словно губка, втягивают в себя всю зимнюю влагу.
     Что-то заставило Сэма поднять голову. В дверях, глядя на него, стояла Лидия. Взгляды их встретились и какое-то время оставались прикованными друг к другу. Казалось, Лидия хочет что-то сказать, но не решается. У нее был встревоженный, почти несчастный вид. Очевидно, каждая встреча с ним была для нее мучительной. Сэм чуть не бросился прочь, но виконт, продолжая говорить, дружески взял его за плечо. Странное дело: чем более натянутыми становились его отношения с дочерью, тем больше он сближался с ее отцом.
     То, что они с Лидией виделись так редко, не мешало Сэму ощущать протянувшуюся между ними ниточку странной связи. Он физически ощущал ее близкое присутствие. Это и радовало его, и мучило. Короткие встречи казались серебряными бусинками, нанизанными на нить времени. Он лелеял каждую, как драгоценность, он безмерно сожалел о том, что ему недоступна подлинная тонкость чувств, он боялся разорвать эту хрупкую связь. Очевидно, Лидия ничего подобного не чувствовала. Она лишь досадовала на то, что он медлит с отъездом. Жаль! Вдвоем они сумели бы сплести нечто более прочное, что выдержало бы и целую совместно прожитую жизнь. Такое под силу только двоим. А он... что он? Он слишком прост и прямолинеен и не способен постичь женскую сущность. Если он осмелится на признание, то подыщет ли нужные слова? Найдет ли силы обнажить перед Лидией душу?
     Никогда еще Сэм не чувствовал себя таким уязвимым. Говорить о любви легко и просто, если имеешь о ней хотя бы отдаленное представление. А вот когда она заполнит тебя целиком, когда заставит сердце бешено биться от каждого мимолетного взгляда, приходится собирать всю свою решимость для того, чтобы прошептать слово "люблю". Особенно если любимая сердится.
     Лидия сердилась, в этом не было сомнений. Она вернула шляпу и с тех пор сторонилась его. Было бы нелепо подступать к ней с объяснениями.
     С четверга до самого воскресенья Сэм больше ни раз не видел Лидию даже мельком и напрасно просиживал за "своим" письменным столом под предлогом обширной переписки. Хотя дни стояли один лучше другого, она ни разу не вышла на стрельбище Один Бог знал, чем она все это время занималась.
     В воскресенье в замок прибыл виолончелист. Он приходился виконтессе каким-то дальним родственником - кажется, это был сын двоюродного дяди ее троюродной сестры по материнской линии. Впрочем, вся английская аристократия состояла в родстве, как в Америке - жители крохотного провинциального городка.
     Как бы там ни было, виолончелист прибыл. Очевидно, предстоял музыкальный вечер. Виконт был безутешен. Взяв Сэма за пуговицу, он долго оплакивал потерянный день.
     Однако когда вечером Сэм поднялся в музыкальную комнату, вся мебель оказалась отодвинутой, чтобы расчистить территорию. Речь шла не о концерте, а о танцах. Он ошибся, притом не в первый раз, а все потому, что был возмутительно рассеян. Обсуждая с виконтом сентябрьскую встречу в Лондоне (где предстояло перенести на бумагу все то, что они обсуждали в ходе недели), Сэм позволил мыслям странствовать и вынужден был дважды переспросить дату.
     Все стулья в музыкальной комнате стояли вдоль стен, их сплошная линия тут и там нарушалась круглым столиком с лампой под шелковым абажуром. В углу застыли в ожидании пианино и виолончель. Сэм не слишком любил танцевать и хотел вернуться к себе, но заметил среди собравшихся новые лица. Здесь были по крайней мере четыре члена парламента с семьями - должно быть, решили нанести дежурный визит в лучшие охотничьи угодья к югу от Шотландии. Это было как нельзя кстати, и Сэм остался.
     К тому времени, когда появились музыканты, он уже вовлек одного из вновь прибывших в разговор, но чуть было не потерял дар речи, увидев, что 'а комнату входит Гвендолин Петере под руку с Боддингтоном. Эти двое уселись к одному из столиков, причем англичанин выглядел победителем. Сэм снова прикинул, не лучше ли улизнуть. И тут же забыл Обо всем, увидев Лидию.
     Музыка уже играла. Ему показалось, что Лидди лебедем вплывает в комнату. Иллюзия была тем сильнее, что в прическе у нее было черное перо. Бог знает, как ей удалось уложить волосы в тяжелый и гладкий узел на затылке. Лишь несколько коротких прядок выдавало их своенравие, завиваясь на висках в крутые локоны. Иссиня-черное платье с металлическим отливом низко открывало плечи, шею обвивало 'ожерелье из черного янтаря - гагата. В этом мрачном обрамлении кожа казалась белее мрамора. Ее грудь...
     До этой минуты Сэм был уверен, что хорошо помнит тело Лидии. Он снова ошибся. Не раз он мысленно рисовал себе округлости этих грудей, не раз заново поражался тому, какие они полные у такой хрупкой девушки. Сейчас они выглядели... пышными, они вздымались над кромкой корсажа.
     Сэм непроизвольно облизнул губы. Соски у нее были темные и маленькие, так что их едва удавалось ущипнуть. Если он будет думать на эту тему, дело плохо кончится. Нужно отвлечься. Вот, к примеру, не мешало бы начистить сапоги.
     Когда Сэм снова поднял взгляд, Лидия была уже близко. Она шла через весь зал к нему. Зачем? Да затем, чтобы снова указать ему на дверь, на сей раз при всем честном народе: "Убирайся и не забудь прихватить свою шляпу!". Торопливо оглядевшись, Сэм заметил поблизости молодую полноватую женщину с приятным лицом и с ходу пригласил ее на танец. Она несколько удивилась, но охотно приняла приглашение. Они вышли в круг, где уже танцевало несколько пар. Чуть погодя Сэм осмелился бросить взгляд на Лидди. Она стояла там, где недавно был он, и выглядела разочарованной.
     Музыка оборвалась как раз тогда, когда Сэм со своей дамой завершал круг в опасной близости от Лидди. Та воспользовалась этим, чтобы привлечь его внимание взмахом руки. Когда Сэм заколебался, она внятно произнесла:
     - Мне нужно сказать тебе нечто важное!
     "Ха-ха, - подумал он уныло. - Важное, скажите на милость!" Вместо ответа он снова пригласил первую попавшуюся даму. Это было, откровенное хамство, но прекратить это можно было только одним способом: подойти и
     Выслушать пожелание никогда его больше не видеть. Сэм не находил в себе сил на еще одну конфронтацию, он предпочел уклониться.
     Здравый смысл нашептывал, что всегда лучше знать наверняка, чем оставаться в неведении, и что он не может точно предугадать, о чем пойдет речь. Сэм отмахнулся от шепота. Он чувствовал, что ведет себя нелепо, но ничего не мог с собой поделать.
     Ну что ужасного может случиться? По крайней мере один мужчина в день получает от ворот поворот. Взять хотя бы Боддингтона. Совершенно ясно, что его тоже отвергли, но вот он сидит, вполне довольный, рядом с другой женщиной.
     Да и чего ему не радоваться? Гвендолин Петере куда аппетитнее Лидди с ее костлявыми руками и волосами самого расхожего каштанового цвета. Тогда почему же, стоит случайно наткнуться на Лидди взглядом, он не может оторвать от нее глаз? Он влюблен, вот почему! Влюблен в костлявые руки и каштановые волосы.
     Лидди не назовешь хорошенькой, даже с натяжкой. Для женщины у нее слишком внятная, четкая речь - никакого воркования, никакой напевности. Вместо того чтобы охотно соглашаться со всем, что скажет мужчина, она противоречит на каждом слове. Она слишком много о себе мнит. Она не добросердечна, как Гвен, она... мягкосердечна и сочувствует другим просто в силу своей натуры. Она способна понять любого без оглядки на его место в обществе. При всем своем изысканном вкусе она тянется к дешевым романам и нищим ковбоям. У нее хватило наивности увлечься одним таким и даже переспать с ним. Не слишком разумный поступок для мисс Английская Чопорность.
     Между тем Лидди устала следовать за Сэмом по всему залу и приняла чье-то приглашение на танец. Это не улучшило его настроения. К мешанине отрицательных эмоций добавилась ревность, а ревность всегда обостряла худшее в натуре Сэма, порождала неуправляемый гнев, заставляла быть грубым.
     К тому времени в зале собралось примерно человек тридцать. Боддингтон оставил свое место рядом с Гвен. Они с Кливом подходили то к одному гостю, то к другому, а за ними, как пенный след на воде, следовали смешки и перешептывания. Мало-помалу Сэм заметил, что люди переводят взгляд с него на Лидди, и понял, что их игра в кошки-мышки не прошла незамеченной. Как уже не раз случалось, Боддингтон и Клив ухватились за шанс позабавить толпу. "Взгляните, эти двое опять за свое! Они положительно не выносят друг друга!"
     Клив вышел в круг с какой-то молодой леди. Не заботясь о ритме вальса, откровенно пересмеиваясь, они стремительно двинулись между танцующими туда, где в этот момент находилась Лидия со своим партнером. Сэм со своей дамой тоже находился поблизости.
     Оказавшись за спиной у партнера Лидии, Клив постучал его по плечу, а когда тот обернулся, предложил обменяться дамами. Молодой человек не возражал. Когда те двое закружились в вальсе, Клив взял сестру за руку, но лишь для того, чтобы хлопнуть по плечу теперь уже Сэма. Тот непроизвольно остановился. Кто-то - кажется, Боддингтон - тотчас выхватил даму из его объятий и умчал в сторону. Клив предусмотрительно отступил. Они остались в центре круга: Сэм и Лидди - оба растерянные и смущенные.
     - Пары обмениваются партнерами! - громко объявил Клив.
     - Очень смешно! - отчеканила Лидия.
     Сэм только заскрипел зубами. Дурацкая выходка шутников поставила его в нелепое положение. Отказ от танца под любым предлогом был бы для Лидди оскорбителен.
     - Комедианты! - сказала Лидия Сэму.
     "Идиоты", - мысленно уточнил Сэм. Между ним и Лидди уже возникли такие сильные трения, что посторонней помощи не требовалось.
     - Ну? - мрачно спросила она. - Мы так и будем стоять тут на потеху толпе или все же потанцуем?
     Можно было взять ее под руку и отвести в сторонку, подальше от любопытных глаз. Но тогда разговор стал бы неизбежен-Сэм сделал шаг вперед и положил ладонь на. тонкую талию, на гладкий теплый шелк. Звучал один из лучших вальсов Шопена, любимый вальс его матери.
     Танцевать с Лидди означало для него держать в объятиях существо, в котором сосредоточилось все лучшее в женщине. Она была создана для того, чтобы плыть, скользить, клониться и кружить под самую прекрасную музыку.
     На протяжении полного круга ни один из них не произнес ни слова. Время от времени Лидия поднимала на Сэма взгляд, но сразу же отводила в сторону. Она казалась еще более взволнованной.
     - Я должна признаться... - неожиданно начала она. Сэм заглянул Лидии в лицо. Она тотчас же умолкла. Оба
     Они разом нахмурились. Губы у Лидии были так плотно сжаты, словно она решила не произносить больше ни слова.
     - В чем признаться? - поощрил Сэм.
     - Не здесь, - тихо произнесла Лидия. - Я бы предпочла остаться с тобой наедине.
     - Зачем? Чтобы пообещать мне то, чего я заведомо не получу?
     Это было плохое начало. Чего ради ему вздумалось нападать на Лидди? Ведь она еще ничего не сказала.
     - Ладно, - согласился Сэм.
     Она посмотрела на него в явном недоумении. Что "ладно"? "Ладно, давай говори" или "ладно, давай уйдем отсюда"?
     - Ладно, я думаю, что...
     В последнее время в ее присутствии он не мог связать двух слов. Сэм прекратил танцевать и за руку потянул Лидию к выходу из комнаты. Как раз в этот момент она сделала движение к балконной двери. Потом каждый, решив уступить другому, сделал шаг навстречу. Снова в разные стороны и снова навстречу. Казалось, они выполняют танцевальные па, не относящиеся к вальсу. Кругом раздались смешки, Боддингтон зааплодировал, колокольчиком зазвенел веселый смех Гвен. Что-то заставило Сэма найти глазами виконта. Тот сверлил его взглядом, словно приказывая: только не публичная сцена!
     Должно быть, то же самое подумала и Лидди, потому что встревоженно огляделась и скорчила чуть заметную гримаску. Внезапно лицо ее окаменело. Сэм решил, что она наткнулась взглядом на то, что было ей не по нраву.
     - Кто это так заливается? Уж не твоя ли Гвен?
     - Уже не моя.
     - Одна из самых богатых невест в Америке. Интересно, что ты не упомянул об этой существенной детали.
     "В самом деле, не упомянул", - подумал Сэм с запоздалым удивлением.
     - Я собирался на ней жениться не ради денег.
     - Ну, разумеется! - сказала Лидди, источая сарказм. - Денег у тебя хватает. Мисс Петере не из тех, кто выходит за нищего ковбоя.
     - По крайней мере она может выйти за богатого. Лидди передернулась, но продолжала:
     - Очевидно, о деньгах просто не вспоминают, когда их слишком много. Помнится, ты умолчал и о своих капиталах.
     - На пустошах деньги ни к чему. И потом, ты что-то путаешь. Я сказал, что не нуждаюсь в деньгах.
     - И добавил: "Конечно, я не так богат, как Рокфеллер". Такое мог бы сказать человек, которому неплохо удается сводить концы с концами, но не миллионер.
     - Я констатировал факт. Рокфеллер в самом деле гораздо богаче меня. Ну а теперь, когда все прояснилось? Мир?
     Лидди шмыгнула носом и промолчала.
     - Давай хотя бы потанцуем, люди смотрят. Они снова закружились в вальсе.
     - Я должна сказать тебе кое-что важное.
     - Что, черт возьми! - процедил Сэм. - Ну вот, началось! Лидди глянула на него с испугом. Музыка продолжалась,
     И они механически следовали за ее путеводной нитью в кругу танцующих пар.
     - Почему ты так груб. со мной?
     - Это и есть то, что ты хотела сказать? Что я с тобой груб?
     Они разом остановились, второй раз за один танец.
     - А почему ты так груба со мной? - спросил Сэм, тыча в Лидди пальцем.
     - Вовсе нет! - смутилась она. - То есть уже нет.
     - Ничего себе, мила! Отослала мне шляпу!
     На этот раз он явно поразил ее до глубины души. Лидди поморгала, сдвинула брови, повела плечами.
     - Я послала твой стетсон, потому что тебе его недоставало. Не пытайся все свалить с больной головы на здоровую. Ты злишься. Злишься с тех самых пор, как я обставила тебя на состязании!
     Сэм наклонился к самому ее уху.
     - Слушай и прими к сведению. Я! Обставил! Тебя! Ясно? Не ты меня, а я тебя.
     - Как скажешь, - примирительно произнесла Лидди. - Ты обставил меня. Надеюсь, теперь ты счастлив? - Прочтя по его лицу, что об этом не может быть и речи, она заметила:
     - Счастлив, как же! Ты даже не знаешь, что это такое.
     - Ну почему, такое случается и со мной. При чем тут странности моей натуры?
     - Еще как при чем! - возразила Лидди, сжимая кулаки. - Тебе легче умереть, чем признаться, что ты не прав!
     Черт возьми, о чем речь? Они словно говорили на разных языках.
     - Давай считать, что ты обставил меня. Я дала тебе фору, потому что думала - ты не попадешь и в белое! Но ты оказался хорошим стрелком... конечно, не таким хорошим, как я, но все же. Видишь, я это признаю.
     - Дело не в этом.
     - В чем же?
     Лидди утратила всякую видимость самообладания, и надо сказать, Сэму нравилось думать, что это из-за него. Лучше гнев, чем полное равнодушие. Будь они одни, он прямо сказал бы, в чем дело: в ее упорном нежелании признать поражение. Если бы Лидди защищала свой престиж лучника, он бы это понял и принял. Но она была против всякой капитуляции, даже извечной капитуляции человека перед чувствами. Она хотела победить свое тяготение к нему, свою потребность в нем.
     Они были не одни. Всякие разговоры вокруг прекратились, люди с интересом прислушивались к перепалке.
     - Если считать, что победил я, значит, мне причитается тот выигрыш, который и был обещан.
     - У тебя мания.
     - А ты просто лгунья.
     Лидия насмешливо улыбнулась. Вальс кончился, музыка стихла. В комнате воцарилась тишина.
     - Для женщины, которая ненавидит лицемерие, ты слишком часто к нему прибегаешь.
     - Как мило с твоей стороны, - внятно произнесла Лидия. - Мистер Коди - сама галантность, всегда говорит только приятные вещи.
     - Ничего, кругом полно джентльменов. Я охотно оставлю любезности для них. Я привык говорить людям правду в глаза, и правда такова: ты лицемерная, напыщенная, распутная, сварливая девчонка! Ты не только судишь, но и осуждаешь, и все знаешь заранее: каким должен быть дипломат, а каким ковбой с Дикого Запада. Ты настоящая английская...
     Он умолк и огляделся. Кое-кто в толпе выглядел сконфуженным, однако большинство зрителей тянуло шеи, стараясь не упустить ни слова. Уже и речи не шло о том, чтобы подогревать ссору. Так толпа зевак наблюдает за тем, как ревущее пламя поглощает здание, как у самого берега тонет разбившееся о рифы судно.
     То, что сказал Сэм, больно ранило Лидию. Лицемерная, напыщенная, распутная, сварливая... Кое-что из этого было правдой, но даже если так, как он мог публично бросить ей все это в лицо? Он задел ее честь, ее достоинство. Если оставить все, как есть, начнутся пересуды. Люди будут гадать, почему он выдвинул против нее такие обвинения.
     Лидия засмеялась, пытаясь обратить случившееся в шутку.
     - Допустим, так. Но ведь я все равно тебе нравлюсь?
     - Нет! - отрезал он.
     Сердце ее упало, горло сжалось.
     - Ты олицетворяешь все это широким жестом он обвел комнату, собравшихся, дом, Йоркшир и, быть может, целую Англию, как бы заключив Лидию в самый центр круга. Но почему? Что она такого сделала? Вела себя сварливо? Подумаешь! Клив никогда не возражал против ее наскоков, да и Боддингтон относился к ним более чем терпимо. А вот Сэм Коди вздумал обижаться. Осел! "Ну и пусть", - подумала Лидия. Какая разница, что он о ней думает! Какая разница, что говорит!
     Но в сердце оставалась мучительная боль. Сэм Коди не походил ни на Боддингтона, ни на ее брата. В ее жизни он занимал особое место и значил неизмеримо больше. Он был единственный мужчина в целом свете, чьи слова могли разбить ей сердце.
     Потому что она любила его.
     Эта мысль вспышкой озарила сознание и странным образом успокоила Лидию. Ей стало легче. Все сразу стало на своим места. Она любила Сэма Коди - неразделенной любовью. Для него она была средоточием всего ненавистного, фокусом его неприязни. Продолжение разговора не привело бы ни к чему доброму.
     Лидия собрала остатки достоинства, изящным жестом приподняла юбки, высоко вскинула голову и направилась к выходу.
     Она шла в тишине сквозь строй любопытных взглядов и шокированных лиц. Все молчали. Даже виконтесса, обычно скорая на язык, потеряла дар речи. Только виконт окликнул дочь по имени. Лидия даже не повернула головы. Боддингтон молча отступил с дороги, Мередит сделала движение остановить ее. Все эти люди считали ее незаслуженно оскорбленной. Однако правда не во всем была на ее стороне. У самой двери Лидию схватил за руку Клив.
     - Не волнуйся, - сказала она, отнимая руку. - Все в порядке.
     Но это были только слова. У подножия лестницы слезы градом покатились по ее щекам. Лидия подхватила юбки и бросилась бегом. Подбегая к своей комнате, она уже рыдала в голос.

Глава 22

     Вы полагаете, что есть разница между душой и телом? Значит, вам не дано ни того, ни другого.
     Оскар Уайльд. "Хамелеон"

     Спустя какое-то время Лидия вернулась к действительности. Она лежала в полузабытьи на полу в гардеробной. Платье совершенно сбилось - те пуговки на спине, до которых она не сумела дотянуться, так и остались застегнутыми. О том, чтобы обратиться за помощью к Роуз, страшно было и подумать. Никогда еще Лидия не чувствовала такого всеобъемлющего одиночества.
     Она повернулась на спину и лежала, вспоминая пустоши и свою наивную веру в то, что они с Сэмом отлично дополняют друг друга. Тогда ей казалось, что он понимает и принимает в ней все, в том числе потребность познать себя, выяснить, на что еще она способна помимо того немногого, что от нее ожидалось. Там, на пустошах, она была просто Лидди Браун, горничная - бойкая на язык, дерзкая и отважная, и Сэму это как будто нравилось. Он упорно не желал верить в то, что она дочь виконта - лицемерная, напыщенная, распутная и сварливая. Как же нужно презирать женщину, чтобы при всех так ее унизить?!
     Лидия сказала себе, что ей совершенно все равно, - и снова разрыд