асно заветам предков...
   - Благодарю вас, генерал. - Начальник Генштаба  был  ни  на  йоту  не
менее хладнокровен. - Ни на миг  не  сомневаюсь:  вы  сделали  все,  что
смогли. Желаю удачи. Прощайте. И,  кстати,  позвольте  признаться,  друг
мой: я не всегда бывал справедлив к вам.
   - Взаимно, мой маршал, взаимно. - Тан Татао, кажется,  даже  хихикнул
не без удовольствия. - Что ж, прощайте. Честь имею!
   Вот и связался узел. Надежды рассеялись,  как  и  подобает  надеждам.
Покачав головой, маршал наполнил узкий тонкостенный бокал игристым вином
цвета увядшего ла, приподнял его и отпил несколько глотков.
   За Империю. За Владыку. За тебя, старый пень Тан Татао,  и  за  твоих
горных егерей!
   Пристально поглядел в зеркало: нет  ли  непорядка  в  форме?  Оглядел
золотое шитье новенького белого кителя,  недрогнувшей  рукой  провел  по
орденам и не спеша направился к алтарю.
   Однако же не дошел. Пришлось вернуться: вновь  зазвонил  телефон,  на
сей раз - перламутровая вертушка внутридворцовой линии.
   - Мой маршал, ваша высокомужественность! - Голос старшего  адъютанта,
несколько суетливого, но  вполне  надежного  работника,  звенел  трубами
победного оркестра. - Я говорю из приемной Главного Большого Друга!  Вам
предоставлена отдельная каюта!!!
   - Каюта?!
   - Так точно, персонально для вас с супругами! А остальные шестнадцать
Высших удовлетворятся гамаками в грузовых отсеках!
   Адъютант  перевел  дух  и  добавил  -  доверительно,  пожалуй,   даже
несколько фамильярно:
   - Даже господин Председатель Кабинета! Вы слышите?!
   Не отвечая, маршал повесил трубку. Почти тотчас  вертушка  зачирикала
снова, но начальник Генштаба  уже  не  стал  обращать  на  нее  никакого
внимания.
   Впустить капризного кюй-тюи в ухо оказалось очень не  простым  делом.
Предки со старых портретов одобрительно следили за маршалом...
   А перламутровый телефон вопил, верещал, надрывался.
   И лишь после тринадцатого безответного гудка коммодор Мураками на том
конце провода приказал разъединить связь.
   - Я не сомневался, что его превосходительство  изберет  именно  такой
путь. Он был настоящим мужчиной и великолепным офицером, полковник...
   Старший адъютант покойного начальника  Генштаба,  высокий  мягколицый
щеголь, тянулся в струнку, ловя взгляд Главного Большого Друга.
   - Ну что ж, идите. Разумеется, каюта его превосходительства  остается
за его семьей. Вы сможете сопровождать их, полковник?..
   Адъютант истово щелкнул каблуками.
   - Вольно. Можете идти.
   И  когда  дархаец  почти  бегом  покинул  кабинет,   коммодор   резко
развернулся  к  еще  одному  собеседнику,  намеренно  до  сих   пор   не
замечаемому.
   - Та-ак. А теперь - вы. Скажите, капитан О'Хара, вы вообще понимаете,
какую чушь несете?
   - Так точно, коммодор.
   - Кажется, вы считаете себя лучше своих товарищей?
   - Никак нет, коммодор.
   - Так в чем же дело, мать вашу так и разэтак?!
   - Не могу знать, коммодор!
   Руки  по  швам,  глаза  не  мигают,  ответы  строго  по  уставу,   не
придерешься. Вот ведь что обидно...
   - Возможно, вы полагаете, капитан, что все мы  -  слизняки  и  трусы,
коль скоро покидаем эту дерьмовую планету, а не деремся  до  конца?  Так
вот, во-первых: у нас есть приказ!  Вам  известно,  надеюсь,  что  такое
приказ? Во-вторых: это не наша война, вам ясно? И потом:  вам  известно,
что товарищи, которым вы плюете в лицо, будут спать в трюмах?! Мы отдаем
каюты девчонкам из гарема этого бессмертного... ублюдка!
   Джимми молчал, сержантски тупо тараща глаза.
   Для себя он уже решил все.  Звери  идут  в  Барал-Гур,  и  их  нельзя
пропустить. Если они спокойно прошли по своим же, замостив ими пропасть,
то что же будет здесь?.. Ребята, конечно, молодцы, и старина  Улли  тоже
молодчина, и приказ есть приказ, и война, действительно - что уж там!  -
чужая, и полсотни спасенных девчушек - это совсем, совсем немало... Но -
каждому свое.
   -  Так  какого  же  черта,  капитан  О'Хара?!  -  багровея,   взревел
Мураками... и осекся, встретившись взглядом с подчиненным.
   - Простите, сэр. Скорее всего я не прав. Но я все обдумал, сэр.
   Узенькие блекло-голубые глаза сощурились до отказа, напомнив внезапно
опасную, очень опасную бритву. И было в них сейчас нечто эдакое,  трудно
определимое: уважение и, кажется,  понимание  и  еще  что-то...  неужели
зависть?
   - Тогда... иди, парень. Поступай как знаешь. И да  пребудет  с  тобою
Бог.
   Когда серебристая волна портьер сомкнулась за вышедшим, тренированный
кулак Улингера Мураками сокрушил  в  синюю  пыль  антикварную  статуэтку
Хото-Арджанга, и  на  фигурных  полочках  этажерки  тоненько  зазвенели,
откликаясь, срезанные на память храмовые бубенцы...
   - Прррррррррроклятие!..

***

   Поистине для императорской гвардии этот смертный  день  Империи  стал
днем бессмертной славы. Сдерживая наступающих, восемь  тысяч  гвардейцев
Чертога, беломундирных великанов в квадратных  шапках  из  меха  горного
кьяу,  прикрывали  собой  посадку  на  космолеты  и  потому  стояли   до
последнего.
   Андрей не мог доселе представить себе, что эти  шакалы  способны  так
сражаться. Вот почему, когда какой-то  безумно  вопящий  сгусток  крови,
волос и расхристанного тряпья подорвал себя и весь  боекомплект  смятого
дота прямо под днищем  "тристасороковки",  лейтенант  Аршакуни  даже  не
понял поначалу, что же, собственно, произошло.
   Лишь оказавшись в гуще резни, по-научному именуемой "рукопашная",  он
осознал  наконец,  что  случилось  невероятное  и  оранжевые  кустарными
средствами, без какой бы то ни было артиллерии, вывели из строя  тяжелый
танк - да так, что не успели  сработать  хваленые  компьютерные  системы
катапульт...
   Видимо,  танкистам  противопоказано  вмешиваться  в  дела,  привычные
пехотинцу, потому что Андрей попервоначалу испугался. Впрочем, вокруг  и
впрямь было страшно - воздух рвался от воя, вычерненного  струями  дыма.
Человеческие  клубки  хрипели  и  разматывались  на  скользком   граните
Дворцовой площади,  и  конная  статуя  Вридармарярлала  Миротворца  была
заляпана только что живым по самый кончик изогнутой сабли.
   Передовые  каи,  ворвавшиеся   в   центр   дворцового   комплекса   и
попытавшиеся с ходу пробиться к царящей над площадью  башне,  были  вмиг
испепелены хлесткими струями огнемета. Тот, кто занимал позицию там,  на
верхних этажах, не рассчитывал уйти живым и был,  вне  всяких  сомнений,
очень неплохо натренирован: он не позволял себе промахов. Черные тени  в
оранжевой корке огня с визгом бежали к переполненным телами бассейнам и,
не добежав, рассыпались на глазах.
   И  тогда  с  Андреем  произошло  то,  что  строго-настрого  запрещали
инструкции: он увлекся. Нет, не совсем так, но точнее не  скажешь.  Ведь
эти горящие тени были братьями тех, кто  сегодня  на  рассвете  спокойно
ложился под "тристасороковку", ложился  во  имя  того,  чтобы  наступила
наконец эта минута. И если она наступила, а  огнемет  все-таки  изрыгает
пламя, так что: неужели же все жертвы - даром?
   Нет! Ничего не было зря!
   Далекий Брат Аршакуни в долгу перед павшими братьями.
   Борец Аршакуни не посрамит доверия вождя!!!
   - Дай-дан-дао-ду!
   Хрипло рыча, борец Аршакуни  метнулся  к  башне  -  зигзагами,  умело
уворачиваясь  от  летящих  с  неба  огненных  щупалец.  Четко,  как   на
показательных соревнованиях, раскидав гвардейцев, он выхватил из мертвых
рук  раскаленный  автомат  и  рванулся  вверх,   прыгая   по   осклизлым
ступеням...
   Уже ничто на свете не могло бы его остановить.
   И не остановило.
   И капитан  О'Хара  даже  не  успел  разглядеть  как  следует  странно
высокорослого дархайца в пятнистом танковом комбинезоне, ворвавшегося на
венцовый ярус башни. Он и  не  стал  разглядывать.  Он  просто  вывернул
огнемет  на  турели,  и  тяжелая  установка  мягко  повернулась  на  сто
восемьдесят градусов, подчинившись движению рук.
   Пятнистый сгорел мгновенно, почти без крика. Джимми  секундно  уловил
слабое шипение, ощутил сладкий запах горелого мяса, мстительно  ощерился
- и снова развернул огнемет к амбразуре.
   Шум битвы снаружи несколько приутих.
   Передышка.
   Ошеломленные нежданно тяжелыми потерями,  каи  оттянулись  в  ближние
переулки, зализывать раны. Можно было утереть лицо, отхлебнуть  воды.  И
все-таки теперь приходилось быть вдвойне настороже: зияющий,  никем  уже
не защищенный проход за спиной угрожал постоянной опасностью.
   В омерзительном сгустке  угля  и  золы,  лежащем  на  пороге,  Джимми
внезапно заметил что-то блестящее. Вещица, уцелевшая  в  таком  огне,  в
любом случае заслуживала особого  внимания.  Перебрасывая  с  ладони  на
ладонь еще не остывший медальон  на  тоненькой  цепочке,  Джимми  понял,
почему тот устоял в пламени...
   Тантал. А тантал не плавится. Но откуда тантал здесь, на Дархае?
   Впрочем, гадать не стоило. Что-что, а эту самоделку Джеймс О'Хара без
труда узнал бы среди сотен тысяч  других,  самых  замысловатых  значков,
эмблем и медальонов, украшающих армию верных болельщиков "Челесты".
   Джимми скинул прожженный во многих местах полосатый китель и  бережно
накрыл им обугленные останки.
   Он еще морщил лоб, пытаясь вспомнить, куда же, черт возьми, задевался
сине-голубой значок "Черноморца", когда шальной осколок,  срикошетив  от
края амбразуры, превратил  голову  капитана  Джеймса  Патрика  О'Хара  в
сизо-багровый бесформенный обрубок...
   Миньтаученг  А  Ладжок  благоговейно  склонился  над  обезглавленным,
полуголым телом человека, зажавшего в скрюченных пальцах хорошо знакомую
юному командиру вещицу.
   Скорбным полукругом замерли возле стен борцы, и даже ликующие  клики,
доносящиеся снизу,  не  могли  сейчас  радовать  их.  Там,  на  площади,
победители добивали оставшихся еще врагов, и слипшиеся от крови и мозгов
меховые шапки все летели и летели в растущий на глазах курган победы.
   Но здесь...
   - Доставить прах  героя  в  Пао-Тун!  Далекий  Брат  Андрей  Аршакуни
навсегда останется с нами. А это, - Ладжок слегка  поморщился,  взглянув
на горелый комок под изорванным полосатым мундиром, - убрать. На свалку!
   -  Будет  исполнено,  брат  миньтаученг!  -   старательно   вытянулся
почерневший от копоти борец. И несмело добавил:
   - Любимый и Родной...

***

   ОМГА сообщает:
   ...Свершилось!  Теперь  точно  известно:  в  финале  Кубка  Галактики
встречаются одесский "Черноморец" и "Челеста", сумевшая  по  результатам
пенальти взять реванш у новобатумского "Реала". "Не стану  отрицать,  мы
совершили чудо!" - сказал в интервью ОМГА старший тренер "Челесты" Веско
Лобанович.
   ...Компромиссом   завершилась   Общегалактическая   Конференция    по
проблемам    использования    боэция,    проходившая    на     Гедеоне-2
(Порт-Робеспьер).  Подписан  заключительный  документ,  регламентирующий
конкретные   пропорции   паритетных   разработок   боэция   на   Дархае.
Преимущественное  право   вывоза   единогласно   оставлено   за   Единым
Галактическим Союзом.
   ...Внимание, новинка!  Поступил  в  продажу  богато  иллюстрированный
сборник  статей  "Идеи  квэхва  живут,  побеждая!"  видного  дархайского
политика Юх Джугая, трагически погибшего в автомобильной катастрофе.
   ...Резкое похолодание вызвало обильные снегопады на срединном  хребте
южной полярной шапки Эридана. В  результате  схода  лавины  пропали  без
вести  два   астрофизика   из   персонала   международной   обсерватории
"Братство".  Поиски  тел  Андрея  Аршакуни  и  Джеймса  Патрика   О'Хара
продолжаются...

ГЛАВА 9
ЕДИНЫЙ ДАРХАЙ. ЮХ-ДЖУГАЙ-ТУН

1-й день 8-го года Единства. (Справка: 28-й день 11-го месяца 12-го года Свободы по старому стилю)

   Соотечественники и соотечественницы! Труженики Единого Дархая!
   Бархатный рокот динамиков, искусно  вмонтированных  в  верхние  ярусы
окольцовывающих громадный  овал  площади  зданий,  многократно  усиливал
каждое  слово,  и  упругое  эхо  перекатывалось   над   головами   тесно
столпившихся людей, мячиком отпрыгивая от низких серых облаков, медленно
плывущих на юг.
   - Бурный океан светлой радости переполняет сегодня наши сердца в этот
гордый день, в годовщину великого воссоединения Родины! Семь долгих  лет
минуло уже, как нет в наших рядах моего верного и преданного  соратника,
испытанного борца, незабвенного брата Юх Джугая. И сейчас,  как  и  семь
лет назад,  здесь,  в  непоколебимом  городе  Юх-Джугай-Туне,  по  праву
несущем это неугасимое имя, над могилой  моего  близкого  друга  я  могу
снова повторить слова  сказанной  тогда  клятвы:  "Брат,  спи  спокойно!
Ростки идей квэхва пустили  надежные  корни  на  многострадальной  земле
Дархая. Они цветут пышным цветом - и нет такой силы во  всей  Вселенной,
которая могла бы погубить их и свернуть мой и твой  народ  с  избранного
пути!" Дай-дан-дао-ду!
   Толпа всколыхнулась. В сплошном  туго  перекатывающемся  из  конца  в
конец площади реве нельзя было разобрать слов, и гром динамиков утонул в
рыке толпы без следа.
   Высоко над людьми, обеими руками  упершись  в  отполированный  мрамор
парапета, стоял Вождь - и никого не было над ним, лишь  мохнатые  облака
плыли в небесах, а тем, кто стоял на площади, задрав  головы,  казалось,
что это сам Любимый и Родной плывет сквозь облака, рассекая  их,  словно
острогрудая птица токон.
   Присутствие Вождя было подобно рассвету. И мало кто обращал  внимание
на трибуны нижних ярусов, где, точно так же вскинув глаза вверх, внимали
голосу  Любимого  и  Родного  лучшие  из  дархайцев   -   военачальники,
руководители хозяйств, прославленные труженики...
   В ложе для почетных гостей заметно пополневший дон Мигель,  тщательно
сохраняя невозмутимо-официозную  серьезность,  едва  заметно  подтолкнул
локтем почти не постаревшего коллегу Хаджибуллу.
   - Взгляните-ка! Каково?..
   Над океаном людских голов реяли транспаранты:
   "ПУСТЬ ВЕЧНО ЖИВЕТ ЛЮБИМЫЙ И РОДНОЙ ВОЖДЬ - ТВОРЕЦ ИДЕЙ КВЭХВА!"
   "ЗА А ЛАДЖОКОМ - ВСЕГДА!"
   "ДА СЛАВИТСЯ В ВЕКАХ ВЕЛИКАЯ АРМИЯ ЕДИНСТВА - ДИТЯ И  ВОСПИТАННИЦА  А
ЛАДЖОКА!"
   Очень-очень редко мелькали плакатики с именем Юх Джугая; иных имен не
возникало вовсе.
   - Как это понимать, коллега? Подозреваю,  что  у  Нола  будут  к  вам
претензии... Кстати, почему его не видно?
   Посол Хаджибулла тонко улыбнулся.
   - По поводу таученга Сарджо, дон Мигель, вопросы скорее к вам.  Меня,
между прочим, это тоже весьма интригует...
   Дон Мигель незаметно придвинул стул к стулу Хаджибуллы.
   - Можете поверить, коллега, я не в курсе. Позавчера звонил, говорят -
на охоте в горах; вчера звонил - то же самое. Сколько же можно,  скажите
на милость?..
   -  Ван-туанские  замашки.  -  В  седеющих  усах  Хаджибуллы  заиграла
саркастическая усмешка. - С  вашей,  дорогой  друг,  откровенно  говоря,
подачи...
   - А даже если и  так,  что  тут  такого?  Человек  имеет  заслуги,  у
человека есть слабости. И вообще я спросил  вас  об  этом  безобразии  с
транспарантами!
   Коллега Хаджибулла смущенно пожал плечами.
   - Самодеятельность, дон Мигель, - чуть шевеля  тубами  и  не  забывая
аплодировать оратору, сообщил он. - Чистой воды самодеятельность.  Набор
лозунгов был стандартным, как договаривались, я  вчера  лично  проверял.
Видимо,  парнишка  переиграл  все  уже  ночью.  Ладно,   после   митинга
выясним...
   - Уж будьте любезны, коллега...
   А мощный голос вновь, торжествуя  и  царя,  перекрывал  гул  бурлящей
площади. Включились дополнительные динамики.
   - Соотечественники! Можем ли мы сегодня говорить о полной победе? Да,
наше дело победило  полностью!  Но  можем  ли  мы  заявить,  что  победа
окончательна,  и  почить  на  лаврах?  Нет,  такое  заявление  было   бы
преждевременным! Немало еще есть недостатков, и мы тем более сильны, что
не закрываем на них глаза... Не все  охвостье  императорской  своры  еще
уничтожено.  Пользуясь  гуманностью  трудового  народа  и  особенностями
горного рельефа, еще бесчинствуют кое-где не до конца уничтоженные банды
кровавого  изверга  Тан  Татао,  смеющие   называть   себя   "оранжевыми
братьями". Не так давно мы в девятый  раз  предложили  им  безоговорочно
капитулировать на почетных условиях. Но терпение  народа  небезгранично.
Если ничтожные группки террористов вновь отвергнут амнистию,  судьба  их
будет воистину ужасной. Но, впрочем, стоит ли в  этот  светлый  день,  в
минуту  нашей  общей  радости,  так  долго  говорить  о   кучке   жалких
недобитков?..
   - Нееееет! - проревела площадь.
   Дон Мигель досадливо поморщился.
   - Господи помилуй, оглохнуть можно. Кстати,  коллега,  о  недобитках.
Вчера эти ребята сделали вылазку в долину...
   - Я знаю, мой друг, - одними губами отозвался  Хаджибулла.  -  Снова,
говорят, вырезали заставу?
   - Простите, две заставы, под завязку. В том числе Восемьдесят  Пятую,
Бессмертную.
   - Погодите! -  Хаджибулла  явно  был  шокирован;  он  даже  несколько
повысил голос. - Это что, уже в зоне рудников?!
   - Именно так, сеньор посол, именно так.  Но  не  волнуйтесь,  они  не
станут взрывать установки. Генерал Татао сделает заявление  по  радио  и
уйдет...
   - А откуда это известно вам, дон Мигель?
   - Да так, коллега, ходят слухи... - Дон Мигель ласково прищурился.
   А над площадью все гремел и гремел голос Вождя:
   - Никому не под силу счесть всех тех героев Дархая,  чьи  тела  легли
фундаментом торжества идеала Единства, краеугольного камня  победоносных
идей квэхва. Нам не дано поименно почтить их память.  Они  мертвы.  Нет,
они вечно живы! И нам известно священное имя того, кто пришел  к  нам  с
открытой душой и стал одним из нас, отдав жизнь свою  на  благо  Единого
Дархая...
   Вождь возвысил голос.
   - Услышь же меня, брат Андрей  Аршакуни!  Как  сейчас,  вижу  я  твое
прекрасное лицо! Вместе с тобой, плечом к плечу, ворвались мы  на  нашем
грозном танке в последний оплот нечистой имперской своры. Сегодня там, -
в  голосе  Любимого  и  Родного  промелькнуло  легкое  смущение,   -   в
Барал-А-Ладжоке прекраснейший из проспектов назван в твою честь. И  там,
под баньянами, где некогда стояли капища поганых божков,  вольно  гуляет
твой дух. Но тело твое здесь, в городе, который ты знал как Пао-Тун.  Мы
не благодарим тебя: братьев не благодарят. Мы  склоняемся  перед  тобой,
брат мой Андрей, и друзья  твои  с  далеких  планет  навсегда  останутся
нашими друзьями. Дай-дан-дао-ду!
   На несколько долгих секунд толпа в  оглушительной  тишине  преклонила
колени. В самой середине площади плечистые парни в приталенных пятнистых
комбинезонах          слаженным          хором          проскандировали:
"Анд-рей-Ар-ша-ку-ни-во-ве-ки-ве-ков-с-на-ми! С-на-ми! С-на-ми!"
   - Но не все,  пришедшие  из-за  облаков,  стали  искренними  друзьями
Единого  Дархая,  Андрей.   -   В   интонациях   оратора   проскользнула
неподдельная грусть. - Мне больно и горько говорить об этом в  радостный
день  всенародного   торжества,   но   молчать   долее   нельзя!   Ловко
воспользовавшись  традиционным  добродушием  и  гостеприимством  лунгов,
купив на корню прогнившую насквозь Империю, люди,  внешне  -  о,  только
внешне! - похожие на тебя, тянули загребущие  лапы  к  богатствам  нашей
земли. А мы терпели! Они до конца  подпитывали  омерзительную  оранжевую
клику, и на их счету  десятки  тысяч  наших  благородных  жизней.  А  мы
терпели! Они, и никто другой,  предоставили  убежище  беглому  мерзавцу,
именовавшему себя императором, и дали ему возможность весело жировать  и
по сей день вдали от справедливого суда. А мы терпели и это!!! Но любому
терпению наступает  предел!  Остервеневшие  от  безнаказанности  негодяи
впрямую стали поддерживать чудовищные преступления кровавого Тан  Татао.
Больше того,  они  вознамерились  вбить  клин  раскола  в  ряды  высшего
руководства нашей страны, и наше миролюбие иссякло! Хватит!  Сегодня  мы
достаточно сильны, чтобы покончить раз и  навсегда  с  унизительным  для
достоинства  каждо