зах.
     - Он думал, что мне нужен его титул, - сказала Офелия. - Да, раньше он действительно был мне нужен, и поэтому я упустила свой шанс выйти за него замуж. Но сейчас мне это безразлично. Кроме того, сейчас я - леди Суинбурн. Но его мать ненавидит меня. Мне кажется, она подозревает, что я отдалась ему. Если она когда-нибудь узнает об этом наверняка, она меня погубит. Пожалуйста, Кейт.
     Кейт что-то проворчала, но затем пожала плечами, когда Офелия умоляюще посмотрела на нее.
     - По мне, - сказала Кейт, - лучше уж оказаться в Хэнгтауне в субботнюю ночь с толпой старателей, которые только что нашли золото. Но если он тебе так нужен, бери его, пожалуйста. Только не жди, что я буду заливать его потоками лести, как делаешь это ты.
     В знак признательности Офелия так крепко обняла кузину, что у той лопатки сошлись вместе. Их разговор снова коснулся крымской войны. Казалось, что ей никогда не будет конца. Британское правительство продолжало демонстрировать некомпетентность, в то время как в сражениях гибли тысячи молодых людей. Затем они перешли к обсуждению последних выступлений против рабства в американском Конгрессе. Когда Тернпенни свернул на дорогу, ведущую к старой башне, Офелия резко прекратила разговор. Кейт откинулась назад, на подушки, понимая, что кузина не хочет, чтобы маркиз догадался, что они разговаривали о политике.
     Они подъехали к пустынной башне. Лакей разложил в нужном месте принадлежности для рисования. Офелия превратила это в настоящее шоу. Вместе с Кейт они взобрались по внутренней лестнице, чтобы посмотреть вид сверху. Башня была построена на скале, и с нее прекрасно просматривалась долина, которая лежала между землями де Гранвилей и Мэйтлендов.
     Они стояли на вершине башни, дрожа от прохладного апрельского ветерка, когда заметили в долине фигуру всадника, направлявшегося в их сторону. Когда Кейт представила себе, на какой скорости он мчится, у нее от удивления расширились глаза. Жеребец перепрыгнул через ручей, как будто бы его вовсе не было, переметнулся через изгородь, а затем бросился очертя голову вниз по крутому склону оврага.
     - Казалось бы, после Балаклавы он мог бы и успокоиться, - заметила Офелия.
     Кейт вздрогнула, когда увидела, как всадник перемахивает через забор, который все объезжали.
     - Как говорят у нас в Сан-Франциско, маркиз - ездок-сорвиголова. Я лучше пойду, пока он не приехал. Но помни, мне нужно вернуться назад: у меня назначена встреча с мистером Поггсом по поводу акций железной дороги, которые я собираюсь купить.

***

     Алексис спрыгнул с Тезея и подвел его к старой Башне шагом, чтобы дать ему остыть. Сняв одеяло и седло, он начал растирать коня пучками травы, росшей возле башни. Он знал, что Офелия ждет его внутри, но не спешил к ней присоединиться. Она пыталась в своих собственных интересах снова втереться к нему в доверие и в постель, но ей было известно, что он ее не хотел.
     - Алексис?
     Его рука замерла на боку Тезея, но он ничего ей не ответил. Что он здесь делает? Ему не следовало бы сюда приезжать. Ему было все еще больно просто оттого, что он находился дома. Дома все было слишком зеленым, воздух-слишком чистым и благоухающим. Ему было больно оттого, что дом был так прекрасен, а он все еще находился душой на поле битвы, был залит грязью и кровью, ощущал зловоние горящих тел, был весь покрыт серой гарью от артиллерийского снаряда, который разрывал людей на куски.
     Алексис с силой сжал в ладони пучок травы и прошипел про себя:
     - Перестань, черт побери. Не думай об этом. Господи, да не думай об этом.
     Вот почему он был здесь. Офелия помогала ему не думать. Иногда он ощущал такую пустоту внутри, что не слышал даже воплей старых демонов и грехов. Их молчание было последним оскорблением судьбы. Разделенный им ужас заставил умолкнуть его собственных демонов. Господи, он жаждал покоя почти любой ценой, даже ценой несуществования. Однако он не мог сдаться, потому что Вэл и другие нуждались в нем. Он мог бы покончить с собой, но он не мог оставить их.
     - Алексис, что ты делаешь? - В дверном проеме появилась Офелия. - Алексис...
     Только Офелия умудрялась умолять и брюзжать одновременно. С усталым видом он продолжил делать кругообразные движения с помощью импровизированной щетки. Ему нужно было время.
     - Я занят.
     Она подплыла к нему. Тезей презрительно фыркнул и покачал головой. Она какое-то время наблюдала за тем, как Алексис чистит коня, а потом положила ладонь ему на руку.
     - От этого занятия ты весь пропахнешь конским потом.
     Алексис бросил взгляд на свою любовницу и поднял бровь.
     - Раньше тебя это не останавливало., Она прикоснулась к влажному локону, прилипшему к его лбу.
     - Нет.
     Тыльной стороной ладони он отбросил волосы с лица и повел Тезея к ручью, который протекал позади башни. Офелия, спотыкаясь, шла за ним. Ее присутствие раздражало Алексиса. Что она знает о настоящем мире, о жестокости, которая и была его жизнью?
     - Ты мог бы поговорить со мной, - сказала она.
     Чувствуя вину за свою грубость, Алексис посмотрел через плечо и попытался ей улыбнуться. Ее ответ был совершенно непропорционален тому количеству энтузиазма, который ему пришлось продемонстрировать. Она вспорхнула и, чуть ли не танцуя, приблизилась к нему. Встав на цыпочки, она . подставила губы для поцелуя. Алексис слегка прикоснулся к ней губами и отошел к дереву, чтобы привязать Тезея. Она ждала, пока он закончит. Затем он взял ее под руку, и они направились к Башне. Всю дорогу Офелия непрерывно щебетала.
     Он привык к ее пустым разговорам, привык не обращать на них внимания и все время возвращался мыслями к раненым, которых он взял под свою опеку. Вэл и все остальные пострадали больше от некомпетентности собственного командования, чем от врага. Один человек оставался два дня без воды, прежде чем кто-то вспомнил о том, что ему нужна помощь.
     Он не должен постоянно думать об этих людях. Сейчас нужно было подумать об Офелии. Алексис постарался отогнать прочь мысли о раненых, которые ожидали его дома.
     - Алексис, ты меня не слушаешь, - сказала Офелия.
     - Извини. Что ты сказала?
     - Я сказала, что твоя мать не нанесла нам визита. Ты же знаешь, как много значит для меня ее отношение. А до тех пор, пока она не заедет к нам, я не смогу появиться в замке. Что мне нужно сделать, чтобы завоевать ее благосклонность? В конце концов, все знатные семьи графства принимают меня.
     Алексис поклонился перед дверью и пропустил Офелию вперед. Они поднимались по лестнице наверх, и Алексис заметил, что улыбается, слушая ее.
     Опершись о стену, Алексис рассматривал окружающий пейзаж, а Офелия тем временем рассказывала ему о том, как высоко ценят ее в высших кругах местного общества.
     - Алексис, ответь мне.
     Он сделал глубокий вдох, а затем выдохнул.
     - У меня с матерью мало общего, но одну особенность мы разделяем: мы не любим, когда нас используют.
     Офелия положила ладонь на его руку. Впервые за все то время, что они находились на вершине башни, Алексис посмотрел на нее. Привычное сияющее выражение исчезло с ее лица.
     - Я тебя не использую, - сказала она. - А если я и делаю это, то я позволяю взамен пользоваться мною.
     - Я знаю, что тебе от меня нужно.
     - Возможно. Но всего ты не знаешь.
     - О?..
     - Знаешь ли ты, какое удовольствие мне доставляет просто смотреть на тебя? - спросила она. - Если бы волшебник превратил твоего Тезея в мужчину, он был бы похож на тебя - весь черный огонь и трепет. Я наслаждаюсь обладанием этим огнем.
     - Ты говоришь более убедительно, когда снова заводишь разговор о визите моей матери. - Он смотрел на ее губы. Она закусила нижнюю губу. Вдруг она широко развела руки в стороны.
     - И все-таки я хочу тебя. И не моя вина в том, что мне нужно еще многое другое.
     - Нет, - сказал он скорее себе, чем ей. - Я не должен жаловаться. Ты хочешь не больше, чем я сам заслуживаю.
     Он встал спиной к стене и посмотрел прямо в лицо своей любовнице.
     - Покажи мне. Покажи, как сильно ты хочешь того, что я могу тебе дать, и я поговорю со своей матерью.

***

     По возвращении в Мэйтленд Хауз Кейт застала свою мать и тетушку Эмелайн в обществе старых друзей, дам из Гришемского религиозного общества. Хорошие манеры запрещали ей сражу же отправиться на встречу с мистером Поггсом. Она сидела в гостиной вместе с дамами, помешивая ложечкой чай и наблюдая, как мама разговаривает со своими гостями. Мама была счастлива. Кейт знала, что мама любила тетушку Эмелайн, и Офелию, и Мэйтленд Хауз, и ту утонченную жизнь, которую она снова вела. Она грациозно расхаживала между дамами, предлагая закуски и даря всех искренними комплиментами.
     Наблюдая за мамой среди кружевных штор и парчовой мебели Мэйтленд Хауза, Кейт вернулась к прошлому. Пустыня. Они заблудились, и восход солнца застал их на открытой местности. Папа остановил обоз, и они жарились под палящим солнцем до тех пор, пока ночь не спустилась на землю и они снова могли продолжить свой путь. Мокрая от пота, Кейт проснулась, почувствовав прикосновение к коже холодного ветерка. Она выскочила из фургона в гостеприимную ночь, но, увидев мать, она чуть было не залезла обратно. София вытащила из фургона ящик, а мужчины в это время привязывали животных.
     Мать накрыла ящик кружевной скатертью. Эту скатерть она привезла из Англии. Затем она наклонилась, подняла серебряный канделябр и поставила его на середину скатерти. Кейт с испугом смотрела на эту серебряную штуку. Отец сказал, что они должны выбросить все тяжелые вещи. Кейт попятилась назад и стала подглядывать за матерью из-за фургона.
     София как раз наливала чай в фарфоровую чашку, когда Тимоти Грей проходил мимо с упряжью в руках. Отец выронил упряжь и уставился на свою жену. София не обращала на него внимания. Она пододвинула коробку к столу, сооруженному на скорую руку. Устроившись поудобней, она подняла фарфоровую чашку, поднесла ее к губам и сделала глоток.
     - София, - сказал Тимоти.
     - Мои вещи должны оставаться при мне. Со мной должны быть мое белье и фарфор. Может, и я нахожусь в дьявольской глуши, но и здесь я по-прежнему остаюсь воспитанной женщиной.
     Тимоти махнул рукой и поднял упряжь.
     - Нам нужно ехать. Сейчас. Волы могут сдохнуть, если мы не раздобудем для них воды. Если они сдохнут, то мы последуем за ними, ты же зря тратишь воду на чай.
     У Софии дрожали губы. Она сделала еще один глоток.
     - Дома, наверное, как раз пьют чай.
     - О Господи! - Тимоти на секунду закрыл глаза, прежде чем отойти от жены. - Мы почти готовы. Ты можешь взять с собой фарфор или серебро. Но либо то, либо другое.
     София закусила губу, а затем снова отпила из чашки. Кейт видела, как отец удаляется от матери. Слезы жгли ей глаза, и поэтому она усиленно отгоняла их прочь.
     София продолжала сидеть и пить чай, а вокруг нее мужчины и женщины готовились сразиться с пустыней за свою жизнь. Усталая и испуганная, Кейт выскользнула из-за фургона и подошла к матери.
     - Мама. Мама, нам пора ехать.
     - Я знаю, дорогая. Еще несколько минут. Ты же знаешь, какая я. После чашки чаю я смогу вынести все что угодно.
     Кейт было тогда четырнадцать лет, но в ту ночь она поняла, что храбрость может выглядеть по-разному. Некоторые кричали, чтобы подбодрить себя, некоторые всё сносили молча. Мама же держалась за свой аристократизм. Кейт плюнула бы смерти в лицо; мама перед лицом смерти разливала чай.
     И только потому, что Кейт понимала одиночество и мужество матери, она была готова примириться с элегантной английской чванливостью и скукой. Но она не была уверена в том, на сколько хватит ее терпения.
     Беседа с мистером Поггсом заняла почти всю вторую половину дня. Руководить предприятиями через океан было сложно и обременительно, но Кейт обещала матери, что пробудет в Англии шесть месяцев и только потом уедет в Сан-Франциско.
     Прошло уже больше месяца с тех пор, как они прибыли в Лондон, и все это время Кеш как-то удавалось вести семейные дела с помощью почты. Согласно завещанию отца, контроль за состоянием семьи Грей переходил в руки Кейт. Она должна была наблюдать за капиталовложениями в судовую компанию, в ранчо в Калифорнии, в нью-йоркском банке и теперь на железной дороге. Отец сказал, что богатство нужно рассредоточивать. В эту мысль он верил даже больше, чем в необходимость учиться. Кейт помнила его уроки.
     - Моя семья, Кейт, выращивает в Вирджинии хлопок и табак, используя труд рабов. Вот почему я уехал оттуда. Я не могу мириться с рабством, а моя семья не может без него жить. Мы вложим свои деньги в разные предприятия и поэтому не будем зависеть от одного или двух источников. Близится борьба, Кейт, и эта борьба будет жестокой, потому что Юг поставил все свои средства на одну, вовсе не выигрышную карту.
     Кейт сидела за столом из вишневого дерева, а мистер Поггс тем временем дописывал свой доклад по поводу акций железной дороги. Они были знакомы уже несколько недель, и за все это время его лицо потеряло свое величественное выражение только однажды - в момент их знакомства. Тогда Кейт пожала ему руку и тут же принялась давать распоряжения по поводу переписки с ее юристами в Нью-Йорке и Сан-Франциско. Когда она закончила, мужчина сидел, уставившись на нее и открыв рот. Потом он закрыл его и принялся говорить.
     - Я полагал, что у вас будет консультант, - сказал он.
     - Консультант?
     - Человек, который снимет бремя деловых забот с ваших плеч, мисс Грей.
     - Мистер Поггс, у меня есть консультанты в Нью-Йорке, Сан-Франциско и Лондоне, но окончательные решения я принимаю сама. Если вам трудно смириться с этим фактом, скажите об этом прямо сейчас, и я подыщу кого-нибудь другого, кто мог бы заняться вашей проблемой.
     Мистер Поггс чуть не упал в обморок от страха, что может потерять такого богатого клиента. Речь о мужчинах-консультантах больше никогда не заходила. И если поначалу Поггс был с Кейт вежливо-терпеливым, то, поработав с ней пару недель, он стал относиться к ней с уважением.
     Мистер Поггс должен был пообедать с ними, затем переночевать в деревенской гостинице, а утром отправиться в Лондон. Поэтому обед оказался весьма приятным для Кейт. В то время как мать на своем конце стола жаловалась, что леди Джулиана относится к ней с пренебрежением, Кейт могла поговорить с адвокатом о новом клипере. К сожалению, мистер Поггс рано откланялся, и остаток вечера Кейт была обречена провести в гостиной в обществе дам.
     Из всех троих больше всех утомляла Офелия, которая металась от дивана к окну, как безумная. Обычно, проведя утро в объятиях своего маркиза, она становилась мечтательной и весь день была чрезвычайно довольна собой. Сейчас она скручивала в руках свой огромный носовой платок, будто бы это была половая тряпка, кусала губы и расхаживала по комнате. Кейт наблюдала за ней и ожидала с минуты на минуту какого-нибудь столкновения. Сначала Офелия задела своей юбкой фарфоровую вазу на подставке. Затем юбка налетела на чайный сервиз из мейсенского фарфора. Потом атаковала бронзовую подставку для дров у камина. Офелия развернулась так резко, что кринолин подпрыгнул. Кейт поставила чашку с чаем на край стола, поднялась с кушетки и затопала ногами по юбке кузины, когда ее край уже был охвачен огнем. Офелия подпрыгнула и пронзительно взвизгнула.
     - Кейт, что ты делаешь?
     - Спасаю тебя, не хочу, чтобы ты сгорела.
     Мама и тетушка Эмелайн хором завели "О Боже!". Офелия отпрыгнула от огня, поблагодарила Кейт и снова начала метаться по комнате. Спустя полчаса она все еще продолжала заниматься этим, поэтому Кейт извинилась и поднялась к себе в комнату.
     Очень скоро она отпустила горничную, а сама устроилась в постели с книгой на коленях. Это была "Ромео и Джульетта". До тех пор пока герои и любовь находились на страницах книг, они были неопасны. На улице весь день по небу плыли грозовые облака, а сейчас наконец начался ливень. От раскатов грома дрожали оконные рамы, дул ветер, и капли дождя барабанили по стеклам. Последние слова, которые она прочла перед тем, как уснуть, очень подходили к грозовой ночи: "У бурных чувств неистовый конец. Он совпадает с мнимой их победой".
     Сквозь сон Кейт почувствовала, как что-то упирается ей в ребра. Она вытащила книгу из-под одеяла и положила ее на пол. Ливень стал еще более яростным. Вода за окнами лилась стеной. Кейт натянула одеяло на голову, а потом услышала громкий скрип. Он исходил от искривившейся доски в полу прямо напротив ее двери. Она знала об этом, потому что ей приходилось переступать через нее, когда она старалась украдкой скрыться от послеобеденных визитеров.
     Ей стало любопытно, кто бы это мог проснуться посреди ночи. Кейт завернулась в одеяло и на цыпочках подошла к двери. Она слегка приоткрыла дверь и одним глазом стала подглядывать в щель. Она смогла увидеть только темный качающийся кринолин в конце неосвещенного коридора - юбка направилась к входной двери и исчезла.
     Кейт закрыла дверь и поспешила в теплую постель. По дому бродила Офелия, и даже не обладая богатым воображением, можно было догадаться почему. Несколькими минутами позже подозрения Кейт подтвердились, когда она услышала, как пол у ее дверей скрипнул два раза.
     - У нее не больше здравого смысла, чем у гамлетовской Офелии, - тихо пробормотала Кейт. - Требовать от нее благоразумия значило бы требовать слишком многого. - Она несколько раз взбила подушку, но ее раздражение продолжало расти. - Рыскать тайком по дому, да еще привести его сюда, когда мама и тетя Эмелайн находятся в двух шагах. - Кейт сунула голову под подушку и закрыла уши обеими руками, как будто бы это могло помочь ей прогнать мысли о находящихся за соседней дверью мужчине и женщине. - Она поплатится за это - ясно как Божий день.
     Тиканье часов у ее кровати и завывание ветра за окном не давали ей уснуть, но через час она все же задремала. В два часа ночи пол снова скрипнул, Кейт вздрогнула и проснулась. На этот раз она со стоном накрылась одеялом с головой, а потом перевернулась на живот и заставила себя читать отрывки из "Илиады", пока не уснула.
     Во сне она задыхалась. Кейт проснулась от кашля, и ощущение удушливого дыма стало ужасающе реальным. Серый горячий дым клубами просачивался в комнату из-под двери. Вскочив с кровати, Кейт надела тапочки. Набросив халат, она кинулась к двери и приложила к ней руку. Прохладная. По опыту пожаров в Сан-Франциско Кейт знала, что нельзя открывать дверь, не проверив ее сначала.
     Приоткрыв дверь, Кейт стала задыхаться от дыма, окутывающего ее. Она захлопнула дверь и подбежала к комоду. Вытащив оттуда полотенце, она смочила его водой и обвязала им нос и рот. Открыв дверь во второй раз, она услышала крики, доносившиеся снизу. Не впадая в панику, Кейт встала на четвереньки и выползла в коридор.
     Ей было трудно дышать из-за дыма. Справа из комнаты Офелии доносились шипение и треск, оттуда тянуло жаром и были видны танцующие языки пламени. Кейт свернула налево и направилась к комнате матери. Ровное потрескивание и гудение огня заглушали крики. Она увидела мать, которая, съежившись, стояла в дверях и старалась помочь тете Эмелайн удержаться на ногах. Кейт схватила мать за руку.
     - Кейт! Слава Богу!
     - Спускайся вниз и помоги мне с тетей Эмелайн, мама! У нас мало времени.
     София закашлялась, но смогла произнести имя Офелии.
     - Огонь в ее комнате, - сказала Кейт. - Нам нужно выбраться отсюда. Поторопись!
     Кейт с силой потащила ее вниз, и у Софии не оставалось другого выбора, кроме как последовать за ней. Они вместе выбрались из коридора, наполовину неся тетушку Эмелайн на себе. На лестнице воздух стал чище, и они смогли подняться на ноги. По лестнице наверх бежали дворецкий и Тернпенни. Их ночные колпаки сбились набок, а белые пижамы были забрызганы водой из бадьи, которую они тащили наверх.
     Сбегая вниз по лестнице, Кейт чуть было не столкнулась с мужчинами, которые несли воду наверх. Когда она, мама и тетя Эмелайн добрались до