миттер, с помощью которого можно открыть шлюз, лежал  в  двух
метрах на полу. Я звал Абрайру, просил ее помочь. Смотрел на ее дверь. Она
не открывала. Я продолжал душить Хуана Карлоса.
     Хуан Карлос снова начал пинаться и размахивать руками, и  я  подумал:
"Сукин сын притворялся, делал вид,  что  мертв!"  Я  очень  рассердился  и
дернул obi, пытаясь сломать ему шею. Хуан Карлос вцепился пальцами в пол и
снова обвис. Я держал obi.
     Посмотрел на дверь.
     - Абрайра, меня ударили мечом, - объяснил я. - Я себя плохо чувствую.
У меня кружится голова. Помоги мне, шлюха!
     Перед глазами вспыхнули огни.
     - Флако! - просил я. - Флако, помоги мне!
     Хуан Карлос не сопротивлялся. Я перехватился и потянул  еще  сильнее.
Мышцы у него на спине спазматически напрягались и расслаблялись. Я  душил,
пока спазмы не прекратились, потом вытер пот со лба.
     Я очень устал и перестал его душить, но он  не  шевелился.  Голова  у
меня  болела,  крошечные  огоньки  перед  глазами   ослепляли.   В   горле
поднималась желчь. Я перевернул Хуана Карлоса на спину и следил за грудью.
Она не поднималась и не опадала. Пальцы еще немного подергались в спазмах,
и я взял его за руку и проверил пульс. Пульса нет.
     Потом я прижался ухом к его  груди  и  послушал  сердце.  Собственное
сердце стучало в ушах, я тяжело дышал, к тому же мешали  отдаленные  звуки
топота и криков. Я не мог понять, бьется ли сердце Хуана Карлоса.
     "Послушай, послушай, научись бегло владеть мягким языком  сердца".  Я
вспомнил слова Тамары. Но она совсем не это имела в виду. Я повернул  лицо
к ногам Хуана Карлоса, и у меня на глазах его мышцы  расслабились.  Кимоно
задралось, и я увидел белье. Промежность у него  пожелтела  от  мочи,  это
опустошился мочевой пузырь.
     Я дернулся вперед, меня вырвало, и кровь  смешалась  со  рвотой.  Пол
поднялся мне навстречу.


     Кто-то перевернул меня на спину. Я  слышал  далекий  топот  и  крики.
Незнакомый человек с прыщеватым лицом прошептал:
     - Ему почти конец.
     Кто-то другой за ним сказал:
     - Возьми его меч. Он ему все равно не нужен.
     Я увидел, что шлюз надо мной открыт. Кто-то еще прорвался.
     Человек надо мной сказал: "Прости меня, сеньор", и вытащил меч у меня
из живота. Вытер окровавленное лезвие о мое кимоно,  потом  поднес  меч  к
свету, осматривая его.
     Я застонал, и все вокруг потемнело.


     Я пришел в себя от запаха страха. Почувствовал грубые руки  на  своем
теле. Кто-то украдкой обыскивал карманы моего кимоно. Я открыл один  глаз.
Темнокожая женщина  повернулась  и  стала  подниматься  по  лестнице.  Мне
показалось, что пахнет дымом. Свет снова потускнел.


     Шепот.


     Меня ударили ногой в ребра, и  я  пришел  в  себя.  Смутно  разглядел
фигуру человека. "Отвечай мне! Отвечай!" - кричал он. Я шире открыл глаза,
ко мне пригнулось ужасное лицо, со шрамом от глаза через нос ко рту. Люсио
еще раз пнул меня и отвернулся. За ним виднелось  еще  несколько  человек,
они держали лазерные ружья. "Где они взяли ружья?" удивился я.
     - Возьмите медикаменты в той комнате. Заткните дыру этому трахальщику
и впрысните в него кровь. Я хочу, чтобы он знал...


     Отдаленные голоса перекрыл крик. В  воздухе  пахло  дымом  и  озоном.
"Начался мятеж в модуле  С",  подумал  я  и  обрадовался.  Теперь  самураи
повернут корабль, и мы полетим домой.
     Кричала женщина поблизости - высокий  тонкий  звук,  почти  стон  или
мяуканье котенка.
     Я открыл глаза и повернул голову. Дверь в комнату Абрайры открыта. От
нее поднимается дым, она  висит  набок.  Местами  она  сверкает  оранжевым
цветом раскаленной руды. Кто-то перерезал ее  лазером,  понял  я.  Женщина
снова закричала, и я подумал, может, это Абрайра, хотя никогда не слышал у
нее такого жалобного звука, даже представить себе  не  мог,  что  она  так
закричит.
     Что делается в комнате, я не видел. В воздухе висел дым, и я  не  мог
сосредоточить взгляд. Перевернулся на живот и  пополз.  Оказалось,  что  у
меня еще есть силы. Перед дверью лежали два тела. Я перебрался через  них,
удивляясь, откуда они взялись.
     Заглянул в  комнату.  Несколько  человек  собрались  у  операционного
стола. Еще двое мертвых лежали возле него на  полу.  Над  ними  к  потолку
поднимались струи голубого дыма. Я услышал звуки тяжелого дыхания.  Кто-то
дергается на столе, остальные держат его. Человек наклоняет голову  вперед
и назад. Свет ударил ему в  лицо.  Лицо  Люсио  с  ужасным  шрамом.  Люсио
улыбался.
     Мяуканье повторилось, перешло в негромкий крик. Руки переместились, и
я увидел, что Люсио вовсе не дергается и что держат не его. Он забрался на
другого человека и вдавливается в него, и улыбка у него на лице  -  улыбка
оргазма.
     Под ним стонала и дергалась Абрайра. Он рассмеялся и сказал:
     - А ну давай еще.
     Один из державших ее людей передвинулся, и  я  увидел  ее  лицо:  два
серебряных глаза, окруженных кровоподтеком, прядь волос, вырванная со лба.
Я вскочил, собираясь бежать к ней, освободить ее.  Но  я  потерял  слишком
много крови, и от неожиданного  движения  голова  у  меня  закружилась.  Я
потерял сознание.


     Абрайра снова закричала, я поднял голову  и  увидел  на  ней  другого
мужчину - Даниеля, одного из старых компадрес Люсио.  Он  поднял  кулак  и
ударил Абрайру.
     Я встал  на  колени  и  смог  устоять  несколько  секунд.  На  животе
почувствовал какую-то слизь - резиновая повязка, еще влажная. Внизу  снова
закричали: мятеж в модуле С продолжался.
     Один из людей Люсио направил на меня лазерное ружье.
     - Старик пришел в себя. Покончить с ним?
     Люсио вышел из-за своих людей в  конце  стола.  Он  улыбнулся  мне  и
сказал:
     - Нет, но держите его на прицеле. Я  обещал,  что  убью  его  и  буду
трахать его женщину. Хочу, чтобы он видел, что я человек слова. Но  теперь
я подумал, что можно и его трахать.
     Я пытался удержаться на коленях и осматривал пол  в  поисках  оружия.
Одна из жертв Абрайры в двух метрах от меня лежала  в  луже  крови.  Между
глазами у этого человека торчал мой хрустальный нож. Я посмотрел на  ствол
ружья. И поклялся: "Когда наберусь достаточно сил, схвачу этот нож и  пущу
его в ход". Со всеми людьми Люсио я не смогу справиться, но доберусь  хотя
бы до Люсио.
     Неожиданно пол подо мной дернулся, и я упал, словно меня ударила рука
Господа.  Половина  криотанков  раскрылась,  оттуда  выплеснулась  на  пол
розовая жидкость. Я почувствовал леденящий холод.  Перекатывался  снова  и
снова, что-то тащило меня к стене. Я прижался  к  полу,  но  сумел  только
прекратить повороты. Крики внизу неожиданно стихли, всех бросило на пол.
     Человек у стола крикнул:
     - Корабль движется.
     Стол был прикреплен к полу, и люди Люсио уцепились  за  него,  широко
раскрытыми глазами они смотрели по сторонам.
     Мой стражник тоже упал на пол, но  пришел  в  себя  и  тут  же  снова
нацелил на меня ружье.
     Корабль действительно начал поворачиваться, и я представил себе,  как
он вращается, потеряв управление. Постоянное ускорение  корабля  создавало
искусственное тяготение, но если он будет продолжать вращаться, добавиться
вторая  сила,  и  нас  может  раздавить  о  стены,  словно  в   гигантской
центрифуге.
     И  словно  подтверждая  мои  страхи,  вращение  ускорилось,  огромная
невидимая рука потащила меня мимо операционного  стола  к  дальней  стене.
Трение больше не удерживало меня на полу.
     Кто-то закричал:
     - Что происходит?
     Мой охранник спросил:
     - Сержант, можно, я поджарю этого?
     Люсио в ответ крикнул: "Пока нет!" Я пытался ползти  вперед,  но  был
слишком слаб. И кончил тем, что меня прижало  к  стене,  в  спину  впилась
рукоять криотанка. Мертвецы, включая того, с ножом меж глаз, скользили  по
гладкому полу, как марионетки, которых дергают за ниточки.  Они  оказались
рядом со мной. На  столе  Даниель  продолжал  насиловать  Абрайру,  словно
считал, что это его последний в жизни поступок.
     Мой охранник в нерешительности смотрел, как я вытаскиваю  хрустальный
нож из черепа мертвеца и бросаю его в Даниеля.  Он  просвистел  у  Даниеля
мимо головы, упал на пол, отскочил и оказался снова рядом  со  мной.  И  я
понял  кое-что  важное:  если  бы  мы  находились  в  центре  корабля,  то
центробежная сила отталкивала бы нас во  все  стороны  от  центра.  Но  мы
теперь все приблизительно на одном расстоянии от центра,  и  сила  прижмет
нас к одной стене комнаты.
     Корабль вращался все быстрее. Мой охранник  наклонился  вперед,  и  я
устремился к ножу.
     Неожиданно кто-то не смог удержаться за стол. Он  отлетел  и  упал  в
трех метрах от меня. И тут же почти все оторвались от стола, попадали друг
на друга, и все семеро вместе с Абрайрой смешались в кучу.
     Я был достаточно близко, чтобы ощутить запах секса и крови, попытался
еще приблизиться, но меня  прижимало  к  полу.  Слышались  стоны,  тяжелое
дыхание, все безуспешно пытались высвободиться.  А  корабль  вращался  все
быстрее.
     Я лежал без сил, прижатый в углу, и ловил ртом воздух.  Рядом  кто-то
стонал. Я не знал, какую перегрузку мы сейчас испытываем - пять g, восемь,
десять. Может, я вешу уже пятьсот килограммов. Или тысячу. Я не знал.
     Под увеличивающейся тяжестью отвисла челюсть, и у меня  не  было  сил
закрыть рот. Кожа на лице натянулась и готова была порваться.  Я  подумал,
что так же чувствуешь себя в сотнях метров под водой. Я вот-вот лопну, как
спелая ягода винограда. Кровь шумела в ушах, словно била молотом, а  слюна
стала такой густой, что я не мог ее проглотить.
     Корабль вращался. Я чувствовал, что задыхаюсь. Меня накрыли  огромным
невидимым одеялом, и оно душит меня. Кимоно весит много килограммов,  и  я
испугался, что у меня лопнут ребра под весом одежды. Услышал треск,  и  из
носа хлынула кровь. Я не мог пошевелить рукой, чтобы  вытереть  ее.  Снова
открылась рана в животе.
     А корабль все ускорял вращение. Что-то щелкнуло у меня  в  голове.  Я
услышал стук, как от фибриллятора, почувствовал, что меня  несет  куда-то.
"Я еду на спине быка", - вдруг сообразил я. - "Еду  на  спине  быка  и  не
знаю, куда он несет меня". Я открыл глаза: подо мной и вокруг меня голубой
туман и тени. Я парю над поверхностью. В тумане  стучат  копыта.  Двигаюсь
вперед. Холодный ветер рвет волосы,  наступает  ночь.  Тамара  никогда  не
дышала на меня такой тьмой, вокруг только ветер и лед.




                           ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПЕКАРЬ


                                    12

     Я чувствовал себя так, словно пробился  сквозь  толстый  слой  темной
холодной воды к свету. Промерз до костей  и  несколько  мгновений  смотрел
несфокусированным взглядом.
     Потом узнал комнату, которую часто видел раньше: сотни узкий коек, от
которых несет потом, на койках пациенты в белом. Склад поврежденных людей.
Некоторые пациенты бредят. Я не понимаю их слов. Не могу  думать.  Мозг  у
меня резиновый, как ножка улитки, но в остальном меня охватывает  ощущение
здоровья и прекрасного  самочувствия  -  не  эйфория  здоровья,  а  скорее
следствие долго применения лекарств.
     Пациент с пустым взглядом споткнулся о мою койку и отскочил. Я  хотел
пойти за ним, чтобы убедиться, что он не поранился. Встал и побрел за ним,
сам натыкался на койки, шел мимо тележек  с  пищей,  пока  не  оказался  в
комнате для отдыха.
     В этой комнате на стене я увидел большой лист зеркальной бумаги. Один
край листа отклеился и свернулся.
     Вот по крайней мере что-то, что я могу поправить. Я расправил  бумагу
и долго смотрел на свое отражение. На меня смотрело  молодое  лицо,  почти
незнакомое. Я таким был лет в 27 или 28,  только  сейчас  у  меня  длинные
волосы падают на плечи; они серебристо-белые, цвета пушка чертополоха.
     Глаза и лицо молодые и мертвые. Я видел такие лица на ярмарке -  лица
крестьян, бежавших из Чили, Эквадора, Перу, Колумбии. "Лицо рефуджиады,  -
подумал я. - Лицо живого мертвеца". Неважно.  Жизнь  так  хрупка,  и  люди
цепляются за нее изо всех сил, но безуспешно. Физическая смерть неизбежна,
но душа умирает легче тела. Я попытался улыбнуться, но деревянное лицо  не
подчинялось. Получилась  не  радостная  улыбка,  а  какое-то  ее  подобие,
карикатура. Я  попробовал  нахмуриться.  Выражение  печали.  Подделка  под
печаль. Ничего нельзя  выразить  -  все  получается  одинаково.  Но  какая
разница? Кому какое дело до выражения лица? Ведь это  всего  лишь  морщины
плоти на черепе. Никому до этого нет дела.
     Кто-то открыл дверь рядом со мной и крикнул:
     - Я его нашел!
     Врач в белом халате. Он взял меня за руку и  хотел  увести  в  дверь,
откуда я пришел. Но я продолжал смотреть в зеркало.
     - Ты заметил! - сказал врач.  -  Друзья  разбирали  твои  вещи  после
мятежа и нашли пакет для омоложения. Мы решили,  что  поскольку  тебе  все
равно придется провести много времени в криотанке, нужно использовать  его
с  толком.  Сеньор   Нуньес,   наш   морфогенетический   фармаколог,   сам
присматривал за тобой.
     Я кивнул. Мозг у меня не так уж медлителен, чтобы  я  его  не  понял.
Чтобы  омоложение  было  эффективным,  пациент  должен  несколько  месяцев
провести в криогенном состоянии, пока фармакологи восстанавливают его тело
-  устраняют  поврежденные  радиацией  клетки,  удаляют  яды  и  обогащают
кислородом нервные и мышечные ткани, восстанавливают  деятельность  желез,
чтобы  они  выдавали  правильные   протеины,   потом   заменяют   наиболее
поврежденные органы свежими клонами. Но мало кто из пациентов  соглашается
выдержать весь необходимый срок.  Опасаются,  что  это  обойдется  слишком
дорого или  что  супруги  им  изменят.  Предпочитают  ускорить  процесс  и
обманывают себя в конце концов, добавляя всего пару лишних лет.
     Я указал на седые волосы, гротескное напоминание о старости в молодом
теле.
     - Почему седые волосы? - спросил врач. - Не знаю. Это  не  связано  с
качеством омоложения. Может, ты испытал какой-то сильный шок?
     Я вспомнил, как Хуан Карлос ударил меня мечом  в  живот,  восстановил
это ощущение - меч входит в тело, острый, тяжелый, холодный, чуждый. Сунул
руку в кимоно и потрогал это место. Никакой повязки. Пальцы скользнули  по
гладкой коже, но тут я коснулся шрама под грудной клеткой.  В  этом  месте
делается разрез, когда удаляют желчный пузырь.
     Я понял, что был так серьезно ранен, что  медики  решили  до  полного
выздоровления держать меня в криотанке. И пока я был в  нем,  меня  заодно
омолодили.
     Врач крепко взял меня за руку и отвел на койку.
     -  Оставайся  здесь,  -  сказал  он.   -   Ты   еще   под   действием
успокаивающего. Через несколько часов начинаем выгрузку на Пекарь. К  тому
времени тебе станет лучше.
     Я долго лежал в постели, прежде чем до меня дошло значение  его  слов
"начинаем выгрузку на Пекарь". Новость ошеломила меня, вдавила живот,  как
кулаком. Я проспал больше двух лет! Но никакая болезнь не требует двух лет
в криотанке. Два года на корабле означают, что на  Земле  прошло  двадцать
лет. Я почувствовал, что  меня  лишили  чего-то  очень  важного,  и  начал
мысленно проводить инвентаризацию. Чего же не хватает?
     На соседних койках разговаривали. Кто-то объяснял:
     - Во время большого  мятежа  корабль  начал  вращаться.  Это  самураи
привели его во вращение и выпустили из  нас  воздух.  Вот  что  случилось.
Потом всех тех, кто начал смуту, они заморозили...
     На говорящем, жилистом латиноамериканце, голубое кимоно самурая.
     Я снова встал и побрел мимо  коек.  Ни  врачи,  ни  латиноамериканцы,
одетые как самураи, не заметили, как я вышел.
     Он сказал, что заморозили всех, кто начинал смуту.  Меня  пометили  в
криотанк не для лечения. Это была тюрьма. И я  решил  попытаться  сбежать.
Прошел по коридору,  огибающему  по  окружности  весь  корабль,  и  вскоре
оказался у основания лестницы.
     Поднялся на несколько колец,  устал  и  решил  отдохнуть.  Я  не  мог
рассуждать логично: мне казалось, что если я буду продолжать  подниматься,
я попаду на небо. И я продолжал подниматься все выше  и  выше,  становился
все легче, пока не добрался до места, где вообще ничего не весил.
     Я находился в центральной трубе, проходящей через  весь  корабль,  на
пересечении, где в  пол  уходила  старая  лестница,  похожая  на  спуск  в
канализацию. Но только теперь она не вела вниз. Справа от меня  находилось
место, где мы с  Перфекто  сбросили  труп  к  лазарету.  Так  как  корабль
находился на орбите, ускорение  больше  не  создавало  искусственную  силу
тяжести. Но корабль медленно вращался вокруг своей оси, тем самым создавая
силу тяжести, и этот коридор, этот канализационный спуск - ось вращения. И
все комнаты преобразованы, приспособлены к новому направлению вниз.
     Я схватился за старую лестницу, оттолкнулся  и  поплыл  по  коридору,
мимо одного канализационного колодца за другим, в полосах  света  и  тьмы,
поплыл в невесомости. Искусственный шелк кимоно  прилипал  к  телу.  Седые
волосы развевались, и я плыл по коридору, как призрак. Трение воздуха чуть
замедляло мой полет, но достаточно было пальцем оттолкнуться от стены, и я
снова летел быстро. Словно скользишь в глубокой воде после  нырка,  только
легче,  свободнее,  не  встречая  препятствий.  Я  перегнулся,  выплыл  из
воздушного шлюза на дне корабля и  начал  подниматься  к  первому  уровню,
направляя свой полет по мере необходимости.
     Я  превратил  это  в  игру,  учился  сосредоточиваться  и  все  время
размышлял: десять лет я экономил, чтобы  купить  омоложение.  А  теперь  я
старик, возрожденный как убийца.  Отличная  космическая  шутка,  но  я  не
склонен был смеяться. Я столько лет стремился к молодости, но  теперь  мне
она не нужна.
     Воздух здесь так неподвижен, что я слышу шелест своей одежды,  словно
это удары молота о камень.
     Я призрак, подумал я. Я призрак. В неподвижной  темноте  за  собой  я
ощутил еще чье-то ледяное присутствие - за мной летит Флако. Холод охватил
меня, и волосы на затылке поднялись. Я не пытался убежать от него. Я почти
надеялся, что он меня догонит. Чувствовал себя, как женщина,  испытывающая
всепоглощающее  желание  заплакать.   Но   мне   нужны   не   слезы,   мое
всепоглощающее желание - самоуничтожение.
     Я долго сражался с отчаянием. Чувствовал, что предал Абрайру.  Видел,
как ее насилуют, и был абсолютно беспомощен, не мог остановить  их.  Может
быть, с того самого дня, как изнасиловали и убили мою мать, я больше всего
боялся оказаться в положении, когда лишенные совести люди  целенаправленно
уничтожают других, а я бессилен остановить это. Люди без совести  приводят
меня  в  ужас,  они  страшнее  зверей,  потому  что  мучают  свои  жертвы,
заставляют их испытывать боль. А я не могу их остановить.
     Я знал насильников Абрайры. Знал, что должен ожесточиться и убить их.
Я сам должен стать человеком без совести. Но  эта  мысль  вызвала  во  мне
отвращение. Волны вины и отчаяния обрушились на меня, и я раскрылся  перед
ними. Когда я был ребенком, мать часто говорила мне: "Вина -  это  хорошо.
Это способ, которым твое тело сообщает  тебе,  что  ты  ведешь  себя,  как
животное". И я верил ей. Открыть себя вине, позволить ей уничтожить  себя,
если это необходимо, - мой единственный способ доказать самому себе, что я
не такой, как Люсио, что я человек.
     Я плыл темным туннелем, когда неожиданно шлюз надо мной  раскрылся  и
вдоль лестницы ко мне поплыли сотни других призраков в белом - пациенты из
криотанков направлялись к основанию корабля. Я отклонился в сторону, вплыл
в боковой коридор и ухватился за лестницу. Я находился в темном  коридоре,
но из другого пробивался свет, и я  был  мягко  освещен  сзади.  Несколько
человек проплыло мимо, и я увидел глаза химеры с густыми волосами,  как  у
Перфекто, с  маленькими  ровными  зубами,  оскаленными  в  улыбке,  как