видела, как мистер Арбатнот что-то сказал, и несколько пар мужских глаз устремились в ее сторону. По лицам офицеров пробежали самодовольные улыбки. Кейт повернулась к ним спиной.
     - Послушай, Кейт, что ты сказала Уйди, что он от тебя так сбежал? - Офелия поднесла к губам носовой платок и улыбнулась джентльмену, который проходил мимо.
     - Не знаю. Я спросила у него...
     - Ш-ш. - Офелия схватила Кейт за руку - Не оборачивайся. Продолжай смотреть на меня и улыбаться. Он здесь. Он пришел так поздно, что я уже думала, что он вообще не придет.
     - Кто?
     - Маркиз. Можешь повернуться, но не показывай, что ты на него смотришь. Он разговаривает сейчас с лордом Уонтоном и мамой. - Офелия хихикнула. - Он настолько высок, что ему приходится наклоняться, чтобы расслышать, что говорит старик Уонти. Нет, возле дверей. Видишь, вон тот, с черными волосами?
     Кейт увидела его, и у нее снова возникло ощущение чуда. Мир вокруг сделался фантастическим. Цвета стали яркими, и у нее поднялось настроение, как будто она обнаружила собственное месторождение золота.
     Кейт пристально смотрела на Алексиса де Гранвиля, пока Офелия не толкнула ее легонько локтем. Маркиз не смотрел в их сторону, и стоило ему только начать двигаться по залу, как его тут же останавливали друзья. Он сделал шаг, но к нему подошли двое мужчин. Он обменялся с ними несколькими словами и сделал несколько шагов, но в этот момент его окружила группа офицеров. Она не слышала, что он им сказал, но в тот же миг они замолчали и стали внимательно слушать. Алексис положил руку на плечо одного из них, ласково посмотрел на него и произнес всего три слова. Кейт вздрогнула, когда вся группа разразилась смехом, включая и того молодого человека, который стал главной мишенью замечания маркиза.
     Он оставил их еще до того, как они пришли в себя от смеха, и был тут же окружен стеной юбок. Кейт услыхала, как заворчала Офелия, когда какая-то мамаша и две ее дочки принялись ворковать. Однако в этот момент мать Офелии решила спасти маркиза, и блокада тут же распалась под натиском такого мощного боевого судна. Он был схвачен и отбуксирован в порт на глазах у Кейт и Офелии. Когда он приблизился, Кейт почувствовала на себе влияние его магии. Теперь она была уверена в том, что он действительно обладает ею, потому что она видела ее действие на людях, находящихся в зале. Она ничего не придумывала. Люди буквально боролись за его внимание, они претендовали на него, как будто это был приз. И все же она чувствовала нерешительность во всех, искавших его общества. Казалось, что они приближались к какому-то непредсказуемому божеству, которое по своей прихоти могло либо благословить, либо убить их. А в некоторых взглядах она заметила настороженность.
     Он стоял прямо перед ней. Она знала, что Офелия и ее мать разговаривают, и была уверена, что его ей представили, потому что он брал ее за руку. Тепло его руки пронизало ее насквозь, и Кейт не могла отвести от него своего взгляда. Однако он на нее не смотрел. Он смотрел на Офелию, которая положила ладонь на его руку, как будто он был капризным ребенком, нуждающимся в руководстве. Мать Офелии изливала свои чувства. Офелия мурлыкала.
     Потом он заговорил. Кейт позволила глубоким звукам его голоса протекать через нее, но, к сожалению, Офелия его перебила:
     - Мама и я как раз рассказывали Кейт, что де Гранвили когда-то владели старой башней, милорд. - Офелия раскрыла веер и начала им обмахиваться, задевая при этом локон, который спадал ей на грудь. - Кейт не знала, что Мэйтленды приобрели часть земли у де Гранвилей, и мы как раз говорили о том, как было бы хорошо, если бы древние владения снова соединились.
     Услышав такую беспардонную ложь, Кейт только и могла, что переводить взгляд с Офелии и ее раскачивающегося веера на маркиза. Мать Офелии кивнула в знак согласия.
     - И конечно, лорд Алексис настолько умен - как и красив, - что мы уверены, что он сможет найти способ решить эту небольшую проблему. Как ты думаешь, Кейт?
     Вспыхнув, Кейт кивнула. Такое беззастенчивое заискивание явно раздражало маркиза, и Кейт стало стыдно за Офелию и за себя. Не замечая своей ошибки, Офелия продолжала:
     - Кейт-иностранка, и я взяла ее под свое крылышко. - Офелия придвинулась поближе к маркизу. - Я уверена, она всем понравится, если вы примете ее под свое покровительство, милорд.
     Кейт почувствовала, что ее щеки покраснели еще больше. Интересно, как они выглядят под слоем пудры. Наверное, не очень ужасно, потому что маркиз только мельком взглянул на нее, прежде чем устремить свой бесконечно холодный взгляд на Офелию. Офелия продолжала с жаром говорить, а Кейт тем временем пыталась подавить чувство неловкости.
     - Итак, я уверена, что вы окажете честь моей кузине и потанцуете с ней. Кейт была бы очень рада, не так ли?
     Кейт снова кивнула, но маркиз по-прежнему продолжал изучать Офелию, как будто бы она была лягушкой, усевшейся на носок его ботинка. В течение нескольких секунд Кейт изображала на лице улыбку и заставляла себя не покраснеть снова. Наконец де Гранвиль бросил на нее взгляд и тут же перевел его на танцующих.
     - Я сожалею, но это невозможно. Катаясь верхом, я потянул мышцу, и мне приходится прилагать немало усилий, чтобы ходить не хромая.
     Не успела Кейт что-либо сказать, как Офелия принялась бранить маркиза. Офелия была явно недовольна тем, что он слишком много ездит верхом, и его безрассудство расстраивало ее. Кейт произнесла несколько сочувственных слов. Маркиз поклонился ей в знак благодарности, и она тут же оставила их вдвоем под тем предлогом, что она хочет принести воды для тетушки Эмелайн.
     Ей приходилось сдерживать себя, чтобы не побежать в буфет. Проклятье! Должно быть, этот мужчина продал свою душу дьяволу за свою красоту, из-за которой его два столетия назад наверняка обвинили бы в колдовстве. Она с большим удовольствием потанцевала бы с ним, даже несмотря на то, что Офелия явно считала его своим.
     Она взяла стакан минеральной воды специально для тетушки Эмелайн и вернулась в зал. Осторожно неся стакан, она шла по краю пространства, предназначенного для танцев. Ее внимание привлекли блестящие черные волосы, и она остановилась. Маркиз де Ричфилд с какой-то молодой женщиной в танце пронеслись мимо нее. Скрипки наполняли воздух звуками вальса.
     Он танцевал. Кейт плотно сжала пальцами стакан с водой. Ее сердце на миг замерло, а потом забилось с бешеной силой. Руки заледенели. Ее пальцы онемели, а затем это онемение распространилось на ее ноги. Кто-то чуть было не сбил ее с ног. Она отошла назад, в угол, подошла к столу и поставила на него стакан. Оглядевшись вокруг, она увидела, что никто не обращает на нее внимания. Она должна была уйти отсюда, потому что в груди чувствовала боль. Ее легкие отяжелели, а глаза жгло от слез, которые готовы были вырваться наружу. Скоро она не сможет их остановить.
     Будь она англичанкой, кто-то непременно заметил бы ее исчезновение. Но так как она была странной, дурно воспитанной американкой, то она не была настолько важной персоной, чтобы ее исчезновение могло стать причиной каких-то толков. Она была благодарна за это.
     Приподняв юбки, Кейт направилась к большой лестнице, которая вела в ее комнату. Она была уже у подножия лестницы, когда ее взгляд затуманился. Она благодарила Бога за то, что слезы потекли из ее глаз уже в темном коридоре и что она оказалась в комнате до того, как начала всхлипывать.
     Почему ей было так больно? Ужасные, грязные мужчины пытались что-то сделать с ней, но она не плакала. Это случилось потому, что она не ожидала подобной жестокости. Он был незнакомым человеком, и предполагалось, что он является джентльменом. Она не могла понять, почему он хотел ее унизить.
     Она нырнула в кресло, наклонилась к ручке и заплакала. Она прикрывала руками рот, чтобы никто из прислуги не мог услышать ее и догадаться, в чем дело. Когда она попыталась подавить свои всхлипы, корсет заскрипел в такт ее движениям, и от этого она почувствовала себя смешной и заплакала еще сильнее. Через некоторое время она больше уже не могла плакать. Она откинулась на спинку кресла и устремила свой взгляд на огонь в камине. Комната освещалась только светом, падавшим оттуда.
     Должно быть, с ней что-то не так. Она не понимала, что именно, но это так и было. Вот почему мистер Арбатнот не захотел разговаривать с ней, а Алексис де Гранвиль солгал, чтобы только не танцевать с ней. Они оба стыдились показаться в ее обществе. Возможно, причиной тому была ее внешность. Ведь Офелия почти прямо сказала, что у нее ужасный цвет волос. Наверное, она права.
     Кейт прижала два пальца к переносице, а затем провела ими под глазами. На пальцах остались следы пудры.
     Попытки стать леди были очень болезненными. Ей хотелось отыскать поленницу и спрятаться под ней. Она поднялась, протянула руки за спину и рванула пуговицы на своем платье. Еще сильнее она разорвала корсет, пытаясь снять его. Вскоре она стояла обнаженная и вся дрожала. Она переступила через охапку сброшенной одежды, нашла ночную сорочку и надела ее.
     Кейт забралась под одеяла и дернула за шнур звонка. Она попросит горничную передать Офелии и ее матери, что ей нездоровится. Затем она спрыгнула с кровати и достала из шкафа два носовых платка. Они могут ей понадобиться. Свернувшись калачиком под простынями и одеялами, она почувствовала что-то у себя на затылке. Веточка белых цветов. Она сорвала ее с волос, и ее пальцы принялись отрывать лепестки. Они двигались все быстрее и быстрее, и вскоре от цветов ничего не осталось. Она собрала лепестки в пригоршню и швырнула их на пол.
     - Кому вообще нужны эти танцы. - Она едва слышала свой собственный голос.
     Ей не нужны танцы. Если она больше не пойдет на бал, ее больше так не обидят. А лучшим способом избежать балов было не стать леди. Кейт откинулась на подушках. Она возвращается в Америку. Ей вообще не нужны танцы, а если в следующий раз мужчина сделает окружающий ее мир волшебным, она тут же застрелит его.

ГЛАВА 3

Мэйтленд Хауз, апрель 1855

     Она обещала себе никогда больше не возвращаться сюда, и вот, вопреки своему решению, она снова здесь, снова в гуще английского Общества, а ведь прошло всего лишь немногим более года. Кейт ступила на порог Мэйтленд Хауза, прошла мимо раскланивающегося дворецкого по белому мраморному полу вестибюля. Она прикусила нижнюю губу, когда мать разразилась слезами и бросилась в объятия кузины Офелии. Она не собиралась плакать. Нужно еще распаковать вещи, написать письма.
     Какое странное совпадение, что она убедила мать вернуть ее домой в феврале прошлого года. Если бы этого не произошло, она, возможно, не попала бы домой как раз в то время, когда папа заболел. Сердце, сказали врачи. Тогда что-то случилось с его сердцем, а теперь что-то случилось с ее собственным.
     Папа умер, и он никогда не вернется. Никогда. Теперь не на кого было положиться, не с кем было поделиться, не к кому было обратиться. В мае прошлого года папа отправился на один из золотых приисков и больше не вернулся.
     Это была смерть. Человек живет, а потом умирает, и ты не можешь ничего сделать, чтобы вернуть его. В твоем существовании появляется огромная дыра. Ты чувствуешь, что у тебя внутри все разбито, но ты должен продолжать жить. Ты должен вставать утром, одеваться, есть, работать, и даже если ты стараешься поступать так, как поступал отец, ты все равно чувствуешь себя одинокой и растерянной. Но кому-то нужно было взять на себя заботу о маме, Закарии и Робби. Кто-то должен был управлять отцовским делом, пока мальчики еще учились в школе.
     Мама этого сделать не могла. После смерти отца мать три месяца не вставала с постели, и именно поэтому Кейт приходилось вставать по утрам, одеваться, есть и работать. Именно поэтому она и стоит сейчас на этом холодном мраморном полу, хотя она и обещала себе, что ноги ее больше здесь не будет. Мама была просто убита, и Кейт надеялась, что возвращение домой улучшит ее состояние. Она готова была сделать все что угодно, лишь бы снова увидеть улыбку на мамином лице. Она готова была даже вернуться в Мэйтленд Хауз.
     Спустя неделю Кейт ожидала Офелию на лестничной площадке и задумчиво водила носком ботинка по ковру. Ее надежды на улучшение состояния матери оправдывались. Через несколько месяцев после смерти папы умерла мать Офелии, и София смогла найти утешение, разделив с девушкой свое горе. Маме становилось лучше.
     К несчастью для Кейт, Общество не изменилось за время ее отсутствия. Заняться леди было просто нечем, а если какие-то дела и находились, то они были совсем неинтересными.
     Да, мэм, она снова здесь - на земле, где живут и здравствуют леди, черт бы их побрал. И если бы сердце матери не разрывалось от тоски по старому дому, она бы сейчас была в Сан-Франциско, со своими братьями. Занималась бы делами. И рядом не было бы никаких леди, которых ей приходилось бы терпеть. Кейт старалась не думать о том, как было бы хорошо, если бы с ней рядом был отец, и в этот момент из комнаты выбежала Офелия и прощебетала приветствие.
     Кейт спускалась по лестнице вслед за Офелией, и она едва не рассмеялась, увидев разницу между своей походкой и походкой своей кузины. Офелия скользила вниз по лестнице в своей клетке, состоящей из кринолина, нижних юбок и шелковой юбки. Кейт, которая не носила кринолина, переступала со ступеньки на ступеньку с силой, которая свидетельствовала о том, что ей совсем не хочется отправляться на очередную прогулку в экипаже под холодным английским солнцем. Кейт восхищалась своей кузиной. В своем новом кринолине, который был еще шире, чем в прошлом году, Офелия походила на детскую игрушку, которая плавно скользила на хорошо смазанных колесах.
     Офелия проплыла через вестибюль. Дворецкий распахнул перед ними дверь. Офелия попыталась пройти сквозь них и застряла. Кейт, которая шла следом за ней, врезалась в шелковую клетку. От внезапного столкновения передняя часть кринолина подалась вверх. Офелия пронзительно закричала и ухватилась руками за платье. Кейт отпрыгнула назад и протянула руку, чтобы успокоить своенравное сооружение.
     - Извини, - сказала она. - Вот так. Придерживай платье спереди, а я сожму его с боков так, чтобы ты могла пройти в дверь.
     Дворецкий отвел глаза, а Кейт помогла Офелии протиснуться через дверь. На крыльце они остановились, чтобы поправить слегка растрепавшиеся прически и платья. Когда лакей открыл дверцу экипажа, Кейт не удержалась и прошептала своей кузине:
     - Я тебе говорила, что это случится. Как ты собираешься садиться в экипаж?
     Кейт усмехнулась и сделала вид, что поправляет свою накидку, в то время как Офелия смотрела на дверцу экипажа так, будто бы видела ее впервые в жизни. Экипаж представлял собой открытую карету с дверцами, которые предназначались для широких юбок дам, но все-таки создатель экипажа не мог предвидеть, что в моду войдут кринолины.
     - Если кринолин приподнять... - начала Кейт.
     - Я не собираюсь ставить себя в неловкое положение, - сказала Офелия. - Тебе придется придержать кринолин, пока я буду забираться внутрь.
     - Как же ты справлялась с этим без меня? Офелия вспыхнула:
     - Мне помогала горничная. Но эти новые кринолины шире обычного. У меня никогда еще не было таких проблем.
     Кейт с одной стороны кареты, а лакей с другой помогли Офелии подняться в экипаж. Затем туда забралась и Кейт и уселась прямо на часть кринолина Офелии
     - Ты помнешь юбку!
     Кейт снова встала. Потребовалось еще несколько минут, чтобы расправить юбки Офелии так, как ей хотелось. Но к этому времени все, что еще оставалось от хорошего настроения Кейт, совершенно улетучилось.
     Они отправились быстрым шагом. На этот раз дождя не было, и в свете солнца трава и листья, покрытые росой, сверкали серебром. К сожалению, над деревьями на горизонте снова собирались тучи. При виде их Кейт застонала. Положив руку на ручку экипажа, она забарабанила по ней пальцами. Она обратила внимание на свой черный рукав, отделанный снежно-белым кружевом. Траур. Она носила траур по отцу. Проклятье, она не будет плакать. Нет, не будет. Она не будет думать об отце.
     Она взглянула на Офелию. После отъезда Кейт из Англии они вели переписку, и их дружба за это время окрепла. Под светлыми волосами Офелии находилась ясная голова, полная всяческих идей. Как и Кейт, Офелия интересовалась книгами и политикой. Просто она никому не позволяла догадываться об этом. Необходимость постоянно делать вид, что у тебя в голове нет ни единой мысли, в какой-то степени ослабила природный ум Офелии.
     Как и Кейт, Офелия носила траур. Недавно она потеряла мать и мужа. Офелия похоронила свое сердце, когда стала вдовой. Кейт это было известно потому, что Офелия сама беспрерывно говорила об этом, прикладывая к сухим глазам один из своих платочков с черной каймой. Кейт никак не могла понять, как можно похоронить свое сердце в одной могиле с красноносым, толстым графом Суинбурном.
     Она никак не могла понять, почему Офелия так поспешно вышла замуж за старого зануду вскоре после того, как сообщила своей гостье, что влюблена в черноволосого и серьезного маркиза Ричфилда. Спустя несколько месяцев после того злосчастного бала она обручилась и вышла замуж, чтобы в январе следующего года потерять графа, его морщины, красный нос и все остальное.
     Горе Офелии было настолько же артистическим, насколько и красноречивым. Она изливала его словами. Она порхала возле фотографии мужа и целовала ее, особенно в тех случаях, когда какой-нибудь джентльмен приезжал выразить свое соболезнование. Ее траурная одежда была сшита по последней парижской моде, а украшали ее самые изысканные драгоценности. Кейт просто перекрасила все свои платья в черный цвет. Траурные платья не вернут ей отца, и ей было все равно, модны они или нет.
     - Тернпенни, - сказала Офелия, постучав зонтом о пол кареты. - Тернпенни, поспеши же. Я хочу попасть к башне прежде, чем исчезнет этот великолепный свет для моего рисования.
     - Да, мэм.
     Кейт посмотрел на ленты и вуаль на шляпке Офелии и тихо спросила:
     - Боишься, что мы опоздаем и его высокая и могущественная светлость сбежит?
     - Ш-ш!
     - Я думаю, что ты так же безрассудна, как и девушка, в честь которой тебя назвали. Он не женился на тебе в тот раз.
     - Послушай, говори потише. - Офелия раскрыла зонт и отгородилась им от кучера и лакея. - Ты же сказала, что тебе все равно. От тебя требуете одно: покататься с часок, а потом вернуться за мной.
     - Я не против, но считаю, что ты - дурочка. Моя горничная говорит, что с тех пор, как зажили его крымские раны, он большую часть ночей проводит не в своей постели.
     - Уверена, что с горничными или кухарками. Они, наверное, сами бросаются ему под ноги или затаскивают его в стога сена.
     Кейт не видела большого различия между тем, чтобы развлекать де Гранвиля в затхлой старой башне или позволять ему вольности в стогу сена. Тем не менее она не стала высказывать свои мысли вслух.
     - Ты не любишь его потому, что ты и тетя София находитесь здесь уже неделю, а его мать еще не нанесла вам визита, - сказала Офелия. - Очень нехорошо с твоей стороны высмеивать его, когда он еще не поправил свое здоровье. Ему чуть не оторвало руку, когда он спасал мистера Бофорта, вытаскивая его из-под лошади.
     Кейт искоса посмотрела на Офелию.
     - Это произошло уже полгода назад, и его руке ничего не грозило. Ты всегда преувеличиваешь. Может быть, он просто подхватил дизентерию и все еще страдает от поноса.
     - Кэтрин Энн Грей! Кейт усмехнулась:
     - Тебе нехорошо? Извини.
     - О, тсс! Ты просто сердишься, потому что леди Джулиана не приезжает с визитом. Кейт вздохнула и покачала головой:
     - Это мама хочет, чтобы ее пригласили в замок, а не я. Я говорила ей, что леди Джулиана не хочет иметь никаких дел с американцами и считает маму американкой.
     Офелия придвинулась поближе к Кейт.
     - Я должна получить его. Голос кузины задрожал, и, к своему удивлению, Кейт увидела слезы у нее на гла