о  держат  путь  из  Карий  в  Аттику или на Крит, но
постоянно там  живут  лишь  духи  ручейков,  порой  заплывают  океаниды,  и,
говорят, там пасся Пегас.
     -- Там  есть  пресная  вода?  --  спросил Тесей. -- Там текут настоящие
речки. Это большая земля. -- Там есть деревья?
     -- Там есть даже оливковые деревья. И там есть дикие козы.
     Голос Ариадны был серебряным, ласковым, нежным. Она легко,  по-кошачьи,
подошла к Тесею.
     Зачем  она  предлагала горбуну деньги? Она готова была заплатить много.
За убийство Тесея? Это правдоподобно. Ей  самой  трудно  убить  жениха  так,
чтобы  нам  не  удалось  его  оживить.  С помощью могучего горбуна она могла
что-то придумать.
     -- Эй, Феак, -- окликнул  кормчего  Тесей.  --  Ты  знаешь  на  Наксосе
хорошую бухту?
     -- Я  не  водил  туда  корабли, -- ответил Феак. -- Но говорят, что там
есть бухты.
     -- Есть, я знаю, -- вмешалась Ариадна. -- Я  покажу.  --  У  нас  новый
кормчий,  --  крикнула  Перибея,  которая, естественно, не выносила критскую
пассажирку.
     -- Там есть даже пещера, сухая и удобная. В ней раньше жил  дракон,  но
потом его изгнал кто-то из древних героев. Я покажу вам. Отец возил туда нас
с сестрой, когда мы были маленькими...
     Ариадна  смотрела  на  Тесея влюбленными глазами. Даже Коре было трудно
поверить,  что  за  очаровательным  обликом  этой  девушки,  почти  ребенка,
скрывается изощренная в интригах герцогиня.
     Затем  потянулся томительный, долгий день. В середине дня ветер упал, и
гребцам пришлось взяться за работу. Но они были рады размяться. И Коре  даже
казалось, что корабль побежал еще быстрее.
     По  сторонам  были  видны острова, но близко к ним корабль не подходил,
порой встречались рыбачьи лодки, один раз на фоне поросшего соснами  крутого
берега  они  видели  парус большого торгового судна, -- вот и все события за
день.
     Ариадна, как заметила подозрительная Кора, выбрала  для  обработки  еще
одного  молодого  человека,  того  юношу,  что  был  заслан в девичий лагерь
кинжальщиком. Юноша с первого мгновения не  сводил  с  Ариадны  восхищенного
взора и потому показался Коре куда опаснее, чем горбатый кормчий.
     На корабле трудно подслушивать, если люди не хотят, чтобы ты слышала их
разговор,  а  Ариадна  была осторожна. Коре удалось разобрать лишь отдельные
фразы, а то и слова. Но она сделала важный  вывод  --  Ариадна  не  склоняла
юношу к каким-нибудь действиям. Она лишь кружила ему голову, проявляя к нему
больший  интерес,  чем  положено  царевне,  причем  ей  оказалось  легко это
сделать, так как Тесей был занят своими планами, мыслями и  разговорами.  Он
потратил,  в  частности,  часа  два на обсуждение с Феаком плана путешествия
морем  к  Понту  Эвксинскому  для  повторения  подвига  Ясона.   Тесей   был
честолюбив,  и  в  нем  сидел  тот  черт,  что  отправляет  Магеллана искать
неизвестно что в пустом океане. А потом дети вынуждены заучивать имена  этих
великих людей.
     Ариадна  ворковала,  ее  горловые,  с  придыханием рулады доносились до
Коры, и она видела, как юноша-кинжальщик таял на глазах, ей  даже  казалось,
что он становится меньше ростом.
     Пожалуй, правильно. Кора на месте Ариадны повела бы себя точно так же.
     Сначала   попробовала   бы  стойкость  мужчин,  тех,  кого  надо  будет
использовать в своих интересах, и, отыскав нужного, превратила его в воск.
     Что касается воска, об этом Коре было неизвестно, но вот короткий хитон
Ариадны уже не раз задирался достаточно непристойно, даже по древнегреческим
нравам. Царевны из хорошего дома так  не  поступают.  Но  остальные  афиняне
этого  не  замечали  -- благодарность к Тесею, который вытащил их из большой
беды,  вспыхнув  поначалу,  уже  погасла  --  все  они  были   сверстниками,
приятелями.  Они  спаслись,  они здоровы, веселы, сыты, скоро будут дома, --
вот и отлично!
     Так   что   Кора   предчувствовала,   что   основной   опасностью   для
путешественников  станет  сохранение  невинности  немногочисленных  афинских
девиц.
     Это не означает, что саму  Кору  сильно  пугала  эта  перспектива,  она
всегда  умела  обращаться  с  нахалами,  которые забывают спросить у девушки
разрешения на близость. Но  что  будет  с  пухленькой  Перибеей  --  страшно
представить!
     К счастью, поднимающийся пологими холмами над морем, поросший соснами и
кедром, чудесный остров Наксос оказался гостеприимным, как обещала Ариадна.
     Корабль  вошел в тихую бухту, куда впадала небольшая, мирно журчащая по
камням речка, в бухте медленно плавали крупные и весьма миролюбивые  лебеди,
череп  большого  дракона  валялся,  наполовину  погрузившись  в  песок, а из
кустов, подходивших к пляжу, выглядывали любопытные физиономии нимф,  нереид
и фавнов, видно, расплодившихся на острове за отсутствием людей.
     Обилие   жизнерадостных   и  изголодавшихся  по  любовным  утехам  нимф
порадовало Кору. Значит, тем афинянкам, кто бережет честь  смолоду,  удастся
отоспаться в одиночестве.
     Ариадна не обманула своих спутников. Остров и на самом деле был мирным,
лесистым, полным всевозможной живности, а также дарующим плоды и ягоды.
     С  веселыми  возгласами  афиняне  разбежались  по  острову, и вскоре их
голоса перемещались с голосами птиц и нимф. Порой кто-нибудь выбегал из леса
и выпрашивал у горбуна Навсифоя очередной бурдюк с вином или круг  сыра.  Да
кормчий и не жадничал, до дома оставалось немного и по обжитым путям -- чего
экономить?
     Лучи   вечернего   солнца  пронзали  пожелтевшую  и  поредевшую  листву
деревьев. Ариадна, легко перепрыгивая через упавшие стволы и  обегая  камни,
вела их крутой заброшенной тропинкой к гроту над речкой.
     Грот  и  на самом деле оказался сухим, даже уютным. Свет попадал внутрь
сквозь широкое отверстие входа. Вернее, входа и не было,  скорее,  это  было
углубление в скале с нависшим каменным козырьком.
     Дно грота было ровным, у входа грудой поднимались сухие листья.
     -- Вряд  ли  здесь  мог  поместиться  дракон, -- сообразил здравый умом
Тесей.
     -- Это  мог  быть  небольшой  дракон,  --  ответила  Ариадна  и  слегка
покраснела,  словно  была  виновата  в  том,  что дракон не поместился в эту
пещеру. -- Но даже если здесь жил всего-навсего медведь, мы же  можем  здесь
переночевать... с тобой?
     Перед последним словом Ариадна сделала паузу, и Кора подумала, что тетя
Рагоза  может полностью войти в роль. Неизвестно еще, как влияет ВР-круиз на
тех, кто попадает сюда нелегально? Во всяком  случае,  сейчас  она  искренне
смотрит  на Тесея, как на своего жениха, на мужа, с которым намерена сегодня
ночью разделить ложе.
     Ариадна протянула тонкую руку и взяла Тесея за пальцы. Она ввела его  в
грот, словно в спальные чертоги.
     -- Нет,  --  сказала  она  без  печали,  --  не так я представляла себе
свадьбу дочери царя Миноса.
     -- А как? -- спросила Кора, потому что Тесей рассматривал  окрестности,
игнорируя торжественность момента.
     -- Шумно,  --  ответила  Ариадна  и замолчала, будто вспомнила о чем-то
более важном, чем свадьба, и забыла о брачной ночи.
     -- Вас что-то беспокоит? -- спросила Кора. Ариадна  посмотрела  на  нее
холодно.  --  Как  трудно  без  служанок,  вы  не представляете, девушка, --
сказала она.
     Но должность служанки она Коре не предложила. Хотя сегодня Кора  бы  не
отказалась от нее.
     -- Простите, царевна, -- сказала Кора. -- Я могу помочь вам...
     -- Зачем?  --  спросила  Ариадна. -- Мне приятней самой нарвать зеленых
ветвей и сделать ложе нам с возлюбленным, мне удобней самой принести  кувшин
с  родниковой  водой. Здесь нет румян, белил и помад, здесь нет благовоний и
духов. Здесь мы все такие, какими нас сделали боги.
     Кора покорно поклонилась и отошла. По  крайней  мере,  Ариадна  отлично
владела  собой,  и  ее  фраза  о  том,  что  боги  сделали  герцогиню Рагозу
молоденькой Ариадной не звучала лицемерно. Герцогиня верила  в  это  и  была
совершенно права.
     -- Ты  не занята? -- вежливо спросил принц Густав, но не у Ариадны, а у
Коры.
     Рука Тесея была кое-как перевязана -- Минотавр  не  хотел  умирать.  На
щеке  --  ссадина, к тому же, судя по манере держаться, герой сломал два или
три ребра, в том месте панцирь из литой бронзы прогнулся и с трудом выдержал
удар рога. В этом мог убедиться каждый, кто поднялся  бы  на  борт  корабля:
панцирь был привязан к мачте.
     Тесей шел прихрамывая, держась рукой за бок. Он вывел Кору на площадку,
господствующую над бухтой, где стоял корабль.
     -- Я  эту  площадку  снизу  разглядел, -- сказал Тесей. -- Отсюда виден
весь мир. Даже край земли. Вон там, -- герой сел на камень, и ему  пришлось,
сморщившись,  перевести  дух,  --  края гипербореев. Слышала о таких? Оттуда
родом Аполлон. В той стране летом никогда не заходит солнце, а зимой оно  не
поднимается   вовсе.  Гипербореи  достигли  счастья.  Они  не  убивают  себе
подобных...
     -- Афины  --  счастливый  город,  --  произнесла  Кора.  Тесей   уселся
поудобнее,  боль  отпустила, и он сказал: -- Твое тело -- само совершенство.
Оно наполнено жизнью, и каждая линия его нужна и правильна, как линия тела у
пантеры.
     -- Тебе мало ссадин и переломов, которые нанес Минотавр? -- усмехнулась
Кора. -- Ты решил напасть на богиню?
     -- Во мне нет сил напасть на  тебя,  хотя  я  желаю  тебя,  незнакомка.
Боюсь,  что  ты  и  в самом деле не живешь на Земле. -- Зачем ты позвал меня
сюда? -- Мне не у кого спросить совета. -- Совета о твоей новой жене? -- Наш
брак может принести счастье и Афинам, и Криту. Породнятся два самых  могучих
царских  дома,  и  возникнет  держава,  которой  не будет соперников во всех
морях. Но беда в том, что она не любит меня, -- сказал Тесей. --  Это  видно
по ее глазам.
     Он не спрашивал. Он утверждал. И замолчал, поглаживая бок.
     -- Тебя интересует мое мнение? -- Да, Кора. -- Я была бы осторожна.
     -- Ты думаешь, что Минос нарочно подослал ее ко мне? Нет, этого быть не
может.  Это  означало  бы, что Минос по доброй воле пожертвовал своим сыном.
Унизился перед всем миром не в силах справиться с горсткой... молодых людей.
     -- Нет, этого быть не может. Минос здесь ни при чем.  Внизу,  в  бухте,
было уже полутемно. Солнце давно ушло оттуда, погрузив залив в синеву. Возле
корабля  на  песке горел костер, и люди вокруг него казались черными тенями.
На высокой  корме  корабля  чуть  поблескивал  в  вечернем  воздухе  панцирь
часового  --  Феак  никогда не забывал об осторожности. -- Тогда в чем дело?
Кора промолчала.
     -- Пускай я молод, -- продолжал Тесей. -- Но я знаю  девушек,  я  знаю,
что  означают взгляды и движения, робость прикосновения и боль поцелуя. Я не
вижу любви в глазах моей невесты. Я не вижу даже страсти, даже желания  быть
моей  женщиной,  моей самкой -- ну почему? Разве так может быть? Разве я мог
когда-нибудь помыслить, что моя свадьба будет именно такой?
     -- А ты? -- спросила Кора. -- Что  чувствуешь  ты?  Любишь  ли  ты  ее?
Желаешь  ли ты ее? -- Как твою бабушку, -- ответил Тесей. Кора отвернулась к
морю, чтобы скрыть улыбку. -- Пусть все будет как будет, -- сказала Кора. --
Ложись спать в положенное время.  Избегай  этой  женщины,  так  как  оракулы
гласят  --  тебе  выпадет  несчастье,  если ты войдешь в нее. Уже к утру все
станет ясно. Вот увидишь.
     -- Что станет ясно?
     -- Она выдаст себя. У нее нет свободного времени. Она спешит.
     Кора сделала шаг вперед вслед за отблеском заката,  чтобы  алое  сияние
светило  ей справа, а Тесей глядел на нее слева. Чтобы Тесей видел все линии
ее тела, чтобы оценил длину ее ног и озаренных пламенем волос.
     Тесей даже приподнялся, наслаждаясь этим зрелищем, но  боль  в  боку  и
ноге заставила его воскликнуть:
     -- О  жестокие  боги!  За  что  вы  лишили меня мужской силы и резвости
именно в ту ночь, когда мне могла принадлежать наипрекраснейшая из дев!
     -- Он имеет в виду Ариадну, -- пояснила Кора, как бы  переводя  монолог
богам.
     -- Замолчи,  глупая! -- рассердился раненый герой. -- Речь идет о тебе,
и я докажу тебе, что это все означает, как только у  меня  заживут  хотя  бы
самые глубокие из ран.
     К  сожалению,  подумала Кора, я к этому времени буду вынуждена покинуть
ваши приятные края.
     -- Боги могут рассудить иначе, -- ответила Кора вслух, обнаружив в себе
немалое кокетство.
     Герой зарычал, но был бессилен противопоставить что-нибудь воле  богов,
и  это  встревожило Кору, потому что она предпочла бы, чтобы ночью Тесей был
более подвижен, -- могут предстоять резкие движения.
     Кору более всего злило то, что она  не  могла  представить  себе  плана
Ариадны.  У  нападающего  в такой ситуации миллион возможностей, у того, кто
защищается, не зная от чего, не так много шансов уцелеть. Кто-то из древних,
может быть, и даже из ее знакомых, зная,  что  ему  такого-то  числа  грозит
неминуемая  смерть,  надел шляпу и ушел гулять в степь, приказав своей армии
оцепить степь по периметру. Там  пролетел  орел,  неся  в  когтях  черепаху,
уронил  ее,  да  так умело, что проломил герою череп. Интересно, Тесей знает
эту историю? Если знает, значит, она уже случилась. Если она ему неизвестна,
то герой еще гуляет.
     Кстати, где наша Ариадна? Где наша невинная  крошка,  которая  намерена
нынче ночью разумно распорядиться своей невинностью?
     -- Пойди отдохни, герой, -- посоветовала Кора. -- Ты сегодня устал.
     -- Это  я вчера устал, -- разумно возразил Тесей. -- Сегодня я не успел
совершить ни одного подвига.
     -- Кстати, -- не  удержалась  Кора.  --  Тебе  не  приходилось  слышать
историю  про  то, как одному человеку предсказали смерть? -- Я слышал тысячу
таких историй. --Ион ушел гулять в степь. --Дурак. В степи отлично  стрелять
из  лука.  --  Но  тут пролетал орел и уронил черепаху. -- Ему на голову? --
обрадовался своей догадке Тесей. -- Вот это да! Вот это совпадение! А ты  --
все: воля богов, воля богов! А ему черепахой по голове!
     Тесей  прервал смех -- видно, в голове отозвалось болью. Он поднялся и,
опираясь на Кору, побрел вниз.
     Ариадны в гроте не было, ложе любви она тоже забыла приготовить.
     Странно, неужели она задумала каверзу до свадьбы? Кора на ее месте  все
же  не  удержалась  бы,  потеряла бы невинность с самим Тесеем. Правда, если
Ариадна помнит, что  это  ее  любимый  племянник,  которого  она  качала  на
коленке, то, может быть, у нее другие планы.
     В  греческом  октябре,  когда  деревья начинают облетать, а ночи еще не
холодные, зато темные, путешественники, остановившиеся на  острове,  ложатся
спать  рано,  благо  есть с кем лечь. Со всех сторон, и как показалось Коре,
даже с самого неба, доносились разноголосые  и  бравые  мужские  вскрики,  и
нежное женское лепетание -- гребцы носились за нимфами, а нимфы за гребцами.
Но  довольно  быстро  эти  крики  становились  все  тише  и обрывистее, Кора
понимала, что даже самые бойкие козлики в такой  темноте  опасались  сломать
копытца...
     Оставив  Тесея  в  пещере,  Кора  осторожно  начала  спускаться вниз по
тропинке, к кораблю. К счастью, в ее глаза было вживлено ночное  видение  --
диапазон частот, видимый ей, был куда шире, чем у обычных людей. Так что лес
виделся  ей  в  инфракрасных лучах -- серым, туманным, загадочным, но тем не
менее любое движение в нем она замечала. А вот и шепот:
     -- Да, мой любимый, да, мой прекрасный, как только ты  сделаешь  то,  о
чем я тебя прошу, -- я твоя! -- Но так темно и страшно...
     Первый   голос  был  женским  и  нежным,  второй  --  мужским,  вернее,
юношеским. Кора замерла.
     За кустами, еле видные Коре, вели беседу сплетенные в объятиях тени.  И
это  не  были  случайный  гребец и разделяющая его ложе из листвы нимфа. Что
нужно нимфе от человека?
     -- Ты желаешь насладиться моим телом? -- О да, прекрасная  царевна!  --
Тогда иди. Я жду. -- Один поцелуй, моя прекрасная! Тени слились в одну. Кора
сделала  вывод, что наблюдает совершенно немыслимый в этой обстановке роман:
попытку измены со  стороны  красавицы  Ариадны  красавцу  и  герою  Тесею  с
горбуном  низкого  происхождения.  Разумеется, в истории есть масса примеров
тому, как красавцу предпочитали дикого козла. Особенно этим славится  именно
древнегреческая  история.  Но  так  как  Ариадна  сама выбрала себе суженого
Тесея, да еще  и  по  любви,  да  притом  способствовала  бесславной  гибели
единоутробного  братца,  то  тогда ее поцелуй с помощником кормчего принимал
зловещий характер.
     А раз так, то необходимо поглядеть, что за задание  дала  милая  девица
грубому уроду и за какой подвиг она обещала ему свою любовь?
     Страстное тяжелое дыхание кормчего становилось все громче, и Коре стало
боязно, что он справится со своей крошкой раньше, чем с заданием. И тогда он
потеряет   интерес   к   диверсионной   деятельности.  Кора  же  была  более
заинтересована в том, чтобы  иметь  дело  с  известными  преступниками,  чем
подозревать невинных.
     Она  уже готова была оттащить кормчего от царевны, но той самой удалось
ущипнуть  его   настолько   больно,   что   он   вскрикнул,   выругался   на
древнегреческом  и  прошептал: -- Давай свою медяшку. -- Повтори, куда ты ее
положишь? ^ -- Я помню.
     -- Повтори или тебе век  моей  любви  не  видать!  --  Я  поднимусь  на
отвесную скалу и положу медяшку. И вернусь к тебе.
     -- Не  сразу.  Ты  вернешься  ко  мне,  когда поднимется луна. -- Когда
поднимется луна... -- Иди. -- Ты меня обманешь?
     -- Я не обману тебя. Ты прекрасный и сильный мужчина. Ты лучше всех. --
Я горбатый.
     -- Ты самый прекрасный из горбатых! Иди же... Послышался треск  сучьев.
"Самый  прекрасный  из горбатых" кормчий послушно полез по скалам наверх. Но
куда? Это обязательно требовалось узнать. Пока тебе неизвестно, что  задумал
противник, ты бессилен против его козней.
     Коре  приходилось куда труднее, чем кормчему, потому что он был жилист,
коряв и силен, как старый горный баран. Но на ее стороне  были  молодость  и
уроки  альпинизма,  которые она прошла в школе месье Леблана в Ментоне. Ну и
разумеется, глаза ночного видения.
     Карабкаться  приходилось  по  почти  отвесной  стене,  правда  заросшей
кустарником,  большей  частью  достаточно  колючим, чтобы раздеть тебя через
двадцать метров. Одетому в  короткую  куртку  из  грубой  кожи  и  такую  же
македонскую  юбку,  кормчему  колючки были не страшны. К тому же ему не надо
было заботиться о тишине -- услышит ли кто, как он карабкается, или нет,  --
его  не  интересовало.  Но Кора не могла себя выдать. Поэтому ей приходилось
думать о тишине, плюнув на колючки.
     К ее удивлению, они оказались на  той  же  самой  видовой  площадке,  с
которой  вечером любовались закатом с Тесеем. Вот уж самое неожиданное место
для альпинистских штудий!
     Кормчий явно подчинялся строгим указаниям  своей  музы.  Он  подошел  к
росшему  на  площадке дереву, присел на корточки и что-то стал прятать среди
корней. Затем удовлетворенно поднялся и пошел обратно, чуть не натолкнувшись
на зазевавшуюся Кору, которой ничего не осталось, как замереть, приняв  позу
молодого  платана.  К  счастью, кормчий был настолько занят своими мыслями и
скорыми любовными забавами, что не заметил Коры.
     Когда он, шумя, как небольшой танк, скрылся  в  зарослях,  Кора  быстро
перебежала  к  дереву  и  протянула  руку  туда,  где  кормчий  спрятал свою
"медяшку". Оказалось, что за деревом  через  всю  площадку  проходила  узкая
глубокая  трещина.  К  счастью,  "медяшка"  зацепилась  за  корни на глубине
полуметра, и Кора смогла ее нащупать  и  вынуть.  Потом  она  принюхалась  к
добыче.  У  нее  был фантастический нюх, лучше, чем у собаки, -- это уж было
известно всем в ИнтерГполе. На Кору заключали пари и даже не раз  приглашали
экспертом по делам, которые не могло распутать ничто, кроме ее обоняния.
     Ничего особенного. Взрыв-патрон, даже не очень си