алостью  вспоминал  того   расплывшегося,
делавшего под себя борова, каким был он сам всего  лишь  полгода  назад.
Вспоминал как нечто существовавшее отдельно, нечто такое, что невозможно
применить к себе самому. И запрещал себе вспоминать о  сроке,  названном
коллегой Хаджибуллой в ходе той приснопамятной встречи. Полгода были  на
исходе...
   - Господин Президент!
   Дон  Мигель,  не  вставая,  развернулся.  Из  окошка  третьего  этажа
резиденции, кажется, из бильярдной, высунувшись едва ли  не  по  пояс  и
опасно перегнувшись через подоконник, размахивал руками личный адъютант.
Впрочем, скорее адъютантишка.  Пустой  паренек,  преданный,  конечно,  и
старательный, но звезд с неба никак не хватающий, да  и  не  стремящийся
хватать. Зато великолепный игрок в пинг-понг, непревзойденный тренер  по
армрестлингу и, очень может быть, лучший на всем Гедеоне мастер-наладчик
тренажеров. В последние месяца три, а пожалуй, что  и  четыре  мальчуган
превратился в тень  пожизненного  Президента,  и  даже  многие  министры
роптали, что легче попасть в рай, чем на прием к боссу, если молодой  да
ранний, паче чаяния, вдруг невзлюбит.
   Воркотню эту господин Президент принимал к сведению,  но  выводов  не
делал. Все так, но парнишка  смотрит  на  него,  как  на  Господа  Бога,
выбивается из сил, из кожи вон лезет, чтобы проигрывать, не  поддаваясь,
и если даже он  пару  раз  и  злоупотребил  своим  правом  распоряжаться
временем Президента, так это  еще  не  повод,  чтобы  отправлять  его  в
отставку. Армрестлинг, а тем более пинг-понг овладели душой дона  Мигеля
целиком и полностью. Наверное,  больше  даже,  чем  покер  и  спортивный
бридж, великим докой  в  которых  был  постоянный  партнер  и  секретарь
Президента полковник Джанкарло эль-Шарафи.
   - Господин Президент! Через пять минут!..
   Дон Мигель благодушно кивнуло и адъютант унырнул  обратно  в  оконце,
словно кукушка в старинных часах.
   Передача начнется через пять минут. Значит, есть  еще  целая  минута,
чтобы посидеть на гибко прогибающейся скамейке, любуясь уличной суетой и
сверкающими  коленками  девушек,  по  самой  последней  моде  Барал-Гура
щеголяющих  в  юбчонках  под  многозначительным  названием   "намек"   и
эластичных колготах, которые способны превратить в стройные  ножки  даже
бублик; интерес  был  в  основном  теоретический;  месяцев  пять  назад,
восстав из осточертевшего инвалидного кресла и несколько освоившись, дон
Мигель, признаться, сделал  попытку  вернуться  к  практике.  Увы!  Хотя
кое-что и получилось, но процесс был так краток,  а  удовольствие  столь
мимолетно, что в разряд хобби сие упражнение переводить явно не  стоило.
В отличие от пинг-понга...
   Минута - это совсем немало, если есть на что посмотреть.
   А потом  не  менее  двух  минут  можно  брести  к  высокому  крыльцу,
подниматься по скрипучей лакированной лесенке,  наслаждаясь  мучительной
ватной усталостью в усталых ногах. И  пр'гянг-ги,  похожие  на  серых  в
яблоках белочек, поверещат вслед, прощаясь,  когда  за  тобой  закроется
высокая, выложенная пластинами перламутра парадная дверь...
   Подпирая себя тростью, дон Мигель двинулся по аллее к дому. На пухлых
губах играла легкая, несколько саркастическая улыбка. Он  все  же  сумел
ответить на хамство, пусть и завуалированное, так, как должно. Простите,
господа! Официальные церемонии - только в первые три дня. А потом уж  не
обессудьте...  в  конце  концов,  я  -  старик,  я   недомогаю,   да   и
корреспонденция с Гедеона требует пристального  изучения  и  длительного
анализа. И они проглотили! Утерлись, хотя были явно недовольны.  Престиж
сверхдержавы, пусть и бывшей, даже и  одного  из  осколков  ее,  был  по
привычке достаточно высок  в  глазах  населения,  и  всесторонний  показ
визига явно не противоречил планам администрации.
   Нет уж, господа хорошие, увольте!
   Ни осмотра верфей в четвертый день  визита,  ни  посещения  комплекса
точной электроники  в  пятый,  ни  присутствия  на  собрании  творческой
интеллигенции в шестой, ни, наконец, встречи с финансовыми воротилами не
случилось. Дон Мигель не доставил хамам подобного удовольствия. Он,  так
вас растак и переэтак, не марионетка, в конце концов, и не  экспонат  из
музея восковых фигур...
   Накануне  дня  восьмого  шустрые  ребята   из   канцелярии   премьера
сообразили наконец что-то и  не  стали  присылать  программу  завтрашних
мероприятий. Умники тоже. До  куньпингана  дошло  бы  быстрее.  Впрочем,
куньпинган - животное умное и благородное, не в пример иным людям.
   В глубине души Президент сожалел о том, что не забастовал с  третьего
дня. Не пришлось бы ездить по музеям...
   Нет, в посещении Исторического раскаиваться  не  приходилось.  Словно
встретившись с молодостью, бродил дон Мигель по прохладным, специально в
связи с визитом освобожденным от туристов залам. Он полюбовался фресками
Грдж'йола, секреты кисти  которого  так  и  остались  неразгаданными  со
времени смерти великого мастера;  постоял  у  величественного  саркофага
Натадининграта Жестокого, властителя княжества Шкрганниг'хьйе и  первого
объединителя Дархая и, как в  первый  раз,  более  тридцати  лет  назад,
поразился: как же все-таки  мал  ростом  и  худ  был  этот  давным-давно
почивший ван-туан, сумевший  по  кровавым  ступеням  взойти  на  престол
созданной им Империи;  прищурившись,  попытался  разобрать  полустертые,
залитые  в  пластик   строки   эдиктов,   подлинно   подписанных   рукой
Гуппалавармана  Мудрого,  и,  уяснив,  что  "...отныне  да  не  приносят
первородных сыновей в жертву, но заменяют их блеющими, лишенными внешних
пороков...",  подмигнул  офицеру  охраны,  весьма  довольный   полнейшим
отсутствием склероза. Тот, кто на десятом  десятке  не  забыл  изученный
некогда къа-дархи,  тот,  можно  сказать,  еще  далеко  не  потерян  для
общества!
   Он любил этот музей еще тогда, когда он был  закрыт  для  посторонних
глаз Палатой Наследия, и, выходя, улыбался, словно вспоминая нечто очень
и очень приятное.
   Не разочаровала и краткая пробежка по модерновым -  много  зеркальных
стекол и никельного блеска - анфиладам Галереи Современных Искусств.  Не
чуждый прекрасного, дон Мигель все же скверно разбирался в авангардизме,
примитивизме и прочих выкрутасах, в глубине души полагая создателей  сих
шедевров жертвами сексуальных аномалий. Однако же  он  весьма  и  весьма
склонен  был  прислушиваться  к  компетентному  мнению  своего   личного
секретаря, и когда господин эль-Шарафи после одного из несдержанных и, к
сожалению, публичных высказываний босса в адрес новаторов позволил  себе
маленькую лекцию, Президент попритих и  даже  какое-то  время  увлекался
коллекционированием  аляповатых  альбомов  с  никак  не  доступными  его
пониманию репродукциями...
   - Что это? - спросил  он,  остановившись  перед  прелестно  уродливым
сплетением тел двух куньпинганов с рогами  вместо  копыт  и  загадочными
выступами на  крупах;  выступы  щетинились  крошечными  мотками  колючей
проволоки.
   Выслушав длинный и подробный ответ экскурсовода ("Композиция "Апофеоз
Примирения", символизирующая..."), почетный  гость  с  понимающим  видом
покивал и,  оставив  сдержанно  хвалебный  отзыв  ("Особенно  композиция
"Апофеоз  Примирения"...)  в  Книге  Особых  Посетителей,  с   некоторым
облегчением покинул прибежище новаторских муз...
   И  когда  уже  на  пути  в  резиденцию  кавалькада  длинных   сияющих
автомобилей - как, черт возьми,  приятно  было  вспомнить  это  ощущение
после тряских упряжек Гедеона! - остановилась у ворот Музея Катастрофы и
Примирения, дон  Мигель,  погруженный  в  сладкую  полудрему,  никак  не
предполагал, что спустя каких-нибудь десять  минут  отменное  настроение
будет испорчено бесповоротно и аж до завтрашнего утра.
   Он, собственно, и не пошел дальше второго зала.
   Первый  же  прошагал,  почти  не  вслушиваясь  в  щебет   молоденькой
девочки-гида, жутко гордой оказанным доверием и потому  старавшейся  изо
всех сил.
   -  ...подлинные  вещи,  найденные  на  развалинах  Восемьдесят  Пятой
Бессмертной заставы, в том числе и фуражка кайченга Ту Самая, - чирикала
девчонка,  а  дон  Мигель  благодушно   покачивал   головой,   ухитряясь
придремывать на ходу. - Эпоха  Примирения  сделала  возможным  понимание
нами, потомками, трагедии этих людей, искренне любивших  Родину,  но  не
сумевших отыскать верный путь к ее процветанию...
   Фуражка была вполне как фуражка, разве что подозрительно новенькая.
   - ...узок был круг соратников принца Видрагьхьи, страшно далеки  были
они от народа, - соловьем заливалась пигалица, указывая на ряд гранитных
бюстов,  осененных  причудливо  раскрашенными   флагами,   бунчуками   и
штандартами. - Но дело их не пропало даром. Принц Видрагьхъя растревожил
сон Нола  Сарджо,  Нол  Сарджо  бросил  в  массы  клич  о  невозможности
сохранения старого строя...
   "Где же я это слышал? - краешком сознания подумал дон Мигель. - И при
чем тут, собственно, Видратъхья?"
   Огненный Принц был не просто известен  Президенту;  в  бытность  свою
послом, скорее  даже  дебютантом-послишкой,  он  по  долгу  службы  имел
непосредственнейшее  отношение  к  сложной  цепи   событий,   вынудивших
законного наследника бежать в горные джунгли. В  оставленном  на  бюваре
письме беглец, в частности, обещал сварить дона Мигеля в  кипящем  масле
сразу же по захвату столицы и восхождении  на  престол  предков.  И  дон
Мигель, нисколько не сомневаясь в том, что этот сумасшедший  способен  и
на такое, отправил долой с Дархая супругу, а сам почти два  года  держал
личный космолет в состоянии полной готовности...
   - ...и нет оснований отрицать, что основные идеи Юх  Джугая  были  по
сути своей глубоко народны, - доносилось до слуха словно бы издалека.  -
Если бы не режим узурпатора  А,  организовавшего  физическое  устранение
автора  "Доктрины  дестабилизации"  и   подменившего   теорию   юх   так
называемыми идеями квэхва, Юх Джугай в ходе своих  исканий,  несомненно,
пришел бы к пониманию необходимости эволюции имперских структур в рамках
конституционного процесса...
   Почти не слушая младенческого лепета, дон Мигель шагнул через высокий
порог второго зала.
   И замер, потрясенный.
   Посреди  широкого  металлического  постамента  в   центре   помещения
высилось изваяние: птица токон, намеренно грубо вытесанная  из  сплошной
глыбы густо-оранжевого камня.
   За три дня пребывания на Дархае дону Мигелю  не  раз  уже  доводилось
видеть символ Примирения, но  официозно-сухие  или  аляповато-сувенирные
статуэтки никак не затрагивали душу,  разве  что  забавляли  соединением
несоединимого.
   Здесь же, силою руки и  воли  неизвестного  скульптора,  непостижимой
властью его таланта, посетителю открывалась подлинная  суть  всего,  что
увидел за эти дни Президент.
   И когда он осознал и понял, сердце больно напомнило о себе.
   Господи! Оранжевый токон!..
   Сияющие огни реклам центра - это оранжевый токон.
   Растущие словно на дрожжах кварталы новостроек - это оранжевый токон.
   Растерянные,  потерявшие  цель  борьбы  и   веру   в   победу   кучки
инсургентов,  медленно  вымирающие  где-то  далеко  в   ущельях   Южного
Йар'нганг-га, - это тоже оранжевый токон.
   Они сумели. Они поняли. Они достигли.
   А мы?
   Мы растеряли все, - не понял, нет, ощутил Президент.
   Демократический Союз. Единая Конфедерация. Почему нет?
   Потому что... Единственно возможный ответ. Для дураков.
   И в памяти почему-то всплыло  растерянное  носатое  лицо  гениального
балаболки Рубина, еще  двадцать  лет  назад  мечтавшего  -  да  что  там
мечтавшего? во весь голос вопившего! - примерно о том же  самом,  о  чем
без всяких слов сумел сказать неизвестный ваятель...
   Боже, неужели нужно было дожить до девяноста трех, чтобы понять?!
   Припомнилось некстати:  на  паритетном  документе,  сломавшем  судьбу
злосчастного чудика, в числе иных подписей, разумеется, не в начале,  но
далеко и не в самом конце, красовалась и его, дона Мигеля, подпись.
   Именно красовалась,  будь  все  проклято!  Он  отчетливо  увидел  ее:
меленько,   каллиграфически   выписанный   рядок...   "От   Региональной
Администрации Гедеона (ДКГ) -  Мигель  Хуан  Гарсия  дель  Сантакрус  де
Гуэрро-и-Карвахаль Ривадавия Арросементе", с излюбленной  им  в  те  дни
длиннейшей, затейливо изогнутой закорючкой; и тут  же  вспомнилось,  как
потеплела душа, заметив в  параллельной  колонке,  не  сверху,  понятное
дело,  но  и  отнюдь  не  в  самом  низу,  нечастое   имя:   "Хаджибулла
Афанасьев"...
   Да уж. Тот день был безнадежно испорчен.
   ...Адъютантишка торопливо подвинул кресло.
   - Включай!  -  приказал  дон  Мигель,  удобно  располагаясь  напротив
стереовизора. И  парнишка,  великолепно  изучивший  привычки  босса,  на
цыпочках покинул комнату отдыха, как только большой, в  четверть  стены,
экран вспыхнул и загудел.
   - ...ачало первой  сессии  парламента  Обновленной  Империи  третьего
созыва! - сообщил шелковый голос комментатора.
   Досадно.  Передача  уже  идет.   Пожизненный   Президент   не   любил
опаздывать.   Правда,   пропущено   немного,   скорее    всего    только
приветственная  речь  императора.  Формальность,  не  больше.  Судя   по
задрапированной статуе Величия, монарх, символ неугасимости  нации,  уже
минут пять как покинул  зал  заседаний  и  сейчас  возвращается  в  свою
золотую, прямо скажем, крайне комфортабельную клетку.
   - На трибуне - премьер-министр Правительства  Его  Величества,  лидер
Партии Всенародного Примирения Дархая, маршал Тан Татао, -  торжественно
проинформировал комментатор, и  все  четыреста  восемьдесят  семь  вновь
избранных  депутатов,   представляющих   двести   семнадцать   миллионов
совершеннолетних граждан Империи, в едином порыве поднялись с мест.
   Амфитеатр  зала  взорвался  рукоплесканиями;  дон  Мигель,   морщась,
покрутил на пульте верньер, уменьшающий звук, а сухонький,  длиннобровый
старичок, показанный невидимыми  камерами  крупным  планом,  послушав  с
минуту овации, слабо улыбнулся и кивнул.
   Аплодисменты стихли.
   - Высокочтимые народные представители!..
   Премьер говорил не повышая голоса, не подсматривая в  бумажку,  и  по
глазам его, остро и цепко оглядывающим ряды парламентариев,  ясно  было,
что и за бегущей строкой он не следит.
   - Позвольте мне присоединить свои  поздравления  в  связи  с  началом
работы  нашего  парламента  к  милостивым  словам  обожаемого   монарха,
удостоившего своим присутствием церемонию открытия сессии!..
   В зале вяло, в несколько десятков ладоней, похлопали.
   - Для меня как лидера Партии  Всенародного  Примирения  Дархая  особо
приятно отметить, что подавляющее большинство избирателей  вновь  выдали
мандат доверия нашей партии и  породненному  с  ней  блоку  общественных
объединений...
   На сей раз аплодисменты звучали внушительно, но как-то недружно.
   Старичок недоуменно посмотрел в зал; вислые, почти закрывающие  глаза
брови шевельнулись.
   Рукоплескания  вновь  начали  перерастать  в  овацию,  но  оратор  не
позволил.
   - В ходе выборов, - произнес он, и зал вновь замер, - иные из средств
массовой информации и наиболее политически безответственные  группы  лиц
неоднократно выражали  сомнение  в  демократичности  работы  избиркомов.
Оценивать ход кампании,  разумеется,  их  неотъемлемое  право.  Мы,  как
указал в приветственном слове наш обожаемый монарх...
   Премьер сделал паузу, позволяя слушателям порукоплескать.
   -  ...живем  в  демократической  стране  и,  исходя  из  элементарных
принципов демократии, не  имеем  права  посягать  на  свободу  выражения
мнений. Но позвольте заметить, что Партия Всенародного Примирения Дархая
не может согласиться с подобными безответственными заявлениями.
   В  руках  оратора  наконец-то  появился   клочок   бумаги;   впрочем,
заглядывать в шпаргалку он, похоже, не собирался.
   -  На  этих  выборах,  третьих  с  момента  начала   конституционного
процесса, ВПД получила около 63% голосов от числа явившихся  на  выборы,
что составляет примерно 311 депутатских мандатов. Пять  лет  назад  наша
партия удостоилась  доверия  87%  избирателей  и  получила  475  мест  в
парламенте прошлого созыва. Напомню  для  справки:  на  первых  выборах,
проходивших десять  лет  назад,  Партия  Всенародного  Примирения  стала
обладательницей   97,   315%   голосов,   что   позволило    ей    иметь
представительство в размере 483 мандатов, причем оставшиеся четыре места
в течение срока оставались вакантными...
   На скамьях, отведенных оппозиции, кто-то гулко  хмыкнул,  и  старичок
ответил оппоненту ласковой улыбкой.
   -  Понимаю  и  ценю  сарказм  высокочтимого  коллеги,   достойнейшего
депутата от округа Ту'ург-га...
   ("Господи, - испугался дон Мигель, - он что  же,  их  всех  помнит  в
лицо?..")
   -  ...действительно,  выборы  десятилетней   давности   проходили   в
обстановке   особого    положения,    ограничивавшего    некоторые    из
гарантированных конституцией прав и свобод. Мы не имеем права отрицать и
наличие  известных  нарушений  прав  личности,  имевших   место   в   те
прискорбные дни...
   Очень спокойная, плавно льющаяся речь. Тихий голос. Прекрасно сшитый,
несколько  старомодный  сюртук.  Мирное  морщинистое  лицо.  Но   что-то
заставляло ожидать, что  вот-вот  голос  старика  на  трибуне  громыхнет
танковыми гусеницами.
   -  Но  нынешние  выборы,  как  это  признано  даже  оппозицией,  были
образцовыми с точки зрения буквы конституционного процесса. И  мы  горды
тем, что наша партия, партия  власти,  фактически  потерпела  на  данных
выборах поражение, не собрав прогнозируемого количества  голосов!  Народ
Дархая воспользовался правом доверять не  только  ВПД,  и  это,  на  наш
взгляд, знаменует собой реальнейший результат развития  конституционного
процесса...
   На трибуне возник  и  поклонился  слушателям,  почти  на  две  головы
возвышаясь над премьером, пухлощекий осанистый человек средних  лет,  по
виду - лунг из предгорий, в ладно сидящем на мясистых  плечах  клетчатом
пиджаке.
   - В таких условиях, - слово за  словом  бросал  оратор  в  загонявшую
аудиторию тишину, - партия Прогресса и Примирения не  видит  альтернатив
формированию правительства на коалиционной основе. Позвольте представить
вам, досточтимые народные представители, уважаемого Тванг Мяуна,  лидера
Партии Экономического Прогресса, завоевавшей, как  вам  известно,  почти
21% голосов явившихся избирателей, первого вице-премьера...
   Старик рассчитанно, затянуто помолчал.
   - ...первого в истории Дархая коалиционного правительства! Прошу вас,
коллега!
   Рев парламентариев не  смолкал  долго.  Почти  пять  минут,  если  не
больше, и даже слабые жесты стоящего на  трибуне  не  могли  утихомирить
безумие.
   - ...наша парт... твер...  гаран...  -  с  трудом  прорывался  сквозь
какофонию  хорошо  поставленный  голос   пухлощекого.   -   ...безусл...
поддерж... реформаторск... правит... ства... лич... марш... ла...  ан...
атао!.
   Вновь церемонно поклонившись, человек исчез.
   Чтобы добиться тишины, премьеру  пришлось  позвонить  символом  своей
власти - священным бубенцом из горного хрусталя.
   - И я, поверьте, уважаемые народные представители, надеюсь дожить еще
до того  дня,  когда  партия,  к  которой  я  имею  честь  принадлежать,
демократическим путем уступит  право  формировать  правительство  другой
партии, законным путем завоевавшей это право на  очередных  выборах.  Не
удивлюсь, если таковой окажется через  пять  лет  Партия  Экономического
Прогресса!
   Все-таки  речь  давалась  оратору  нелегко.   Подчеркнуто   небрежным
движением он налил в бокал немного минеральной воды и пригубил.
   - Вместе с тем... - еще тише, чем прежде, начал  он,  и  долгожданные
гусеницы все-таки лязгнули, - как вам известно, в  ряде  районов  страны
произошли массовые  беспорядки,  спровоцированные  антиконституц