того человека воспаление мозга, или он только делает вид. В конце концов она отнесла его к тому же классу непонятных людей, к которому она уже отнесла изголодавшихся по женщинам старателей, пьяных игроков и Алексиса де Гранвиля.
     Все еще стоя посреди зала, она услыхала голоса Кардигана, Джулианы и своей матери. Она вложила нож обратно в ножны и, не желая снова встретиться с графом, на цыпочках пересекла зал, стараясь идти так, чтобы звук ее шагов не отдавался эхом в огромном пространстве, как это случилось в тот день, когда ее обнаружила здесь леди Джулиана. Ей пришлось идти вдоль длинного зала довольно долго, и казалось, что огромное помещение было обитаемым из-за огромного количества доспехов, которые стояли вдоль стен. В самом конце зала стояли парадные доспехи Алексиса Филипа де Гранвиля, который жил в шестнадцатом веке. Они были украшены насечкой из золота и серебра, рельефами и чеканкой, и, рассматривая их, Кейт совсем забыла о графе.
     Она прикоснулась пальцами к рельефной фигуре мифического зверя, выполненной из золота и серебра, а затем принялась примеривать свою ладонь к одной из металлических перчаток, когда она услышала звук захлопывающейся двери. Обернувшись, она увидела, как к ней приближается Фальк, у которого был такой вид, как будто бы он застал кого-то в церкви за игрой в карты. Расположившись между ней и ближайшим выходом из зала, Фальк начал высказывать все, что думал о Кейт, без всяких предварительных замечаний.
     - Мисс Грей, я не думал, что вы похожи на всех остальных жадных охотниц за титулами. Я настаиваю на том, что бы вы разорвали эту помолвку. Это не что иное, как грабеж и воровство.
     - Но я...
     - Меня ввели в заблуждение ваши американские манеры, я полагаю. Мне следовало бы помнить о том, насколько распущенными могут быть американские женщины. Именно ваши манеры женщины легкого поведения заставили Алексиса забить копытами, ваше хождение в юбке-брюках и неподобающей одежде.
     Он поднял руку и с обличающим видом указал пальцем на Кейт. Он был таким высоким и кипел таким праведным гневом, что Кейт действительно почувствовала себя виноватой, сама не зная в чем.
     - Вся греховность мира ничто перед греховностью женщины, - продолжал он. - Вы соблазнили Алексиса неприличным выставлением себя напоказ и своим блудливым языком.
     Кейт непонимающе посмотрела на Фалька.
     - Блудливым языком?
     - Я повторяю: выпустите этого юношу из своих когтей.
     В этот момент послышался быстрый звук шагов. Кто-то оттащил Фалька от Кейт, и она увидела мускулистое тело маркиза прежде, чем Валентин Бофорт бросился между Алексисом и его кузеном. Они обстреливали друг друга взглядами на расстоянии.
     - Вы забылись, сэр, - сказал Алексис. - И вы позволяете себе слишком много, когда отваживаетесь говорить подобные вещи моей невесте.
     - Мой долг-защитить тебя от греха, - сказал Фальк.
     - Если вы еще раз рядом с именем Кейт упомянете слово "грех", я затолкаю вас в эти разукрашенные доспехи.
     Фальк провел ладонью по своему седеющему затылку.
     - Я не понимаю, Алексис. Ты никогда раньше не позволял своим желаниям увлекать за собой твою способность к рассуждению.
     - Клянусь Богом, сэр, я научу вас уважать чувства моей дамы, даже если мне придется для этого взять в руки кнут.
     Фальк, ничуть не обеспокоенный, покачал головой:
     - Ты огорчен. Мы поговорим об этом позже, когда ты успокоишься.
     - Фальк, вернись, - Алексис бросился было вслед своему кузену, но Вэл удержал его от погони.
     - Пусть идет. Он никогда не мог ничего понять там, где дело касалось женщин. Damnant quod non intelligunt, друг мой.
     Кейт рассмеялась и перевела:
     - То, чего не понимают, проклинают. Суровое выражение на лице Алексиса сменилось улыбкой, и он взял Кейт за руку.
     - Я и сам иногда с трудом понимаю эту маленькую дикарку. Кстати, о дикарях, я видел Кардигана. Такое впечатление, что он кого-то разыскивает. Не тебя ли?
     - Да, но не беспокойся. Я приняла меры предосторожности.
     - Я не могу удержаться от любопытства и не спросить, что это за меры, - сказал Вэл.
     - Ничего особенного, - ответила Кейт. - Всего лишь небольшой нож.
     Оба мужчины посмотрели на ее платье.
     - Вы не сможете его увидеть. Вэл прокашлялся и поклонился:
     - Я вынужден просить позволения удалиться, прежде чем я скажу что-нибудь такое, в результате чего я окажусь втиснутым в эти разукрашенные доспехи.

ГЛАВА 12

     Когда Вэл вышел из зала, Кейт снова повернулась к заинтересовавшим ее доспехам. Она взялась за металлический палец перчатки и принялась сгибать и разгибать его.
     - Где нож, Кейт?
     Она вздрогнула и обернулась к Алексису.
     - Привязан к ноге, - ответила она, а затем снова обратила свое внимание на доспехи. Ее рука потянулась к шлему, передняя часть которого была вытянута вперед, как морда животного.
     - Кэти Энн!
     Она посмотрела на Алексиса. Он все еще был в одежде для верховой езды, но ни в его лице, ни в теле не было никаких признаков изнеможения, характерных для него после его смертельных скачек.
     - Оставь доспехи в покое, - сказал он. - Меня охватывает дурное предчувствие при мысли о том, что ты намеревалась сделать этим ножом.
     - Ничего особенного, - она сочла разумным не упоминать о последнем разговоре с графом.
     Алексис с угрожающим видом сделал по направлению к ней два шага.
     - Я только собиралась испугать его, если в этом будет необходимость, - быстро сказала она.
     - Нет.
     - Но я думала, что тебе больше понравится, если я возьму нож, а не револьвер.
     - Бог мой, - Алексис потер висок с таким видом, как будто у него раскалывалась голова.
     - Я могу взять револьвер, - сказала она.
     - Нет, нет, - он как бы в раздумье прикусил свою нижнюю губу. - Я полагаю, что ты не позволишь мне оберегать тебя.
     - Конечно, - сказала она.
     - Но ты не откажешься от своего ножа. Она покачала головой и улыбнулась ему.
     - Хочешь посмотреть, как я его бросаю?
     - Ты знаешь, что с моими кавалеристами управляться легче, чем с тобой?
     - Спасибо?
     Алексис ничего не ответил. Он схватил ее за руку и потянул в сторону старой скамьи, где он сел рядом с ней и взял ее руку. Кейт увидела, как ее пальцы исчезли в его ладони. От тепла его кисти жар разлился по всей ее руке. Она почувствовала внутри легкую дрожь возбуждения.
     - Я должен извиниться за моего кузена, - сказал он.
     - В этом нет необходимости. Ты не несешь ответственности за его плохие манеры. И как бы то ни было, я чуть не рассмеялась ему в лицо. Подумать только - он считает меня Иезавелью!
     - Чему же тут смеяться? Она опустила глаза.
     - Вряд ли меня можно назвать женщиной, которую мужчины считают неотразимой.
     Она заметила только быстрое движение, и без всякого предупреждения его губы сомкнулись на ее губах. На мгновение она оставила глаза открытыми и уловила взглядом густые черные ресницы, синеватую тень на выбритых щеках. Почувствовав, как его губы впиваются в ее рот, она закрыла глаза. Затем он отпустил ее. Он провел кончиком языка по ее губам, прежде чем отстраниться, чтобы посмотреть на нее. Взяв ее рукой за подбородок, он приложил большой палец к ее губам.
     - Я объясню тебе то, чего тебе, очевидно, никогда не говорили, - прошептал он. - Твое лицо - это совершенный овал. Твои глаза могут быть похожи на глаза испуганного жеребенка, а затем в одно мгновение превратиться в озера вулканического стекла. Я с огромным трудом удерживаюсь от того, чтобы не запустить руки в твои волосы, когда падающие на них солнечные лучи превращают их в шелковый костер. И я уже не могу припомнить, сколько раз мне приходилось удерживать себя оттого, чтобы затащить тебя в ближайшую спальню и попытаться... ну, возможно, мне лучше не развивать эту мысль, - он прикоснулся пальцем к кончику ее носа. - Ты ведь не понимаешь этого, правда? Она положила руки ему на грудь и, упершись ладонями, оттолкнулась от него.
     - Ты совсем не думал, что я такая замечательная, когда мы впервые были представлены.
     - Но ведь это случилось во время пожара, моя невинная. Даже я не могу ухаживать за дамой, когда на моих глазах сгорает дотла дом.
     - Нет, я имею в виду прошлый год. У Офелии был бал. и ты сказал, что повредил ногу и не можешь танцевать со мной, - она боялась поднять взгляд на Алексиса, но он молчал так долго, что ей пришлось сделать это. Он, нахмурив брови, озадаченно смотрел на нее.
     - Я была очень белая, и волосы у меня были зачесаны назад, - сказала она.
     - О, - он на несколько мгновений задумался, а затем изумленно уставился на нее. - Так это была ты под всей этой пудрой? Не надо, не говори мне. Это Офелия сказала тебе напудриться, я знаю. - Он вздохнул. - Я действительно сказал, что не могу танцевать. Я был груб.
     Кейт кивнула. Она не собиралась говорить ему о том, что видела, как он танцует с другой женщиной после того, как он отказался танцевать с ней. Она боялась доверить ему свою боль.
     - Я был разъярен и позволил своему гневу вырваться наружу, - сказал он. - К сожалению, ты оказалась на пути. Я хотел швырнуть Офелию в ближайший свинарник.
     Он отпустил Кейт, и она повернула голову, чтобы увидеть, как он встает со скамьи. Он опустился перед ней на одно колено и взял ее руку в свои.
     - Ты не позволишь мне извиниться за Фалька, но ты должна разрешить мне сделать это за себя.
     Кейт внимательно рассматривала пол.
     - Ты поступил нечестно, - сказала она, бросив на него взгляд.
     На его лице тут же расцвела восхищенная улыбка.
     - Ты-честная малышка. Можешь ли ты простить меня за то, что я был таким ослом?
     Кейт почувствовала, что ее лицо пышет жаром, и, не поднимая головы, быстро кивнула. Алексис снова рассмеялся и поцеловал ее в щеку. Он наклонил голову так, чтобы ему было видно ее глаза.
     - Это я должен смущаться, - сказал он. - Ведь ошибку допустил я.
     Как только она заставила себя посмотреть на него, она сразу же почувствовала себя лучше. Он выглядел гораздо менее угрожающим, когда он смеялся. Уголки губ Кейт приподнялись, и Алексис тут же перестал смеяться. Она увидела, как изменилось выражение его лица. Он, не мигая, смотрел на нее, а потом сглотнул и закрыл глаза. Когда он снова открыл их, на нее нахлынула зеленая волна жара, которая заставила ее вспомнить о пустыне, о расплавленном солнечными лучами воздухе, островках зеленых пальм и великолепном, опасном льве, готовящемся к прыжку. Кейт поняла, что стоит за этими образами. Он был возбужден.
     Почему он ничего не говорил? Он просто неподвижно сидел и обливал ее тело горящим маслом своего взгляда. Она хотела прикоснуться к его губам, как он прикоснулся к ее. Она боялась, что если он ничего не скажет, то она просто вцепится пальцами в его ногу. Она чувствовала, что должна это сделать. Ее пальцы шевельнулись, и она в тревоге вскочила на ноги.
     Быстро проскользнув мимо Алексиса и уклонившись от его объятий, она начала что-то быстро говорить:
     - Мне действительно нужно написать письмо. Если я не буду следить за своей корреспонденцией, мистеру Поггсу может прийти в голову самому
     Вести дела с моими советниками. А завтра я собираюсь съездить в Мэйтленд Хауз.
     Алексис поднялся и стоял к ней спиной, опустив голову. Затем он сделал глубокий вдох и повернулся к ней.
     - Это напомнило мне о том, - сказал он, - что мы еще не решили вопрос о твоем поведении. Каждый человек должен стремиться стать лучше, Кейт, и ты не исключение. Мне было бы очень приятно, если бы ты строила свое поведение по образцу поведения леди Ханны.
     Кейт покраснела.
     - Я никогда не утверждала, что у меня нет недостатков.
     - И тем не менее ты взрываешься при малейшем намеке на критику. Если когда-либо мужчины и находили тебя непривлекательной, то это из-за твоего поведения, а вовсе не из-за твоей внешности, которую вовсе нельзя назвать непривлекательной.
     - Если я тебе не нравлюсь...
     - Вот видишь. Это как раз то, о чем я говорю, - он принялся ходить перед ней взад-вперед. - Ты мне нравишься, но поведение английской леди отражается на мужчине, который за нее отвечает. В глазах всего общества я являюсь твоим женихом, и, таким образом, вскоре на мне будет лежать ответственность за тебя и твое имущество. Я должен буду руководить тобой и следить за тем, чтобы твое поведение не наносило урон чести моего имени. Я не хочу, чтобы ты оскорбляла лучшие чувства половины населения этого графства.
     Кейт не смогла ничего сказать, потому что это было для нее слишком большим ударом. В его рассказе она выглядела каким-то щенком, которого нужно приучать к жизни в доме. Боясь, что у нее вырвется одно из тех живописных ругательств, которым ее научила Пейшенс, она повернулась спиной к маркизу Ричфилду и гордо вышла из зала.
     В своем гневе Кейт почти не обращала внимания на то, куда она направляется. Когда же она сделала это, она обнаружила, что находится в том крыле, где были расположены комнаты ее и ее матери. Из гостиной Софии до нее донеслось пение матери. Кейт постучала и вошла.
     В ее теперешнем настроении комната раздражала ее даже больше, чем обычно. Мебель была обита тускло-коричневой тканью, от одного вида которой у нее тут же портилось настроение, а позолоченные ножки черных мраморных столов были выполнены в виде толстых баранов, стоящих на задних ногах. Старинные и дорогие вещи не становятся от этого менее безвкусными.
     София вышивала, сидя на небольшой кушетке у окна. Она поднялась и поцеловала Кейт в щеку.
     - Моя маленькая девочка. У меня до сих пор кружится голова при мысли о том, как моя маленькая девочка поймала маркиза.
     - Не надо считать короны на гербе, - сказала Кейт. - Я раздумываю, а не выбросить ли мне мою добычу обратно в вонючий пруд?
     Прежде чем ответить, София бросила на Кейт внимательный взгляд.
     - Ты расстроена. Что-нибудь случилось? Кейт упала на кушетку рядом с матерью и, наклонившись вперед, уперлась локтями в колени.
     - Он постоянно донимает меня, хуже, чем мухи корову. Извини, мама.
     - Я знаю, что любить очень тяжело, - ответила София, - но если тебя что-то беспокоит, моя дорогая, то тебе лучше поговорить об этом с Алексисом, а не убегать от него.
     Кейт повернула голову, чтобы посмотреть на мать. Когда о ее чувствах к Алексису говорил кто-то другой, это странным образом делало их более реальными. Мама думает, что она любит Алексиса.
     - А как ты узнала, что ты любишь папу?
     Софья, сделав последний стежок, завязала на нитке узелок и взяла свои ножницы. Она улыбнулась и ответила:
     - Я очень долго не знала этого. Твоей отец ужасно раздражал меня. Он беспрестанно дразнил меня. И мы ссорились, хотя я и пыталась не делать этого.
     - Вы ссорились с папой?
     - Только когда он вынуждал меня к этому. Никто из нас не хотел первым признаться в своих чувствах, и естественно, ему, как мужчине, пришлось взять инициативу в свои руки.
     - Я рада, что вы ссорились. Я хочу сказать, что, понимаешь...
     - Ты не чувствуешь себя такой одинокой? - спросила София.
     Кейт улыбнулась и откинулась на спинку кушетки.
     - Но я не уверена. Любви нельзя научиться по книгам, а учиться на собственном опыте очень больно.
     София положила свое вышивание на колени и кивнула:
     - Я помню это чувство.
     - Но как же ты все-таки узнала? - спросила Кейт.
     - Мне потребовалось достаточно много времени, чтобы принять решение, и я не думаю, что мне удалось выработать какой-то метод. Ты хочешь именно этого, Кейт, ты хочешь получить метод, подобный тому, каким пользовались вы с отцом, решая эти ужасные математические задачи. Его не существует.
     - О!
     - Но все же я задала себе один вопрос. Кейт вскинула голову и вопросительно посмотрела на нее.
     - Какой?
     - Я спросила себя: смогу ли я прожить всю свою оставшуюся жизнь без твоего папы? Что я буду делать, если он уедет назад в Америку и я больше никогда его не увижу? Эта мысль была для меня невыносима.
     Выпрямившись, Кейт позволила своему воображению увести ее в будущее. Она подумала о том, как она сама вернется домой, назад в Сан-Франциско, в их большой дом, к семейному бизнесу. Там не будет черноволосой химеры, чтобы попеременно то соблазнять, то критиковать ее. Ни словесных поединков, ни поцелуев, ни прикосновений, и никогда, никогда, никогда она не сможет притянуть его к себе и попытаться слиться с ним, как ей страстно этого хотелось.
     Никогда больше его не видеть.
     - Что мне делать?
     София похлопала ее по руке:
     - Из-за чего вы поссорились?
     - Он хочет, чтобы я очень была похожа на леди Ханну.
     - А-а.
     - Что это должно означать? - спросила Кейт, подбоченясь.
     - Ну же, Кейт, до сих пор упрямство и попрание обычаев мало помогли тебе.
     Снова наклонившись вперед, Кейт закрыла лицо руками застонала.
     - Я не хотела вмешиваться, - сказала София. - Но если ты будешь продолжать смущать такого гордого и хорошо воспитанного джентльмена, ты вполне можешь довести его до того, что он оставит тебя. Никакому мужчине не нужна жена, которой он стыдится.
     Кейт подняла голову и посмотрела на мать.
     - Правда? - Она сжала руки на коленях и принялась их разглядывать. Ты думаешь, что он стыдится меня?
     - Боюсь, что да, - сказала София. - Именно это я пытаюсь объяснить тебе вот уже много лет. Ты отвращаешь от себя мужчин. Кейт, предназначение женщины в том, чтобы склониться, уступить желаниям мужчины, создать дом, куда он мог бы удалиться от мира и чувствовать себя окруженным заботой. В ответ Алексис подарит тебе свою любовь и защитит тебя.
     Кейт прижала ладони друг к другу.
     - Я не понимала, что он стыдится меня. Я думала, что он просто противный.
     Возможно, она была не права. В конце концов, так много женщин верили в то, о чем сейчас говорила мама. Да и мужчин тоже. В сознании Кейт возникла ужасная мысль. Никто никогда не соглашался с ней, значит, может быть, она ошибалась, все были правы в своих рассуждениях о настоящей леди, а она была не права? И тут же эта мысль сменилась следующей, еще более ужасной. Права ли мама? Неужели она действительно отвращает от себя Алексиса? Испугавшись, она побоялась дальше думать об этом.
     В течение всей ее жизни было одно и то же. Она делает что-то вполне для нее естественное, вроде разговора о математике. София реагирует на это так, будто Кейт разделась донага в церкви. Когда Кейт замечает реакцию матери, она тут же начинает стыдиться себя самой и чувствовать себя никчемной и бесполезной. Кейт верила маминым словам о том, что на нее не посмотрит никто из мужчин, если она будет так себя вести, и так как она верила своей матери, то прятала свой страх за бравадой и враждебностью. О Господи. Она не могла вынести мысли о том, что Алексис может стыдиться ее.
     - Наверное, я должна вести себя немного иначе, - сказала она.
     - Это единственное, что тебе остается делать, моя дорогая. Ты же не хочешь, в конце концов, чтобы он снова вернулся к этой ужасной Бичуит?

***

     Через несколько дней после того, как он отругал Кейт за ее неподобающее поведение, Алексис стоял рядом с увитым плющом деревом неподалеку от руин Тайм Холла и сердито смотрел на Каролину Бичуит. Она отвлекла его в сторону во время верховой прогулки. Яго сопел у подножия дерева, а Тезей был привязан к молодому деревцу вместе с кобылой Каролины.
     Совершенно неожиданно выяснилось исключительная цепкость Каролины. С того момент, как она услыхала о Кейт, он вынес почти неделю истерических упреков, мольбы и рыданий. Сейчас она снова собиралась заплакать. Когда Каролина всхлипывала, ее лицо дергалось, как умирающее насекомое, а ее громкие завывания и стенания заставляли его вспомнить о башне, привидениях и потерянных душах. Алексис прикрыл уши руками, так как почувствовал, что настал момент для завываний.
     - А-а-а!
     Яго тут же поднял голову. Его уши встали торчком - настолько, насколько позволял их большой вес. Когда началось следующее стенан