алась направиться к Хобби, но ее захватчик выступил вперед. Указав на соломенную постель, он подождал, пока она улеглась, потом занял свое место рядом. Она лежала между ним и огнем. Он придвинул свои одеяла ближе к ней. Они почти соприкасались.
     - Нет необходимости так приближаться ко мне, - сказала она.
     - Нет, в этом как раз есть необходимость. Каждый раз, когда мне кажется, что ты сдалась, ты становишься на дыбы и начинаешь брыкаться.
     Взяв ее за руки, он проверил ремни, немного ослабил их и прикрепил к ним кожаный ремень, который он держал все это время. Другой конец он привязал к своему запястью. Она сидела, вытаращив глаза, пока он готовил свою постель. Когда он откинулся на спину и закрыл глаза, она повалилась прямо ему на грудь. Он заворчал и схватил ее за плечи.
     - В чем дело, госпожа Хант, я полагал, вы пугаетесь каждого моего касания.
     - Негодяй! Вы привязали ваш ремень не к той руке.
     Теа оттолкнулась от него.
     Он ухмыльнулся и переместил ремень на запястье другой руки. Они переглянулись, и он задержал свой взгляд. Она напряглась. Он смотрел на нее, заметил, что она вся сжалась, и вздохнул.
     - Закрой свое платье.
     Она глянула вниз и обнаружила, что ее разорванное платье снова распахнулось. Груди рвались навстречу ему. Она взялась за завязки корсажа и потянула их. Они порвались. Как последнее средство она натянула на себя одеяло до самой шеи и улеглась на спину. Стараясь быть осторожной, чтобы не натянуть ремень, который привязывал ее к Саважу, она закрыла глаза.
     Люди Саважа все еще бодрствовали. Одни стояли на страже, другие выпивали и болтали около костров. Они оставили своего хозяина и его жертву наедине. Она не могла разглядеть Хобби/Что эти люди сделали с ней? Пообещав себе обязательно разыскать служанку утром, Теа попыталась успокоиться и заснуть. Ей необходим отдых, если она вознамерилась сбежать от этого опасного злодея.
     Из-под ресниц она украдкой взглянула на него. Он успокоился, когда она прекратила шевелиться. Мышцы его лица были расслаблены, как будто он уже заснул. Еще раз она поразилась контрасту между его ангельской внешностью и характером.
     Своими чарами и своей жестокостью он постоянно держал ее в состоянии страха, даже если просто находился рядом. Он глубоко вздохнул, когда она посмотрела на него, и повернулся. Это было лицо распутника, но распутника не низкого происхождения. Этот мужчина не был бедняком, хотя и разговаривал на языке лондонских бродяг.
     Возможно, он был лишенным наследства сыном мелкого или крупного землевладельца. Многие подобные ему шлялись по захламленным улицам юга Лондона и частенько посещали городские публичные дома и забегаловки. Каково бы ни было его происхождение, он швырнул его в грязь, став шпионом и вором. Для выбранного им занятия он обладал ужасающим талантом-жестокостью, ужасающим потому, что эта жестокость была привычной и расчетливой, а не грубой наивностью дурно воспитанного человека.
     Он передвинулся снова, на этот раз положив свою свободную руку себе на грудь. Эти длинные нежные пальцы, казалось, созданы, чтобы перебирать струны лютни, а не сжимать шпагу. Рука была чистая и почти не страшная, когда лежала вот так, мягко и мирно во сне. Обманчивое зрелище.
     Теа отвернулась в сторону и зарылась лицом в свой тюфяк. Ее страхи прорывались в ее мысли. Она никогда не заснет, если впустит их. Перенесясь в своем воображении за много миль домой, она отправилась на прогулку по поляне около дома. Она пересчитывала деревца, слушала пенье луговых пташек. Когда она забылась во сне, она держала в руках цветок с лепестками темно-темно-голубого цвета.

5

     Я там, где немотствует всегда
     И словно воет, глубина морская,
     Когда двух вихрей злобствует вражда.
     Данте Алигьери

     В городе Лондоне пруд пруди таверн и забегаловок на южном берегу, которые ждут, распахнув пасти и пуская слюни, тех бродяг и случайных прохожих, которые частенько забредают туда. В этих местах воздух такой же отвратительный, как и пиво, завсегдатаи грязны, в этих местах процветают самые ужасные и изощренные пороки. Постоялый двор "Белый олень" не обладал ни одним из этих качеств. "Белый олень" удовлетворит даже самым строгим требованиям членов ордена госпитальеров.
     Этой ночью "Белый олень" принимал одного из своих наиболее частых, но довольно скромных посетителей. Вышеупомянутый посетитель щедро платил за услуги, хотя не мог похвастаться громким титулом и его одежда выдавала в нем скорее купца, нежели городского франта.
     Этот человек занимал одну из самых роскошных комнат. Он никогда не оставался надолго, никогда не позволял себе фамильярности, редко разговаривал со слугами. Ночной житель, он никогда не появлялся до захода солнца, когда постоялый двор погружался в глубокие тени и общие комнаты освещались одними лишь свечами.
     Этой ночью у человека был посетитель. Тимоти Айр пробрался на постоялый двор, оглядываясь через каждые несколько шагов, взбежал по ступеням на восточную галерею, быстро прошел по ней к третьей двери, дважды постучал, подождал и постучал еще три раза. Дверь открылась, и он скользнул внутрь, незаметно для мальчиков-конюхов внизу, во дворе, не дав им повода посудачить на свой счет.
     Помещение, куда он ввалился, освещалось одной-единственной свечой, стоящей на столе. На столе красовалась пара башмаков, и это была единственная принадлежность обитателя комнаты, которую вошедший смог разглядеть, ибо тот откинулся на спинку стула и находился в тени.
     Тимоти судорожно пританцовывал перед столом.
     - Она умерла. Вы слышали? Она мертва. Что она сказала Сесилу? Мы разоблачены, я знаю.
     Голос, прозвучавший из темноты, был настолько же спокойный, насколько Тимоти был взволнован.
     - Успокойся, дурень. Я знаю, что она умерла.
     Тимоти Айр кончил свой танец. Он был одним из тех людей, у которых попытки объяснить что-нибудь сопровождаются игрой лицевых мускулов и движением бровей. Чем серьезнее был разговор, тем мучительней становились спазмы.
     - Вы убили ее! - пронзительно крикнул Тимоти.
     - Спокойно, дурень. Не думаешь ли ты, что я доверил бы эту миссию тебе? Ты такой нервный, словно кобыла в загоне с тремя племенными жеребцами.
     - Но Сесил!
     - Ничего не знает. И теперь мы будем действовать, как я и планировал, Dei gratia, мой дорогой Айр, Dei gratia <С Божьей милостью (лат.).>.

***

     Дерри проснулся и почувствовал, что его лицо закрыто в длинных черных локонах. Он абсолютно не отдохнул, словно и не ложился спать. Он убрал пряди прекрасных волос Теи со своего лица. Его тело обвило ее во сне, как ракушка улитку. Развязав ремни, которые соединяли их запястья, он освободился от ее теплого тела, не потревожив сна. Сам же он был очень встревожен.
     Запустив пятерню в волосы, он встал над Теей, созерцая ее бледное лицо. Она солгала ему. Он не знал точно, каким образом, но чувствовал, когда женщина говорит не правду. Намотав кожаный ремень на руку, он размышлял над тем, в чем она созналась прошлой ночью.
     Она защищала кого-то; кого-то, кто пытался разрушить Англию. Это мог быть кто-то из ее семьи или даже возлюбленный. Пуговичные шифровки Лесли Ричмонда были обнаружены много недель назад. Они были схожи с теми, что лежали в шкатулке у Теи. В верху шифровок, найденных у Ричмонда, были рисунки, мифические существа, используемые в геральдических девизах.
     Человек Сесила, который занимался расшифровкой, сказал, что послания были адресованы людям, которых олицетворяли мифические существа. Шифровки Теи содержали те же самые символы - единорог, грифон, зверь, похожий на леопарда, называемый ирбисом, тритон, и двуногий крылатый дракон, называемый уайверном. В шифровке Теи уайверн был изображен в низу каждого клочка бумаги. И каждая бумага упоминала один из других символов. По мнению Дерри, Уайверн был главарем английских заговорщиков.
     Слишком много посланий проносилось между Англией и Шотландией. Оса вила гнездо, ячейка за ячейкой, в самом сердце Англии. Ему необходимо было знать, кто же такой этот Уайверн, и только Теа могла сказать ему это или дать ключ к шифрам. Он был слишком мягок. Он ничего не добьется, если будет и дальше таким милосердным.
     Он крутил в руках ремень, размышляя о различных способах добиться от нее правды. Он мог принудить ее рассказать все, что она знает, и быстро, менее чем за две недели. Подняв голову, он увидел Стабба, согнувшегося над котелком, подвешенным над вновь разожженным огнем. Он бросил последний взгляд на свою пленницу и едва удержался, чтобы не прикоснуться к этим мягким волосам и нежным щекам.
     Он присоединился к Стаббу, который помешивал и нюхал кашу. Позади него храпела во сне Хобби. У нее вынули кляп.
     - Хорошо придумано, - сказал Дерри.
     Стабб хрюкнул.
     - Ей не нравится, когда ее тянут за волосы. Разрази меня гром, эта старая свинья не любит этого.
     - Все же, это отлично сработало. Она вопила, как будто ей ломали руки.
     - Но старая свинья ни о чем не подозревала. Я разрешил ей взглянуть, что вы делали с ее госпожой. Стоило только сказать ей, что вы собираетесь поиметь ее, а затем то же самое сделают остальные, и старая Хобби стала визжать, как трехпенсовая курица. Она же ничего не знает и полагает, что ее госпожа невинна, как младенец Христос.
     Дерри потер свой подбородок.
     - Очень хорошо, пусть Дубина отвезет ее на Север, на попечение Блэйду Фитцстивену. Я бы не хотел, чтобы по пробуждении госпожа Хант обнаружила, что с ее служанкой ничего не случилось, несмотря на ее вопли. Это разрушит мою устрашающую репутацию. Скажи им, чтобы отправлялись немедленно, и тихо, пока леди не проснулась. Я пошлю кого-нибудь к Сесилу с новыми шифровками.
     - Да, милорд.
     Подхватив ломоть хлеба с полотна, разостланного перед огнем, Дерри огрызнулся:
     - Дурень, меня зовут Роб.
     - О-о-о. Что-то мы сегодня не в духе. - Стабб сунул деревянную ложку в свою кашу. - Трубим и надулись, как петух, да?
     Дерри хмуро глянул на Стабба, сунул хлеб в рот и откусил кусок.
     - Я видел, как вы смотрели на нее, - проговорил Стабб. - И то, что эта женщина заставляет вас ходить на подкашивающихся ногах, удивляет всех нас. Заметьте, она не безобразна, но она не Чудесная Мэг и даже наполовину не такая врушка, как Дженни, которая, как бы то ни было, встретит нас в Равенсмере.
     - А как ты смотришь на то, чтобы по прибытии в Равенсмер приступить к выгребанию дерьма из тех трехсотлетних уборных? - Дерри опустился на землю, продолжая есть.
     Стабб снял котелок с крюка над огнем.
     - Она не выглядит сильной, эта девица. Вы могли бы запросто и удовольствие получить, и добиться от нее правды.
     - Она слишком напугана.
     - О, так вы уже пытались, - захихикал Стабб, держа котелок. - Я мог бы разбогатеть, рассказывая эту историю некоторым леди при дворе. Могу назвать, по крайней мере трех, которые посмеялись бы, узнав о женщине, отказавшейся от вас хоть однажды.
     Стряхнув хлебные крошки, Дерри поднялся.
     - Стабб, я собираюсь весь сегодняшний день провести, обдумывая изысканные пытки для нашей госпожи Хант. Если ты не закроешь свой рот, я испробую их сначала на тебе.
     Он пошел прочь, и гогот Стабба звенел в его ушах. Этот человек знал слишком много. Стабб был с ним практически с того времени, как Дерри был освобожден из Тауэра, и знал о дьявольских чарах, которые овладевали им, когда он видел красивую женщину.
     Его жена была прекрасна, и он любил ее, глупо восторгаясь, как простак, хотя получил большую практику на Континенте. Да, Алиса была прекрасна.
     Их обручили родители, когда они были еще детьми, и они жили отдельно. Алиса пришла к нему, когда ей исполнилось четырнадцать. Он влюбился с первого взгляда, так как Алиса внушала любовь всем. Возгордившись своими золотыми рыжими волосами и сладким телом, она настояла на том, чтобы они поехали ко двору в роскошном одеянии. Он дал ей все.
     Пока она была единственным смыслом его существования, они прекрасно ладили. Потом однажды Том Уайет, недовольный католичкой королевой Марией, пришел к нему с мыслью о заговоре. Дерри отказался присоединиться к его друзьям. Том ушел, чтобы восстать против королевы, и потерпел поражение.
     Вскоре после этого - в отсутствие Дерри - пришел человек от епископа Боннера, интересуясь его родством с Уайетом. Ужасно испугавшись, Алиса наговорила на Дерри, обвинив его в предательстве, чтобы спасти свою шкуру. Они остались его ждать, и, когда он вернулся домой, она, стоя на ступенях, указала на него, давая знак схватить.
     Ему было семнадцать, он был напуган, но твердо решил не выдавать друга. Он заплатил за свою честь своей кровью и чуть не поплатился рассудком. Из всех мучений, из всего того, что с ним проделывали, самым ужасным было то, когда его бросили в темную клетку под Тауэром и заперли. Он был уверен, что его оставили там умирать голодной смертью, одного, во мраке каменного заточения.
     Дерри остановился посреди лагеря. Да, самым страшным была эта темница. Он взглянул на спящую госпожу Хант, и его тело похолодело. Кто лучше преуспеет в планировании пыток, чем тот, кто однажды был жертвой? Она уже потеряла своего единственного друга. Лишенное своего последнего утешения, такое испуганное существо, вероятно, не выдержит долго. Она сломается. Он вырвет у нее ее секреты, а потом? Тауэр? Возможно, Сесил найдет более подходящую тюрьму для нее.
     Дерри повернулся и посмотрел через плечо. Дубина оседлал лошадь и уводил служанку из лагеря. Связанная, снова с кляпом во рту, она по пути бросала на него злобные взгляды. Когда она скрылась из виду, он подошел к Тее и тронул ее за руку. Ее ресницы медленно поднялись. Сначала, казалось, она не узнала его, потом вскочила и отпрянула.
     - Успокойся, женщина. У меня много дел впереди, и я не собираюсь тратить время на болтовню с тобой. - Он свистнул Иниго, который нес мешок с одеждой, и, взяв, бросил его Тее. - Вот, надень что-нибудь. Не гарцуй так перед моими людьми. И заметь, я буду поблизости, и ты знаешь, что произойдет, если мне придется преследовать тебя снова.
     Вскоре она была одета, накормлена и привязана к лошади. К его облегчению, она не доставляла хлопот, пока они не собрались отправиться в путь.
     - Где Хобби?
     - Уехала.
     - Уехала! - Она начала отчаянно дергать за кожаные ремни, привязывавшие ее к передней луке седла. - Что вы сделали?
     - Ничего, пока. Ну а теперь прекрати дергаться, или ты опрокинешь лошадь.
     - Что вы сделали с Хобби?
     - Я же сказал - ничего. Но если ты будешь испытывать мое терпение, я могу изменить свои планы. Ну давай, успокаивайся.
     Они проехали молча большую часть дня. Стабб и Иниго служили разведчиками, находясь все время впереди, чтобы вовремя предупредить, если кто-нибудь встретится. Они продвигались все глубже и глубже в лес, оставляя позади все следы человека.
     Останавливались редко и упорно ехали, пока солнце не спустилось ниже, отбрасывая длинные тени со сверкающим глубоко золотым светом. Что-то нашептывал ветерок, едва трогая тяжелые ветки высоко на деревьях. И в течение всего длинного дня он чувствовал на себе взгляд этой женщины, наблюдавшей за ним со страхом, заливаясь краской от отвращения. И тем не менее он по-прежнему хотел ее.
     Их дорога становилась все более каменистой, и они начали подниматься около пенящегося ручья. Сучковатые, цепкие деревья сомкнулись вокруг, он видел, как Теа бросала тревожные взгляды. Изогнутые и скрученные деревья пригнулись низко к земле, как будто готовились напасть на прохожих. Пока лошади выбирали дорогу сквозь валуны и упавшие сучья, они двигались медленнее.
     Когда путешественники выбрались из этих зарослей, Дерри притянул лошадь Теи так, чтобы она следовала за ним, и подождал своих людей. Впереди откуда ни возьмись появилась тропинка, огибающая ручей и ведущая к полуразвалившемуся мосту, изогнутому над водой. Часть камней, из которых он был сделан, упала в ручей, и стремнина увлекла их в свое брюхо. Он улыбнулся, когда понял, что Теа озирается на все это, ничего не понимая.
     Указав на деревья, которые столпились около ручья на противоположном берегу, он сказал:
     - Равенсмер.
     Сквозь плотную листву едва можно было различить башни заброшенного замка. С их места они могли видеть три тоненьких башенки, самая высокая из которых имела коническую крышу, и ее черепица местами была пробита, вероятно, в ходе какой-то давнишней осады, так что были видны балки. Если бы они подошли ближе, они бы заметили, что другая дыра обнажает винтовую лестницу. Узкие окна без ставень усеивали поверхность башни. На вершине взгромоздились вороны, выкрикивая свои жуткие приветствия.
     Теа откашлялась.
     - Это? Это Равенсмер?
     - Конечно. Ты что, думала, я веду тебя в свой дворец?
     - Но он такой, такой... Даже при дневном свете он выглядит забытым человеком. И Богом.
     Сначала он не ответил, и она взглянула на него.
     - Запомни это, - сказал он.
     Отвернувшись, он бросил поводья ее лошади Саймону Живчику и поехал вперед. Иниго стоял на мосту, ожидая его.
     - Я приведу ее в замок, - сказал он, - и никаких возражений.
     - Но, милорд, вы не можете...
     Дерри посмотрел на Иниго, подняв брови, и тот потупил взор.
     - Все вы, проклятые лорды, такие, - пробормотал Иниго. - Вы сдерете кожу с вашей матери, если это послужит вашим целям.
     - В лесу немного волков сейчас, Иниго, но я найду одного и скормлю тебя ему, если ты будешь пререкаться со мной.
     - Я пошел.
     Дерри не ответил. Возвратившись к Тее и Саймону, он снова взял поводья ее лошади. Приказав всем оставаться, он медленно повел Тею к мосту.
     - Почему остальные не пошли? - спросила она, когда он переводил ее через ручей.
     - Они мне не нужны.
     - Почему?
     Он не удостоил ее ответом. На другом берегу деревья снова образовывали густые заросли, скрывая ото всех, кроме приблизившихся на достаточное расстояние, заросшую тропинку, пролегавшую между деревьями. Дерри свернул на тропинку. Лошади должны были ступать очень осторожно по неровной каменистой поверхности. Ручей исчез из виду. Теа продолжала смотреть назад, как будто стремилась увидеть разбойников, так презираемых ею. Лицо Дерри ничего не выражало.
     Они пробрались сквозь чащобу к Равенсмеру и услышали серенаду из плеска ручья и хриплых криков обитателей башни. Упавшие камни оставили следы на гравированной решетке, и в проломах росли пышные деревца. Их листья зашуршали, когда он взглянул на них. Вдруг на разбитой глыбе серого камня появилась темная фигура, как будто по велению колдовской силы.
     Он остановился. Посмотрев на гибкую фигуру, лениво раскинувшуюся на камнях, он велел Тее оставаться на месте. Выступив вперед, он направил Юпитера к непрошеному гостю.
     - Что ты здесь делаешь? - спросил он спокойно. Длинные, затянутые в черное ноги выпрямились. Башмаки из мягкой кожи опустились на камень, когда молодой мужчина сел. Его одежда гармонировала с цветом его волос и глаз. Все было таким темным, что казалось, какой-то маг наделил ворона обличьем юноши.
     Дерри повторил свой вопрос.
     - Моя любовь к тебе привела меня сюда.
     - Твоя любовь? Очи Господни, если ты пытаешься убить всех, кого любишь, лучше уж ненавидь меня. Я снова спрашиваю, Морган, что ты здесь делаешь?
     - Я только принес послание от Кристиана де Риверса. Одно имя слышно на улицах Эдинбурга и Лондона, в трактирах и дворцах. Имя, которое ему не по душе, так как от него веет предательством - это имя Уайверн.
     - Я знаю это имя.
     - Он послал меня сказать тебе, что это очень важно. Если ты узнаешь что-нибудь о нем от этой женщины, ты должен послать ему весть. Я буду рядом, если понадобится моя помощь.
     - Кровь Господня, почему он послал тебя?
     - Повернуть меч в твоем сердце, милый брат. Повернуть меч в твоем сердце.
     Дерри открыл рот, но Морган соскользнул со своего насеста быстро, как кречет в полете, заплясал по камням и скрылся в лесу. Вспыхнув, Дерри повернул Юпит