ожу!  Знакомой  дорогой,  по
коридору - к лифту.
   - Господа? - Дежурный  по  этажу  глыбой  заслонил  вход.  -  Попрошу
поднять руки!
   Сноровисто ощупал, провел металлоискателем.
   - Благодарю. Можете идти. Удачи, Алекс! ...147... 121... 96...  78...
49...  27...  15...  7...  Мелодичный  звонок.  Холл.  Короткий,   почти
формальный обыск на выходе.
   - Порядок! Кстати, ребята, - на лице колючеглазого  портье  начертано
неумелое смущение, - закурить не найдется?
   - О чем разговор? - Холмс щелчком выбивает из пачки  темно-коричневую
сигарету, подносит к ней синеватый огонек зажигалки.
   - Слышь, Эл, а кого еще стережете?
   - Да никого больше нет, - вкусно  затягиваясь,  сообщает  привратник;
выдубленная маска под коротко подстриженным чубом несколько  смягчилась,
и он сейчас немного похож на человека. -  Мало  нынче  отдыхающих,  один
господин Рамос и квартирует...
   - И как оно?
   - Что - как?
   - Тебе тут как? Не противно, спрашиваю?
   Эл хмурится, пытаясь уловить, соображает наконец, и - странное  дело!
- серо-смуглую кожу заливает румянец обиды.
   - А что? Ты, Алек, все подкалываешь, а куда мне было с тремя  дырками
в пузе, а? Моих ты, что ли, кормить станешь?!
   Километровые плечи сторожа  каменеют;  иссякает  огонек  сигареты,  и
вместе с ним сходит на нет живая искорка в бледных глазах.
   - Работа как работа...
   - Ладно, Эл, - миролюбиво улыбается Холмс, - пока! Я еще вернусь...
   Шелест раздвигающейся двери.
   И - прозрачный воздух вечернего Порт-Робеспьера.
   - Когда убываешь, Янька?
   - Рейс в двадцать три. А еще надо подскочить к конференц-залу. Может,
что обломится...
   - Ну, не знаю. Значит, туда?..
   Флайер взмывает с асфальтовой стоянки.  Несколько  минут  полета  над
беспробудной  зеленью  Административного  сектора,  плавный  разворот  в
сторону центра; короткокрылая машина несильно  подпрыгивает,  коснувшись
посадочного круга перед сферическим  зданием,  украшенным  разноцветными
флажками с эмблемами полноправных планет Галактики и  двумя  гигантскими
полотнищами, знаменами великих держав: слева - медведь на голубом  фоне,
герб Союза, справа - лев и единорог на белом, символ Конфедерации.
   У металлического турникета, ограждающего здание, крикливая  толпишка,
вооруженная   видеокамерами,   стереотрубами,   самописцами   и   прочей
дребеденью.
   - Еще не кончили... - В голосе Яана то ли насмешка, то ли возмущение.
- Выдумали, понимаешь, закрытые заседания...
   - Плюнь, - советует Аллан. - Сядем, подождем. Пивка выпьем...
   - Ты что?!
   Действительно, мысль неудачна. Как  ни  хорошо  пошел  коньячишко,  а
усугублять пивом - это, знаете ли, чрезмерно. Двое неторопливо  проходят
в окольцовывающий здание  парк,  усаживаются,  получают  у  пробегающего
автолавочника по банке ледяной колы и  сосредоточенно  тянут  пузырчатую
жидкость, с наслаждением трезвея.
   Кругом - благодать. Дождь давно  прошел,  оставив  после  себя  запах
влажной листвы и озона. Сумерки уже намекают на скорый  приход,  но  еще
медлят. Изумительно тихо, и даже мелодичный голос с гигантского, во  всю
стену здания, информ-экрана не раздражает, сообщая милые,  подходящие  к
погоде пустяки...
   Аллан  достает  было  пачку  "Блэк-боя"  и,  передумав,   заталкивает
обратно. Яан согласно кивает. Грех курить  по  такой  погоде.  Да  и  не
хочется. Хочется просто сидеть, дышать и слушать.
   - Ты, Янька,  извини,  -  смущенно  говорит  смуглый  крепыш.  -  Так
получилось...
   - Да чего там. Сам напросился. Э, Алек, глянь-ка!
   На информ-экране мелькают изображения причудливых храмов, марширующие
шеренги, груды нелепой, явно не земной техники, дымящиеся  и  словно  бы
несерьезные. И группка молодых людей в шортах, майках и  белых  панамах,
неспешно спускающихся по тратту космолета...
   - Узнаешь?
   -  Погоди-ка...  -  Аллан  внимательно   приглядывается.   -   Точно,
Андрюха!.. А ну-ка!
   Он нажимает кнопку, вмонтированную в подлокотник парковой  скамьи,  и
голос информатора становится громче:
   "Группа  консультантов,  прибывшая  на  планету  Дархай,  Магелланово
Облако, вот уже полгода осуществляет напряженную работу по  согласованию
позиций конфликтующих  сторон.  Сегодня  мы  имеем  возможность  впервые
показать  вам,  уважаемые   зрители,   кадры,   запечатлевшие   прибытие
экспертной комиссии Единого Галактического Союза..."
   Еще несколько секундных кадров: та  же  самая  делегация,  но  уже  в
одеяниях официальных, при галстуках и  платочках  в  нагрудных  карманах
пиджаков; судя по всему, запечатлен прием в верхах - все  по  протоколу:
речи, вручение цветов, рукопожатия...  хотя,  прямо  сказать,  бедновато
живут тамошние верхи, и кроме  землян,  все  присутствующие  затянуты  в
уродливую пятнистую униформу.
   "В кратком интервью ОМГА глава  экспертной  комиссии  Демократической
Конфедерации Галактики господин Мураками выразил  надежду  на  скорейшее
урегулирование конфликта..."
   Информ-экран  крупным   планом   продемонстрировал   лицо   господина
Мураками, затем - оного же  господина  в  полный  рост,  во  фраке  и  с
бабочкой на фоне исступленно роскошного интерьера, вовсе не похожего  на
предыдущий. И снова - крупный план: жесткое, непривычное к улыбке  лицо,
плоское, раскосое,  с  неожиданно  белокурым  ежиком,  почти  скрывающим
низкий лоб.
   - Где-то я этого хмыря видел... - Яан поднял  глаза  к  синеве  неба,
пытаясь припомнить. - И вроде недавно...
   - Не ломай голову, Янька!
   Холмс все-таки закурил - без  удовольствия,  скорее  просто  так,  по
привычке, от нечего делать.
   - Ни фига себе. - Кольцо дыма, медленно расширяясь, уплыло  ввысь.  -
Нашлась пропажа. Ты только прикинь, Янька, а? Дархай... А как  он  тогда
знал? Ни слова не сказал...
   - Угу. И Лемура неделю ревела...
   Приятели  переглянулись  и  одновременно  хмыкнули,  вспомнив   нечто
известное обоим.
   - Что, Янька, так и не обломилось?
   - Где уж  нам  уж.  -  Конопатый  лик  забавно  сморщился,  изображая
непритворное страдание. - Не наш уровень. Гуляй, говорит, пацан,  и  все
дела. А жаль-то как, спасу нет... Такая девочка! Андрюха кретин  -  хоть
адресок бы ей оставил...
   - Не кретин, а умный! - наставительно поправил Аллан. -  А  кретин  у
нас, Янька, ты, и сгоришь когда-нибудь на телках  своих,  как  свечечка.
Такие куколки как пристанут, так не  оторвешь.  А  помирать  нам,  брат,
рановато... Наши с тобой еще в классики играют. Во, гляди, вот  этой  я,
пожалуй, отдамся навек лет через пятнадцать, не раньше!..
   На информ-экране, сменив скучную  политику,  буйствовало  феерическое
шоу.
   "Победительница конкурса "Мини-Мисс Вселенная", - интимно проворковал
незримый диктор. - Катрин Мак-Келли,  семь  лет,  рост...  вес...  объем
бедер... объем груди..."
   Победительница, увенчанная крошечной золотой короной с бриллиантами -
настоящими, что ли?! - выглядела не очень счастливой, скорее испуганной.
Но хороша она была непередаваемо: волосы цвета воронова крыла  почти  до
колен, ясные синие глаза, точеное личико - не кукольное, почти  взрослое
в умело наложенном макияже, и фигурка, пока еще не раскрывшая всей своей
будущей стати, но уже вполне, вполне...
   - Катрин Мак-Келли, - нараспев повторил Аллан и вкусно  потянулся.  -
Катенька, значит. Катюха... Запомним...
   Яан хихикнул.
   - Да у тебя к тому времени склероз будет, лапушка ты моя. Ты ж  ей  в
дедушки годишься...
   - А ты не злобствуй, гад. Мечта облагораживает человека. Душу  зовет,
понимаешь, к полету... Кстати, что это там?
   ...Из-под  аркады  с  флагами  плотной   толпой,   окруженной   цепью
сопровождающих, выходили официозно одетые люди. Волна репортеров, вопя и
толкаясь, налетала,  пытаясь  прорваться  к  участникам  конференции,  и
откатывалась вспять, разбившись  о  гранитные  тела  молодых,  вежливых,
совершенно одинаковых помощников и референтов.
   Уворачиваясь от камер и микрофонов, солидные мужчины проворно  ныряли
в недра темных лоснящихся автомобилей и отбывали под  возмущенный  свист
оставшейся с носом братии.
   Лишь в одном месте крутилось нечто напоминающее  водоворот.  Нестарый
курчавый брюнет, крутя выдающихся достоинств носом и ожесточенно сверкая
очками,  увернулся  от  несколько  растерявшихся  спутников   и   что-то
торопливо  выкрикивал  в  поднесенные  к  самому  носу  диктофончики,  а
сопровождающие суетливо распихивали газетчиков,  почти  силой  вытягивая
бунтаря к распахнувшейся дверце автомобиля.
   -  Тю!  -  Конопатый  резво  вскочил  на  ноги.  -  Это   же   Рубин!
Выскочил-таки! Ну, теперь будет, ой, что будет! Так, Алька,  я  побежал,
может, успею чего спросить!..
   - Угу! - Холмс щелчком выбросил окурок; не целясь, попал в урну -  не
ту, что рядом, а подальше. - Беги. А я  к  Арпаду.  Не  стоит  ему  быть
одному...
   -  Все,  Алька,  бывай!  -  Яан  уже  весь  был  там,   в   гомонящем
столпотворении.
   И все же, крепко пожимая протянутую приятелем  руку,  поглядел  очень
серьезно.
   - Слушай, будь осторожен, а? И Рамосу своему передай.  Он,  по-моему,
тот еще псих...
   - Это есть, - с видимым  удовольствием  кивнул  Аллан.  -  Мы  такие.
Звони, Янька!
   Усмехаясь, с полминуты наблюдал, как конопатый мчится к  аркаде,  как
прыжком врезается в толпу и исчезает в ней, оставляя за  собою  след  из
возмущенных воплей.
   Помахал ладонью вновь возникшему на  информ-экране  изображению  юной
красотки:
   - До встречи, Катюха!..
   И вразвалочку пошел к выходу из парка, туда, где  на  овале  стоянки,
гостеприимно  распахнув  люки,  дожидались  пассажиров  разноцветные,  с
бордовыми шашечками по бортам флайеры.
   А сумерки в конце концов решили сгуститься и сгущались  стремительно,
подергивая бархатистыми тенями зелень  деревьев,  и  звенящую  упругость
фонтанов, и теплое, умиротворенно голубое  небо,  и  многое-многое  иное
благолепие, которым  и  славна  на  всю  Галактику  недолгая  гедеонская
осень...

***

   ОМГА сообщает:
   ...Скандальная выходка доктора Рубина, разгласившего данные  закрытых
заседаний  Конференции  по  проблемам  использования  боэция,  встретила
осуждение  в  академических  кругах.   "Никакие   научные   заслуги   не
оправдывают подобного беспредела", - таков комментарий ученого секретаря
смешанной  комиссии  академика  Теодора  Дуббо  фон  Дубовицки.  В  ходе
экстренного  пленарного  заседания  доктору  Рубину  строго  указано  на
недопустимость повторения таких  эксцессов.  Единогласно  принято  также
решение  о  материальном  поощрении  референтов  господина  Рубина,  чьи
эффективные действия предотвратили серьезную утечку информации.
   ...Раздел частных объявлений. ј 166789-А. "Андрюша, где бы ты ни был,
отзовись! Я тебя не забыла и очень люблю. Целую. Твоя Лемурка".
   ...Состоялись  Кадровые  перестановки  в  высшем  эшелоне  Космофлота
Единого Галактического Союза.  Вновь  назначенный  заместитель  главного
диспетчера Космофлота ЕГС Эдуард Вышковский в краткой  пресс-конференции
заявил: "Первоочередной задачей для меня  и  моих  подчиненных  является
дальнейшее укрепление мер безопасности пассажиров".
   ...Дальнейшее развитие  получают  идеи  национального  примирения  на
планете Дархай. Теперь оно пришло и в древний город Барал-Гур...

ГЛАВА 7
ДАРХАЙ. НА ПОДСТУПАХ К БАРАЛ-ГУРУ

8 октября 2198 года по Галактическому исчислению

   Барал-Гур был близок и вместе с тем почти недосягаем.
   Никакой стереоснимок, никакой кадр из панорамного фильма не  отражали
и в наиничтожнейшей мере подлинного очарования этого сказочного  города,
словно алмазная корона, венчающего  горные  вершины.  Десятки  поколений
строителей, кудесников тесла и резца, высекли из неподатливых  глыб  эти
удивительнейшие  храмы,  эти   стремящиеся   ввысь   дворцы   и   стены,
изукрашенные резьбой,  -  и  превосходящие  в  красоте  своей  все,  что
способен измыслить даже и в самом прихотливом сне человек.
   Стоя на самом краю провала, на кромке скального  языка,  выброшенного
насмешницей природой, словно предмостная аркада,  Андрей  ясно  различал
серо-черные линии укреплений на той стороне. Нельзя  было  не  признать:
полосатые  постарались  на  славу.  А  что  им  еще  оставалось  делать?
Восьмигранные  купола  храмов  священного   города,   даже   полукруглые
церемониальные окошки под ними уже отчетливо просматривались в бинокли.
   Оставалось немногое - форсировать пропасть.
   А сзади, оттуда, где стояли борцы, доносился напевный голос походного
сказителя...
   - Услышьте, и узнайте, и не говорите потом, что не знаете.  В  давние
времена, когда деревья ла еще не плодоносили на земле Дархая, отправился
охотиться на драконов могучий Хото-Арджанг и повстречал на горной  тропе
Деву Неба, прекрасную Кесао-Лату! Повстречав же, восхитился  и  возжелал
прелестей ее. Но отвергла надменная красавица  страсть  Духа  Добра,  не
приняла его славу, презрела силу его, его красоту. Звезды зажег  во  имя
любви своей Хото-Арджанг, реки потекли из-под  ресниц  его,  но,  смеясь
игриво, облачной шалью окутала Дархай капризная дева, и  даже  солнечный
факел бессилен был развеять кудесную пелену. Ветром пел  о  любви  своей
Дух Добра, бурей изливал гнев свой к ее стопам, но, словно седое  время,
неумолима была Кесао-Лату. И тогда, по совету Матери своей, Первозданной
Воды, воздвиг для надменной за единую ночь Хото-Арджанг город красоты  и
любви Барал-Гур, и не устояла красавица, и смилостивилась, и снизошла, и
открыла лоно свое страсти Доброго Духа.  А  чтобы  никто  из  высших  не
явился  тревожить  их  брачный  покой,  оградил   могучий   Хото-Арджанг
златоглавые  храмы  Великой  Пропастью  и  наложил   крепкое   заклятие,
подсильное лишь ему одному. И было это так, а иначе никак, ежели же и не
так, то кто сможет доказать? Но  время  шло  и  пришло,  и  вот  сказала
Кесао-Лату: "О супруг мой желанный, о повелитель  ложа  моего,  о  князь
вожделений моих! Настал ныне предначертанный день, и зовет меня  к  себе
Небесный Порог. Скорблю, расставаясь, но нельзя не идти.  Жди  же  и  не
забывай!" И не стало несравненной, лишь тонкая  шаль  осталась  в  руках
всемогущего, и поблекла в очах его краса мира. Померкло без единственной
желание бодрствовать в сердце Хото-Арджанга,  и  в  сон  погрузился  он,
ожидая прихода желанной. А чтобы нашла сияющая,  возвращаясь,  тропу  от
Небесного Порога,  повесил  Дух  Добра  в  храмах  Барал-Гура  священные
бубенцы, и из праха под  левой  пятой  своей  создал  лунгов  всесильный
Хото-Арджанг, дабы не умолкал  перезвон  и  знала  Кесао-Лату  дорогу  к
Дархаю, когда придет она в должный час поцелуем пробудить ото сна хилого
супруга...  -  полузакрыв  глаза,  мелодичным  речитативом   выговаривал
сказитель.
   Лица борцов были необычно мягки. Отступили куда-то далеко  усталость,
и  обжигающая  горечь  воспоминаний,  и  ожесточение  недавних  боев  за
предгорья. Здесь,  в  сокровенном  сердце  изначальных  гор,  суровость,
словно бы намертво въевшаяся в лица  их,  стала  менее  заметной.  Может
быть, потому, что победа была так близка? Или оттого, что даже сюда,  за
добрые девять ке доносился из города тихий сладостный перезвон?
   Сказитель опустил трехструнный сямьсин, и Андрей с сожалением щелкнул
в кармане кнопкой диктофона. Сказка кончилась, а пропасть оставалась.
   И миндалевидные  глаза  даоченга  А  Ладжока,  сузившись,  ненавидяще
смотрели на нее.
   - Борцы Дархая! - Высокий мальчишеский голос зазвенел, срываясь  едва
ли не на визг, но это не было смешно.  -  В  наших  рядах  сегодня  идет
незримо прекрасная Кесао-Лату, и нам дарована высокая честь прервать сон
Хото-Арджанга!  С  нами  память  наших  прадедов,  что   строили   храмы
Барал-Гура, в наших сердцах ярко сияют идеи квэхва, рожденные Любимым  и
Родным!
   "Да, но танк здесь все  равно  не  пройдет,  -  меланхолично  подумал
Андрей, - даже с помощью идей квэхва..."
   - Ошибаешься, Далекий Брат. - Ладжок откликнулся почти тотчас, словно
на лету поймав и прочитав мысли. - Идеи квэхва двигают горы.
   Тон его исключал даже возможность сомнений, и - чем черт не шутит,  в
конце-то концов? - быть может, так оно и было. Но как бы там ни было,  а
Барал-Гур был крепким орешком даже для  идей  квэхва,  не  говоря  уж  о
регулярной  армии.  Видимо,  Хото-Арджанг  и   впрямь   был   недюжинным
фортификатором, да и умница-природа,  величайший  из  инженеров,  немало
потрудилась, помогая ему.
   Пехота,  вооруженная  автоматами,  в   крайнем   случае   -   легкими
гранатометами, пожалуй, могла бы еще преодолеть  пропасть  по  узеньким,
почти незаметным козьим тропинкам. Но на той стороне ее  ожидали  многие
сотни метров скрученной в  спирали  Бруно  колючей  проволоки,  обширные
минные поля и тщательно замаскированные, утопленные в  скальную  породу,
пулеметные гнезда.
   У серебряных ворот Барал-Гура стояла гвардия Чертога Блаженств.
   В отличие  от  дархайцев,  Андрей  знал:  если  военные  действия  не
завершатся в  ближайшие  пару  суток,  то  полосатые  неизбежно  получат
подкрепление - минимум три новенькие "Саламандры" на основе паритета,  а
никак нельзя исключать, что и кое-что похлеще.
   Время истекало в пропасть. Оно работало на Империю.
   После ряда обстоятельных бесед с послом Хаджибуллой Любимый и  Родной
тоже понимал многое.  Он,  правда,  не  вполне  уяснил  точное  значение
несколько раз употребленных собеседником терминов "квота"  и  "паритет",
но основную мысль уразумел твердо: через  сутки-двое,  никак  не  более,
отчаянные призывы  Бессмертного  Владыки  будут  услышаны  его  Большими
Друзьями. Борьба затянется, а страна и так на пределе: тысячи му  лучшей
земли лежат в запустении, а среди подходящих с запада резервистов  можно
подчас уже встретить таких,  кому  не  под  силу  даже  натянуть  тетиву
самострела.
   Да и мало, ох как мало  поступало  их  в  последние  дни,  этих  хоть
каких-никаких, а резервистов. Таученг Нол  Сарджо,  возможно,  сумел  бы
совершить нечто превосходящее человеческие силы, смог  бы  в  кратчайшие
сроки поставить  под  ружье  и  обучить  новых  борцов,  но  Тигр-с-Горы
валяется сейчас в госпитале, изрезанный скальпелями хирургов,  окуренный
кадильницами знахарей ("Спасти во  что  бы  то  ни  стало!"  -  приказал
Вождь), и никому, даже личному  врачу  посла  Хаджибуллы,  не  известно,
придет ли он в себя... а силы на исходе, и контрразведка дает не слишком
приятные  сводки  о  невесть  откуда  явившихся  в   холмах   самозваных
ван-туанах... и кто, в конце-то  концов,  знает  наверняка,  что  сейчас
творится там, за спиной, в лежащем за три тысячи ке отсюда Пао-Туне?
   Иначе  говоря,  пропасть  следовало  форсировать  безотлагательно,  а
возможностей для этого даже здесь, в самом  узком  ее  месте,  не  было.
Сквозь зыбучие топи и непроходимые теснины предгорий пробралась  пехота,
дивизион  легких,  почти  игрушечных   бронеавтомобилей,   бессмысленные
остатки конницы и "тристасороковка" лейтенанта Аршакуни.
   Саперы подоспеют через неделю.
   Если подоспеют вообще - до сезона густых туманов...
   Вождь морщил лоб.
   Не шибко грамотный, до всего  на  свете  доходивший  сам,  он  привык
верить в себя, в свою интуицию, в свою волю  и  здравый  смысл,  а  если
разум  и  вера  начинали  иссякать,  он,  не  колеблясь,  черпал  их   в
исступленном доверии тех множеств, что вот уже свыше десяти лет  шли  за
ним по трудным, далеко не всегда осиянным  звездами  удачи  дорогам  его
борьбы. И сейчас он не хотел - да что там, попросту не мог! -  смириться
с несуразной мыслью, что вот он - тот Порог, переступить который не  под
силу человеческой воле, будь даже она умножена на десятки и сотни  тысяч
неистовых стремлений к победе любой ценой...
   Привычно улыбаясь, Вождь размышлял.
   Он был сейчас почти зол на таученга Сарджо, посмевшего оставить его и
армию именно в тот миг, когда решалось все, если  не  больше.  Пропасть!
Подумать только,  всего  лишь  пропасть,  неумн