдат в стасисе, пока не  кончится  срок
службы, а если солдат хотел служить бессрочно, он мог продать свое тело на
запасные части. Но произошел большой  скандал.  У  некоторых  солдат  срок
службы закончился или они хотели продать свое тело, но оно оказывалось уже
продано на черном рынке  криотехниками.  Весь  этот  разговор  о  киборгах
заставил меня вспомнить эту историю, и я понял, как Тамара может числиться
на службе в световом годе отсюда и в то же время находиться здесь.
     - Ты думаешь, кто-то украл ее тело?
     - Я думал: захочет ли кто-нибудь красть такое бесполезное тело.  Нет,
я думаю, Тамара де ла Гарса сама записалась на службу и продала свое тело.
И теперь эта женщина носит ее тело.
     Я вспомнил  прекрасную  рыжеволосую  женщину  во  сне  Тамары,  такую
непохожую на тощее черноволосое существо, которое спит на диване, и понял,
что пересадка  мозга  может  объяснить,  почему  во  сне  она  видит  себя
совершенно другой. Вспомнил, как она пыталась взять стакан воды за  обедом
- это признак, что ее мозг еще не приспособился к новому размеру тела.
     - Может быть, - сказал я.
     - Может быть? Как это может быть? Это прекрасный ответ  на  все  наши
вопросы. Если моя теория неверна, она должна стать верной!
     - Нам слишком много заплатили. Она  немного  платит  за  лечение,  но
очень много за молчание. Если она спасается от тех, кто пересадил ее мозг,
сами наши вопросы могут быть опасными для нее.
     - Ты раньше не говорил мне, что она в опасности, - сказал Флако.
     В гостиной Тамара зашевелилась во сне и застонала.
     - Я сам раньше так не думал.


     Я долгое время лежал  в  постели,  размышляя.  Если  у  этой  женщины
пересаженный мозг и если пересадка  произведена  недавно,  это  объясняет,
почему у нее не повысился уровень антител, когда ей вырвали руку: все  еще
действуют подавители антител. Но я не  был  уверен.  Любой  действующий  в
рамках закона хирург использовал бы антимозин С, ингибитор, который только
останавливает производство клеток, атакующих  трансплантированные  органы.
Но уровень антител в крови Тамары был крайне низок по всему  спектру,  что
означает, что ей давали один из наиболее распространенных ингибиторов  АВ.
В инъекции, которую я ей сделал, содержались тимозины, которые стимулируют
рост всех клеток Т, включая атакующие клетки. И если уровень  тимозинов  в
ее крови станет достаточно высок, они смогут подавить действие ингибиторов
АВ. И если ее пересаженный мозг не установил полный контакт с  телом,  эти
клетки будут с ним обращаться  как  с  посторонним  телом,  уничтожая  его
клетка за клеткой. От этих мыслей у меня заболел живот.
     Я пошел в гостиную взглянуть на Тамару. Она казалась тенью, брошенной
на диван, и по платиновому свечению ее тела я видел,  что  у  нее  высокая
температура. Это один из первых признаков реакции отторжения; к сожалению,
это также признак обычной инфекции. Вдобавок, гормоны, которые я  ей  дал,
ускоряют метаболизм, что также приводит к повышению температуры.  Она  уже
жаловалась на головную боль, но пока не пожалуется на  судороги,  онемение
или потерю чувствительности, я не могу быть уверен, что она  в  опасности.
Все осложняется еще тем обстоятельством, что при соответствующих  условиях
она потеряет сознание и умрет без всякого предупреждения. И все  эти  если
закружились у меня в голове. Я взял влажную тряпку и смочил ей  лицо.  Она
проснулась и посмотрела на меня.
     - Заряди пистолет... - сказала она. Потом  ее  взгляд  прояснился.  -
Кристалл у вас?
     Я достал кристалл из кармана и  показал  ей.  Она  протянула  руку  и
погладила его, потом улыбнулась и уснула.
     Я всю ночь смачивал ей лоб и держал  ее  за  руку.  Странно,  но  мне
хотелось поцеловать ее. Вначале я  улыбнулся  при  такой  мысли.  Но  ночь
продолжалась, я массировал ей череп и плечи, и  меня  охватывало  глубокое
желание. Хотелось укрыть ее в объятиях. Желание стало непреодолимым,  и  я
понял, что от недостатка сна у меня кружится голова. На рассвете в  голове
у меня прозвучал вызов. Я включился,  открыл  канал  связи,  и  у  меня  в
сознании  появилось  изображение:  смуглый  человек  с  длинными   черными
волосами и широкими ноздрями сидит на  софе.  На  нем  темно-синий  мундир
Объединенной Морской Пехоты.
     - Я Джафари, -  сказал  он.  -  Как  я  понял,  у  вас  есть  кое-что
принадлежащее мне. - В голосе его была тревожащая атональность, отсутствие
интонации. Подчеркивание глубины сцены типично для созданного  компьютером
изображения.
     Я сунул руку в карман и нащупал кристалл.
     - Мне кажется, вы ошиблись, - ответил я.
     - Мне нужна женщина, - сказал он. Это заявление поразило меня, вывело
из равновесия.  -  Вот  что  я  предлагаю:  мне  бы  стоило  двести  тысяч
стандартов, чтобы послать своих людей за ней, и я бы получил  ее.  Но  для
обоих нас было бы легче, если бы вы сами  привели  ее  ко  мне  и  приняли
двести тысяч в знак моей признательности.
     - А что вы с ней сделаете? - спросил я. Джафари, не отвечая,  смотрел
на меня. Я почувствовал, что задал глупый вопрос. - Она  очень  больна,  -
выпалил я. - В течение нескольких дней ей опасно передвигаться.
     - Я охочусь за ней несколько месяцев,  но  сейчас  это  кончится.  До
захода солнца вы должны привезти ее в аэропорт в Колоне! Поняли?
     - Да, понял.
     Он, казалось, смотрит на меня мгновение, словно  действительно  может
увидеть.
     - Вы не совершите ничего неразумного? Не попытаетесь сбежать?
     - Нет.
     - Вы и не сможете. У вас нет выбора.
     - Понимаю.
     - Хорошо, - сказал Джафари. - Я буду добр к ней. Так ей будет  лучше.
Я не бесчеловечен.
     - Я не убегу, - сказал я. Джафари прервал  связь.  Я  сел  на  диван,
чувствуя себя словно в ящике. Обдумал каждое его слово,  каждый  жест.  Он
пригрозил, что пошлет ко мне своих людей, и я подумал, не те ли это  люди,
что вырвали Тамаре руку. И какие люди могут так поступить? Последние слова
Джафари намекали на эмоцию или по крайней мере на подобие эмоции.  ОМП  не
может легально действовать на Земле. Но  я  знал,  что  это  не  остановит
Джафари.  Как  начальник  отдела  кибернетической   разведки,   он   может
подключиться  к  искусственному  разуму  армии,  и  в   его   распоряжении
кристаллический  мозг,  в  котором  содержится  в  миллиарды  раз   больше
информации, чем в органических. Я не смогу снять деньги со счета в  банке,
позвонить, пересечь границу,  миновать  полицейский  монитор.  Я  смачивал
губкой голову Тамары, пока усталость не одолела меня.


     Через несколько часов после рассвета из спальни вышел Флако.
     - Ах, Анжело, - сказал он, - если бы меня разбудил  ангел  смерти,  я
обнял бы