наю, милорд, леди Октавия дома. Мисс Бетч и леди Альберта также дома. К сожалению, супруг леди Октавии находится по делам во Франции.
     - Спасибо. Я сразу же поеду к леди Октавии, как только увижу Эшера и, возможно, Лоуренса Винтропа.
     - Очень хорошо, милорд.
     Джослин спустился по лестнице, все еще сохраняя хорошее настроение. Он задержался в холле, взяв трость со стойки. Его взгляд невольно скользнул по столику, стоявшему рядом. На столе стоял серебряный поднос. Он сразу вспомнил об отце, о встрече с ним, о вчерашнем разговоре с отцом в библиотеке. Ему стало ясно, что отец по-прежнему не желает понять его. Он помнил сейчас немногое из того разговора, так как старался не принимать его близко к сердцу. Кажется, отец журил его за то, что он дурно обошелся с дядей Эйлом.
     Герцог долго и надоедливо толковал о том, что он слышал уже не раз: о беспутном образе жизни виконта, о его любовницах, о том, что виконт не хочет подумать, кто станет его наследником... Он разразился целым потоком гневных слов по поводу образа жизни Джослина, его пристрастия к охоте, стрельбе, редкого посещения церкви; он говорил, что все это не присуще истинному английскому аристократу.
     Виконт не старался запомнить, что еще пытался внушить ему отец. Все это вспомнилось ему как сквозь сон. Герцог никогда не стремился вникнуть в его жизнь и понять причины его поступков. Ему было важно уличить Джослина, но он и не представлял себе, что во многом из того, что он так красноречиво разоблачал, повинен дядя виконта. Герцог часто надолго уезжал из дома и не знал всего, что там происходило в его отсутствие. Почему же он, виконт, все еще надеется на какие-то добрые перемены?..
     Вдруг он услышал, что рядом что-то затрещало. Он посмотрел на руки, в них была трость, которая явно не могла издать этот звук. Затем что-то зашуршало. Он поставил трость и пошел в сторону двери за лестницей, где были комнаты для прислуги и кухня.
     Как он и ожидал, дверь оказалась приоткрытой. Заглянул туда - никого. Он вошел, прошел по коридору к следующей двери. Открыв ее, он увидел, что там была раздевалка, но в ней также никого не было. Следующая дверь, где находилась кладовая, была закрыта. Он уже хотел открыть третью дверь, как увидел, что у лестницы, ведущей вниз на кухню, промелькнула чья-то фигура, точнее край женской юбки. Он кинулся туда и тут же во тьме узкого коридора столкнулся со служанкой. Раздался треск - это порвалась юбка, на край которой он наступил. Служанка закричала, оступилась и чуть не упала. Джослин, тоже отлетая в сторону, инстинктивно схватился за перила и за воротник платья, которое расстегнулось на груди и также порвалось. Он увидел, что это опять та самая толстушка и что у нее что-то подложено под лиф, так чтобы грудь казалась больше.
     "Какой же вы идиот, милорд", - подумала Лайза.
     Он сердито посмотрел на нее и спросил:
     - Это ты была в коридоре?
     Распрямив плечи, она переспросила, прикинувшись, что не понимает его вопроса.
     - Простите, что вы сказали, милорд?
     - Не смотри на меня так, будто бы я беспризорный ребенок, у которого ветрянка. Это ты сейчас была в коридоре!
     - Нет, милорд. Если ваша светлость помнит, то мне было поручено сегодня растапливать камины и почистить сапоги.
     Она произнесла это таким тоном, чтобы всем было ясно, какая это трудная работа - носить тяжелые ведра с углем и чистить сапоги. Она стояла с видом мученицы на алтаре, как бы ожидая его извинения.
     - Это была ты, - сказал он напористым тоном. - Я знаю, что это была ты.
     - Я извиняюсь, но это не так, ваша светлость, - повторила Лайза.
     Он направился к ней. Она чувствовала себя более уверенной, чем он предполагал, в этом темном коридоре. Вдруг он опять наступил на разорванный уже край юбки. Она отпрянула, задев плечом висевший на стене портрет какого-то давно умершего родственника. Он протянул руку и поправил портрет. Она попыталась увильнуть в другую сторону, чтобы уклониться от его руки, но он другой рукой подпер стену и преградил ей путь. Глядя ей в лицо, он спокойно сказал:
     - Слуги, особенно служанки, должны заниматься своим делом так, чтобы их не видели и не слышали.
     - Да, милорд. С вашего позволения, я стану совсем невидимой, вы меня более не услышите и не увидите.
     Он оперся другой рукой о стену, чтобы она не могла вырваться от него.
     - Поздно об этом говорить, - сказал он, с чувством удовлетворения наблюдая за ее смущением. - Я знаю, что ты следила за мной.
     - Нет, милорд, - сказала она, дерзко взглянув на него.
     - У меня достаточно времени, чтобы подождать твоего признания.
     Он дотронулся до ее локона на висках; она вся вздрогнула. Он пододвигался все ближе и ближе к ней и вдруг почувствовал, что от нее исходит лимонный запах. От служанки, делающей по дому грязную работу, пахло лимоном! Невероятно! Он привык к запахам парижских духов, но вполне воспринимал и запах лошадиного пота, и запах разрывавшихся артиллерийских снарядов. Но все это естественно на своем месте и в свое время. И когда он вдруг почувствовал приятный лимонный запах, исходивший от собственной служанки, он был поражен.
     Не раздумывая, он подошел к ней вплотную, касаясь ее уже своим телом. Она затаила дыхание. Придерживая рукой разорванное платье, другой она попыталась оттолкнуть виконта, испачкав ему рубашку, потому что рука была черна от угля. Он лишь улыбнулся, заметив ее испуг.
     - И все-таки ты следила за мной, - сказал он, и она уже чувствовала на своем лице его горячее дыхание. - Ты пахнешь лимоном. Приятный запах.
     Она молчала. Они почти уже касались губами, когда виконт шепотом произнес:
     - Ты следила за мной. Многие женщины следят за мной, поэтому не стыдись. Я хочу тебя.
     Он поцеловал ее, несмотря на ее нежелание; лимонный запах почти свел его с ума. Он еще раз прикоснулся к ее губам. Она приоткрыла рот, и он ощутил приятный вкус ее губ.
     И тут она наступила ему на ногу.
     - Черт побери! - вскрикнул он, машинально отскочив назад к стене и потянув ее за собой.
     Но Лайза успела увернуться и стремглав бросилась по лестнице вниз. Виконт выругался, ему было больно. Он даже снял сапог и осмотрел ногу.
     - Черт побери! - пробормотал он, увидев, что на ноге остался след от удара.
     Где-то внизу хлопнула дверь. Джослин пошел к себе, прихрамывая, в одном сапоге. Всю дорогу он ругался про себя.
     Лавдэй имел удивительное свойство вырастать внезапно, словно джинн из бутылки, в нужный момент. Он появился перед хозяином, когда тот уже ждал его появления, так как знал интуицию своего камердинера. Сбросив сапог на пол, Джослин поставил кресло рядом с камином и сел.
     - Принеси льда, Лавдэй.
     - В чем дело, милорд?
     - Я ушиб ногу.
     - Да, да, милорд.
     - Я сломлю эту служанку, Лавдэй.
     - Какую служанку, милорд, могу я узнать?
     - Эту новую толстушку с лимонным запахом.
     - А, это мисс Гэмп, милорд.
     - Она Гэмп! Гэмп?
     - Да, милорд. Ваша светлость, наверное, теперь пожелает уволить ее?
     Пытаясь встать, Джослин вскрикнул, наступив на распухшую ногу, и сел опять.
     - О, нет. Нет, нет! Если ты избавишься от нее, то я не смогу отомстить ей, Лавдэй.
     - Нет, милорд, не сможете.
     - Да не говори ты "нет, милорд" этим тоном поучающей гувернантки.
     Пододвинув оттоманку к креслу Джослина, Лавдэй сказал:
     - Я говорю так, потому что понимаю, что милорд не будет тратить время на служанок, чтобы мстить им. Я-то знаю, что он не привык к этому и не унизится до этого.
     Положив ногу на оттоманку, Джослин сказал:
     - Ну, ладно, Лавдэй, отныне мы обретем новые привычки. Если понадобится, испытаем себя и унижением.
     - Да, милорд? Вы считаете возможным...
     - Да, считаю.
     - Сейчас я принесу лед, милорд.
     - Она пахнет лимоном, Лавдэй.
     - В самом деле, милорд, лимоны - это весьма полезные фрукты.
     И с этим комментарием Лавдэй удалился, оставив Джослина, а тот, уставившись на свою ногу, желал сейчас только одного - чашку горячего чая... с лимоном.

3

     Придерживая разорванное платье, Лайза спустилась вниз. Она все прислушивалась, не идет ли за ней виконт. Ужас охватывал ее при мысли, что он здесь сейчас появится. Она прошла по кухне, но ничего не было слышно, кроме вдруг раздавшегося окрика дворецкого:
     - Чаю! - кричал Чоук. - Чаю, миссис Юстэс, немедленно.
     Лайза прошла через буфетную, пол которой мыла, стоя на коленях, одна из служанок, и вышла через противоположную дверь.
     Она жила в комнате на чердачном этаже, куда можно было попасть, войдя в дом со двора и поднявшись по черной лестнице.
     Она все еще не могла прийти в себя, нервная дрожь не отпускала ее. Лайзу шокировало поведение этого дикаря, не имеющего ничего общего с аристократом. Наверняка Чоук мог дать ей какое-нибудь задание, поэтому ей надо было быстрее зашить платье. Оно так разорвалось, что открылась набивка, вшитая в платье и делавшая девушку полнее, чем на самом деле. Лайза чуть было не потеряла рассудок - ведь виконт мог раскрыть ее секрет, если бы обратил внимание на маскировочную набивку и задумался - зачем она? Он просто не контролировал себя, нет, почти что потерял разум. Он понял, что она следила за ним, и теперь будет очень бдительным с ней.
     Она заштопала платье. Обычно она и ее соседка по комнате переодевались в темноте: или ранним утром, когда еще было темно, или поздним вечером, поэтому Лайза не боялась, что служанка, жившая с ней, может что-то заподозрить. Но сейчас Лайза была одна в комнате, поэтому она безбоязненно сняла платье и чепец, под которым прятала свои волосы. Они копной упали на плечи. Лайза с ужасом подумала, что было бы, если бы виконт сорвал чепец. Она посмотрела на непривычный темный локон, опустившийся на глаза, и вспомнила, сколько мук она претерпела, перекрашиваясь перед тем, как пойти в дом виконта.
     Вновь надев платье, она обнаружила, что руки у нее до сих пор трясутся. Она никак не могла отделаться от мыслей о случившемся, преодолеть страх разоблачения. Лайза уже успела обыскать весь дом, кроме комнат виконта. Какое чудовищное невезенье, что он вернулся раньше, чем его ожидали!
     Ее руки были холодны и дрожали, она с трудом застегнула платье. Затем присела на кровать и тяжело вздохнула. Если бы только лондонская полиция поверила ее подозрениям, ей не пришлось бы находиться сейчас в этом доме. Но ей не поверили, отослали со снисходительной улыбкой. Однако она не сдалась. Мужчины и раньше смеялись над ней, но это не смертельно, это все можно перенести.
     Ей было все равно, что они сказали. Уильям Эдвард был не из тех мужчин, что болтаются по публичным домам и винным лавкам Уайтчепела и кончают в петле. Она помнила сейчас каждое слово полицейских, которые приходили к ней, чтобы она опознала его, так как в кармане его жилета была найдена ее фотография. Ей понадобились месяцы, чтобы поверить в виновность того, кого она теперь подозревала. Она пыталась убедить в этом и полицию. Но они посмеялись над ее подозрениями. Их было так же бесполезно убеждать, как и ее отца. Тот тоже не верил ей и тоже думал, что это самоубийство. Наконец, отчаявшись, она стала действовать сама, пытаясь выяснить обстоятельства смерти Уильяма Эдварда.
     Лайза закрыла глаза и вспомнила раздутое лицо брата. Его язык... был... Нет, она не хотела бы увидеть это еще раз.
     Она опять мысленно вернулась к событиям той ночи, когда был убит Уильям Эдвард. Он появился у нее неожиданно. После того как она ушла из дома, она жила одна, тайком от отца поддерживая связь с матерью и братом, Уильямом Эдвардом. Отец не мог ничего сделать со строптивой дочерью, от которой он отрекся за ее упрямство и непокорность. Он обозлился еще больше, когда понял, что она не придет и не встанет перед ним на колени, прося о прощении, после того как он изгнал ее из дома. Ему казалось чудовищным, что она захотела стать независимой, выбрав самостоятельное дело по душе. Поэтому Уильям Эдвард навещал ее тайно в доме, в котором она жила и который одновременно служил офисом для нее.
     В тот вечер он как-то особенно волновался, выглядел необычно возбужденным, хотя раньше она за ним никогда этого не замечала. Частично его возбужденное состояние можно было объяснить предстоящей встречей в политическом комитете Эшера Фокса, который собирался в доме виконта Радклиффа, куда он собирался пойти после Лайзы.
     - Он многого добьется, Лайза, - говорил Уильям Эдвард возбужденно. - Ты бы видела его в Крыму. Такого хорошего подполковника не было ни в одном полку. Он спас жизнь Джослина Маршалла и мою тоже.
     - Ты писал, что Маршалл ненавидел тебя, - сказала Лайза.
     Уильям Эдвард даже покраснел:
     - Он хотел одеть нас, как дикарей. Мы же офицеры, офицеры кавалерийского полка Ее Королевского Величества, а не какие-то там индейцы. Он хотел, чтобы мы были одеты в оленью кожу. И еще, я скажу тебе, он хотел заставить нас ползать по-пластунски и шпионить. Но...
     - Ты был не согласен с этим? Прокашлявшись, Уильям Эдвард рассказал:
     - Я был с ним, когда за день до сражения под Балаклавой он уничтожил кавалерийский дозор и создал возможность внезапного нападения на русских. Но из-за того, что Кардиган не руководил операцией, мы вскоре оказались отрезанными. Маршаллу, мне и сержанту Поукинсу удалось оторваться от противника. Правда, только лишь потому, что мы были одеты не в красные шинели, а в темную одежду из оленьей кожи. Его неджентльменское отношение к войне он выработал в Техасе и Калифорнии. Ты бы видела нас, Лайза. Зацепившись за бока лошадей, мы прорвались сквозь русских. Ты бы поглядела на их лица.
     Подойдя к краю конторки, брат посмотрел на нее, воскрешая в памяти страшные события:
     - В тот день я научился убивать. Я подполз по-пластунски к русскому часовому и ударил его сзади ножом. Маршалл велел мне сделать это, грозился пристрелить, если не сделаю.
     - Этот человек заставил тебя ползти в грязи с ножом в зубах и... и...
     - И я остался жив. Но он, конечно, негодяй, Лайза. Ты даже не представляешь, что он за человек. Приличия запрещают мне рассказать тебе о его отвратительных наклонностях. Такого кровожадного дикаря, как он, редко увидишь. О, я во многом его подозреваю! Ты знаешь, что уничтожены почти все Де Бри, и там практически не осталось ни одного наследника. А недавно старик Гарри был убит. Бедный старик Гарольд Эйри, Гарри Эйри, мы, бывало, называли его. Во время тренировок он всегда падал с лошади. На парадах не падал, только на тренировках. Он прошел через ад Балаклавы, а затем, как говорят, покончил с собой, повесился. В Уайтчепеле. Я и не предполагал, что Гарри Эйри вообще знает, где это - Уайтчепел.
     - Некоторые из девушек, что работают у меня, - сказала Лайза, - родились в Уайтчепеле.
     - Ну, понятно, когда служанки там родились, но как там оказался Эйри? Он же был кавалерийским офицером, Лайза, понимаешь, кавалерийским офицером!
     Он произнес эти слова с почтением, как будто бы говорил о "Ее Величестве". Лайза сочувствовала Уильяму Эдварду, его дух витал высоко. Поэтому, например, она знала, что никогда не сможет заставить его понять нищету бедных людей, живущих в лондонских трущобах, где стояло зловоние от канализационных труб и земля была загрязнена отбросами. Дети трущоб спали в порталах и заканчивали свой недолгий жизненный путь в канаве...
     Обо всем этом она тайком читала в "Тайме", а также в специальных брошюрах, еще когда жила у отца. Она боялась, что отец может узнать об этом. Он не одобрял женщин, которые читали подобное и вообще лезли в политику. Часть газет ей передавала мама, после того как их прочитает отец. Некоторые газеты, как правило старые номера, давал ей дворецкий за небольшое вознаграждение. Газеты в ее монотонной жизни были отдушиной, спасавшей ее от скуки.
     Лайза очнулась от своих воспоминаний. Что она делает? Сидит и вспоминает о прошлом? Чоук может заметить ее отсутствие, если она не поторопится. Она надела чепец, заправив свои длинные кудри.
     Последний разговор с Уильямом Эдвардом все же не давал ей покоя. Если бы он тогда не упомянул о том, что Гарри Эйри был задушен, она, возможно, никогда бы и не подумала связать смерть брата со смертью Гарри и не связала бы их гибель с одним и тем же человеком. Но ведь в тот день он ушел от нее в дом виконта на заседание политического комитета и умер так же, как и Гарри Эйри, и там же, где он.
     Сходство этих двух смертей было очень велико. Лайза была уверена, что это дело рук одного человека, что это почерк одного и того же убийцы. Она собиралась это доказать.
     Уильям Эдвард был самым умным и самым прекрасным из мужчин, которых она когда-либо знала. Когда папа, говоря о ней с ее поклонниками, неистовствовал по поводу ее своенравного характера, вместо того чтобы хотя бы для виду сказать, какая она смиренная и умная дочь, Уильям Эдвард отвлекал его рассказами о кавалерийской муштре. Уильям Эдвард любил ее, несмотря на то что она была не похожа на девушек их круга.
     "Достаточно воспоминаний", - подумала Лайза, оправляя зашитое платье. Она прошла через кухню и буфетную в маленькую комнату, где чистили сапоги и делали другую грязную работу. Она уже почистила сапоги виконта. Теперь у нее был предлог вернуться в его комнату.
     После того что случилось, она должна была действовать быстро и осторожно, так как ее могли разоблачить. Ей надо было быстрее найти хоть какие-нибудь доказательства его виновности и бежать из этого дома. Еще одну стычку с виконтом она не могла допустить даже мысленно. А кроме того надо было избегать внимательных взглядов Чоука и экономки.
     Лайза замешкалась, задумавшись о случившемся, о виконте. Она вспомнила, как в темном коридоре он загнал ее в угол. Казалось бы, она должна была испугаться, но не страх, а что-то совсем другое, что она не могла определить, было в ее душе.
     Он был совсем не таким, каким она его ожидала увидеть, несмотря на его репутацию дикаря и жестокого человека. Прежде всего бросалась в глаза его чисто мужская красота. А ведь мужчины-соблазнители далеко не всегда обладают этим качеством.
     Лайза не понимала себя. Что же с ней такое происходит каждый раз в его присутствии? Лишь только посмотрит на него - и просто перестает соображать. Несколько раз она вообще забывала о своей роли и почти что оскорбляла его.
     Она всегда гордилась тем, что не похожа на других незамужних девиц. Не так глупа и безвкусна, как они, не злоупотребляет кокетством. Что же с ней происходит?
     Размышляя об этом, она собралась отнести сапоги наверх. В это время на кухню вошла Тесси с серебряным подносом, на котором стоял чайник. Она всхлипывала.
     - Что ты там ревешь, Тесси? - спросил ее повар, когда Лайза проходила мимо с сапогами.
     - Он, он... накричал на меня, - все еще всхлипывая, ответила Тесси.
     - Что же ты сделала? - спросил повар.
     - Да ничего, - жаловалась Тесси. - Ему нужен был лимон, а на подносе не было, не было лимо-на-а-а-а... - и Тесси заревела.
     Лайзу как будто что-то кольнуло, глядя на Тесси, она вспомнила голос, почти шептавший ей на ухо: "Ты пахнешь лимоном. Я тебя хочу. Ты пахнешь лимоном... Я тебя хочу..."
     Дрожащей рукой она погладила Тесси.
     - Он ушел?
     - Да, он ушиб где-то ногу. Лавдэй перевязал ее, и он ушел. Слава Богу. Я поговорю с мистером Чоуком. Если его светлость будет продолжать в том же духе, я лучше уволюсь отсюда и поищу себе другое место. А вы наверх, мисс Гэмп? Не могли бы захватить его рубашки с собой, я их погладила, но просто не могу туда больше входить.
     - Да, хорошо. Тем более мне все равно надо убрать там комнату. Вам нет необходимости снова подниматься туда.
     Она пошла за Тесси в прачечную и взяла там стопку наглаженных рубашек. Кроме того, она подвесила на руку ведерко для угля, в которое были положены щетки, тряпки и совок для мусора. Нагруженная всем этим, она взяла свободными пальцами сапоги и пошла наверх. По дороге ей попался Лавдэй со шляпой и перчатками в руке. Наконец-то удача должна улыбн