нд.
     - Вот с чем мы имеем дело.
     На экране появился вирус типичной внешности - крошечный чистый овал -
примерно 24 микрона в диаметре, но у него есть хвост. Обычно такие  хвосты
бывают  у  вирусов,  нападающих   на   бактерии.   Внутри   простой   круг
генетического материала, около 40 тысяч аминокислот длиной.
     -  Химера?  -  спросил  я.  Термин  "химера"  применяется  к   любому
созданному геноинженерами существу, которое несет  в  себе  черты  другого
вида: то ли это  бактерия,  производящая  инсулин,  то  ли  более  сложный
организм Перфекто или Абрайры.
     - Похоже, - ответил Фидель. - Но он не вводит через  хвост  в  своего
хозяина ДНК, поэтому это  не  сложная  химера.  Клетки  хозяина  поглощают
вирус. Хвост он использует, только чтобы ускорить движение.
     Вирус воспроизводится так: он вводит свой ДНК в клетку  хозяина,  тем
самым преобразует ее репродуктивную систему, и  она  начинает  производить
множество копий вируса. Вирусы, размножающиеся в  живых  существах,  часто
отрезают целые секции  ДНК  клеток  хозяина  и  потом  используют  их  для
производства своего потомства. Когда вирус готов покинуть клетку  хозяина,
он либо "прорастает", либо просто разрывает стену клетки. Обычно  в  таком
случае клетка хозяина погибает.  И  так  как  наш  вирус  -  биологическое
оружие, можно ожидать, что он разрывает клетку, выпуская сотни собственных
копий.
     На окне  в  углу  экрана  компьютера  видны  были  десятки  различных
антител.  Они  должны  прикрепляться  к  вирусу,  чтобы  привлечь  к   его
уничтожению лимфоциты. Информация на  компьютере  показывала,  почему  все
просто сидят. Ждут, пока синтезатор ДНК создаст антитела.
     - Похоже, я опоздал, - заметил я. - Работа уже выполнена.
     - Si, - ответил Фидель. - Генетики в модуле В работали над  этим  всю
ночь. Работа уже сделана. -  Он  нажал  кнопку,  и  на  экране  компьютера
появились  последовательности  ДНК  вируса,  которые  руководят  капсидом,
внешней протеиновой мембраной вибриона,  клетки  вируса.  Рядом  виднелось
генетическое  изображение  внешней  мембраны   нейрона,   нервной   клетки
человека. И они были почти одинаковы. Капсид вируса удивительно  совпадает
с мембраной нейрона. Следствия этого очевидны: все, чем мы будем  бороться
с вирусом, уничтожит заодно и нервную систему пациента.
     - Когда мы начали искать этот вирус, он казался  невидимым:  ни  одно
наше антитело к нему не приставало. Вначале мы думали, что вирус настолько
чужд  по  своему  строению,  что  человеческие  антитела  его  просто   не
распознают. Но мы проделали анализ капсида и обнаружили, что он аналогичен
мембране нейрона и антитела не нападают на него, потому что считают частью
человеческого тела. И все наши антитела начинают уничтожать и  нейроны.  С
антивирусными  химикалиями  та  же  проблема.  Все  они  смертельны.  Есть
какие-нибудь предложения?
     Я напряженно  думал.  Первое,  что  пришло  в  голову,  -  субвирусы,
крошечные паразиты, которые нападают на вирусы и уничтожают их, но  я  был
уверен, что это они уже испробовали. Я слышал как-то о  человеке,  который
создал искусственную иммунную систему. Он вывел бактерию, поедающую вирус,
и затем настроил ее таким образом, что она становилась очень  восприимчива
к действию пенициллина. Вначале бактерия уничтожает вирус,  а  затем  врач
уничтожает бактерию с помощью пенициллина. Но любая искусственная иммунная
система, созданная нами, будет уничтожать нерв, словно врага.
     В интеркоме прозвучало сообщение, адресованное еще  не  заболевшим  в
модуле В.
     - Всякий, кто за последние двадцать четыре часа не пил воду и у  кого
нет повышенной температуры, пожалуйста, явитесь  на  восьмой  уровень  для
срочного помещения в  криотанки  чрезвычайного  положения.  Все  остальные
оставайтесь в своих комнатах. Не ходите в лазарет.
     Я посмотрел на Фиделя.
     - Они хотят заморозить тех, кто в лучшем состоянии, -  сказал  он.  -
Надеются, что когда мы найдем решение, сможем их спасти.
     - А сколько у них криотанков? - спросил я.
     - В их модуле около трехсот. Сможем спасти триста человек.
     Хосе рассмеялся.
     - Я говорил Фиделю, что нужно открыть внешние шлюзы модуля,  и  пусть
всех вынесет в пространство. Быстрее, чем то, через что они  проходят.  Мы
уже все  испробовали  -  никаких  результатов.  Антитела  не  помогли.  Мы
испробовали субвирусы, но у  этих  крошек  собственная  иммунная  система.
Всякий субвирус, который пытается прикрепиться к нашему вирусу, попадает к
нему на обед. С ними мы  ни  к  чему  не  пришли.  Нужно  что-то  более...
элегантное. - В голосе его не было надежды.
     - Пытались нагревать вирус, подвергать  ультрафиолетовому  излучению,
всякое такое?
     - Да. Лучше всего он воспроизводится при чуть повышенной  температуре
тела. Конечно, у всех пациентов температура повышается, и  вирус  начинает
размножаться еще быстрее. Мы можем убить его радиацией, их вода  и  воздух
уже очищены, но пациентам в модуле В это не поможет. Они получили вирус  в
воде вчера. И получили все. Один из самураев оказался  агентом  ябадзинов.
Он нес вирус в специальной полости своего тела; должно быть, извлек его  и
опустил в питьевую воду.  Его  уже  казнили.  Большинство  жертв  получило
двойную дозу: как только стала повышаться температура, они много пили.
     - Инфекция очень рассеянная: вирус нападает на  все  жизненно  важные
органы. Он вызывает повреждения легких, печени, кожи. Поражает кровеносные
сосуды, которые начинают разбухать. Несколько пациентов умерли от тромбов:
часть материи оторвалась где-то и по сосудам попала в мозг.
     - Ну, по крайней мере убийца умер раньше своих жертв, - сказал я. - Я
уверен, ябадзин считал это выгодным. Он  променял  свою  жизнь  на  тысячи
жизней.
     - Мы не можем убить вирус, но, может, нам удастся стерилизовать  его,
- сказал Фидель. - Сейчас мы работаем над этим. Компьютер  проверяет,  как
вирус разрушает репродуктивную систему  клеток  хозяина.  Мы  думали,  что
можем ввести субвирус, который смог бы  проникнуть  в  вирус,  в  качестве
вектора использовать прион или хотя бы нейтрализовать потомство вируса.  -
Мысль казалась не вполне нормальной: прион - это субвирус, который  вводит
свою ДНК в вирус-хозяин и тем самовопроизводится, точно так же  как  вирус
для воспроизводства вводит свой генетический материал  в  клетку  хозяина.
Работая морфогенетиком, я  часто  создавал  вирусы,  которые  должны  были
проникнуть в клетки хозяина и внести новую информацию в генетический  код.
Такие вирусы называются  векторами,  и  с  их  помощью  можно  проделывать
чудеса. Таким образом, возможно использовать субвирус, такой, как прион, в
качестве вектора и ввести новую информацию в генетический код  вируса,  но
на практике это очень трудно, потому что прионы - очень маленькие  частицы
живой материи, часто всего из нескольких десятков пар аминокислот. Они  на
грани живого, и я подумал,  что  будет  очень  сложно  создать  достаточно
большой прион, который смог  бы  изменить  генетический  код  вируса.  Это
вдвойне трудно, так как данный вирус создан  как  оружие  и  уже  оказался
иммунным по отношению к другим субвирусам. Его создатель затратил годы  на
совершенствование вируса.  А  у  нас  только  часы,  чтобы  победить  его.
Возможно, если бы у нас было несколько месяцев, мы бы что-нибудь нашли.  А
так Фидель просто сказал:
     - Добро пожаловать ждать вместе с нами. Может, тебе придет  в  голову
какая-нибудь мысль.
     Я вместе с ними ждал сообщения компьютера о  системе  воспроизводства
вируса. Иногда  интерком  доносил  звуки  лающего  кашля,  шаги  санитара,
переходящего от пациента к пациенту. Они  там  негромко  говорили  друг  с
другом; готовясь к смерти, рассказывали о своей жизни,  о  людях,  которых
любили. Среди них была одна женщина, и я  слышал,  как  она  переходит  от
кровати к  кровати,  разговаривает  с  больными,  утешает  умирающих.  Она
говорила:
     - Меня зовут Фелиция. Хотите немного воды? Вам нужно одеяло?
     А потом начинала говорить о разных хороших  вещах,  о  том,  как  она
целый день провела на пляже и загорела до цвета сандалового дерева, о том,
как отец научил  ее  делать  себе  обувь.  Вначале  это  казалось  простой
болтовней, но больные успокаивались.  Эта  женщина  показалась  мне  очень
мудрой и сильной, и я внимательно слушал  ее  слова.  Мне  хотелось  стать
такой же, как она, хотелось спасти ей жизнь.  Дважды  японец  объявлял  по
громкоговорителю в модуле В, что больные "должны бороться с болезнью силой
духа". Храбрый жест.
     Компьютеру потребовалось  почти  два  часа,  чтобы  выяснить  систему
воспроизводства вируса. Мы заранее знали, что  результаты  будут  для  нас
бесполезны: вирус пересылал химическим путем сообщение,  что  клетке  пора
совершить митоз, выработать РНК, разделиться  и  расти.  У  нас  было  три
средства, позволяющих прекратить действие системы воспроизводства  вируса,
но любое из них прекращало и воспроизводство всех клеток жертвы.  За  этим
следует слепота и быстрая смерть.
     Мы сразу начали создавать векторный субвирус - существо, которое, как
мы  надеялись,  будет  достаточно  "элегантно",  чтобы  поразить  защитные
механизмы вируса. Тогда мы смогли бы стерилизовать  его.  Пациенты  начали
быстро умирать. Мы могли документировать их смерть,  узнали  все  симптомы
болезни: за подъемом температуры следует обезвоживание, разрушение  печени
и артерий, а затем смерть. Мы смогли определить, сколько копий самого себя
создает вирус, всякий раз  как  воспроизводится;  рассчитали,  что  смерть
наступает  через  двадцать  четыре  часа  после  заражения.  Владея   этой
информацией, мы точно рассчитали время, когда вирус был внесен в  питьевую
воду, и узнали, что техник-грек, который переходит  из  модуля  в  модуль,
ушел из модуля В за несколько минут до этого. Поэтому остальные модули  не
заражены. Мы узнали все, кроме того, как остановить эпидемию. По отношению
к человеческим жизням вирус оказался таким же эффективным, как  водородная
бомба.
     За следующие двадцать четыре часа мы много раз заходили в тупик. Пока
мы работали, погибло около трех тысяч человек, и только тогда  мы  кое-что
обнаружили - нашли семейство прионов,  которые  способны  действовать  как
вектор и  стерилизовать  вирус,  но  мы  установили  также,  что  защитные
механизмы тела разрушают наши субвирусы.
     Для того чтобы наши  субвирусы  подействовали,  нам  нужно  ненадолго
прекратить производство антител у пациента. Потом ввести в кровь  пациента
культуру субвируса. Мы немедленно начали  выращивать  культуры,  но  стала
очевидной следующая проблема: потребуется  не  менее  шести  часов,  чтобы
создать одну дозу субвируса, через семь часов у нас будет  четыреста  доз.
Рассчитав скорость болезни, мы поняли, что к тому времени пациентам помощь
уже будет не нужна. Мы победили вирус, но опоздали.
     Мы решили все же начинать и произвести четыреста  доз  противоядия  в
надежде спасти хоть кого-то. Если через шесть часов кто-то там  еще  будет
жив, корабельные вспомогательные роботы отнесут противоядие к криотанкам и
введут его.
     Пять с половиной часов спустя меня  по  комлинку  вызвал  Мавро.  Был
почти полдень.
     - Hola, muchacho, как дела? - спросил он.
     - Прекрасно, - устало ответил я.
     - Ты слышал, что я вчера вечером убил этого слабака Самору?
     - Нет.
     - Si, мы гнались за Люсио и его  людьми  и  в  конце  концов  догнали
Самору. Этот трахальщик порезал мне руку. Но не так уж сильно. Сегодня  до
завтрака мы искали Люсио, но не смогли найти. А теперь Кейго говорит,  что
мы не должны убивать Люсио из-за того, что случилось в модуле  В.  Японцам
все нужны живыми. И теперь самурай охраняет Люсио,  а  потом,  когда  чума
кончится, его переведут в модуль А.
     - О, - сказал я.
     - А хорошую новость слышал?
     Все мои последние новости плохие. Я сказал ему об этом.
     -  Группа  Гарсиа  вчера  вечером  побила  самураев!   Они   выиграли
полмиллиона МДЕ. А сегодня утром  с  симуляторе  мы  уже  сражались  не  с
самураями, а с другими латиноамериканскими группами.  Все  четыре  схватки
сегодня утром мы проиграли, но это потому, что у  нас  двоих  не  хватает.
Когда вернетесь вы с Завалой, наши дела пойдут лучше. Я смотрел шоу ужасов
с Перфекто, узнавал, кто хорош, а кто не очень. Мы утром заключали пари на
исход  поединков.  И  я  выиграл  двенадцать  тысяч  песо.  -  Он  говорил
оживленно, но в тоне его звучало отчаяние. - Я знаю, у тебя  есть  деньги.
Хочешь, поставлю от твоего имени?
     Я был уверен, что он, хоть и выиграл двенадцать тысяч песо, тут же их
проиграет. И был разочарован, когда понял,  что  он  позвонил  мне  только
из-за денег.
     - Нет, - сказал я. - Я сам хочу посмотреть и узнать, кто фавориты.
     - Ну, хорошо. Скажи, дела в модуле В так плохи, как говорят?
     - Хуже, - ответил я.
     - О!  Ну,  я  уверен,  что  такие  умные  люди,  как  ты,  что-нибудь
придумают. Adios.
     Я думал о его словах. Взвешивал добрые и дурные  новости.  Люсио  нам
больше не угрожает, и мы не будем сражаться с самураями. Но четыре  тысячи
наших компадрес умирают или уже умерли. Нечестная  сделка.  Мне  казалось,
что если хороший человек хорошо работает,  у  него  должны  быть  какие-то
шансы в жизни. Но у нас их почти нет. И я понял также, что  за  все  время
пути мы смотрели на самураев Мотоки как на своих врагов,  на  людей  Люсио
как на своих врагов. Но мы не считали своими подлинными врагами ябадзинов.
     Через семь часов  мы  обнаружили,  что  в  криотанках  живы  еще  сто
тринадцать человек. Интерком  перестал  посылать  аудиосигналы.  Никто  не
двигался в том модуле. Никто не кашлял. Вспомогательный робот  отнес  туда
противоядие и ввел его в  криотанки  вместе  с  необходимыми  подавителями
антител.  Но  три  часа  спустя  все  наши  пациенты  умерли.  Когда  умер
последний, корабельный ИР вскрыл наружные шлюзы и выбросил трупы в космос.
Холод стерилизовал эту часть корабля лучше любого лекарства.
     В  первой  схватке  с  ябадзинами  мы  потеряли  больше,  чем   могли
вообразить.
     Мы  задержались  еще  на  несколько   часов,   помогая   корабельному
компьютеру в очистке, приказывая роботам выбросить все тела из  криотанков
и мест, где они могут оказаться. Когда работы закончили, мы в течение двух
часов прогревали весь модуль В при температуре в 110 градусов по  Цельсию,
потом заполнили его хлором.
     Когда мы кончили, пришел Сакура и открыл дверь. Я не спал почти  двое
суток, и у меня оставался только час до очередной боевой тренировки.


     Мне снилось, что мы спускаемся в шаттле на Пекарь. Из  окна  я  видел
сверкающий сине-зеленый рай, радужный диск в небе. Мы  падали,  падали,  и
сердце мое сильно билось от радости. Скоро мы окажемся в раю.  Я  попробую
медовые плоды, густо висящие на деревьях! Я буду плавать в теплом океане и
смотреть в небо!
     Мы низко летели над планетой, над хорошо ухоженными  садами.  Фермеры
японцы махали нам руками и выкрикивали  приветствия.  Они  звали  детей  и
сажали их себе на плечи, и целые семьи смотрели, как  гремит  над  головой
наш шаттл, снижаясь для посадки.
     На городской улице нам махал старик японец,  на  плече  у  него  была
маленькая девочка, бледнолицая европейка, та самая, которую зовут Татьяна.
Оба они улыбались и махали руками. Потом перевели взгляд  выше,  и  на  их
лицах отразились удивление и ужас.
     Я прочел по губам девочки, что она сказала:
     - Дедушка, ты не позаботился о них!
     Что-то неправильно. Я посмотрел вверх и увидел падающие с неба  тела,
тысячи безвольных тел, тела жертв эпидемии, которые мы выбросили в космос.
И я понял, что мы забыли  о  своей  траектории,  когда  выбрасывали  их  в
космос: они все время продолжали лететь рядом  с  кораблем  и  естественно
теперь падают на Пекарь вместе с нами. Я  понял,  что  вирус  в  их  телах
замерз, но он жив, и поэтому все на Пекаре умрут.



                                    11

     На тринадцатый  день  полета  депрессия  от  наших  потерь  во  время
эпидемии повисла в воздухе, как густой  темный  дым.  Я  бродил  утром  по
коридорам, чтобы размять ноги, и даже звук шагов  босых  ног  по  пластику
пола казался приглушенным. За завтраком все шепотом обменивались новостями
о смерти компадрес, и хотя слова звучали разные, но в целом все  сводилось
примерно вот к чему:
     - Слишком много наших умерло, чтобы можно было продолжать  войну.  Мы
даже на тренировках не можем побить самураев, как же мы  побьем  ябадзинов
на Пекаре? Как мы можем надеяться выиграть войну?
     Воздух был заряжен электричеством. Волосы у меня встали дыбом, во рту
пересохло. Слишком много тишины в корабле, осторожной мышиной тишины.  Как
будто все сердца бились в унисон. Я чувствовал, что готов сломаться. И все
готовы.
     Мавро набросился за завтраком  на  человека,  сказавшего,  что  хочет
домой.
     - Ты вол! Где твои яйца? -  кричал  Мавро.  -  Еще  несколько  недель
тренировки, и самураи от страха покроются дерьмом!
     Мы занялись  боевой  тренировкой,  словно  ничего  не  произошло.  Но
депрессия не оставляла  меня.  Я  устал  душой  и  телом  и  хотел  только
избавиться от внутренней пустоты.
     В своей первой симуляции мы встретили пятерых компадрес из модуля  А,
которые были в красной одежде и представляли ябадзинов. Но я знал, что для
них мы в красном представляем ябадзинов.  Их  боевой  стиль  отличался  от
нашего. И так как Завала все еще не оправился от раны, мы проиграли. Но во
второй симуляции победили. Я впервые  испытал  победу  в  симуляторе.  Мне
следовало  бы  радоваться,   но   я   чувствовал   себя   опустошенным   и
неудовлетворенным.
     Мы подключились в третий раз и  оказались  в  местности  недалеко  от
моря, неслись по рядам дюн,  где  жалящие  насекомые  были  господствующей
формой жизни. Мои протетические глаза регистрировали вспышки серебра среди
кустов, и повсюду, куда бы я ни взглянул, в воздухе висели чайки. Я  знал,
что встречусь с Тамарой, и сердце при  этой  мысли  забилось  сильнее.  Мы
встретились с ябадзинами, и удачный выстрел быстро вывел меня из действия,
но вместо того чтобы вернуться в боевое помещение, я вывалился из машины и
съехал по песку к основанию дюны. Машина унеслась.
     Я снял шлем, и на холм поднялся большой черный бык Тамары, его  брюхо
лениво покачивалось из стороны в сторону на ходу; бык  махал  хвостом.  На
спине его удобно  устроилась  Тамара,  одетая  в  желтое  платье.  Солнце,
отражаясь от его ткани, ослепляло меня.
     - Я... искала... тебя.
     - Я был занят.
     - Ты... не мог... спасти их.
     - Знаю.
     - Анжело. Я слышала...  разговор...  Гарсона...  с  его  советниками.
Он... не  знает...  что  я  могу...  разговаривать...  с  тобой.  Ты...  в
тяжелом... положении. Я... хочу... извиниться... что  вовлекла  тебя...  в
неприятности.
     Я сразу насторожился. Гарсон ничего не заявлял о том, как эпидемия  в
модуле В отразится на всех нас.
     - Что сказал Гарсон?
     - Из-за нынешних...  потерь...  ИР  корабля...  предсказывает...  что
уровень смертности... теперь... семьдесят восемь...  процентов.  Прости...
меня.
     Я пожал плечами. Не так уж плохо. Приходя на корабль, мы  все  знали,
что можем  умереть.  Нам  была  дана  гарантия,  что  шансы  на  выживание
пятьдесят один процент. Следовательно, вероятность гибели возросла.
     - Неважно.
     Плечи  Тамары  устало  опустились.  По  щекам  потекли   слезы.   Она
светилась, как призрак божества. Словно  невидимый  палец  коснулся  меня,
напрямую стимулируя эмоции. Я увидел в ней такую красоту, что она вызывала
физическую боль.
     - Прости меня, - шептала она, - прости.
     - Это не твоя вина, - сказал я. Мои слова прозвучали пусто.
     - Моя, - ответила она. В глазах ее  светилось  знание,  опровергавшее
в