Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
Лев ВЕРШИНИН
ВЕЛИКИЙ САТАНГ
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://www.bestlibrary.ru
Анонс
Перед вами - потрясающая книга.
Книга - яростная и оригинальная.
Книга, жанр которой практически не поддается определению.
Фантастическая антиутопия - или "фантастика-предупреждение"?
"Черная" научная фантастика - или закамуфлированная под научную
фантастику философская притча, основанная на классической юго-восточной
традиции?
Не суть важно.
Главное, перед вами - книга, в которой КАЖДЫЙ истинный знаток
фантастики найдет что-то для себя лично - увлекательные ли приключения
на далеких мирах, биение ли подлинной, обжигающей мысли.
НЕСКОЛЬКО ОТРЫВКОВ ИЗ "ОБЩИХ РАССУЖДЕНИЙ"
(Вместо пролога)
Ну-с, помолясь, начнем... Как известно, никто не хотел умирать. И не
хочет.
Мысль до омерзения банальна, как, впрочем, банален и тот грустный
факт, что рано или поздно никто с нежеланием человеческим считаться не
станет. В конце концов умирают все. Умирают пахари и знахари, президенты
и резиденты, рокеры и брокеры, бюро - и демократы.
Не скажу ничего нового, сообщив, что подчас умирают даже те, кого при
жизни официально признали бессмертными...
Кстати, о бессмертных.
Вряд ли кто-нибудь помнит точно, сколько вообще было римских пап.
Однако не секрет, что к концу двадцать второго столетия по Рождеству
Христову таковых с именем Бенедикт насчитывалось ровнехонько двадцать
семь.
В тихой тенистой Аллее Скорбящих на задворках земного Ватикана каждый
желающий может за скромную плату вволю полицезреть строгую надгробную
плиту черного базальта, информирующую о скоропостижной кончине Его
Святейшества Бенедикта XXVII в завидном возрасте восьмидесяти девяти
лет.
Но сие - не правда.
Не спеши надрывать душу свою скорбью, любезный мой читатель! Папа
Бенедикт XXVII все еще жив и шлет тебе свой пастырский привет...
Да-да, я живу; более того, никогда еще не чувствовал я себя так свежо
и бодро, хотя мой врач, магистр Джамбатиста ди Монтекассино - этакий
чудак! - с упорством ишака продолжает пичкать меня транквилизаторами.
Ох уж эта мне медицина!
Хотел бы я видеть лицо достопочтенного магистра психиатрии и доктора
экзотической гомеопатии, узнай он, что его драгоценные пилюли из кожуры
неведомого мне плода я аккуратнейше выплевываю в унитаз...
Нет-нет, что вы, я вполне доверяю своему медику. Но в моем возрасте,
знаете ли, не стоит оригинальничать...
В общем и целом мне здесь хорошо.
За мной сохранена чудесная библиотека, выделен беленький игривый
пони, мне оставили мою замечательную капеллу и более чем солидную
коллекцию марок. Все это скрашивает мое, скажу откровенно, не вполне
добровольное уединение; да к тому же и планетка Церкви единой, Авиньон
VII, весьма мила. Флора, фауна, рассветы-закаты, климат и прочее...
жить, в сущности, можно, хотя и довольно скучно.
В старости время тянется долго, особенно по ночам.
А ночи здесь длинные...
Вот поэтому-то, когда Его Святейшество мой блаженнейший преемник
Иоанн Павел IV - да будет земля этой сволочи пухом! - упрятал меня сюда,
сообщив на весь мир о безвременной кончине, а в кулуарах обозвав
шизофреником, я наконец-то начал обстоятельно размышлять, есть ли Бог...
И знаете что? Похоже, что все-таки - да!
Можно долго спорить о том, прав или не прав был Второй
Лхасско-Тегеранский (Объединительный) Вселенский собор, но как бы там ни
было, а я целых восемнадцать лет был и папой римским, и всеми пятью
патриархами, и обоими католикосами, и далай-ламой, и халифом
правоверных, а некоторые именовали меня даже Великим Мгангой.
Господу это, видимо, нравилось, ну и я был не против.
Короче говоря, все были довольны, пока в моем кабинете не появились
совершенно пустяковые сувениры.
Ничего особенного! Всего лишь десяток стереокарточек: Моисей с
Фатьмой Мухаммедовной на пляже в Варне, сам Мухаммед на фоне Каабы, Исус
Осипыч в момент освобождения из-под стражи в зале суда, старый добрый
Гаутама и какой-то аятолла Хомейни. Правда, последнее стерео - без
дарственной надписи.
Мог ли я помыслить, что такой коллекцией нельзя даже и похвалиться
перед коллегами?! В конце концов, я вполне взрослый и волен выбирать
себе друзей, не так ли?
А мой конклав - или, если угодно, кагал - прицепился к этому, как
репей к заду. Бред! Архибред!!! Скажу грубее: шизофрения!
Но я, кажется, заболтался...
Уют и одиночество, да еще теплый дождь за окошком навевают подчас
весьма интересные мысли. А программы новостей стимулируют процесс
раздумий. Умному человеку, находящемуся на заслуженном отдыхе, всегда
интересно смотреть со стороны, как двое мускулистых верзил рвут на себе
рубахи, стращая друг дружку, но так и не решаясь ударить первым. А уж
если в роли забияк оказываются сверхдержавы, наблюдение, право,
приобретает особый шарм. Догонялки, попытки обгона, прятки... как дети,
скажу я. Но наступает момент, когда детишки теряют чувство меры.
Мой добрый приятель Соломончик, да, тот самый, сказал мне однажды по
этому поводу: "Не волнуйся, Бенечка, все проходит, и это пройдет, и
возвратится ветер на круги своя", и в его идее был свой резон, но этому
умнику было легко рассуждать, три тысячи лет лежа в уютной могилке. А я
старый, но живой человек и поэтому хочу жить дальше - привык, знаете ли,
- и я прекрасно помню время, когда буквально каждый день вполне мог
оказаться последним для всех сразу и для меня в том числе. Я
окончательно понял это, отслужив торжественный молебен перед началом
учений "Армагеддон XXII" и пронаблюдав за тем, что последовало, в
частности, за "паранормальным" оружием во всей его красе.
Магистр ди Монтекассино утверждает, кстати, что именно тогда я и
свихнулся. Чушь собачья! Подумаешь, распылили планетную систему. Все
равно она, кажется, была необитаемой. Но мне, да и моим прихожанам, все
это почему-то подействовало на нервы. Хотя там работала лишь слабенькая
учебная установка.
Но... люди, в конце концов, всего лишь люди.
Так уж создан человек, что даже на краю пропасти он снимает недорогую
квартирку, обставляет ее по разумению своему, плодится, размножается и в
меру сил процветает, стараясь, правда, не выглядывать в окно. Тем паче,
что в те давние дни как только Демократическая Конфедерация сообщала: "А
у нас кое-что есть!" - в Едином Союзе тотчас радостно откликались: "А у
нас тоже, но гораздо лучше!" И поэтому вполне возможно, что появление
сатангов было последним шансом на спокойную жизнь для рассеянных по
Галактике землян.
Как, вы не знаете, кто такие сатанги?!
Ну, в общем, понятно; откуда вам знать...
О них вообще мало кому известно, не говоря уж о подробностях, и если
я информирован достаточно полно, так это вовсе не потому, что здесь, на
Авиньоне, у меня неплохая библиотека и обширная подписка. Отнюдь! А
потому что я пытлив и дотошен.
Это были чертовски (прости, Господи!) интересные создания. Появились
они невесть откуда лет сорок назад, ну, может быть, чуточку больше.
Выглядели всегда по-разному, но чаще всего смахивали на забавную помесь
бесенка с ангелочком: при рожках, однако - с крылышками, об одном
копытце, миниатюрные, шустрые да к тому же еще постоянно меняющие окрас
с черного цвета на белый и обратно. Правительства узнали об их появлении
сразу - и одновременно, населению же, разумеется, исключительно для
вящего блага его, так и не собрались сообщить. Очень скоро выяснилось,
что сатанги на широкой гласности и не настаивали; известно стало также,
что они не едят, не пьют, не умирают и, кажется, даже не размножаются;
злые языки шушукались, что иногда они делятся, как амебы.
Не знаю, не видел, но, во всяком случае, сатанга нельзя было убить, и
больше того - ни один из них не возникал там, где намечался хоть
какой-нибудь катаклизм.
И стоит ли говорить, любезный читатель, что не кто иной, как я,
грешный аз, придумал этот самый термин - "сатанг"...
Лет с пятнадцать тому, уже здесь, на Авиньоне, листая какой-то
малоизвестный спецжурнальчик, я наткнулся на небезынтересную статью.
Автор утверждал: сатанги пришли в наш мир, дабы спасти зашедшую в тупик
цивилизацию от неминуемого разбивания головы о стенку. Неглупо. Впрочем,
ссылался сей умник на источники анонимные, а значит - правительственные,
ну а правительственная информация в смысле достоверности сами знаете...
к тому же и журнальчик был хоть и провинциальный, а все же
узковедомственный.
И все-таки в рассуждениях виделся резон.
Я отложил журнал и припомнил: некогда, до отставки, мне довелось
принимать делегацию сатангов, совершавших турне по городам-музеям Земли.
В приватной беседе тварюшки не стали скрывать, что их весьма и весьма
шокируют изображения им подобных на картинах - с луками и стрелами в
пухлых ручонках.
В тот миг моих гостей, пожалуй, можно было назвать рассерженными,
если бы было с чем сравнивать, но сравнивать, увы, было не с чем,
поскольку никто и никогда не видел рассерженного сатанга.
Вообще эти созданьица отличались абсолютной беспристрастностью и
удивительной неприязнью ко всему смертоносному, особенно к оружию.
Причем неприязнь эта была лишь частицей общей их неприязни ко всякого
рода конфликтам.
Выпив рюмку "Камю", я позволил себе игриво спросить:
- А есть ли смысл в вашем бытии?
- О да! - мелодично откликнулись они.
- А предназначение? - не унимался я.
- Да! - повторили они хором. - Это Великое Равновесие, и
бесконфликтность - источник его.
- Но кем же дана вам столь благая цель? - спросил я уже вполне
серьезно, тайно надеясь, что они помянут одно из имен Господних.
Увы!
- Великий Сатанг, если угодно, - последовал ответ. - И мы - лишь
дробные его частицы...
- Вы можете все?
- Нет, мы можем больше.
...Воистину так. Ничего не могу сказать о Верховном, поелику оный
себя не проявлял никак, но рядовые сатанги были силой могучей и
единственно абсолютно беспристрастной...
А силой ли? Да, конечно. Именно потому, что никогда ни на кого не
давили, никому ничего не навязывали; они всего лишь советовали. Но в
том-то и дело, что не следовать их советам было бы попросту глупо, ведь
тварюшки никогда не ошибались и никому не отдавали предпочтения и, что
особо важно, тонко ощущали границы допустимого и приемлемого...
И вот когда роль сатангов была молчаливо признана всеми
заинтересованными сторонами, тогда-то ими и была предложена
сверхдержавам идея пресловутой "квоты вмешательства". Принцип незатейлив
и прост, как символ веры: при основном запрете на глобальные военные
действия (первый шаг к бесконфликтности) и, разумеется, роспуске
профессиональных армий разрешалось в экстренных ситуациях поставлять
спецтехнику и инструкторов в случае конфликтов на планетах третьего мира
(до осознания отказа от конфликтов не доросших).
Естественно, все - только по просьбе тамошних властей и во имя самых
высоких идеалов. Квота же - о ней знали, бесспорно, далеко не все -
призвана регламентировать сроки и масштабы поставок на основе строгого
паритета.
Короче говоря, все поровну, и никто не в обиде...
Идея была так хороша, что многие второстепенные ведомства горько
восплакали о невозможности обзавестись своим собственным сатангом.
И кошмар сгинул. Ну, не то чтобы так уж совсем, но как-то потускнел;
стало возможным присесть наконец и неспешно поразмыслить о многих делах,
ранее успешно подзабытых в суматохе накопления "паранормальных"
боеголовок.
А в первую очередь: чем же заняться теперь?
Ведь для чего-то же человечество существует, не так ли?
И ежели не для вырывания глоток, то для чего же?..
Ответов была тьма: от мечты о выходе за пределы Галактики до вновь
ставших актуальными заявлений о принципиальной возможности путешествий
во времени. Но кто же сумеет совершить нечто подобное? Кто сделает
сказку былью?
От этого могло зависеть очень многое, и не надо думать, что только в
смысле престижа...
Основная проблема заключалась в энергии. Старые источники не
годились, новых не было. И все мечтания оставались всего лишь теорией,
пока дело обстояло именно так.
Поразмыслив, специалисты (разумеется, с подачи
сатангов-консультантов) рекомендовали обратить внимание на некий
малоизвестный ранее минерал - боэций. Соединение крайне редкое, в
лабораторных условиях несинтезируемое и обнаруженное на тот момент лишь
где-то на самой периферии обитаемых миров - если не ошибаюсь, на окраине
Малого Магелланова Облака.
Рекомендации были рассмотрены...
ХРОНИКА ПЕРВАЯ
СВЯЩЕННЫЕ БУБЕНЦЫ
ГЛАВА 1
ДАРХАЙ. ОРАНЖЕВАЯ ЛИНИЯ
11-й день 7-го месяца 5-го года Свободы
- Я еще раз спрашиваю тебя, скотина: можешь ли ты чем-то оправдать
себя?
Ту Самай позволил себе повысить голос. Во имя слезы Хото-Арджанга,
можно подумать, что все это нужнее всего ему! Вот уже почти полчаса он
пытается дать этому человеку шанс на спасение, и что же в ответ?! Слезы
и сопли и никакой конкретики...
Задержанный и впрямь вел себя крайне неразумно. В общем-то все было
ясно без слов, допрос становился бессмысленной формальностью, и его
лепет, жалобный плач пока еще (непонятно почему) не умершего животного
сам по себе свидетельствовал о высоком гуманизме тех, от кого сейчас
зависела его жалкая жизнь.
- Говори!
Нет, нарушитель не слышал. Он стоял на коленях, кривя в рыданиях
морщинистое лицо, и в раскосых глазах его не было ничего осмысленного.
Он не способен был уже бороться за жизнь. И все же он не заслуживал
смерти. Пока.
- Привести в чувство! - приказал Ту Самай, глядя в пустоту.
Получив приказ, мальчики действовали четко. Нарушитель был вздернут
на ноги, и крепенький паренек с засученными по локоть рукавами добела
застиранной куртки коротко, без особенного размаха, нанес ему несколько
умелых, не калечащих, но крайне болезненных ударов. Избиваемый икнул. И
в ответ откликнулось натужным кашлем: кого-то в углу штабной хижины
затошнило.
Ту Самай, не глядя, знал - кого.
- Брат наставник, - распорядился он, не поворачивая головы, -
оставьте нас. Вам будет полезнее подышать воздухом - сегодня воздух
удивительно свеж...
Подождал, пока хлопнет дверь, и тем же бесстрастным тоном продолжил
допрос:
- Итак?
- Там у меня брат... и жена... - Вразумление, безусловно, пошло
задержанному на пользу; он, правда, заикался и никак не мог унять дрожь,
но голос теперь звучал более или менее по-человечески. - И дети... я
десять лет не видел детей, доблестный командир...
- Дети? - Ту Самай пожал плечами. - Допустим. Однако откуда у
честного человека дети на той стороне?.. Покажи ладони, скотина!
И спустя миг - с отвращением:
- Твоим мозолям не больше десяти лет. Похоже, раньше ты был дха? Или
даже дхаи?
Глаза ничтожества панически забегали.
- Я искупил, доблестный, я все искупил! Пять лет нефритовых
каменоломен, три года плантаций!.. Только год назад с меня сняли надзор,
клянусь, только год назад!
Похоже, он почувствовал-таки, что пощада возможна, и сейчас, кое-как
взяв себя в руки, боролся за жизнь до последнего, с бешеной решимостью
загнанной в угол крысы...
Таким он больше нравился Ту Самаю.
- Год назад? И ты, не прошло и года, кинулся в бега?
- Но, доблестный! У меня же дети... - Нарушитель осекся, сообразив,
что сболтнул ерунду. - И я ничего не пытался унести с собой!..
Вот это было правдой, и это было доводом. Кроме полупустой котомки с
нехитрой снедью, при нарушителе не было обнаружено ровным счетом ничего.
- Верно, - благожелательно кивнул Ту Самай. - Поэтому ты пока что и
не умер. Закон свободы суров, но справедлив, и в этом твое счастье. Что
можешь сказать еще?
Ноги допрашиваемого подкосились; он пошатнулся, едва не упав на
колени, но наткнулся взглядом на хмурого парня с засученными рукавами
куртки - и сумел устоять. По левой штанине аккуратно заплатанных шаровар
потекла, расплываясь в пахучее пятно, темная струйка...
- Ну же!
Молчание. Идиот трясся в ознобе, даже не думая вспомнить о милости
Любимого и Родного и воззвать к имени его. И Ту Самай понял: не
дождаться, а поняв, ощутил вдруг невыносимую, брезгливо-безжалостную
скуку. С этим бессмысленным делом пора было кончать...
- Хорошо. Тогда скажу я. Ты пытался покинуть Свободный Дархай. Ты
собирался уйти к его лютым врагам. И ушел бы, не прояви порубежники
должного умения. Так?
Ответа он не ждал.
- Ты искупил примерным трудом свои прежние проступки, и Свободный
Дархай простил тебя, позволив стать одним из честных братьев. А ты
обманул высокое доверие. Так?
Ничего в ответ. И по-прежнему - ни слова о Любимом и Родном. Не может
вспомнить. А возможно, попросту не желает? Что ж, тем проще...
- Ты шел с пустыми руками, это верно. Но там, на той стороне, ты стал
бы плести грязные байки о каменоломнях, хулить Свободный Дархай. Ты
сообщил бы, что на нашем участке границы стража не бдительна...
Он еще мгновение помолчал, подумал и приказал:
- Увести! Патронов не тратить.
Приговор прозвучал и, прозвучав, не подлежат отмене. Задержанный
потерял свой шанс и лишь теперь понял это, но слишком поздно.
Низкорослый, жалкий, в заляпанной липкой глиной куртке явно с чужого
плеча, он взвизгнул и попытался сопротивляться. Цепляясь за спинки
бамбуковых табуретов, он зависал на руках мальчишек, но те были
достаточно хорошо подготовлены. Вопящего и плюющегося живого мертвеца
рывком оторвали от земли, крепким тычком поддых заставили умолкнуть и
выволокли прочь.
На миг воцарилась тишина. Затем - тоненький, истошный, протестующий
визг. Глухой удар, мягкий, словно бы с сочным причмокиванием. Короткий
хрип.
И - все.
Когда стемнеет, тело будет оттащено к нейтральной полосе и выброшено
в пищу шакалам, головой на восток, куда так стремился уйти, да так и не
ушел негодяй.
Ту Самай поморщился. Он привык к смерти, можно сказать, побратался с
нею, смерть давно уже жила с ним рядом, хлебала из одного котелка, и
бояться ее было бы глупо. Как, впрочем, и особо радоваться уходу в
Темные Ущелья кого-то из живых, даже если ушедший недостоин был объедать
оставшихся. В конце концов, человек рожден жить, так сказано Любимым и
Родным... но, как бы там ни было, вовсе не исполнители справедливого
приговора, а лишь сам наказанный, и никто, кроме него, виновен в том,
что лежит сейчас на Лужайке Справедливости и не увидит больше рассвета.
Любимый и Родной, подтверждая и ободряя, глядел на Ту Самая со стены.
Как всегда, тверды и спокойны были единственные в мире глаза, и так же
тверд был ответный взгляд Ту Самая.
Он, кайченг Ту Самай, командир Восемьдесят Пятой Образцовой заставы,
прожил уже без месяца полные двадцать лет: восемь - дома, беззаботным
юнцом, и одиннадцать - в джунглях, мужчиной. Детство... оно почти
забыто: помнятся разве что сухие руки деда, накладывающие стрелу без
наконечника на тетиву первого, совсем еще игрушечного лука; помнится
еще, совсем смутно, ласковый взгляд женщины (мать?!)... вот и все, что
хранит память о тех невероятно давних днях.
Отец же никогда не приходит из тумана, даже во сне; там, в обрывках
смутных грез детства, вообще мало мужчин, и все они седобровы и
редкобороды, подобно деду. Старики не