Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
Фантастическа публицистика и критика
Сборник
Олег КОРАБЕЛЬНИКОВ Вымысел не есть обман
В.В.Конецкий * н а ч а л о п о л у ж и р н о г о
Виталий Каплан Пройдя сквозь Тьму, обжегшись Светом...
Виталий Каплан Кто выйдет на мост? (заметки о прозе Сергея Лукьяненко)
Виталий Каплан РЕЛИГИОЗНЫЕ МОТИВЫ В ТВОРЧЕСТВЕ ВЛАДИСЛАВА КРАПИВИНА
В.Казаков АННИГИЛИЗМ КРИТИКИ
МАРАТ ИСАНГАЗИН ОТ МИФА К СКАЗКЕ
Андрей ИЗМАЙЛОВ НРАВ ТРАВ или ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ ОЧЕНЬ НЕ ЛЮБИЛ ГЕРАНЬ
Мифологический словарь
И. ЗНАМЕНСКАЯ ЗЕРКАЛО ГАЛАДРИЭЛИ
ГЕРОЙ
Роман Арбитман СО ВТОРОГО ВЗГЛЯДА
Роман Арбитман "ПЛЕМЯ ВСЕЛЕНСКИХ БРОДЯГ", ИЛИ КРУГОМ ОДНИ... ПРИШЕЛЬЦЫ
С.О.Рокдевятый Я БЫ ВЫБРАЛ КОЛБАСУ...
Что такое киберпанк?
КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ФАНТАСТИКИ МГУ
ФАНТАСТИКА В ДРАМАТУРГИИ
Предисловие переводчика о Толкине
БРАТСТВО КРОВИ ( по книге А.Б. Снисаренко "Эвпатриды удачи", Л., 1990)
XXII век, опыт историографии.
Идущие в Тени
УТОПИИ ОПАСНЫ интервью с Рэем Брэдбери (Андрей Шитов)
Владимир ШЕЛУХИН КАРФАГЕН ДОЛЖЕН БЫТЬ РАЗРУШЕН
Л.ТКАЧУК РЕАЛЬНЫЕ МИРЫ ФИЛИППА ДИКА
Л.ТКАЧУК А.Э.ВАН ВОГТ - ТВОРЕЦ МЕЧТЫ
Аркадий СТРУГАЦКИЙ, Борис СТРУГАЦКИЙ ?ГАДКИЕ ЛЕБЕДИ?
А Н Д Ж Е Й С А П К О В С К И Й П И Р У Г или НЕТ ЗОЛОТА В СЕРЫХ ГОРАХ
А Н Д Ж Е Й С А П К О В С К И Й Б Е З К А Р Т Ы Н И Ш А Г У
Вячеслав РЫБАКОВ ФАНТАСТИКА: РЕАЛЬНЫЕ БОИ НА РЕАЛЬНЫХ ФРОНТАХ
Вячеслав РЫБАКОВ ЗЕРКАЛО В ОЖИДАНИИ
Беседа с В.Крапивиным 29 декабря 1993 года.
Михаил Нахмансон СЛОВО В ЗАЩИТУ ФИЛИПА ФАРМЕРА
М.С.Нахмансон ИСКРА НАД ПЛАМЕНЕМ
А.Зеркалов. Письмо Главному редактору журнала "Новый мир" С.П.Залыгину
Илана ГОМЕЛЬ КОСТЬ В ГОРЛЕ (Евреи и еврейство в западной фантастике)
Олег КОРАБЕЛЬНИКОВ
Вымысел не есть обман
Как становятся писателем? Велика тайна, и за все века никто не
ответил на этот простой вопрос. А откуда берутся фантасты? Отчего человек,
наделенный даром слова, начинает сочинять невероятные истории? Неужели
мало реального мира с его войнами и страстями, с его любовью и ненавистью?
На эти вопросы просто нет ответа и не стоит писать тома диссертаций и
устраивать шумные дискуссии. Но насколько бы обеднела литература, если бы
беспристрастная хроника событий и стенограммы наших обыденных разговоров
вытеснили мифы и сказки, великие эпосы, рыцарские романы и фантастику.
Есть удивительные художники, которым мало зеркального отражения
реальности. И если их спрашивают, отчего они так непохоже рисуют, не
умеют, что ли,- они просто пожимают плечами и отвечают каждый по-своему,
но смысл ответов один: не интересно повторять созданное природой, если я -
творец, то сам создаю новые миры из своей души. Подобное можно услышать и
от писателей-фантастов. Не только отразить мир, но и создать свой, по
своим правилам и законам, выразить то, что невозможно высказать при
описании быстротекущей жизни. События приходят и уходят, но их осмысление
- тяжкий и радостный удел художника. История человечества и жизнь человека
многомерны, их не втиснуть в узкие рамки хроник и биографий. "Вымысел не
есть обман, замысел - еще не точка..." - как сказано Булатом Окуджавой.
Никто еще, кажется, не определял процент фантастов по отношению к
"нормальным" литераторам. Но за последние десятилетия их число растет на
глазах. Не так давно бывших советских писателей, вздумавших сочинять
странные истории, упрекали в отрыве от реальности, умело выискивали
крамольные подтексты, идейную подоплеку. "За кадром" оставалось множество
имен, так и не пробившихся к читателю. Идеологическая борьба, расколовшая
ныне писателей, началась еще в семидесятые годы именно в среде фантастов.
Но странное дело: когда наш перевернутый мир встал на ноги и единственным
критерием популярности стал талант, фантасты первыми прекратили "холодную
войну" и с присущим им даром предвидения поняли, что делить нечего, что
журналов и издательств, выпускающих фантастику, хватит на всех с избытком,
и мирно начали исполнять давнюю советскую мечту: догонять и перегонять
Америку. За последние годы сколько западной фантастики мы прочитали,
сколько фильмов пересмотрели и сколько новых имен открыли на своей земле!
А ведь они появились не сегодня.
Книга Леонида Кудрявцева, которую мы представляем на суд читателей -
уже третья. Критики любят искать аналогии и заимствования у начинающих
авторов. Честно говоря, это неблагодарное да и неблагородное дело. В конце
концов, вся литература вышла из первых шумерских текстов, запечатленных на
глине. Мир Кудрявцева неповторим, и это - главное.
"Дорога миров" - так называется один из его рассказов. Нелегко
пересказывать его, как и все остальное, написанное автором. Во-первых, это
просто невозможно. Во-вторых, в краткую фабулу не втиснешь невообразимую,
неисчерпаемую фантазию, создавшую настолько невероятный мир, что он
кажется реальным. Как сказал один из героев рассказа: "Главное-то, что в
нашем мире, хоть он и кажется сумасшедшим, все прочно связано и
переплетено". Героя, кстати, зовут Белый крокодил - символ смерти в
Древнем Египте. Земной мир и в самом деле сошел с ума, "вероятностные"
волны захлестывают его, оживляют мертвое, умерщвляют живое, бесконечно
изменяют все сущее, перемешивая тела и души, превращают людей в существа,
словно сошедшие с полотен Босха. И лишь двое, он и она, любящие друг
друга, могут уцелеть в нем, добравшись до странной дороги миров, где
вправе выбрать свой мир, единственный...
Вот я рискнул пересказать сюжет и тут же осознал свое бессилие.
Перечитал рассказ, и оказалось, что он совсем не об этом! И разве это не
показатель мастерства писателя - неисчислимое количество толкований, в
которых каждый читатель находит свое, наиболее близкое ему? Насколько
одномерными, плоскими кажутся после этого рассказы, повествующие о простом
житейском случае. И право же, можно понять поклонников фантастики,
снисходительно откладывающих в сторону реалистические эпопеи о классовой
борьбе в деревне и романтические жизнеописания анжелик...
Самые странные замыслы рождаются у Леонида Кудрявцева. Множество раз
обращалась литература к проблеме бессмертия. Казалось бы, что нового можно
сказать об этом? А Кудрявцев в рассказе "День без смерти" просто убивает
Смерть из снайперской винтовки. И наступает фантасмагория новой эры!
Кончается все это тем, что спешно приходится создавать синтетическую
смерть.
Рассказ "Бессмертные" тоже посвящен этой теме. Но насколько остроумно
и неожиданно автор описывает бедствия, постигшие планету после открытия
рецепта вещества, дарующего вечную жизнь. Недаром рассказчиком служит тот
же Белый крокодил.
Не пропустите рассказы "Выигрыш" и "Озеро". Подобную фантазию принято
называть буйной. Но она не безумная, а вполне логичная. Есть в рассказах и
свой интереснейший подтекст. Какой? Попробуйте разгадать сами. Это
увлекательнее любого кроссворда.
Короткие рассказы Кудрявцева - словно утренняя разминка для автора.
Так и кажется, проснется писатель, почешет бороду и подумает: "Что бы
такого-этакого придумать сегодня?.." И напишет "Аппарат иллюзий",
"Новичка", "Идею", "Подпись"...
Они все интересны и, как всегда, неожиданны. Но главное, на мой
читательский взгляд, - это развитие идеи дороги миров, получившее
продолжение в повести "Черная стена". Написанная не так давно, она
представляется и наиболее цельной, зрелой, что само по себе говорит о
векторе творчества, направленном вверх. Миры, не похожие друг на друга,
выстраиваются в цепочку, в одном из них живут люди, умершие насильственной
смертью... Пересказывать весь сюжет я не буду. Нечестно лишать читателя
такого удовольствия.
Виртуозная игра слов, овеществленные метафоры, аллюзии, смещение
стилей, эпох, мифов, реальной истории, оборотни, домовые, демоны, зомби...
"Во наворотил!" - скажет иной читатель. И ошибется. Тайна таланта Леонида
Кудрявцева в том и состоит, что на своей творческой кухне он из самых
несовместимых продуктов готовит изысканные, непостижимые блюда, одинаково
вкусные и для невзыскательного едока, и для утонченного гурмана.
Так откуда появляются фантасты? Должно быть, из черных дыр. Живет
нормальный, добрый, умный человек, работает на заводе, воспитывает детей и
вдруг садится за стол, придвигает пишущую машинку с чистым листом бумаги
и... Нет, не стоит искать зеленокожих пришельцев на летающих тарелках. Они
и так рядом с нами. Леонид Кудрявцев сам сознался, кто он на самом деле, в
рассказе "Идея". И сама эта книга - тягчайшая из улик!
В.В.Конецкий
* н а ч а л о п о л у ж и р н о г о
Виктора Викторовича даже в серъезных телеинтервью представляют как "автора
сценария фильма "Полосатый рейс". Но тут ничего уже, вероятно, не поделаешь -
таков имидж этого любимого нами писателя-мариниста.
"Роман-странствие" - находка, позволивщая Виктору Викторовичу определить жанр
своих сочинений и давшая простор особенностям его иронического таланта. Итак:
к о н е ц п о л у ж и р н о г о *
НЕСКОЛЬКО СОВЕТОВ АВТОРАМ ПУТЕВОЙ ПРОЗЫ
(из книги "Никто пути пройденного у нас не отберет")
Принимаясь за путевое сочинение, необходимо заранее поднакопить запас смелости,
который позволит соединять вещи несовместимые. Например, воспоминания о первой
любви и заметками о поведении акулы, когда последней вспарывают на палубе
брюхо. Мужество такого рода выработать в себе не так просто, как кажется на
первый взгляд.
Мужество такого рода принято называть ассоциативным мышлением. Иногда его
определяют как безмятежность в мыслях.
Совершенно необязательно знать, зачем и почему ты валишь в одну кучу далекие
друг от друга вещи. Главное - вали их. И твердо верь, что потом, по ходу дела,
выяснится, к чему такое сваливание приведет.
Как-то, проплывая мимо острова Альбатрос, я вспомнил, что баскетбольная команда
на судне носит такое название, потом отметил, что альбатрос - птица, лишенная
возможности взлетать с воды. В результате получилась просто отличная глава о
том, что баскетбольная команда летать не может.
Несколько раз мне придется настойчиво подчеркнуть важность всевозможных знаний,
получаемых со стороны. Помни: даже обрывок газеты, попавший в руки, может
украсить твой интеллектуальный облик широтой энциклопедичности. Не только
газета, но и короткая запись где-нибудь на стенке вместах общего пользования
иногда дает сильный толчок воображению. Так было со мной в Лондоне...
Если же попадется на глаза мысль большого ученого или философа, тоже не бросай
ее на ветер. Сразу отыщи в своих писаниях самые плоские и скучные эпизоды - а
отыскать их не так трудно, как ты думаешь,- и посмотри на них под углом чужой
мысли. Затем введи ее в текст, но не грубо. Сделай это нежно. И к твоему
удивлению, плоские места вдруг станут возвышенными.
Имени мыслителя сообщать не следует - большое количество имен и ссылок
отвлекает и утомляет читателя. Претензий мыслителя можешь не ожидать, даже если
он жив. Во-первых, он твою книгу читать не будет, ибо, как гласит латинская
мудрость: aquila non sapit muskas, что может переводиться так: "Значительные
люди не занимаются пустяками". Во-вторых, если какой-нибудь подлец настучит
мыслителю, то мыслитель ничего поделать не сможет, так как рассмотрение
чего-либо под чужим углом не плагиат, а один из видов эрудиции. Однако не
следует забывать, что может найтись тип, который побывал там, где и ты.
Дальнейший спор между вами в широкой прессе о мелких неточностях этнографии
хотя и рекламирует обоих, но все-таки действует на нервы. Твердо знай, что на
Руси со времен святого Андрея бесконечно переименовывают и по-разному пишут
названия не только отечественных и географических пунктов, но и все другие.
Назови, например, Сингапур "Си-НГ-Пу-Ром", и тебе сам черт не брат, ибо в
Си-НГ-Пу-Ре никто, кроме тебя, не был.
Вопрос источников.
Ну, о том, что при пережевывании чужих книг слюна выделяется даже у совершенно
высохшего человека, я и говорить не собираюсь. Страдая острым холециститом,
Стендаль плоско заметил, что "банальные путешественники легче вычитываются из
книг, чем из действительности". Это верно для Стендала, но не для тебя.
Вычитывать из книг сегодня гораздо труднее, нежели в действительности, ибо книг
в век НТР выходит бесконечное количество. Ведь после изобретения диктофона
отпала необходимость даже в знании азбуки. Человек ныне может создавать книги
прямо от первого своего мяукания в колыбельке и до самой покойницкой.
Потому-то старйся не забывать, что кроме книг на свете еще есть картины,
архитектура, музыка. Если, посетив музей, не обнаружишь в душе ни единой
эмоции, немедленно вспомни одну картину или скульптуру, которая за десять тысяч
километров от этого музея произвела на тебя впечатление, и опиши ее и его,
используя закон ассоциативного мышления.
Неплохо иногда - еще раз подчеркиваю: иногда и в меру - ввернуть о знакомстве
со знаменитостями. Это придает пикантность.
Опасность большой темы.
Бывают удивительные случаи, когда зрячий человек, сочиняющий путевые заметки,
в поездке вообще ничего не видит из реального мира. Его зрачки и белки не косят
в стороны древних или новейших красот, а обращены только в центр самого себя.
Это называется "поглощение себя большой темой". Человек видит не витрину
шикарного магазина в Риме, украшенную к Рождеству, и не пирамиду Хеопса, а
особого вида туман. В тумане елозят разрозненные цитаты, строки из чужого
письма, варианты и повороты большой темы; те притяжения случайностей, когда со
всех сторон внутреннего мира, словно трава на колеса тележки, вдруг
накручиваются и накручиваются подсказки, совпадения, открытия, неуклонно
направляя мысли автора в сторону его одной-единственной большой темы, которая
обнимает его так крепко, как страсть пылкой женщины обнимает ее сердце или как
страсть охотника обнимает охотничье сердце, когда на ловца бежит зверь.
Не забывай о том, что писал в начале. Помни: читатель это давно забыл. Не
навязчиво, но систематически повторяйся. Это увеличит объем книги и придаст ей
некоторую "круглость", в которой может прощупываться библейская даже мудрость:
вс„ на круги своя и т.д.
Если книга провисает по причине отсутствия у тебя художественной
наблюдательности, подставляй опоры в виде эпизодов собственной биографии. При
этом не следует относиться к своей биографии канонически.
Во-первых, биографии темное дело: ни одного точного жизнеописания не
существует. Во-вторых, нет читателя, которому не любопытна биография самого
серенького автора, и, уважая читателя, отбросить врожденную скромность
подальше. В-третьих, люби и жалей будущего биографа, облегчай ему поиск фактов.
Если ты укажешь не совсем ясные направления в будущих поисках, здесь на будет
ничего плохого, ибо, как я уже говорил, он все равно не найдет истины.
Еще к этому вопросу: если бы даже было верно, что рассказывать о себе есть
обязательно тщеславие, то все же ты не должен подавлять в себе это злосчастное
свойство, раз оно присуще всем гомо сапиенс, и утаивать этот порок, который
является для тебя, как человека пишущего, не только привычкой, но и признанием.
(Приблизительно и довольно робко эту мысль высказал до меня Монтень в ХVI
веке).
Опора на биографию в слабых местах хороша еще тем, что, соединяя прошлое с
настоящим, дает твоему труду как бы заднюю перспективу, что никак не может
являться недостатком, а скорее - совсем наоборот.
Рассказывая о героических поступках, совершенных тобою в жизни, будь осторожен.
Например, вспоминая, как ты поднял в атаку батальон, когда его командир засел в
кустах, как бы посмеивайся и над собой: сразу, например, сообщи, что вообще-то
с детства боишься темноты или мышей. Читатель больше полюбит тебя, если ты чаще
будешь демонстрировать свои мелкие слабости. Еще короче: кокетничай, но не очень
уж виляй бедрами.
Не упускай из виду задачу, ведущую книгу к успеху. Я имею ввиду именно задачу
влюбить в себя читателя. И так как большинство читателей любит животных, когда
читает о них в книгах, а не тогда, когда их надо водить к ветеринару или мыть;
и так как в поездке по земле, воде и даже по воздуху еще не миновать встреч со
зверями, рыбами, птицами, защищай фауну и флору - это модная и беспроигрышная
тема. В путевые заметки полезно всадить все, что ты накопил за жизнь в
наблюдениях за кошками, как за наиболее распространенными и доступными для
наблюдения животными. Здесь не скупись, не оставляй ничего про запас: выпотроши
себя, выверни наизнанку родственников, вытряси знакомых.
В тех местах, где ты ненароком задел действительно сложные вопросы
современности, то есть почувствовал под ногами бездонную трясину, отметил свою
неспособность не только что-либо понять, но и просто сообщить читателю меру
сложности, переходи на юмористическую интонацию. Этим дашь понять вдумчивому
читателю, а такие тоже бывают, что кое-что мог бы сказать тут и всерьез, но
по ряду известных ему и тебе причин этого не делаешь.
Теперь. Есть мнение, по которому ценность художественного произведения
пропорциональна своеобразию и цельности авторской личности. (Последнее слово
по последней моде даже пишут с прописной буквы). Рассказывают, что в мире
существуют тысячи великолепных путевых книг, картин, стихов, мюзиклов, которые
выше даже самых высоких произведений общепризнанных гениев. Их авторы в свой
звездный час вознеслись даже выше Александрийского столпа. Но если они
вознеслись даже и без помощи водки или морфия, вознеслись вполне порядочным
путем, то им, этим удивительнымнеудачникам, все равно никогда не удастся занять
ячейку в памяти человечества. Почему? Потому, что бог дал им способности, но не
дал значительной личности. Не забывай примера этих несчастных! И не унывай!
Сделаться уникально-неповторимым можно каждому. Что такое полнейшее отсутствие
личности в личности, как не высший вариант цельности? Личность следует
выдавливать из своей души, как Чехов выдавливал из себя раба, то есть капля за
каплей. И нет человека, которому, если он постарается, такое удастся на сто
процентов.
Да, о вопросах вечности, пространства и времени. Разика три-четыре помяни
космос, безбрежность прошлого и будущего - иначе не поднимешься над уровнем
среднего писаки. Но, достигнув вершин, не давай им сливаться в монотонную
горную гряду или цепь. Вспомни конферансье. Он разделяет эстрадные номера, их
высокое искусство своей трепотней. Он не дает слиться концерту в сплошную
бурду из борща и сметаны. На фоне борщевой пошлятины сметана плавает
белоснежным, как чайка, океанским лайнером.
Поняв философский смысл эстрадного конферансье, склони свою писательскую голову
перед ним.
Когда путешествие или в натуре или в тебе самом вдруг закончится, а книга все
еще не придет к концу, начинай грызть кости чужих путевых произведений. Выбирай
тех авторов, с которыми давно хотел бы свести счеты. Здесь для камуфляжа
приоткрывай и некоторые свои технологические, писательские слабости и тайны.
Помни: уровен развитости современного читателя растет пропорционально
телевизионной сети и числу телепрограмм; слова Ницше, что нахватанность убивает
не только письмо, но саму мысль, - реакционный бред; телевизионная грамотность
порождает десятки тысяч людей, которые сами не прочь стать творцами. Если такая
аудитория хочет взглянуть на писательскую кухню, то не скупись, открывай
холодильник, хотя вполне возможно, что он у тебя пуст.
И самое последнее. Никогда не называй путевые заметки путевыми заметками. В
таком определении жанра есть что-то старомодное и обкатанное. Литературоведы-
теоретики аллюром три креста