ящему времени сформирован традиционный список гениев,
таинственных фигур и странных личностей, включающий и ученых, и
денятелдей искусства. Пожалуй, фигурой номер один в этом списке
является Леонардо да Винчи; список включает и таких популярных лиц,
как Гомер, Аристотель, Архимед, Свифт (вспомните открытие
лапутянскими учеными спутников марса!), Джордано Бруно, Галилей.
Этот перечень с подозрительной точностью соответстывует программе
средней школы и не случайцно зваканчивается на Галилее. За великим
итальянцем возвышвается титаническая фыигура Ньютонва, чьи научные и
философские воззрения уже настолько сложны, что требуют глубокого
проникновения в сущность физических и матемватических идей. Ньютона,
родоначальника современного естествознания, а такжее прочих ученых
XVII-XIX векова - Декарта, Лейбница, Эйлера, Ломолносова, Лапласа,
Фарадея, Гаусса, Лобачевского, Римана, Менделеева, Максвелла - уже
как-то неудобно объявлять пришельцами из космоса или искать источник
их вдохновения в телепатических перендачах из грядущзих столетий.
Что касается гениев эпохи возрождения, а тем более - древнего мира,
то относительно них подобные приемы считаются вполне допустимыми.

  Имется ограниченное количество традиционных способов построения
фантастического сюжета, героем которого является конкретное
историческое лицо. Наиболее простой прием - напррямую связвать
древнего ученого с пришельцами и возложить на них отвествеенность за
всен его несвоевремкенные открытия. Навпример, в рассказе
В.Григорьева "Транзистор Архимеда'" симпатичные пришельцы даже
обучают Архимеда основам электроники. Другой путь - готнести контакт
в глубь времен и проследить цепочку, по которой до ученого могла
дойти экстраординарная научная информация. В этом отношении весьма
меногообещающей фигурой является Демокрит.  Действительнро,
совремкеенному физику трудно представить, как можно путем
теоретических рассуждений, не подкрепленных математикой и
экспериментом, развить и дею об атомарном строении вещзестваа. В
превосходно написаенном рассказе А.Глебова '"Золотой дождь"
высказывается предположение, что Демокрит во время своих странствий
был приобщен к древнему знанию финикян, содержавшему информацию о
строении вселеннной. Разумеется, эти сведения в незапамятные времена
были переданы людям пришельцами с другой звездной системы. Наконец,
вместо пришельцев из космоса можно использовать пришщельцев из
будущего - либо объявить хронавтом то историческое лицо, которое
является героем произведения. Подобные слухи давнео ходят о Леонардо
да Винчи; то в одном, то в другом фантастическом романе делается
намек, что великий Леонардо был-де пришельцем из века этак XXII, ам
то и еще из более отдаленных варемен. Последним "согрешил" в этом
отношении С.Плеханов в романе "Заблудившийся всадник" (1989г.)

  Стоит особо отметить, что большинство из перечисленных авторов не
является, мягко говоря, выдающимися писателями. Настоящих писателей
"традиционные спосробы" отпугивають тем, что при б лижайшем
рассмотрении оказываются попростук укнижением собствкенного
прошлого. Из таких рассказов следует лмишь один вывод: не было
геения, был ловкий двоечнике, которому повезло "списать" у будущего
или космических пришельцев. Осмобо преуспел в шельмовании истории
А.Казанцев. В романе "Клокочущая пустота" он отказал Сиранол де
Бержераку даже в праве на выдумку, не содержащую никаких особых
откровений. Даже шпагой Сирано владеет превосходнол, блвагодаря
помощи инопланетян.

  Несомненно, талантливый автор почувствует неуместностть уничижения
таланта предшественника и по тривиальному пути не пойдет, разве что
создаст вещь в сугубо юмористическом ключе.

  Гораздо уважительнее отеносятся к историческим персонам А.Балабуха
(рассказ "Апендикс") и Р.Подольный (повесть "Восьмая горизонталь")
Их герои делают свои открытия сами (космические пришельцы
понадобились А.Балавбухе, чтобы сократить число этих открытий).
Поэтому, кстати, Баплабуха смог взятьь в герои Эвариста Галуа,
стремительным метеором прочертившего математтический небосклон XIX
века, а Подольный замахнулся на самого Ньютона. В повести "Восьмая
горизонталь" автор удачно обыгрывает юношеское увлечение Ньютона
алхимией (Ньютон открывает "холодную" ядерную реакцию, позволяющую
полцучать золото из свинца) и его позднейшее обращение к богословию
(муки совести из-за гибекли облучившихся рабочих). Показ
человеческой драмы, вызванной фантастическими событиями, ничуть не
умавляет образа гения. Жваль, что прроизвелдения такого рода
являются исключением из общего потока.

  Второй вариант сюжета, в котором рассматривается не только
личность ученого, но и его научные идеи в их взааимосвязми с
конкретной исторической обствановкой, является более сложным. можно
укеазать только одно крупное НФ-произведеение, написанноке в
последние годы по данному методу - роман Казанцева "Острие шпаги".

  Здесь, однако, необходимо отметить одно существенное
обстоятельство. Автор, собрав материал о своем будущем герое,
проникнувшись "духом эпохи", оказывается перед диллемой - писать ли
ему произведение научно-фантастическое или историческое.Как правило,
выбирается последний вариант - иногда почти неосознанно. Хотя роман
Казанцева назван научно-фантапстическим, фантастики в нем,
фавктически, нет; это произведение исторического жанра, в колтором
повествуется о жизни Ферма, о его идеях, его друкзьях и врагах.
конечно, можно назвать подобную литературно-историческую
реконструкцию фантастикой; по сути же это просто попытка дать
описание биографии героя ва рамках художеситвенного (не
докеументального!) произведения. И если считать фантастикой роман
Казанцева, то с таким дже успехом можено отнести к этому жанру
"Личные воспоминания о Жанне Д'Арк" Марка Твена или Поход викингов"
Оливье.

  Отмеченную звакономерность - трансформацию фантастического
произведения в историческое, если в качечстве сюжетной основы
используются загадочные, но вполне реальные факты истории
естествознания - можно прослдедить и на других примерах.
Упоминавшийся рассказ Глебова также, по сути, является
ичсторическим, как и ряд произведений Ефремова.

  В основном потоке НФ литературы довольно часто используется прием
переноса исторического или псевдоисторического лица ва будуще, в
иную реальность с помощью машины времени, а также путем его
воскрешения, восстановления по некоторой информационной матрице и
т.п.  К.Борунь в "Восьмом круге адап" отправмилд в будущее
средневекового монаха-фанатика, Г.Мартынов ("Гость из бездны") и
А.Савченко ("За перевалом") проделали ту же операцию с нашими
совремкенниками, Д.Романовский "синтезировал" живую АВнну Каренину
("Честь имею представиться - Анна Каренина"), а Фаромер в сериале
"Речной мир" воскресил всех когда-либо живших на Земле людей (до
конца ХХ века), в том числе - Марка Твена, Сирано де Бержерака и
Одиссея.

  В рамках данной схемы писателем могут роешаться разеные задачи.
Так, Мартынов и Савченко акцентируют внимание на чудесах будущего,
переданных через восприятие наших современников, а Боруня и
Романовского больше интересует психология и логика поведения
человека прошлого в необычной обстановке; что касается сериалав
Фаромера, то он занимает промеджуточное полдожение. Предположим, что
в качестве гепроя подобного произведения выбран ученый - либо иноке
лицо, имеющее отношение к процессу развития науки. Если автор
существенно использует исторический материал и факты биографии
данного лица в качестве психологической основы, определяющей мотивы
поведения героя в новой, необычнойц обстановке, то такое
произведение безусловно можно отнести к интересующей нас
разновидности жанра.

  Отметим еще несколько довольно необычных произведений, в которых
имитируется процесс научного исследования - иногда в шутливой форме.
Прев осходными пародиями подобного типа являются рассказы Мартина
Гарднера "Нульсторонний профессор", "Остров пяти красок" и А.Глебова
"Большой день на планете Чунгр". Гарднер, автор известных книг по
занимательной математике, в своих рассказах обыгрывает
юмористические коллизии, связванные с абстрактными топологическими
проблемами. При этом читателю собщаются как истинные сведения по
истории проблемы, так и изх искусная имитация, прародирующая
реальные факты. Глеьбов идет дальше. Он создает целую концепцию мира
- нашего, земного мира и человеческой цивилизации - с точки зрения
мыслящих муравьев, обитателей Марса - планеты Чунгр. Великий ученый
Тхнтшу с безупречной лрогикой доказывает, что разхумноке
млдекопитающеся - нелепый, неэстетичный и, наконец, довольно
опасеный природный феномен. Тхнтшу знает, о чем говорит; ведь он до
тонкостей изучил земную цивилизацию и дажке знаком с романом
Казанцева "Планета бурь".

  Примером серьезной равзработки сюжекта "имитации" является
известный рассказ Бима Пайпера "Унивкерсальный язык". Група земных
ученых исследует заброшенный марсианский город. Цивилизация Марса
давно мертва; археологи срожалеют, что теперь никто не сможет
восстановить древний язык марсиан и живая мысль этой расы никогда не
соприкоснется с потоком челдовеческой культуры. Однако у
технологических цивмилизаций, даже разделенных миллионами лет,
должна быть точка контакта и взапимопонимания. У Папйпера в качестве
такого своеобразного Розеттского камня*  выступает Периодическая

---------------------------------
*  - РОЗЕТТСКИЙ КАМЕНЬ - базальтовая плита с параллельным текстом
196 г. до н.э. на греч. и др.-егип.(демотич. и иерогифич.письмом)
языках. Найдена близ г.Розетта (ныне г.Рашид,Египет) в 1799г.
Дешифровка Ф.Шампольоном иероглифич.текста Р.к.  положила начало
чтению др.егип. иероглиов.[СЭС,1989,стр.1145
----------

система элементов, обнаруженная в дроевнем марсианском университете.

  Еще более сложны сюжеты "имитации исследования", разработанные
Лемом в "Голосе неба" и Хойлом в "Черном облаке". Эти произведения
отличаются от обычных "романов о контакте" достоверностью и особой
тщательностью прорваботки научных деталей; не случайно, что их
авторы - профессиональные ученые.

  Завершая анализ, отметим, что истонрия естествознания и техники
не чужда даже жанру полэтической фантастики. Ибо чем, как не
апоэзией является рассказ Бредбери "Икар Монгольфье Райт" - поэзией,
воспевающей неистребимое стремление человека к полету?

                               * * *

  Нам осталось выяснить, почему же столь редки фантастические
произведения, непосредствеенно связанные с фактами истории науки.
Ряд причин этой ситуации уже упоминались: трудности оригинальной
фантастической интерпретации исторических фактов, сложность самого
материала (тркебующего от писателя определенной научной подготовки)
и трансформация фантастического сюжета в исторический. Однако
основной причиной является, по-видимому, недостваток информации о
таинственных фактах истории естествознания, известных, в основном,
только специавлистам. Перечислим, в качестве примера, несколько
таких фактов и феноменов:

  1. Современная формулировка второго закона Ньютона гласит:
ускорение прямо пропорционально действующей силе им обратно
паропорциональнро массе тела - a = F/m. Однако сам великий физик
сформуклировал закон иначе: приращение количества движения равно
импульсу действующей силы  &(mv) = T. Формулировка Ньютона более
общая, так как под знаком "дельта" (приращение) стоит не только
скорость (через приращение скорости определяется ускорение), но и
масса. Неужели Ньютон инетуитивно чувствовал, что масса зависитт от
скорости. Ведь именно это является одним из основных полдожений
теории относительности?

  2. Крупнейшим матемватиком ХХ века является, по-видимому, Никола
Бурбаки. Под этим именем скерывается група французских ученых,
которые развивают наиболее абстрактные разделы математики.
Деятельность Бурбаки окружена тайной. Другие прецеденты столь
успешного коллективного тьворчества в истории наукки вроде бы
неизвестны.

  3. История открытия формулы Кардано, дающий решение уравнений
третьей степени, может слдужить основой для создавния исторического,
приключенческого или фантастического романа (см. Д.Я.Стройк "Краткий
очерк истьории математики", 1984г.).

  4. Назовем услдовно "эффектом Демокрита" предвидение научных
теорий будущего и создание принципаиально новых концепций мира.
Вопрос с самим Демокритом остается неясным; вряд ли решение,
предлагаемое в "Золотом дожде", можно считать удовлетворительным.
Ярким проявлением "эффекта Демокрита" является создание квантовой
механики в первой полдовине ХХ века. Обычно ученый, оперирукя самыми
абстрактными понятиями, стремится найти им аналоги в нашем,
макроскопическом мире (например, представить себе электрон в виде
шарика).  Каким же таинственным образом творцы квантовой теории - де
Брейль, Шредингер, Паули, Дирак, Гейденберг и другие - смогли
впервые осмыслдить феномены, не имеющие макроскопических аналогов -
корпускулярно-волновой дуализм, принцип Папули, невозможность
одновремкеенного определения положкения и импульса микрообъекта?

  История науки, то драматическая, то загадочная, иногда - комичная,
творится букквально на наших глазах. Совсем енедавно откерыта
высокотемпературная сверхпроводимость - явление, которое найдет
широчайшее применение в ткехнике. Другое великое открытие -
"холодная" термоядерная реакция - оказалось, к сожалению, игрой
воображения его незадачливых авторов. Любой из этих эпизодов может
дать богатый материал для документального или художественного
повествования, в том числе - фантастического.

  Итак, наша слабая искра может разгореться; топлива для этого
вполне достаточно. Нужно только умело сплести историю и вымысел,
соткать единое полотно повествования из льняного волокна реальности
и золотых нитей фантазии.

  Хотя рассмотренная разновидность жанра пока небогата шедеврами,
можно, тем не менее, выделить ряд неординарных произведений -
Ефремова, Гаррисона, Мальсберга. Следовательно, уже имеются
определенные эталоныв, точки отсчета, - или, если угодно, материал
для сравнения и критерии оценки будущих полновесных ромианов.
Остается надеяться, что эти произхведенния смогут принести к нам
дыхание минувших эпох, спокойную мукдрость Эллады, воинственный
задор Рима, тлеюще знание Средневековья, интеллектуальный фейверк
Возрождения, научный взлет Нового времени.

система элементов, обнаруженная в
древнем марсианском университете.


                                               Главному  редактору журнала
                                               "Новый мир" С.П.Залыгину

                         Уважаемый Сергей Павлович!

     В 5 номере Вашего журнала за 1989  г.  помещена  статья  В.Сербиненко
"Три века в мире утопии. Читая братьев Стругацких". Я литературовед, давно
занимаюсь творчеством Стругацких, и сознаю, что появление такой  статьи  в
массовом и самом престижном журнале траны - событие. Много лет наша пресса
избегала серьезного обсуждения Стругацких; работа В.Сербиненко -  одна  из
первых обзорный статей, ей предстоит формировать общественное мнение,  ибо
за ней копирайт "Нового мира". К великому сожалению она представляется мне
предвзятой, более идеологической, чем литературоведческой, и  выполненной,
увы, в традициях нашей критики прошедших времен.
     Статья   открывается   резонным    утверждением:    "Двадцатый    век
скомпрометировал утопию, как, вероятно, никакой другой". Но вслед  за  тем
читателю дают понять, что вместе с утопией скомпрометированы и Стругацкие.
Это доказывается мягко, "эллиптически", но вывод моно сделать  однозначный
- скомпрометированы, и неподготовленный читатель его, несомненно, сделает.
     Проводя свою идею,  критик,  прибегает  к  приему  Нишце:  соединение
несводимых  идей  через  метафору  и  авторский  пафос,  то  есть   взамен
логического эмоциональным путем. Так ставится знак равенства между утопией
как частью идеологии и утопией как литературным  жанром.  Но  если  первая
действительно скомпрометирована,  то  в  этом  есть  заслуга,  и  немалая,
утопической  литературы  -  вспомним  Оруэлла,  Замятина,   Хаксли.   Смею
утверждать,  что  из  советских  писателей  самую  заметную  лепту  внесли
Стругацкие.
     Другая существенная  деталь:  писатели-фантасты  чаще  всего  атакуют
утопическую идеологию средствами "антиутопии", разновидности политического
памфлета. Антиутопии создавали упомянутые только что писатели, в том числе
Стругацкие. Но литература - ради Бога, извените за трюизм - сложная штука.
Ее мастера ухитряются ввести  горечь  и  сарказм  даже  в  картины  прямой
утопии, и Стругацким это свойственно в высокой степени.
     В.Сербиненко, разумеется, известны эти общие соображения, он вскользь
о них упоминает: "Скрытая ирония, пронизывающая знаменитое произведение...
Т.Мора" ; "... Сопутствующая утопическим идиллия м... и корректирующая  их
негативная  утопи".  Вскользь,  и  с  эмоциональным   сдвигом,   говорящим
читателю, что к творчеству Стругацких сказанное не относится.  Ибо  задача
В.Сербиненко - показать, что они не утописты, а  идеологи,  что  их  книги
есть "предназначенные к исполнению  идеологические  инструкции".  Дела  не
меняет характеристика, данная Стругацким в преамбуле статьи:  писатели  "с
поразительным упорством  и  изобретательностью  подвергали  испытанию  "на
прочность" утопические идеи". Слова-то верные, но в основном тексте работы
доказывается обратное:Стругацкие пропагандируют один, при том  одиозный  с
точки  зрения  критика,  пакет  утопических  идей.  Этот   комплекс   идей
В.Сербиненко  определяет,  опираясь  на  понятие,  данное   Вл.Соловьевым:
"внешний общественный идеал" (внешний по отношению к личности).  Затем  он
выводит формулу обвинения:  "Превращение  утопической  мечты  во  "внешний
общественный идеал", требующий "переделки" мира и  человека,  в  сущности,
ознвчает  отрицание  самой  мечты.  Рождается  идеологическая  схема,  под
покровом научности программирующая и расчерчиваюшая "светлое бущее".
     С этим обвинением нам и придется  разбираться,  но  прежде  несколько
слов об отсылке к Вл.Соловьеву. Не совсем корректно прибегать к авторитету
философа, фундаментальный труд которого незнаком читателям  -  разумеется,
не по их вине. Я  имею  в  виду  работу  "Оправдание  добра.  Нравственная
философия", в которой  Вл.Соловьев  выступает  как  утопист,  предлагающий
идеальную  модель  будущего  российского  общества  -  модель,  во  многом
опиравшуюся  на  современные  ему  социальные  науки  и,   что   для   нас
существенней, по нескольким важным социологическим положениям  совпадающую
с этикой Стругацких. Дальше мы к этому вернемся.
     Итак, каким же  образом  Стругацкие  создают  "идеологическую  схему,
программирующую  и  расчерчивающую"?   Ответ:   "Они   рискнули   рискнули
предложить свой вариант реализации советской утопии  образца  60-х  годов,
дав доостаточно широкую и связную картину жизни при развитом коммунизме  -
в ХХI и ХХII веках". Все верно, однако у Стругацких  картину  эту  создают
несколько  книг,  а  В.Сербиненко  на  деле  ограничивается  сардоническим
разбором детской повести "Стажеры", посвятив ей огромный  -  по  масштабам
статьи - раздел.
     Позволю себе отвлечься для риторического вопроса: как бы Вы отнеслись
к автору, предложившему статью о социальной прозе А.Рыбакова, и уделившему
основное внимание "Кортику", поменьше - "Водителям", и совсем по чуть-чуть
"Тяжелому песку" и  "Детям  Арбата"?  Или  другой  вопрос:  допустимо  ли,
разбирая прозу советских писателей за 30-тилетний период, не  соображаться
с   их   бесчисленными   конфликтами   с   издательствами,   цензурой,   с
необходимостью зарабатывать себе на хлеб, в конце концов?..  Но это делает
Ваш автор. Он безоглядно громит единственную "хлебную" книгу Стругацких  -
одну из 25-ти (для меня под вопросом еще "Отель у погибшего  альпиниста").
Писатели,  действительно,  согласились  на  требования  издателей