а она умрет от
голода?! Хороши!"
   Лежавшая не подавала признаков жизни, и Дэйн  испугался,  что  она  уже
мертва или при смерти и не понимает, что  происходит  вокруг.  Он  постоял
некоторое время около кушетки, пораженный красотой незнакомки.
   В голове Дэйна выстраивались пирамиды  из  мыслей,  которые  немедленно
рушились, но на месте  развалин  вздымались  новые  нагромождения  -  одно
причудливее другого.
   "Вот та, которую я искал всю жизнь. Мечта - иллюзия, которая,  как  мне
казалось,  ждала  меня  за  очередным  горным  перевалом...  за  следующей
волной... на краю радуги. А ведь я уже и верить перестал,  что  мечта  моя
окажется женщиной из плоти и крови...
   И она лежит и умирает у меня на глазах, и я так же  беспомощен,  как  и
она, в нашей безрадостной тюрьме. Так же лишен надежды. Может быть, потому
мне и позволили встретиться с моей  богиней,  что  уже  слишком  поздно?..
Разве не так и несбыточная мечта осуществляется  лишь  на  секунду,  чтобы
потом исчезнуть навсегда?"
   Эта  ужасная  догадка  настолько  поразила  Дэйна,  что  он   даже   не
почувствовал всей горечи ее осознания и стоял, держа  в  руке  за  краешек
свисавший книзу поднос. Но какое-то едва заметное движение, которое  можно
было принять за  дыхание,  сказало  Маршу,  что  она  еще  жива.  Путаные,
болезненные размышления  об  обретенной  и  разом  утраченной  мечте  вмиг
оказались опрокинутыми волной благоразумной практичности. Забудь обо всем!
Это просто красивая девушка, которая  умирает  и  которую,  вероятно,  еще
можно  спасти.  Удивление  и  восторг,  граничивший  с  некоторым  ужасом,
отступили перед обыкновенной  человеческой  жалостью.  Марш  опустился  на
колени и, вытянув руку, легонько коснулся плеча женщины.
   Прежде чем Дэйн успел сделать это, она  пошевелилась  и  повернулась  к
нему, точно каким-то непонятным  образом  ощутила  шквал  его  мыслей.  Ее
красивые,   черные   брови   вразлет    шевельнулись,    глубокие    глаза
приоткрылись...
   Девушка была столь бледна, что Марш ожидал увидеть  голубые  глаза,  но
они  оказались  золотисто-карими,  как  у  дикого  лесного  зверька.  Губы
умиравшей шевельнулись, однако она,  видимо,  настолько  ослабла,  что  не
смогла выговорить ни слова.  И  все-таки  Дэйн  понял,  что  она  пытается
выразить протест и вместе с тем удивление.
   Марш, стараясь, чтобы голос его звучал как можно ласковее, проговорил:
   - Вот, я принес тебе еды. Постарайся съесть хоть что-нибудь.
   Она прошептала в ответ что-то явно означавшее отказ.
   - Послушай, - произнес Дэйн твердо, -  это  чепуха  какая-то!  Пока  ты
жива,  ты  просто  обязана  поддерживать  свои  силы.  Вдруг   подвернется
возможность совершить побег или что-нибудь в этом роде?  Допустим,  кто-то
придет нам на помощь или мы сумеем убежать, а ты окажешься слишком слабой,
чтобы двигаться самостоятельно. Нам придется нести тебя, и нас  непременно
снова всех захватят, так как ты будешь нам обузой! За что ты нас так, а?
   Губы незнакомки пошевелились вновь, и Дэйну показалось, что он видит на
ее лице некое подобие слабой  улыбки.  Хотя  в  безжизненных  чертах  лица
девушки едва ли угадывалось  какое-то  движение.  Наконец  она  произнесла
что-то,  но  так  тихо,  что  Дэйну  пришлось  наклониться  к  ней,  чтобы
расслышать ее слова:
   - Разве это нужно кому-то из вас... делить со мной мою чашу?..
   - Мы тут люди, то есть существа гуманные, - с  уверенностью  проговорил
Дэйн, хотя сам вовсе не чувствовал, что говорит правду, ведь никого из его
сокамерников, похоже, не волновала судьба этой несчастной. Может быть, как
раз то, что она сама догадывалась об этом, и заставило  ее  принять  такое
решение?.. - Ну хорошо, по крайней мере, мне не безразлично, что  с  тобой
станет, - произнес Марш, нащупывая своими пальцами ее руку.  -  Давай  же,
если ты настолько слаба, что не можешь есть сама,  разреши  мне  покормить
тебя. - Дэйн распаковал  поднос  с  горячей  пищей.  Он  зачерпнул  ложкой
немного похожей на суп жидкости и поднес к губам девушки. - Ну,  давай,  -
сказал он. - Проглоти немножко, это легкая еда.
   Какое-то время Дэйну казалось, что девушка будет упорствовать и ее губы
останутся плотно сжатыми, у него буквально отлегло от  сердца,  когда  она
позволила влить себе в рот бульон и проглотила его. Марша охватило чувство
бесконечной радости, какого-то  душевного  подъема,  однако  он  решил  не
выказывать своих эмоций, а лишь,  зачерпнув  ложкой  еще  бульонной  жижи,
продолжил  кормление.  Проглотив  еще  несколько  ложечек  пищи,   девушка
попробовала пошевелиться. Дэйн, бережно обняв ее, помог ей подняться. Марш
дал девушке еще немного супа и пюре, но когда  она  знаком  показала,  что
хочет еще, он убрал ложку.
   - Сейчас  нельзя.  Тебе  опасно  есть  много  после  столь  длительного
перерыва. Придется потерпеть, пока желудок освоится, - строго сказал  Дэйн
и улыбнулся, позволяя девушке опуститься на подушку. -  Постарайся  теперь
уснуть, скоро ты будешь чувствовать себя лучше.
   Слабость заставила девушку опустить веки, она, не справившись с  собой,
произнесла:
   - ...ты?
   - Твой сокамерник, - ответил он. - Мое имя Дэйн Марш. Мы с тобой сумеем
познакомиться поближе, когда ты немного окрепнешь, а сейчас  просто  скажи
мне, как тебя зовут?
   - Даллит, - прошептала девушка и мгновенно провалилась в сон.
   Дэйн еще некоторое время не двигаясь смотрел на нее, потом встрепенулся
и поставил на тумбочку поднос.
   Даллит. Какое прекрасное имя и как оно подходит к  ее  тонкому  лицу  и
глазам дикого лесного зверька. Нет, у нее скорее глаза раненой нимфы!..  В
ту минуту Дэйн был счастлив уже оттого, что она  жива  и  будет  жить.  Он
отошел от кушетки, на которой лежала  Даллит,  и  заметил,  что  остальные
сокамерники разбились на небольшие  группки,  однако  Райэнна  внимательно
наблюдала за ним, Маршем. Когда он поравнялся с рыжеволосой женщиной,  она
с оттенком горечи в голосе сказала:
   - Ну и чего ты добился, придурок?
   - Того, что она, по крайней мере, будет жить. Просто надо было проявить
заботу о ней. И только-то! Любой из вас мог это сделать точно так же,  как
и я, - отозвался Дэйн.
   В голосе Райэнны вдруг зазвучала ярость:
   - Какое право ты имел  делать  это?  Какого  черта  тебе  потребовалось
вмешиваться в чужую жизнь? Давать этой несчастной надежду? А ты подумал  о
том, что на самом деле ждет нас всех?!
   Дэйн ответил просто:
   - Не в моих правилах сидеть сложа руки, когда кто-нибудь гибнет. Пока в
человеке теплится жизнь, не умирает и надежда. Ты-то вот жива, не так ли?
   Райэнна тяжело вздохнула и отошла от Марша, бросив через плечо:
   - Будем уповать на то, что ты никогда не осознаешь  последствий  своего
поступка.



        3

   На  невольничьем  корабле  пиратов-мехаров  не   существовало   способа
измерять время, кроме как по периодам  между  приемами  пищи  и  моментам,
когда свет гасили, чтобы заключенные могли отдыхать.  Тем  не  менее  Дэйн
кое-что подсчитал и полагал, что может утверждать с уверенностью:  с  того
времени,  как  он  попал  сюда,   прошло   около   трех   недель.   Ничего
экстраординарного за это время не случилось.
   Главным событием прошедших недель, прежде всего для самого Марша, стало
медленное возвращение Даллит к жизни. Девушка поспала  немного,  и,  когда
проснулась, Дэйн вновь покормил ее. Тогда он ободрил  ее,  и  Даллит  даже
позволила себе посидеть несколько минут, а позже, когда она нашла  в  себе
силы встать, Марш попросил Райэнну отвести ее в  ванную  комнату.  Ему  не
легко было отважиться на подобную просьбу, ведь рыжая инопланетянка  ждала
и, пожалуй, даже желала, чтобы Даллит умерла. Все  это  убеждало  Дэйна  в
том, что Райэнна вряд ли согласится помогать ему,  но  та,  на  удивление,
охотно все сделала и позже активно помогала выхаживать Даллит, трогательно
заботясь о ней. Марш не пытался понять, почему Райэнна так себя повела, он
просто был благодарен ей.
   Довольно долгое время Даллит еще чувствовала себя  слишком  слабой  для
того, чтобы много говорить, и Дэйн не докучал  ей  разговорами.  Ему  было
достаточно сидеть рядом со спасенной им девушкой и  позволять  ей  держать
его за руку. Маршу казалось, что вследствие этого каким-то  образом  часть
его собственной силы и стойкости передается Даллит. День за  днем  девушка
крепла и однажды с улыбкой попросила Дэйна рассказать ей о себе.
   - Ты из мира, о  котором  никто  из  живущих  на  планетах  Содружества
никогда не  слышал.  Странно,  что  мехары  осмелились  сунуться  на  твою
планету. Хотя как раз наоборот, их можно понять, особенно  если  все  твои
соплеменники столь же сильны и выносливы, как ты.  -  Дэйн  нахмурился.  -
Большую часть своей жизни я потратил, гоняясь за острыми  ощущениями.  Так
что можно считать, мне повезло, когда я угодил сюда. Хотя не могу сказать,
что я в особенном восторге. Думаю, я, как и  многие,  попался  на  крючок,
привлеченный мечтой о  том,  что  можно  побывать  в  переделках,  которые
одновременно бы не являлись ни незаконными, ни постыдными и вместе с  тем,
если можно так выразиться,  не  позволяли  завязаться  на  животе  лишнему
жирку.
   Даллит рассмеялась. Это очаровало Дэйна,  которому  показалось,  что  в
рассыпчатых звуках смеха девушки сконцентрировано все, что  есть  веселого
во вселенной.
   - И на твоей планете все такие?
   - Нет. Думаю, что  нет.  Большинство  моих  соплеменников  предпочитают
покой, они рано выбирают себе занятие, знают, чего хотят. Но  непоседливое
племя искателей приключений не скудеет. Что-то особенное существует внутри
нас. - Тут Марш вспомнил,  что  говорила  ему  Райэнна  про  соплеменников
Даллит: они обычно  умирают,  будучи  вырваны  из  привычного  мира,  -  и
прикусил  губу.  Он  не  позволил  себе   расспрашивать   об   этом   свою
очаровательную собеседницу. Но та как будто прочитала мысли Дэйна, лицо ее
потемнело, точно на него упала тень. Грусть девушки была столь же сильной,
даже  гипертрофированной,  как  и  ее   веселость.   Казалось,   будто   в
определенный отрезок времени Даллит всей своей  сущностью  превращалась  в
одну-единственную  из  множества  свойственных  человеку  эмоций.   Даллит
сказала:
   - Надеюсь только, что твоя сила и храбрость не толкнут мехаров  на  то,
чтобы выбрать для тебя какую-нибудь особенно ужасную участь.
   - Мне остается только сидеть и ждать, что произойдет, - ответил Марш. -
Но, как я уже сказал тебе, пока я живу, во мне не умрет надежда.
   Казалось, тень, упавшая на лицо девушки, стала еще темнее.
   - Я и представить себе не могу... Что  там  представить?  Я  мечтать  и
надеяться не могла найти что-то хорошее вдали от моего народа. - В  голосе
Даллит звучала обреченность. - Нет, случалось, что кто-то уезжал  с  нашей
планеты, но преследуя определенные цели, и никогда - в одиночестве.
   - Мне до сих пор кажется каким-то чудом то, что  ты  осталась  жива,  -
признался Дэйн, - и чудо это для меня непостижимо.
   Ответ Даллит был прост.
   - Ты сумел тронуть меня, - сказала она. - Я ощутила твою силу и волю  к
жизни. Это-то и заставило меня вновь поверить в  жизнь  и  питало  меня...
твоей надеждой, твоей верой в то, что будет, равно как и в то, что было. И
когда я приняла в себя твою энергию и неукротимую волю  к  жизни,  в  моей
душе просто не осталось стремления к смерти. Так что  она  отвернулась  от
меня, а жизнь ко мне возвратилась. Остальное же, - девушка пожала плечами,
- просто дело техники. Главное - ты и  правда  верил,  что  я  выживу,  и,
поделившись со мной этой верой, вернул меня к жизни.
   Марш сжал  своими  пальцами  маленькую  руку  Даллит.  Казалось,  кисть
девушки, в которой словно бы исчезли все кости, слилась с рукой Дэйна.
   - Послушай, Даллит, ты хочешь сказать, что вроде как можешь читать  мои
мысли, вбирать в себя мои эмоции, так?
   - Ну конечно, - сказала она с удивлением. - А как же иначе?
   "Так что тут возразишь? Что произошло, то произошло, по  крайней  мере,
она верит, что так все и было", - подумал  Дэйн.  Он  все  еще  чувствовал
беспокойство, озабоченность судьбой Даллит.  Ему  казалось,  что  девушка,
обретая силы, все сильнее и сильнее привязывается к нему. Ее потребность в
том, чтобы он находился рядом, росла.  Подчас  это  обстоятельство  пугало
Марша, он думал о том, что может случиться  с  Даллит,  если  им  придется
расстаться. Пожалуй, только это и огорчало его в их отношениях  с  Даллит,
которая большую часть времени предпочитала безмолвной тенью  сидеть  рядом
со своим спасителем. Он же в последующие дни и недели все  больше  узнавал
своих сокамерников.
   Кажется, среди них Марш был единственным  представителем  изолированных
миров. Все остальные, хотя их цивилизации и находились на различном уровне
развития, относились к народам, чьи планеты входили в состав  Содружества.
Компания, что называется, подобралась на  славу!  Паукообразное  существо,
чье имя Дэйн не мог, как ни старался, разобрать, жило на планете с жарким,
скверным климатом, где его племя находилось в  меньшинстве.  Даже  Аратак,
человек-ящерица, несмотря на все старания  понять  модель  мышления  этого
существа, не смог исполнить своего намерения.
   Аратак как-то сказал Маршу:
   - Этот парень в полнейшей обскурации.  Не  знаю,  сознает  ли  он,  что
произошло? Боюсь, его рассудок изрядно пострадал. Впрочем, может быть,  он
все-таки придет в себя?
   Дэйн  был  куда  менее  оптимистичен  в  своих  прогнозах  относительно
паукообразного. Прежде всего землянин пребывал в святой  уверенности,  что
данное существо не обладает никаким разумом. Паук все время сидел в углу и
шипел на каждого, кто приближался. Когда же приносили еду, он хватал ее  и
немедленно возвращался на прежнее место. Дэйн, как говорится, списал паука
со счетов, решив  раз  и  навсегда,  что  тот  -  существо  бесполезное  в
сложившейся ситуации.
   Относительно Райэнны  и  Роксона  у  Марша  сложилось  совершенно  иное
впечатление. Он постоянно забывал, что имеет дело не с землянами,  до  тех
пор пока кто-нибудь из них  вдруг  не  касался  событий  своей  жизни.  Их
рассказы казались Маршу фрагментами из фантастических фильмов... Например,
Райэнна говорила как о чем-то само  собой  разумевшемся  о  том,  что  она
четыре  года  была  участницей  экспедиции  на   астероидный   пояс,   где
обнаружились следы погибшей цивилизации. Роксон же  все  время  жаловался,
что  базовые  направления  развития  современных  технологий  оккупированы
представителями миров, населенных котообразными, которые отрицают  знания,
накопленные  представителями  обезьяноподобных  (или   иными   словами   -
человекоподобных), как поверхностные и не заслуживающие внимания.
   -  Только  потому,  что  эти  чертовы  кошки   изобрели   суперсветовой
двигатель, они считают, что весь мир у их ног, - не раз ворчал Роксон.
   Что же касается Аратака, тот, как это ни удивительно,  стал  для  Марша
хорошим  приятелем,  отличным  собеседником,  а  потом  и  другом.  Внешне
совершенно чуждый, абсолютно не похожий на человека,  он  казался  тем  не
менее Дэйну наиболее  человечным.  Склад  ума  человека-ящерицы  заставлял
Марша считать это покрытое серой складчатой кожей  существо  со  страшными
клыками и когтями более себе подобным, чем кого-либо иного из товарищей по
несчастью.  Рассуждения  Аратака  напоминали   Дэйну   философию   жителей
Гавайских островов и Филиппин, с  которыми  ему  довелось  столкнуться  во
время первого своего путешествия по просторам Тихого океана. Аратак  готов
был принимать жизнь такой, какая она есть, не подчиняясь слепо,  но  и  не
противясь судьбе, одновременно стараясь извлечь пользу  из  всего  до  тех
пор, пока не появится что-нибудь лучшее.
   Аратак не оставлял ни крошки из положенной ему пищи, хорошо спал  и  не
забывал вставлять  в  беседу  цитаты  из  Откровений  Божественного  Яйца,
которые напоминали Дэйну философию Конфуция, Лаоцзы  или  Хаяваты.  Внешне
человек-ящерица казался спокойным и довольным жизнью, он был слишком мудр,
чтобы огорчаться из-за положения, в котором оказался.
   Но Дэйн пребывал в уверенности, что внешность обманчива.  Поначалу  это
было лишь подозрением, которое, однако,  на  восьмой  или  девятый  "день"
переросло в убежденность.
   Случилось это тогда, когда  человек  в  соседней  клетке  (или  камере)
тронулся умом. Дэйн заметил, что он напрягся, услышав щелчок, предварявший
приход разносчиков пищи, намерения его казались очевидными.  Едва  заметив
появившуюся из-за поворота коридора тележку, свихнувшийся распахнул  дверь
своей клетки и, бросившись на край тележки, толкнул ее под ноги одному  из
мехаров, который потерял равновесие и упал.
   Дэйн напрягся, все в  нем  закипело,  кровь  быстрее  запульсировала  в
жилах.
   "Вот оно! Если все кинутся  на  мехаров,  те  не  смогут  убить  больше
одного-двух человек!"
   Марш уже хотел было вмешаться,  когда  смельчак  завопил.  То,  что  он
кричал, походило на бред:
   - Ну же, ублюдки! Ну же! Ну! Убейте  меня  сразу!  Я  не  хочу  умирать
медленно! Эй, все! Идите же сюда, лучше погибнуть в драке,  чем  сидеть  и
ждать неизвестно чего!
   Крича это, сумасшедший свалил  тележку  на  извивавшегося,  кричавшего,
сбитого с ног мехара. Даллит опустила голову. Один Аратак оказался начеку,
и  не  успел  Дэйн  прийти  на  помощь  спятившему  бедолаге,  как   когти
гуманоида-ящерицы вцепились в плечо Марша, разрывая ткань его рубашки.
   - Не сейчас! - прошептал Аратак. - Не надо так глупо губить свою жизнь!
   Освободившийся узник, продолжая что-то вопить, яростно атаковал  одного
из  мехаров  с  помощью  тележки.  Второй  мехар  поднял  свое  оружие   в
недвусмысленном жесте, но спятивший, казалось, не видел этого, он бросился
на вооруженного, и тот, как почему-то показалось Дэйну, нехотя выстрелил в
нападавшего.
   Человек издал дикий короткий вопль и упал на пол, содрогаясь в страшных
конвульсиях и выплевывая  клочья  пены.  Пораженный  нервно-паралитическим
зарядом бедолага кричал, но все слабее и слабее и наконец  затих,  хотя  и
продолжал судорожно дергаться. Мехары отволокли  пострадавшего  обратно  в
его собственную клетку, тыча  стволами  ружей  в  пятившихся  от  ужаса  и
перебрасывавшихся взволнованными репликами сокамерников сумасшедшего.
   Больше ничего за время раздачи пищи не случилось, но Дэйн не  мог  есть
до тех пор, пока Даллит, ставшая белее полотна, из которого было сшито  ее
платье, не удалилась в женскую комнату, не в силах сдержать подкатившие  к
горлу  позывы  рвоты.  Только  тогда  Марш,  заставив  себя  вспомнить   о
самодисциплине,  усилием  воли  принудил  себя   приступить   к   трапезе.
Кому-кому, а уж ему-то следовало бы помнить о том, что Даллит отражает его
настроения...
   Лишний раз получив тому подтверждение, Дэйн упрямо жевал пищу, стараясь
не думать о неудачливом бунтаре, пока не вернулась трясущаяся,  посеревшая
Даллит. Марш кормил ее кусочками еды со своего собственного подноса,  пока
щеки девушки не порозовели. Дэйн сидел рядом с ней до тех пор, пока она не
уснула. Раненый в соседней камере стонал, бился в конвульсиях, пена шла  у
него изо рта. Несмотря на то что сокамерники ухаживали за несчастным,  тот
все равно скончался среди ночи.  На  следующее  утро,  закончив  разносить
завтрак, мехары уволокли бездыханное тело.
   Когда труп проносили мимо решеток камер, в коридоре стояла  тишина,  но
едва  мехары  ушли,  услышав  ставшее  уже  привычным   лязганье   замков,
заключенные осмелели. Оцепенение словно в один миг  покинуло  узников,  и,
убедившись, что тюремщики не вернутся, все заговорили разом.
   Дэйн заметил, что Аратак стоит рядом  с  ним.  Человек-ящерица  положил
свою когтистую лапу на плечо Марша и сказал:
   - Вчера мне показалось, что ты собираешься за здорово живешь расстаться
со своей жизнью, как этот бедняга...
   - И верно, я уже готов был рвануться  ему  на  п