ыяснить,  что  это,  в  конце  концов,  за  штука  такая   "современная
дархайская философия"?).
   Далее:  при  чем  тут,  собственно,  "Мегапол"?   С   наркотиками   и
разнообразными социально опасными сектами неплохо управляется полиция на
местах, а в крайнем случае - спецслужбы...
   Стоп! Но ведь указано же: в обеих великих державах!
   Уже теплее. Конечно же, и КС Союза, и СК Конфедерации  что-то  знают,
но делиться информацией,  как  обычно,  не  собираются,  напротив  -  по
стародавнему своему обычаю, ударились в конкуренцию,  причем  опять  же,
как всегда, в ущерб делу.
   А кто-то тем не менее должен работать. Не Пушкин же!
   Теперь понятно, почему дело ушло в "Мегапол".
   Какие мы псы закона, на фиг? Лошадки мы  тягловые,  пони-ассенизаторы
безотказные... на все случаи жизни.
   Ладненько. А отчего  же  именно  ко  мне?  Заниматься-то,  ежу  ясно,
придется допросами, даже и не допросами, а собеседованиями; задачка  для
стажера, ну, для уполномоченного -  максимум,  но  не  для  старшего  же
инспектора!..
   Впрочем, об этом, как о сугубо личном,  думать  пока  что  не  стоит.
Начальству виднее. А стоит думать о другом. Как  говорили  древние:  qui
prdest? Кому, то есть, выгодно?
   Действительно, кому?
   Версия первая, вполне реальная: Хозяйство. Ясное дело,  где  наркота,
там и эти ребята. Простенько, но, увы, не убеждает. Потому  что  я  знаю
дона Аттилио уже не первый год и руку готов класть  на  рельсы,  что  не
любитель он  новаций,  тем  паче  приводящих  к  открытому  конфликту  с
законом. Розовые сотюшки - это пожалуйста, это  сколько  угодно.  Но  не
больше того. И в этом весь дон Атгилио, а меняться ему поздно.
   Хорошо, но ведь сам дон вполне может быть и не в  курсе.  Годы  берут
свое, а в его свите всегда найдется пара-тройка гнедых, жадных,  молодых
и глупых, а потому и рисковых; и вот они вполне  готовы  даже  расколоть
Организацию ради кайфа, хоть недельку, а побыть-таки  доном  Рамиро  или
доном Мир-Али...
   Маловероятно, конечно.  Старость  старостью,  а  дон  Аттилио  парень
крутой и своих ястребков держит в руках крепко. Но исключать  нельзя.  А
значит, придется, видимо, выходить  на  Хозяйство.  В  конце  концов,  я
давненько не виделся с господином эль-Шарафи, и старик,  очевидно,  стал
меня забывать. Во всяком случае на последнюю Пасху коробка  конфет  была
не из самых лучших. А это нехорошо. Не люблю, когда меня  забывают,  тем
более такие люди.
   Версия вторая и на сегодня последняя: диверсия. Отметаем  сразу,  как
полный бред. Чья диверсия? Зачем? Против  кого?  Ни  намека  на  ответы.
Вопросы лишены смысла.
   Но, как бы там ни было, надо работать.  Бой  покажет,  как  говаривал
Арпад. В любом  случае,  грустно  подумал  я,  помотаться  по  Галактике
придется преизрядно. А ведь я терпеть не могу космолеты...
   И опять-таки м-да. Люблю не люблю, а пришлось.
   Битую неделю я метался с планеты на планету, высунув язык, и в данном
случае вполне ощущал себя собакой, но сравнение это сейчас  не  льстило.
Где не был, так это  на  Дархае,  хотя,  возможно,  и  стоило  бы.  Увы,
дархайскую визу получить не легче, чем, скажем,  опровергнуть  любое  из
набора алиби моего давнего и  доброго  приятеля,  господина  эль-Шарафи.
Может быть, даже несколько труднее...
   Ну и черт с ними! Мне хватило нескольких встреч  с  эмигрантами;  как
известно, с десяток небольших дархайских землячеств осело на паре-тройке
планет с субтропическим климатом. Милые, тихие, как  правило,  не  очень
обеспеченные  люди,  жестоко  мучимые  ностальгией,  они  с  готовностью
соглашались побеседовать, однако ничего  путного  рассказать  не  могли.
Разве что бледнели и дергались при слове "квэхва" - все, как один,  даже
профессор Лаудитья Ранкочалар, декан  факультета  теософии  Альмейдского
Университета, автор изумительного  пятитомника  "Всеобщая  история  холи
ногтей", а  по  совместительству,  как  оказалось,  еще  и  председатель
Ассоциации Земных Дархайцев.
   Удивительно спокойный, с добрыми близорукими глазами, судя по  всему,
очень любимый студентами (они то и дело заглядывали в кабинет  и  весело
хихикали, а профессор укоризненно щурился сквозь толстенные линзы  очков
и смущенно  улыбался),  он  сказал  мне,  прощаясь:  "Поверьте,  молодой
человек, я ничего не помню, и мне нелегко было все это  забыть..."  -  и
лицо его стало  совсем  беспомощным,  словно  у  дряхлого  старика.  Что
удивляться? Секретарша тут же по секрету  сообщила  мне,  что  профессор
совсем одинок: бандиты с  той  дурноватой  планетки  лет  двадцать  тому
уничтожили почти полторы сотни его братьев, а потом, тут  уже,  от  него
ушла  жена,  польстившись  на  широченные  плечи  какого-то  безмозглого
быка...
   Что ж, бывает. Хорошим людям вечно не везет; а первый  том  "Всеобщей
истории..." с автографом профессора  я  поставил  на  почетное  место  в
книжном шкафу...
   Ничего  нового  не  всплыло  и  в  ходе  контактов  с   доморощенными
поклонниками  современной  дархайской  философии,  они  же  -   ценители
холодного оружия и рукопашного боя. Нет, они не отрицали, что  несколько
десятков взятых с поличным психов  состояли  в  их  кружках  и  секциях,
однако же тотчас предъявили составленные  по  всей  форме  протоколы  об
исключении оных из рядов и  резонно  спрашивали:  где  это  сегодня  нет
психов?..
   Насчет "квэхва" они, в отличие от эмигрантов,  готовы  были  говорить
часами, но толку в сих проповедях было чуть.  Я,  знаете  ли,  давно  не
стажер и без двухчасовых лекций знаю, что  Волга  впадает  в  Каспийское
море, лошади кушают овес, а  один  удав,  как  правило,  равен  тридцати
восьми попугаям...
   И все же... Очень спокойные, несколько отрешенные лица  этих  парней,
словно бы медитирующих даже во время допроса, их неафишируемое, но и  не
скрываемое  презрение  ко  всему  миру,  их  любимое   словцо   "гниль",
поразительное сходство судеб -  все  они  считали  себя  так  или  иначе
обойденными в прежней, досектантской жизни - настораживало. И экстаз при
слове "квэхва", вызывавшем дикий  ужас  у  эмигрантов.  И  блестящее,  в
высшем смысле слова, владение разнообразным экзотическим вооружением...
   В  сущности,  эти  кружки  напоминали   ячейки   террористов.   Живые
иллюстрации к учебнику "Формы антисоциальной активности", часть  вторая.
Но сама идея несла на себе отпечаток бреда. Безусловно, такие и подобные
им ребятки - идеальный кулак для любого, решившего рваться к власти.  Но
кому в наше время всерьез нужна власть? И не с железяками же в руках? Не
с мечами же - против огневой мощи полиции и спецподразделений?!  Чушь  -
не больше...
   Стало ясно: время лететь на Землю, поболтать наконец с доном  Аттилио
- он старый и мудрый, он  очень  не  любит  конкурентов,  и  нам  нечего
скрывать друг от  друга.  Тем  паче  примерно  сейчас  на  Земле  должен
объявиться и Яан, а "король сенсаций" просто не может  хоть  чего-нибудь
не знать, а то, что ему известно, я из этой  конопатой  балаболки  всяко
выдавлю - и тогда, возможно, не будет надобности  будоражить  без  толку
покой почтеннейшего дона Атти...

***

   ...И в первые же минуты после приземления я понял, что  зря  летал  к
черту на кулички; уже в космопорте, и после, на оживленно-шумных  земных
улицах то и дело бросались в глаза  знакомые,  отрешенно-сосредоточенные
лица; их было, пожалуй, больше, чем где бы то ни было.
   Странно, как можно было не обращать  на  них  внимания  раньше!  Хотя
раньше передо мной не стояла такая задача...
   А в холле отеля я на какое-то время забыл обо всем этом,  потому  что
увидел Катрин: просто вошел и увидел.
   Время умеет шутить: она  не  стала  старше  на  вид,  хотя,  конечно,
повзрослела,  еще  больше  расцвела  и,  судя  по  всему,  на  жизнь  не
жаловалась -  во  всяком  случае,  далеко  не  каждая  фотомодель,  даже
трехкратная "Мисс Вселенная", может позволить себе номер в "Ореанде".
   Три года я боялся этой встречи, и три года просил судьбу о ней. Но не
ожидал, что сердце так вздрогнет и захолодеет. А она сделала сперва вид,
что не узнала,  прошла  мимо  своей  проклятой  походочкой,  от  которой
встанет  даже  у  полного  импотента,  но  тут  же  обернулась  и  вдруг
улыбнулась - не плакатной улыбкой, а совсем иной, той самой,  и  шагнула
ко мне... А спустя миг мы обнялись  прямо  посреди  галдящего  холла,  и
стало ясно, что ни мне, ни ей нет никакого смысла идти в ресторан.
   - Привет! - в один голос сказали мы.
   Рассмеялись. Помолчали.
   - Значит, жив еще... - Катька  старалась  хмуриться,  но  это  у  нее
получалось плохо.
   - Стараюсь, мэм...
   Когда-то именно моя работа стала основным поводом для нашего разрыва.
Вернее, для моего бегства. Пятнадцать лет разницы  -  это  я  потом  уже
выдумал, для приятелей, отчаянно мне завидовавших и не  умевших  понять.
Но я-то знал, как Катрин хочет детей, мальчика и девочку,  и  совсем  не
желал, чтобы вместо  папы  ее  дети  имели  пенсию,  даже  такую,  какая
положена сиротам  инспекторов  конторы.  Да,  если  уж  начистоту,  и  о
возрасте я думал тоже, хотя девочка кричала,  что  ей  на  это  плевать.
Может, и так. Но я испугался. Мне казалось тогда, что в этом  не  стыдно
оказаться трусом...
   Мужская часть обслуги  отеля,  не  скрываясь,  пялила  глаза  на  мою
спутницу. Как мужик, я понимал парней - больше  того,  эти  взгляды  мне
когда-то  льстили.  Зато  Катрин  нервничала  и  злилась  -  сказывалось
папочкино воспитание. Никогда не видел ветврача Мак-Келли, но,  судя  по
всему, покойный Айболит держал дочку в ежовых рукавицах...
   - Какой этаж, зверька?
   - Один-один-один.
   Однако! Сто одиннадцатый - это даже круче, чем я думал!
   - Ты, гляжу, пошла в гору?..
   - Скорее уж за бугор.
   - ?! - поперхнулся я, и девчонка стрельнула глазками.
   - Нет, Аль, он женатый и набожный. И оч-чень строгий.
   - Значит...
   - Да, продолжаю ждать принца. Такая вот дура...
   И тогда кто-то отчаянно храбрый, изредка просыпающийся в недрах меня,
не размышляя и не сомневаясь, ляпнул:
   - А как насчет старшего инспектора "Мегапола", мэм?
   Я услышал это словно со стороны и перепугался. Катрин же на мгновение
прихмурилась (О  Боже!  -  обомлел  я...)  и  ответила  просто  и  очень
серьезно:
   - Попробовать можно... Если опять не сбежишь.
   И на душе стало легко-легко, и  совсем  забылись,  хотя  бы  на  один
вечер, все недоделанные дела...
   Лифт выпустил нас на моем, девяносто третьем. И я не хочу вспоминать,
кто из нас погасил в номере  свет.  Мы  танцевали  под  медленный  блюз,
доносящийся с улицы, танцевали в полутьме, по-скаутски, вполкасания,  но
постепенно, очень осторожно руки вспоминали, и  губы  тоже,  и  душистые
Катькины волосы оказывались все ближе, ближе, ближе...
   А потом музыка умолкла. И зазвонил телефон. И Катька спокойно вырвала
шнур из розетки, а я не стал включать снова, потому  что  девочка  была,
как всегда, права.
   Да, я, Аллан Майкрофт Холмс, - пес закона.
   Но бывают вечера, когда хороший  хозяин  не  станет  звать  со  двора
собаку...

ГЛАВА 3

   ...Когда же смрад злобы навеки  погубленных  душ  достигает  престола
Твоего, Господи,  и,  решив  всеконечно  извести  скверну,  обнажишь  Ты
карающий меч, вспомни: и злые, и мерзостные - лишь  человеки,  не  более
того, и силой не изничтожить силу, но лишь большую  жестокость  посеешь,
карая без пощады. А потому,  Отче,  милуя  заблудших,  не  побрезгуй,  и
снизойди, и  в  снисхождении  своем  не  испепели,  но  вразуми  даже  и
наизакоренелых...

Рассказывает Эдуард Генрихович ВЫШКОВСКИЙ. Рантье. 48 лет.
Лицо без гражданства

5 - 6 июля 2215 года по Галактическому исчислению

   По средам и пятницам мои вечера принадлежат Розали.
   Она приходит где-то около шести, прибирает квартирку,  и  мы  выходим
пройтись до ближайшего кафе. Затем возвращаемся и ложимся в  постель.  А
ближе к полуночи, но никогда не позже, я отвожу  ее  домой.  Терпеть  не
могу похрапывания рядом, когда засыпаю.
   Розали - бабенка вполне достойная; конечно,  не  какая-нибудь  Катрин
Мак-Келли или еще кто из этих плакатных финтифлюшек, но  все  при  всем,
кое-что умеет, хозяйственна, а главное - все еще на что-то надеется и не
прерывает традицию встреч дважды  в  неделю.  Ну  и  отлично:  мне,  как
нормальному мужчине, необходима женщина, а квартире моей - уборка. А что
не красавица и при этом занудлива, так с  этим  приходится  мириться:  у
маленького человека и радости маленькие.
   Так что плакат с изображением Катрин Мак-Келли я повесил  в  сортире,
вставив в рот глянцевой сучке пластмассовый пенис -  чтоб  не  щерилась.
Розали это пришлось по нраву: она смеется до упаду, сидя в  удобствах  и
любуясь моей придумкой. Смех у  нее  визгливый,  по  правде  сказать,  и
здорово меня бесит, поэтому, если конечно, Розали смеется не моей шутке,
ее приходится бить. Но она терпит. И вообще, у нее много достоинств,  не
последнее из которых - приходить вовремя.
   Именно благодаря ее своевременному приходу я сумел  соблюсти  минимум
правил приличия и не указал на дверь легавому, который ворвался ко  мне,
понимаете ли, "побеседовать", даже без ордера.  Представляете,  ко  мне,
законопослушному налогоплательщику! Да еще и с идиотскими расспросами  о
бедных больных людях, которые и так уже достаточно наказаны...
   Нет, я человек сдержанный и  принял  его  вполне  учтиво;  вежливо  и
взвешенно  разъяснил  основные  принципы  деятельности   клуба,   членом
правления  которого  имею  честь  являться.  Но  не  больше.  С   какой,
собственно,  стати?  Тем  паче  что  я  очень   не   люблю   таких   вот
благополучненьких красавчиков, смугленьких, румяненьких, с  мужественной
проседью на, понимаешь,  подбритых  височках.  Волк  позорный!  Пронюхал
что-то, и роет, и роет... и очень  хорошо,  и  чудненько  -  пусть  себе
копает, глядишь, и нарвется на неприятности.
   Разумеется, ничего этого я ищейке не высказал.
   Я  даже  попытался  разъяснить   ему   некоторые   постулаты   нашего
мировоззрения; я, как  признано  всеми,  прекрасный  агитатор,  яркий  и
убедительный, но ведь ему было скучно - понимаете, я говорил, а ему было
скучно! - и он вовсе не считал нужным это  скрывать,  хотя  бы  приличия
ради. Постоянно перебивал меня дурацкими  вопросами,  шарил  глазами  по
полкам с книгами, разглядывал оборудование...
   Кому может понравиться такое поведение, особенно если гость незваный?
Да еще в  собственной  квартире,  арендная  плата  за  которую  вносится
аккуратно и в срок?
   Верно, никому! Вот я и обрадовался, когда позвонила Розали, поскольку
мог с полным основанием пожать плечами: сами, мол, видите, инспектор, ко
мне дама, так что... И настолько это было  кстати,  что  настроение  мое
улучшилось, и я даже не стал высказывать Розали  претензии  за  то,  что
она, невзирая на  неоднократные  предупреждения,  снова  надела  зеленые
трусики, хотя отлично знает, что они мне не нравятся и, более  того,  не
возбуждают...
   По чести говоря, подобное спускать на тормозах нельзя; к  тому  же  и
гуляш у нее на сей раз пригорел, и смех был как-то особенно скрипуч,  но
я человек мягкий, непритязательный, и со мной всегда можно поладить. Что
Розали? Даже к Единому Галактическому  Союзу  у  меня  не  было  никаких
претензий, пока мне не плюнули в лицо!..
   И за что?!
   Сколько себя помню, я был ничем не  хуже  других,  думается,  даже  и
лучше: прилежно учился, не увиливал от поручений, уважал наставников  и,
более того, умел организовать и скоординировать  работу  коллектива.  Не
такое уж легкое дело, смею  вас  заверить,  но  мне  это  было  дано  от
природы. Недаром же моя фотография с первого класса поселилась на  Доске
почета, а сразу после выпуска мне дали рекомендации  в  Административную
Академию...
   Чуть позже я понял, что умею не только  руководить,  но  и  подбирать
кадры. Возможно, мои выдвиженцы и не хватали с  неба  звезды  -  но  для
чего? Ведь был я! Сбоев  не  случалось.  Тщательно  взвесив  и  продумав
варианты, я вступил в Лигу Умеренных Демократов, без отрыва от  основной
работы окончил Высшую Школу Космофлота.  И  все  это  было  правильно  и
разумно, поскольку темпы реализации моих планов  вполне  соответствовали
уровню моей самодисциплины и природной одаренности...
   Розали, однако, ухитрилась все же рассердить меня,  дура!  Видит  же,
что я погружен в размышления, так нет же - вместо того, чтобы вести себя
тихо,  принялась  вздыхать,  подмахивать  задом  и  даже  царапаться.  Я
приостановился, отвесил ей пощечину,  затем  спокойно  кончил  -  и,  не
говоря ни слова, проводил до такси.  Пусть  поплачет,  пусть  хорошенько
поразмыслит и в следующий раз знает свое  место.  В  любом  случае  кафе
сегодня не предполагалось, и ее следовало  отправить  домой  до  десяти,
поскольку в  одиннадцать  в  "Одеоне"  открывался  новый  сезон,  причем
открывался суперхитом, и огромные афиши, расклеенные  по  всему  городу,
уже две недели вопили:

ВНИМАНИЕ!
АРКАДИЙ ТОПТУНОВ ПРЕДСТАВЛЯЕТ ЛОНА САРДЖО!
ЮНЫЙ ВИРТУОЗ ДАРХАЯ ПОКАЖЕТ ЗЕМЛЕ ЧУДЕСА
В СУПЕРПРОГРАММЕ "ДХЬОТХЪЯ ОБ ОГНЕННОМ ПРИНЦЕ"

   1) Огненный Принц и Птица Токон;
   2) Огненный Принц против самозваного Тигра;
   3) Огненный Принц, пожирающий Ван-Туанов...

   И так далее, если верить рекламе - двадцать два оригинальных номера.
   За последние три года импресарио Топтунов впервые заявил  о  себе,  и
это  само  по  себе  интриговало.  Билеты  достать   было,   разумеется,
невозможно. Но я  человек  предусмотрительный  и  регулярно  возобновляю
постоянный абонемент - разумеется,  не  ради  каждодневных  низкопробных
шоу, а именно для таких из ряда вон выходящих случаев.
   Толпы ломились в театр за час до начала, десятки  театралов,  умильно
улыбаясь, выклянчивали лишний билетик, и барышники  у  наглухо  запертых
касс трудились вовсю. Еще бы! Дархайский актер - это новинка, не то что,
скажем, туристы с Дархая. Не стану скрывать, внешне  они  мне  не  очень
импонируют - курчавые, раскосенькие, в общем, обезьянки,  да  и  только;
но,  с  другой  стороны,  нельзя   отрицать   и   позитивных   моментов:
дисциплинированны, аккуратны,  скромны  в  поведении  и  одежде.  А  это
свидетельствует  о  многом!  Поверьте  специалисту,  человек  становится
выскочкой не тогда, когда позволяет себе критику в адрес вышестоящих,  а
когда впервые является в присутствие в ненадлежащем виде...
   Мне лично  всегда  нравились  строгие  темно-серые  костюмы-тройки  и
неброские галстуки, и хотя я никогда не был диктатором и  самодуром,  но
за пять лет моей работы в управлении Космофлота никто из подчиненных  не
счел возможным пренебречь моими вкусами...
   Проходя через фойе, я обратил внимание, что меня все еще узнают, хотя
и немногие - еще бы, столько лет  прошло!  -  но  узнают  и  подчеркнуто
морщатся. Даже отворачиваются, ублюдки.  А  когда-то,  сразу  после  той
гнусности, что со мной вытворили, после газетной шумихи на улицы  вообще
лучше было не выходить...
   Я отвечал наглецам безразличием, но внутри все кипело, и, заняв место
в ложе, я разрешил себе негромко выругаться.
   Чистюли. Скоты. Кривят,  понимаешь,  рожи.  А  с  какой,  собственно,
стати?
   Согласен, та история была совершенно дурацкой. Но даже если я был  не
вполне прав, то ведь можно было и поправить,  в  конце  концов,  я  ведь
готов был согласиться и с выговором!
   Но так поступать с проверенными кадрами  -  верх  безответственности.
Судите сами: приближается юбилей, двухсотсорокалетие выхода  человека  в
космос, и как раз в это время Главный Диспетчер уходит на пенсию. Вопрос
этот был уже согласован, и  оставалось  неясным  только,  кто  конкретно
станет его преемником. Собственно, кроме меня, реальных  претендентов  и
не было; меня уже  вызывали  наверх  и  обстоятельно  беседовали.  Ну  а
Главный Диспетчер Космофлота - это уже номенклатура, оттуда рукой подать
до Директора, а следовательно, и