к работе.  Где-то ближе к концу
возникает  ощущение смазанности,  торопливости.  Слишком уж быстро
наступила развязка. Между падением Конфедерации и расправой с При-
шельцами  времени проходит всего-ничего.  Да Бог с ним,  временем,
пускай проходит, хуже другое. По-моему, тот факт, что Конфедерация
не удалась, ребята не слишком стремились обдумать. Идея расправы с
Пришельцами с помощью найденной взрывчатки возникла как-то слишком
уж спонтанно.  Не спорю, в жизни сплошь и рядом возникают подобные
случайности,  но  у  художественного текста свои законы.  В общем,
здесь имеет место какой-то ритмический сбой.
     Что же касается самих Пришельцев,  то они меня сильно разоча-
ровали. На  всем  протяжении повести поддерживалось ощущение некой
тайны, загадочности (если не сказать мистичности) режиссеров Игры.
А они оказались жалкими какими-то.  Примитивными как общепитовская
курица. Странно даже,  как эти холодные рационалисты сумели приду-
мать столь  дьявольски  жестокую  систему?  Кстати сказать,  самым
страшным для меня были не схватки на мечах и прочие кровавые  ужа-
сы, а  вот эта сцена,  когда восьмилетняя девочка Оля со спокойной
грустью говорит,  что Пришельцы подловили ее перед самым Новым Го-
дом, и она так и не узнала,  какие же подарки приготовили ей роди-
тели. Вроде бы пустячок,  бытовой момент,  а горло  перехватывает.
Ощущается в этом какая-то уже запредельная пакость.  И так хочется
до них добраться,  и уж тогда...  Ну,  добрались, и что же? Рацио-
нальные куры с "изменяющимся поведением"?  Скучно.  И трудно пове-
рить звучащим их их уст (клювов?) словам,  что  убивать  может  не
только меч,  но и слово. Нет, сей факт - вне опыта Пришельцев, это
мы,  сгустки добра и зла,  можем убивать словом,  можем по крайней
мере произносить подобные фразы. А рациональным курам такое недос-
тупно. И потому веет от всего этого диалога натянутостью.

                                7.

     О "Рыцарях Сорока Островов" можно говорить много.  А вот чего
нельзя - так это сводить прозу Лукьяненко к одной лишь книге.  Ко-
нечно,  я читал далеко не все.  Но уже первое,  что мне попалось -
небольшая повесть "Пристань желтых  кораблей"  (Свердловск,  1990)
убедила меня, что Лукьяненко действительно работает в крапивинской
традиции. Упомянутая повесть написана неровно, это еще не та "рука
мастера",  что появится в дальнейшем, но уже там чувствуется опре-
деленная тенденция.  Не в том дело, что один из главных героев по-
вести  -  двенадцатилетний мальчишка Тони (тем более,  сколько ему
лет,  понять непросто,  вся повесть построена на обыгрывании пара-
доксов, связанных с разрывами и скачками времени). Но определенные
детали,  психологические мотивировки, речь героев и т.д. - словом,
все то,  что  при  первом прочтении воспринимаешь слитно - все это
вполне укладывается в крапивинскую традицию. Какие-то моменты выз-
вали  воспоминания о "Голубятне" или "Ночи большого прилива" (нап-
ример,  сцена в Городе,  когда Тони наказан школьными учителями за
отказ  носить  ненавистную ему эмблему).  Люди из Патрулей Времени
чем-то напоминают ї1тех, которые велятї0. Однако и в этой относительно
ранней  повести нет той усердной подражательности,  которая иногда
раздражает в иных авторах.
     Есть цикл рассказов (в том же сборнике,  что и "Рыцари Сорока
Островов" - "Лорд с планеты Земля",  Алма-Ата,  1994), которые, на
мой  взгляд,  в литературном смысле удались Лукьяненко лучше,  чем
повести.  Два рассказа - "Мой папа - антибиотик" и "Дорога на Вел-
лесберг", совершенно сознательно продолжают крапивинскую тему. Об-
щество будущего,  отчуждение детей и взрослых, утеря смысла жизни,
стихийный  подростковый бунт против аккуратно отполированной дейс-
твительности - насколько все это похоже (не в смысле  подражатель-
ности) на крапивинские "Кораблики"! В рассказе "Мой папа - антиби-
отик"  взрослые, натренированные десантники  не  брезгают  убивать
мальчишек,  подавляя восстание на планете-колонии. Пускай восстали
экстремисты, пускай обманом привлекли на свою сторону пацанов - но
общество, позволяющее себе убивать детей, подписывает себе тем са-
мым смертный приговор. И неслучайно Игорь, сын одного из таких ли-
хих  десантников-"антибиотиков",  уходит от своего отца.  Уходит в
бродяжничество,  потому что в том благоустроенном мире больше уйти
ему некуда.  Что касается самого благоустроенного мира,  то чем-то
он близок крапивинской Западной Федерации. Бессмысленностью своего
существования, может быть?
     Видимо, оба писателя боятся одного и того же.
     Звучат крапивинские  мотивы и в трилогии "Лорд с планеты Зем-
ля". Две ее части уже изданы, третья выйдет в ближайшее время. Ко-
нечно, первая часть, "Принцесса стоит смерти" написана в традициях
героической фэнтази, и лишь условно ее можно рассматривать в "кра-
пивинской системе координат". Зато вторая книга, "Планета, которой
нет", соответствует ей гораздо больше. Дружба между взрослым и ре-
бенком -  это же "столбовое направление" Традиции!  Главный герой,
Сергей, постоянно оказывается лицом к лицу с выбором. Можно, стре-
мясь  к  высоким целям,  воспринимать мальчика Даньку как досадную
помеху, как нечто опасное,  держать ухо востро.  На то  есть  куча
убедительных аргументов. А можно, плюнув на рационализм, доверить-
ся этому пацану,  принять его в свое сердце.  Что характерно,  для
Сергея  высшей  ценностью  становится  не только Данькина безопас-
ность, но и сам факт их дружбы. Оттого и так горько ему, когда уже
возвращенный на Землю Данька теряет память о нем.  И лишь Данькина
картина, этот огонек надежды, освещает Сергею душу и, в самом кон-
це, помогает принять верное решение.
     В заключение коснусь пикантной темы - пародии на В.П.Крапиви-
на, что имеет место быть в 3-й части трилогии "Сегодня, мама" (на-
писана в соавторстве с Юлием Буркиным,  готовится  к  изданию,  но
многим уже известна). Насколько я могу судить, читательские мнения
разделились.  Одни резко обиделись за "Голубятню" и чуть ли не го-
товы  забросать Лукьяненко теннисными мячиками (особыми!).  Другие
пришли в восторг - действительно,  смешно ведь написано. Что же до
меня, то воспринял я это дело довольно спокойно. На мой взгляд, от
пародии сама трилогия ничего не потеряла.  Но и  не  приобрела.  В
принципе,  "Голубятня"  не дает таких уж явных поводов к сарказму.
Там нет революции,  которая могла бы перерасти в  тиранию.  Победа
над манекенами ничего не изменила в политическом устройстве Плане-
ты.  Да герои и целей таких не ставили. Гораздо интереснее появле-
ние на страницах трилогии самого Крапивина (в лице Игоря Петровича
Решилова). Тут, конечно, есть о чем поговорить. Действительно, не-
кая проблема существует.
     И проблема эта - эйфорическое  восприятие  крапивинских  книг
некоторыми читателями.  Слишком восторженное к ним отношении (осо-
бенно при нехватке жизненного опыта и некоторого, что ли, здравого
смысла) способно далеко завести. Примеры тому есть.
     Конечно, тут дело не столько в авторе,  сколько в читателе. В
читателе, который способен перепутать воздушный замок с настоящим.
Стас,  начитавшийся Решилова и убежденный в том,  что  дети  лучше
взрослых смогут управлять планетой - это, конечно, гротеск. Но и в
реальной жизни имеются люди,  воспринимающие книги Крапивина  как,
скажем, учебник  по  педагогике или конституцию,  а то и уголовный
кодекс.  И причиной тому не особенности  книг  данного  автора,  а
стремление  жить в мираже.  Потому что в мираже жить проще и весе-
лее... Сама по себе эта проблема вполне достойна писательского пе-
ра. Насколько  удалось  указать на нее Лукьяненко с Буркиным - су-
дить трудно. Во всяком случае, они старались быть тактичными.

                                8.

     В конце статьи положено делать вывод. Подводить итоги, подби-
вать бабки и резюмировать.  Но, по-моему, все, что я мог сказать -
уже сказал.  Я рад,  что есть такой писатель - Сергей  Лукьяненко,
что  книги его небесспорны (а где они,  бесспорные?).  Не стараясь
никому подражать,  он тем не менее пишет в русле определенной тра-
диции - той самой,  благодаря которой возникли и клуб "Лоцман",  и
альманах "Та сторона", да и эти отрывочные заметки. Появляются но-
вые имена, новые книги. И значит, у традиции нашей есть будущее.


                                                апрель-май 1995 г.


                                           Виталий Каплан (Москва)

       ї2РЕЛИГИОЗНЫЕ МОТИВЫ В ТВОРЧЕСТВЕ ВЛАДИСЛАВА КРАПИВИНА


                     ї_1. Зачем я об этом пишу

     Я прекрасно понимаю,  что со мной не согласятся,  но это меня
вполне устраивает. Несогласие означает активную работу ума и серд-
ца,  что уже само по себе неплохо.  А вот чего я всегда боюсь, так
это молчаливо-равнодушного одобрения.
     С самого  начала  хочу  заметить,  что излагаю тут ї2своюї0 точку
зрения,  мнение верующего православного человека.  Боже упаси  ко-
го-либо  думать,  что  я навязываю те или иные мысли и не допускаю
права на иной подход!  Однако поймите и меня. То, о ч„м я буду го-
ворить - мо„ глубочайшее убеждение.  Это вовсе не интеллектуальная
игра, не интересное допущение, не мысленный эксперимент.
     Наверное, многое  из того,  о ч„м я скажу,  кому-то покажется
спорным, неортодоксальным. И они будут в известной мере правы. Мой
личный духовный опыт,  к сожалению,  весьма скуден, так что вещать
от имени Православной Церкви с моей стороны было бы нахальством. И
в то же время я надеюсь,  что заинтересованные читатели смогут ра-
зобраться,  где я напутал,  где сбился и впал в соблазн. Я заранее
благодарен за самую суровую критику.
     Итак, Крапивин и религия. Подобная тема лет десять-пятнадцать
назад  показалась  бы  немыслимой,  невозможной.  Понятно почему -
детский писатель, пионерская тематика, чуть ли не романтика врем„н
военного коммунизма.  Чего ещ„ от него можно ожидать?  Таково было
устоявшееся мнение.
     Но что же изменилось (не только в стране,  но и в умах),  что
подобные слова сейчас не кажутся абсурдом?  Рухнул каз„нный  марк-
сизм-ленинизм-атеизм? Но ведь и до этого официального краха далеко
не все были атеистами (в прямом смысле этого слова).  Занимаясь по
вечерам  в УМЛ (университете марксизма-ленинизма;  даю расшифровку
для юного поколения), куда их загоняли кнутом и пряником, люди за-
бавлялись анекдотами про диалектику.  До хрипоты спорили об НЛО, о
снежном человеке и Шамбале.  И лишь для начальства делали вид, что
мозговые их извилины параллельны основополагающему курсу.  Кстати,
как ни парадоксально это звучит,  в те годы отношение к религии  в
кругах интеллигенции  было  куда лучшим,  чем ныне.  В то же время
поклонники творчества В.П.ї5*ї0 (насколько я представляю) и не  думали
рассматривать его книги с подобных позиций.
     Мне кажется, особой загадки тут нет. И вот почему:
     1) Для  того,  чтобы  углядеть религиозные мотивы в чь„м-либо
творчестве, надо вс„-таки в религии разбираться.  А в  отличие  от
науки,  чтобы разбираться в религии,  необходимо иметь некий внут-
ренний, духовный опыт,  практику веры. Внешнее, теоретическое зна-
ние,  конечно, нужно, но явно недостаточно. И поэтому человек, да-
л„кий от веры,  независимо от своего культурного уровня, не увидит
столь очевидных для иной неграмотной бабушки вещей.  Тут как в се-
мейной жизни - пока на своей шкуре не испытаешь,  хоть тонны лите-
ратуры прочти,  ничего не пойм„шь.  Вот и получилось так, что пока
на страницах произведений В.К.ї5*ї0  не  возникли  священники,  храмы,
иконы - до тех пор практически никто ничего такого не замечал.  На
деле же религиозная тема в скрытой форме (как  это  чаще  всего  в
жизни и бывает) жила в книгах В.П. почти всегда.
     2) Мне кажется,  если художник и в самом деле талантлив,  его
творчество всегда будет глубже,  серь„знее и таинственней, чем его
же  сознательное  мировоззрение.  Основной инструмент художника (в
какой бы области он ни творил) - это его душа,  его  сердце.  Если

њњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњ
     ї5*ї0 Здесь и далее для краткости В.П.  или В.К. - Владислав Пет-
рович Крапивин.
есть что-то главное в душе,  найдутся и слова,  и звуки, и краски.
Зачастую бывает так,  что на интеллектуальном уровне человек убеж-
д„н  в одном,  а в его творчестве возникает нечто совершенно иное.
Настоящий художник всегда больше себя самого.  Вот и с Крапивиным,
на мой взгляд, такая же история. Каковы бы ни были на тот или иной
период его сознательные убеждения (в  том  числе  религиозно-фило-
софские),  они  не  слишком мешали ему выплеснуть на страницы книг
то, что рождалось в глубине души (человек, более приверженный тра-
диционным оборотам, выразился бы "в неизреченной глубине сердца").
     Однако это означает, что пока писатель не заявляет себя веру-
ющим, читатели чаще всего о религиозных мотивах в его творчестве и
не задумываются. В.П. верующим себя до последнего времени не заяв-
лял, да и сейчас очень осторожно на эти темы высказывается. За что
я ему весьма благодарен, а почему - скажу в конце этой статьи.
     3) И наконец,  самое главное.  Многие люди, даже поверхностно
знакомые с религией, даже интересующиеся, не могут перешагнуть не-
кую  трудно  уловимую грань.  Они не могут отнестись "ї1ко всем этим
ї1религиозным загибамї0" всерь„з.  И не только из-за недостатка  веры,
но  прежде всего из-за особого подсознательного страха,  в котором
чаще всего  не  отдают себе отчета.  Принять религию всерь„з - это
значит по-иному отнестись к самому себе.  Пересмотреть свою жизнь,
что-то существенное в ней изменить.  Ведь если поверить Истине, то
неизбежно задашь себе вопрос:  что такое я перед Е„ лицом? Совмес-
тим ли я с Ней?  Как мне теперь дальше-то жить? Прид„тся выбирать,
а выбирать - это всегда резать по-живому. Малоприятное занятие. Но
лишь в этом случае человек действительно начинает что-то  в  делах
веры понимать.
     И поэтому многие поклонники В.П.  просто не в  состоянии  по-
нять,  ї2почемуї0 эти книги имеют религиозную подоплеку. В самом деле,
разговоры о Шамбале,  об НЛО и телекинезе ни к чему не  обязывают.
Этого не боятся. А религии боятся. Она мешает жить спокойно.ї51ї0

                   ї_2. Что же тут религиозного?ї.

     Начну с  некоторых  общих  соображений.  Вот рассматриваем мы
творчество писателя,  ищем те или иные мотивы, идеи, настроения. А
ї2в  ч„мї0 мы их ищем?  Перед нами - целый мир,  со своей космологией,
географией,  переплетающимися судьбами героев.  С другой  стороны,
перед нами - художественное произведение, построенное по своим за-
конам.  И важно не ошибиться,  не принять метод за идею,  форму за
содержание. Но  тут  возникает вопрос - в ч„м состоит изображ„нная
писателем реальность?  В сюжете? В условных допущениях? В компози-
ции произведения?  В поэтичности языка? Или вс„ это вещи второсте-
пенные,  представляющие интерес для специалиста, а реальность не в
них?
     По-моему, единственная ї1реальностьї0 в данном случае - это  сами
герои,  их  внутренний мир,  пространство их душ.  Вс„ остальное -
космологическая идея Кристалла, например, чехарда параллельных ми-
ров и временных потоков, авторские рассуждения, симпатии и антипа-
тии по отношению к тем или иным идеологиям - вс„ это вторично.  То
есть, конечно, это важно, это позволяет создать целостное произве-
дение, но не стоит путать инструменты с материалом.
     Что это означает практически?  Религиозную подопл„ку в произ-
ведениях Крапивина следует искать не во внешнем построении сюжета,
не в тех или иных идеологизированных пассажах (чего стоит,  напри-
мер, "философский" диспут между Сер„жей Каховским и дядей Виталием
во "Флаг-капитанах"!).  Не стоит искать е„ и в авторских размышле-
ниях о религии (например,  речь Альбина Ксото о религии Хранителей
("Гуси, гуси, га-га-га"). Тамошние рассуждения о мистике показыва-
ют лишь вполне понятную неосведомл„нность В.П. в богословских воп-
росах). И даже когда Крапивин напрямую выводит образы православных
священников (отец Дмитрий в "Крике петуха",  отец Леонид в "Лоцма-
не",  отец  Евгений  в "Синем городе на Садовой",  отец Венедикт в
"Сказках...") - даже тогда важны не их  рассуждения  (точнее  ска-
зать, вложенные в их уста мысли автора) - а нечто иное.
     Ещ„ раз повторю:  ї2религиозные мотивы в  творчестве  Крапивина
ї2следует  искать  в самих его героях,  в их взаимоотношениях,  в их
ї2внутреннем мире.ї0 Вот та реальность, которую можно всерь„з исследо-
вать.  Остальное, по-моему, к религиозной проблематике не относит-
ся.
     Тут надо пояснить один момент, вполне очевидный для верующих,
но другим вовсе не столь понятный. Дело в том, что невозможно про-
вести черту,  отделяющую обыденную реальность от реальности мисти-
ческой,  религиозной.  Точнее говоря,  обыденной реальности вообще
нет. На самом деле вс„ мистично, во вс„м проявляется либо светлая,
либо т„мная духовность.  А мы этого чаще всего не замечаем. Не ви-
дим, что любая,  самая привычная, самая банальная жизненная ситуа-
ция имеет сво„ мистическое измерение.  Поссорились,  например, два
друга. Потом помирились. Что может быть обычнее? А ведь тут столь-
ко  всего наворочено невидимого!  И взаимоотношения обоих друзей с
Богом - на сознательном либо на глубинном  уровне.  И  восприимчи-
вость их к собственным ангелам-хранителям. И поддатливость бесовс-
кому влиянию.  И действие молитв - их ли собственных, или чьих-то,
например, их покойных бабушек. И т.д., и т.п.
     Мистическое, духовное  чаще всего и проявляется в самых прос-
тых вещах.  Чудеса (в их общепринятом понимании) -  дело  исключи-
тельное, редчайшее.
     И вот,  поскольку обычная жизнь имеет духовную основу,  писа-
тель,  талантливо эту жизнь изобразивший,  не может  (пускай  даже
против своей  воли)  не затронуть и мистической е„ подопл„ки.  Его
текст неизбежно будет многослойным,  и за внешним, событийным пла-
ном обнаружатся и другие, более тонкие и не всегда заметные с пер-
вого взгляда слои. Именно такова ситуация Крапивина.ї52ї0
     Теперь я попробую спуститься с теоретических высот и перечис-
лить некие "основные направления".

                            ї_3. Любовь

     Первое, с чего хотелось бы начать, это с любви. ї1"Бог есть Лю-
ї1бовь"ї0, говорит св. апостол Иоанн Богослов. "ї1Если я тело свое отдам
ї1на сожжение,  а любви не имею - нет мне в том никакой пользыї0", до-
бавляет св. апостол Павел. Если человек способен по-настоящему лю-
бить - он уже поэтому близок Богу, чувствует его сердцем, какой бы
мусор ни имел место в его голове. Но тут важно - ї2какаяї0 любовь? Что
значит "ї2по-настоящемуї0"?  Я не собираюсь углубляться в эту необъят-
ную проблему - на то есть книги, в наше время всем доступные.
     Так вот,  я утверждаю, что герои произведений Крапивина любят
друг друга именно такой, христианской любовью. Разумеется, речь не
обо всех героях и не во всех ситуациях.  До такой любви  ещ„  надо
дорасти, что с героями В.П. происходит не всегда.
     Иногда думают,  будто христианская любовь - нечто заоблачное,
фантастическое,  абстрактное.  Нечто  в духе Платона.  Это не так.
Речь идет о самой что ни на есть реальной,  настоящей любви, выра-
жающейся  не в интеллектуальных конструкциях,  а в самой жизни,  в
поступках героев, в их мыслях, иногда и в словах. Последнее нечас-
то,  т.к.  любовь - это прикосновение к тайне,  к такой Тайне, что
никаких слов не хватит,  и потому иногда лучше  просто  помолчать.
Сравните у Б.Окуджавы:  "Как много, представьте себе, доброты // в
молчаньи, в  молчаньи."  Тут можно привести множество примеров.
     Вот, скажем,  Ярослав  Родин  в "Голубятне на желтой поляне".
Его чувство к Игнатику.  Его невысказанная мысль:  "Спасибо  тебе,
что ты есть..." Это Джонни в "Тайне пирамиды", отказавшийся от по-
ездки к морю ради маленького Юрика.  Это Дед (Геннадий Кошкарев) в
"Колыбельной для брата",  неожиданно осознавший,  что главная цен-
ность его