я уверена, но от  этого
парня, кем бы он ни был, за версту  разило  провокацией.  Я  это  поняла
сразу: никто, кроме провокатора, не посмел бы задавать прямые вопросы от
имени Вождя А. Причем этот Эдик был на  диво  информирован  и  буквально
вытягивал из меня информацию о Никитиче, а также почему-то и о приятелях
Яана. Разумеется, я объяснила ему все, что подумала, и сообщила о беседе
куратору земного отделения СК,  Судя  по  всему,  на  мое  сообщение  не
обратили внимания.
   24-го под вечер Гавриил Никитич  прибыл  на  Землю.  Он  был  вымотан
перелетом, раздражен, чем-то очень озабочен и ночью,  как  ни  старался,
ничего не смог и поэтому еще больше расстроился.  А  ведь  на  следующий
день предстояла крайне важная встреча, и мне пришлось выбиться  из  сил,
чтобы он хоть немного взбодрился и поверил в себя.
   С  утра  вид  у  Председателя  был  усталый,  но  вполне   довольный;
облачившись во фрак, он сделался настолько импозантен и мил, что я долго
не могла поверить, он это или все-таки опять двойник. Хотя  двойника  я,
как правило, отличаю от оригинала:
   Рядом с Гавриилом фигляр из Конфедерации, прикативший  в  резиденцию,
выглядел попросту развалиной. Разумеется,  этот  демократический  зоофил
опять приволок с собой свою неизменную макаку: она крутилась у него  под
ногами и даже напоминала чем-то своего хозяина, хотя, на мой вкус,  была
гораздо привлекательнее его.
   Беседа была совсем короткой.
   Гавриил  и  конфедеративный  болван  подписали  какие-то   документы,
обменялись ими, привстав, пожали друг другу руки  (меня  передернуло  от
гадливости) и одновременно нажали кнопки на странных овальных  приборах,
лежащих на столе.
   Я, наверное, удивилась бы этой непонятной процедуре,  но  не  успела,
потому что в этот же миг произошло страшное...
   По обоюдному  желанию,  хотя  и  вопреки  всем  инструкциям,  встреча
происходила на открытой веранде около сада. Резиденцию с вечера  оцепили
тройные посты КС и СК, в сад не проскочила бы и мышь, но именно  оттуда,
из темно-зеленой листвы, и прилетели стрелы.
   Я стараюсь забыть - и не могу: сначала тихий свист, и тут же  Гавриил
Никитич вскидывает руки к горлу, пальцы его рвут бордовую бабочку -  все
слабее и слабее, а  глаза  уже  совсем  мертвые,  и  прямо  под  кадыком
топорщатся желто-синие короткие перья.
   Тянусь пальцами к кобуре: пистолета нет, только серый порошок,  жирно
липнущий к пальцам. Где оружие?!
   Где?!
   Я на миг растерялась, но кто бы не растерялся?
   Разве что обезьяна!
   И она среагировала мгновенно, куда  профессиональнее  меня;  судя  по
всему, на конфедерата уже бывали покушения и ей приходилось работать  не
только на макетах.
   Я еще не отняла ладонь от пустой кобуры,  а  зверюга  уже  выдернула,
злобно воя, из-под тельняшки  сверкающие  ножи,  метнула  их  куда-то  в
зелень и огромными прыжками помчалась вслед за жужжащими молниями.
   Прыжок в гущу кустов.
   Вой переходит в торжествующий визг...
   И обрывается.
   Когда я добралась туда, коллега умирала. Она поймала убийцу, она даже
ранила его, но он оказался ловчее. Неподалеку валялся постовик из  КС  с
перерезанным горлом, чуть в стороне - двое с эмблемами СК на шевронах, а
тот, кто стрелял, сильно хромая, убегал через лужок.
   Обернувшись, он увидел меня и, почти не целясь, выстрелил из большого
пистолета. Секундно мелькнуло лицо: совсем  обычный  смуглый  подросток,
немного похожий на дархайца. Спустя  еще  секунду  я  зарылась  носом  в
траву: в ноге,  чуть  повыше  колена,  трепетали  все  те  же  проклятые
двухцветные перья...
   Пистолет?! Или?..
   Я не додумала. Не смогла. Я ничего не  запомнила  точно.  Кажется,  я
привела всех погибших в порядок, уложив  их  на  веранде.  У  Гаврюши  и
господина Президента были  одинаково  обиженные,  ничего  не  понимающие
лица. А коллега смотрела укоризненно. Помню,  я  поцеловала  Гавриила  в
спекшиеся губы за себя и за Инессу, и мне  показалось,  что  они  слегка
шевельнулись. Но этого же не могло быть... не могло!
   И еще припоминаю, как я брела, спотыкаясь и падая, по вопящим  улицам
и меня обжигали языки пламени, то и дело  вырывающиеся  из  окон  первых
этажей... Я брела в "Ореанду", сама не знаю зачем и к кому. И я  боялась
умереть, потому что во мне не  ворочался  еще,  но  уже  жил  человечек,
которому умирать было никак нельзя...
   А в разгромленном и загаженном отеле лишь в номере доктора Рубина все
осталось на местах. Впрочем, имя хозяина я узнала  через  неделю,  когда
уже немного пришла в себя, и он, не очень  интересуясь  моим  согласием,
лег вместе со мной. В первый раз в жизни я ничего не  ощутила  в  момент
близости; он, наверное, был неплох, но мне  было  все  равно,  я  лежала
пластом, даже не думая делать  вид,  что  мне  хорошо,  хотя,  наверное,
следовало бы сделать  приятное  хозяину  номера,  где  меня  пригрели  и
подлечили ногу.
   Вместе  со  мной  доктор  приютил  еще  двоих:   постоянно   рыдающую
брюнеточку Катрин (она кричала по ночам, звала то  Аллана,  то  какую-то
Эвелину) и толстенького лысого старичка - этот держался молодцом и  даже
ухитрялся добывать откуда-то консервы и медикаменты.
   Мы мало разговаривали. Доктор Рубин объяснил нам, что был  бунт,  что
квэхвисты резали людей, но вроде бы сейчас поулеглось. Я  спросила:  где
полиция и где спецподразделения? Спросила без особого интереса; все  это
казалось мне тогда не настоящим, случившимся словно бы не со мной...
   Он пожал плечами.
   Изредка в дверь грубо  стучали.  Иногда  хозяин  выходил  в  коридор,
иногда визитеры, смуглые, кого-то  напоминающие  мне  люди  в  пятнистых
куртках, заходили к нам. Но вскоре исчезали  с  гортанными  извинениями.
Когда толстяк поинтересовался, почему мы все  еще  живы,  доктор  Рубин,
поглаживая себя по волосатой груди,  заявил,  что  знает  заклинание  от
"нгенгов".
   Нгенг... Это слово мне что-то, кажется, напомнило. Но что? А, не  все
ли равно...
   Не знаю, чего мы ждали. Но жизнь входила в свою колею; доктор ложился
со мной все реже, чем-то ему приглянулась Катрин; он бывал с нею  подчас
даже груб, словно мстил за каких-то общих знакомых... Однажды я услышала
из их комнаты "Чала" - и сразу же сдавленный всхлип.
   Старичок Аркаша добывал все больше питания, половину отдавал хозяину,
понемногу доставалось и нам. Однажды, понимающе покосившись на меня,  он
вынес  и  протянул  мне  банку  тушенки  из  личных  припасов,  а  затем
прищурился с намеком... и я пошла на обмен, потому что тот, кто  жил  во
мне, хотел есть. Впрочем, Аркаша не потребовал слишком многого...
   Целый месяц я полужила-полудремала.
   Целый месяц мы жили под защитой заклинания.
   Но и его сила закончилась к концу августа.  Очередные  посетители  не
постучались в дверь, они просто выбили ее и ворвались в номер. Я видела,
как рассекли голову старичку Аркаше, как завалили орущую Катрин... скоты
были грязны и щетинисты... и вдруг  все  происходящее  сделалось  ярким,
словно упала пелена, и я рывком поняла, что наконец-то проснулась!
   Посмевший прикоснуться ко мне умер на месте, не пискнув. Я  выскочила
в коридор, где хрипел, дергая ногами, доктор Рубин, нагнулась над ним...
нет, не помочь!.. рванула с груди амулет  и,  накинув  цепочку  на  шею,
помчалась вниз по ступенькам...
   Странно: все происходило словно бы не со мной!
   Я услышала голос и поняла, что  это  работают  молчавшие  много  дней
шары-информаторы. Они вопили, выли, орали.  Срывающийся  голос  призывал
"истинных землян" истребить  скверну,  смести  с  лица  планеты  пришлую
дархайскую мерзость.
   Воззвание повторялось каждые две минуты; я стояла, вжавшись  в  груду
хлама, а в коридоре ревело:
   - Режьте макак! Я - Солнце Власти, Единственный Вождь Квэхва,  Эдуард
Вышковский, несу ответ за вас всех!
   Вот тогда я успокоилась.
   Что бы ни происходило, квэхвисты тут ни при  чем.  Никто  из  них  не
посмеет гнусно говорить о Вожде А.
   Я вышла на улицу, и первое, что увидела, - это сотни  мелких  схваток
на набережной и черные столбы дыма над развалинами. Дархайцы в пятнистых
куртках  сражались,  как  львы,  каждый  против  десяти   -   пятнадцати
вооруженных... дархайцев же, одетых в пестрые национальные костюмы!
   Я обращала внимание еще в июле: в этом сезоне на Земле было  необычно
много туристов с Дархая.
   Сейчас они убивали друг друга...
   Они?.. Но ведь... Нет! Не может быть!
   Дархайцев убивали земляне. Но - земляне  в  развевающихся  дархайских
лвати?
   Люди вспарывали людскую плоть острым железом,  и  взвизгивающий  лязг
сливался в омерзительно-надсадный шелест. Ни одного выстрела! Почему?  И
кто эти твари в маскарадных лвати, которые давно уже никто  не  надевает
на Дархае?!
   Я постояла на пороге отеля, пытаясь осознать.
   А потом крикнула:
   - Л-ла тьянгг-г'ра Андрей Аршакуни!
   И мне ответили:
   - Андрей Аршакуни с нами!
   На клич ко мне прорывались истерзанные, порубанные, но  не  сдавшиеся
дархайские борцы. Кто-то, лишенный половины лица,  скошенного  сабельным
ударом, протянул мне меч, и я пошла вниз с  крыльца,  прорубаясь  сквозь
потные лвати лжеквэхвистов. Эти выродки были сильны только стаей  против
одиночек. Сотня настоящих бойцов, сплотившись, рассекла  их,  как  топор
полено.
   И мы пошли вперед. Я вела или меня вели? Не знаю. Но нас  становилось
все больше. Из переулков, тупиков, подворотен  к  нам,  отражая  звонкую
вездесущую смерть, рвались хрупкие пятнистые фигурки. Они падали,  вновь
поднимались, сбрасывая с себя бело-красно-грязное тряпье и рычащее мясо.
   Дойти удавалось не всем. Но - многим.
   Во время минутной передышки меня назвали Старшей Сестрой. И я поняла:
этим людям нужно было объединиться, чтобы победить. Равные между  собой,
они не знали, как быть, а старшие групп, видимо, погибли в самом начале.
Не появись я, знающая имя Андрея и не похожая на них,  изверги  перебили
бы дархайцев поодиночке.
   Борцы целовали значки с портретами Далекого Брата и Вождя А и просили
меня вести их в бой.
   - Что случилось? - спросила я, утирая пот.
   Мне наскоро объяснили: по лучезарной  воле  Любимого  и  Родного  они
отправились на Землю, чтобы познакомить  местных  братьев  квэхвистов  с
некоторыми  новыми  идеями,  изреченными  Вождем.  Совместными  усилиями
должны были дархайцы и квэхвисты Земли  развернуть  страстную  проповедь
светоносных идей...
   Курс лекций назывался "Плоды Ла".
   Теперь - неожиданно -  братья  обернулись  против  них,  и  никто  из
имевших право командовать не вернулся с торжественного обеда...
   Все это звучало чуточку высокопарно, но дархайцы не умеют лгать. Я ни
на миг не усомнилась в их рассказе...
   Нас было уже  около  двух  тысяч,  и  к  нам  приставало  все  больше
ободранных и озлобленных землян, выбегающих из полусожженных  домов.  На
одной из площадей я впервые увидела, как плачут дархайцы.  Они  опустили
мечи  и  окровавленными  кулаками  грозили  небу,  проклиная  глорг'гов,
закутавшихся в ти-куанги борцов.
   Посреди  площади,  подвешенные  к  фонарному  столбу,  болтались   на
закопченной медной цепи обгорелые человеческие останки.
   -  Смотри,  Старшая  Сестра,  как  харрингенг  Вышко  расправился   с
кайченгом Лоном Сарджо, лидером нашей группы!
   Там, на площади, я наконец поняла все.
   Это конфедераты. Конечно же, грязные конфедераты!
   Я же говорила Гавриилу: от них можно ждать всего.
   А он лишь посмеивался. И дождался!
   Прикрывшись  пустой  бумажкой,  демократические  выродки  подготовили
мятеж. Они убили моего Гаврюшу. Они не  пощадили  и  своего  Президента,
разыграв его, как шестерку. Они перебили моих  сограждан,  обитавших  на
Земле, а затем обрушились на дархайских  туристов,  ослепленные  волчьей
злобой против мира и прогресса.
   Кто он, этот Солнце Власти, Вышко? Чего он хочет?
   Не важно. Кто бы он ни был  -  властолюбивый  маньяк,  сотрудник  КС,
платный провокатор, - его путч направлен против двух единственно  верных
оплотов Справедливости в Галактике.
   Против Единого Союза и Дархая...
   Мы добрались до логова подонков и выжгли его дотла. Хорошо  помню:  в
углу чисто прибранного двора Клуба  Гимнастов-Антикваров  я  поразилась,
увидев высоченный - тысяча? две? - штабель подгнивших человеческих  тел,
подготовленный к сожжению.  Канистры  с  бензином  стояли  рядом;  огонь
просто не успели  поднести,  а  на  тех,  кто  лежал  в  штабелях  -  на
всех-всех, - были военные мундиры...
   Из комнаты в комнату шли мы, вычищая грязь, соленые  комки  летели  в
лицо из-под вертящихся лезвий, и не было  времени  ни  оглядываться,  ни
утираться...
   - Харрингенг! - закричал кто-то за моей спиной.
   Я обернулась.  Вжавшись  спиной  в  стену,  стоял  тот  человек,  что
заговаривал со мною в баре -  давным-давно,  целый  месяц,  целую  жизнь
назад. Пока еще живой. Вокруг было тихо...
   Все кончилось. Мы победили. И только он, последний  из  нгенгов,  был
жив, и волнистый крис дрожал в его руке...
   - Кто ты? - спросила я, запретив борцам убивать.
   Он промолчал. Он не хотел говорить со мной.
   Как учили на курсах, я сжала взгляд в  точку  и  вонзила  его  повыше
переносицы нелюдя. Стало больно. Выжигая чужую волю, убиваешь и себя. Но
результат порой стоит того.
   - Кто ты?
   - Я - Эдуард... Вышковский... - выхрипел он. - Солнце Власти.
   И я поняла, что он не лжет. Он верил!
   - Конфедерация? - спросила я, не сомневаясь в ответе.
   Но ошиблась.
   - Гниль! - ненавидяще скривился нгенг.
   - Союз?! - В это я не могла поверить. Но спросила.
   - Гниль! - повторил он с еще большей ненавистью.
   - Так кто же ты? И зачем?
   - Гниииииль! - В крике уже не было смысла. И в допросе.
   Глаза его внезапно расширились. Щелкнул об пол выпавший из рук  крис.
Нгенг смотрел на меня. На мою грудь. И  борцы,  построжев  лицами,  тоже
смотрели - на выбившийся из-под блузки амулет доктора Рубина.
   - На тебе - знак власти, врученный Вождем  кайченгу  Сарджо,  Старшая
Сестра, - бесстрастно сообщил мне седой дархаец, стоящий рядом.  -  Убей
харрингенга, Старшая Сестра!..
   Людское кольцо вокруг меня  раздвинулось,  словно  я  внезапно  стала
занимать больше места, чем обычный человек.
   И я приняла это как должное. И, надменно вскинув голову,  поднесла  к
сухим губам знак моей власти.
   Красно-черный самодельный значок фэн-клуба "Челесты".
   - Взять его! - приказала я. И не узнала своего голоса.
   Нелюдь не сопротивлялся, когда ему заламывали руки. Он  был  сломлен.
Теперь он хотел одного: жить.
   Мне же хотелось смеяться. Нет, в самом деле, разве не смешно:  здесь,
на Земле, совсем недавно были футбольные клубы! Разве не  смешно?  Разве
не смешно?! Разве не?..
   ...На закате харрингенг предстал перед судом.
   Приговор надлежало исполнить мне, борцы ждали этого, я  знала  и  мне
хотелось, очень хотелось сделать это своими руками, но тот, кто живет во
мне, запретил.
   Я ушла со двора, приказав не медлить. Но еще долго-долго, больше трех
часов, до тех пор, пока на западе не угасли последние  отсветы  ушедшего
на покой солнца, сквозь затворенное окно пробивался хриплый,  бесконечно
жалобный вой.
   Оставленный наедине с борцами, умирал харрингенг...
   Сейчас на Земле спокойно, если можно назвать покоем тишину душегубки.
Кое-как наладилась  связь:  города  откликаются,  и  некоторые  согласны
признать контроль Земного Центра...
   Другие... До них еще дойдут руки.  Может  быть.  Но  Лондон,  Чикаго,
Шанхай, Кампала - молчат. Молчит вся Америка. Вся Африка. И  Азия  тоже.
Тишина везде, где нгенги, издыхая, сумели взорвать атомные станции...
   Они не прошли - это главное. Они перебиты. Остатки затаились в норах.
Это не страшно. Страшно другое - нелюди сделали все, что  смогли:  среди
выживших  почти  нет  инженеров,  ни  одного  учителя.  Сгорели  склады.
Взорваны плотины. Не удалось спасти космолеты, но к чему они,  если  нет
навигаторов? Живые молят о помощи: начались эпидемии. Чем помочь? Нечем.
Ни аптек, ни врачей. Нгенги позаботились и об этом.
   Дальняя Связь молчит. Что с Внешним Миром? Где помощь?
   Не  знаю.  Никто  не  знает.  Хочу  верить,  что   дьявольский   план
конфедератов провалился и Союз жив. Иначе корабли ДКГ уже давно были  бы
здесь. Но если нгенги не  прошли,  так  почему  до  сих  пор  здесь  нет
кораблей Союза?!
   Ответ один: что бы ни произошло там, за облаками, Внешнему Миру  пока
не до нас. И, значит, мне нельзя плакать.
   Потому что я одна несу ответственность  за  миллионы  жизней...  нет,
скорее за сотни тысяч. Или - за десятки?..
   И еще за одну, самую важную. Ту, что уже бьется во мне.
   Я научилась приказывать и карать.
   Иначе нельзя: люди напуганы, голодны, больны. С ними  нельзя  сегодня
быть доброй, потому что они обезумели.
   Как же легко они все-таки обезумели!..
   Ну что ж. Смертны люди. Надежда бессмертна. О нас вспомнят. Иначе  не
может быть. Не скоро? Пусть так. Братья мои, дархайцы и земляне,  вместе
стоят на страже у  дверей.  Мы  готовы  ждать.  Мы  будем  ждать.  И  мы
дождемся.
   Так говорю я, Старшая Сестра Эльмира,  в  его  двадцать  третий  день
Ожидания...

И ОПЯТЬ НЕСКОЛЬКО ОТРЫВКОВ ИЗ "ОБЩИХ РАССУЖДЕНИЙ"
(Вместо эпилога. Или еще нет?)

   И знаете, что я сказал по поводу всего этого? Правильно:  "Аминь".  А
мог  бы,  между  прочим,  сказать   и   "кисмет".   Да   и   еще   много
другого-всякого, не запрещай сан сквернословить. Одним словом, чему быть
- того не миновать...
   Хотели того сатанги или нет, но  именно  они  подложили  человечеству
свинью и, вынув камень из-за пазухи, кинули его в Галактический  огород,
да еще и показали кукиш в кармане.
   Вам кажется, я опять чересчур образен? Что  поделать  -  такова  была
объективная реальность. И все мы, современные и образованные  люди,  так
сплясали под их  дудочку,  что  сегодня  единственным  более  или  менее
нормальным  в  просторах  Галактики  остается,  кажется,  ваш   покорный
священнослужитель, стааа-а-а-аренький папка Бенедикт XXVII.
   Боэций  боэцием,  и  о  том,  как  делить  его,  в   конечном   итоге
договорились, да вот результатом всей прелести оказалось нечто уж  очень
невнятное, именующее себя режимом, прости Господи, каких-то квэхва.
   И ведь поначалу никто ничего и не понял!
   Открылся паритетный институт, начали исследования, а сатанги,  уладив
конфликты  в  рамках  культурного  мира,  решили,   разнообразия   ради,
поработать и в провинции. К примеру, на все том же Дархае. Они  выделили
несколько особей для консультирования тамошнего  мальчугана  -  вы  ведь
помните... да, того самого А Ладжока, который прислал мне  однажды  свой
портретик шесть на  девять.  И  так,  очевидно,  наконсультировали,  что
мальчишечка, когда немножко подрос, осмелел до того, что погнал в шею  с
планеты не только послов обеих держав, что еще можно как-то  понять,  но
и, чуток обождав, самих сатангов.
   Кто знал -  недоумевал,  но  в  конце  концов  события  на  Дархае  -
внутреннее дело суверенной страны, и их оставили в покое, благо поставки
боэция А Ладжоком благоразумно не прекращались.
   А вот сатанги, представьте, обиделись! Во  всяком  случае,  позволили
себе  хоть  какую-то   эмоцию.   Они   решили   лишить   Дархай   своего
благосклонного  внимания  и  занялись  работой   на   благо   остального
человечества.
   К тому времени многим из власть имущих стало  очевидно,  что  назрело
объединение. Конфликты мало того, что попахивали  гордыней,  так  еще  и
переставали самоокупаться. Если нет причин воевать - зачем  армии?  Если
даже мафия остепенилась - к чему  полиция,  тюрьмы,  палачи?  Если  люди
способны заботиться о себе сами - на фига целый штат перстов указующих?
   С другой стороны, к объединению было не подступиться,  пока  арсеналы
ломились от оружия. Не приведи Господь, возьмет да и рявкнет. Само.  Или
кто-то, паритетно разоружаясь, что-нибудь да и прибережет. И что?.. Если
же уничтожать с гарантие