астием под-
ростков - как в "Двери во Тьму",  так и в "Линии  Гр„з".  Да  и  в
"Стеклянном море" (3-я часть трилогии "Лорд с планеты Земля") тоже
эти моменты есть.
     Как писатель, он, разумеется, имеет на это полное право. Да и
далеко ему до иных "крутых" авторов.  Но действительно ли подобные
повороты вызваны  художественной необходимостью?  Иногда возникает
ощущение, что Лукьяненко специально пытается вставлять в текст то,
что для Крапивина немыслимо. Порой эти вставки оправданы, но дале-
ко не всегда.  Если моя догадка верна,  и Сергей специально  пишет
"не по-крапивински", то это настораживает.
     Во-первых, я полностью разделяю мнение Булата  Окуджавы,  что
             ї1Каждый пишет, как он слышит,
             ї1Каждый слышит, как он дышет,
             ї1Как он дышит, так и пишет,
             ї1Не стараясь угодить...
     И если автор сознательно пытается писать не так,  как кто-то,
прилагает усилия,  чтобы не казаться похожим на кого-то,  то  есть
риск не расслышать собственное дыхание.  И, если имеется некоторый
опыт, если набита рука,  то получатся вполне читаемые  вещи,  быть
может, заслуживающие тиражей и премий,  но...  Но это будет уже не
творчество, а ремесло.
     Ни в коей мере не утверждаю, что с Лукьяненко произошла такая
история, но,  боюсь,  когда-нибудь может  произойти.  В  известном
смысле у него чувствуется "крапивинский комплекс".  Видно,  в сво„
время слишком часто приходилось ему слышать о себе,  что вот, мол,
появился такой подражатель Крапивину...  Но шут с ними, критиками,
не стоит обращать внимания на подобные наезды. В конце концов, сам
же Лукьяненко в своей статье для ТС утверждает:
     ї3Найд„тся ли достойный подражатель? Честно говоря, сомневаюсь.
ї3Перумов после эпопеи "под Толкина" пишет оригинальные вещи,  и это
ї3неизбежный путь для любого талантливого  человека.  А  бесталанный
ї3имитатор, к счастью, никогда Крапивина не подделает. Ну нельзя так
ї3писать без сердца и таланта!
     То, что Лукьяненко талантлив,  думаю, доказательств не требу-
ет. И что ему не грозит оказаться в эпигонах Крапивина - тоже оче-
видно. Так зачем же ломиться в открытую дверь?
     Я уверен,  в полную силу Лукьяненко начн„т писать лишь отвык-
нув от оглядки на Крапивина.  Ведь ему есть что сказать ї2своегої0.  И
нравственные проблемы он умеет ставить ничуть не менее острые, чем
В.П.К.,  и многое в жизни он видит более трезвыми глазами. Так за-
чем же специально дистанцироваться?
     Конечно, неприятно попасть "в систему координат".  Это понят-
но.  Зверям из мультфильма тоже не понравилось,  что их посчитали.
Но д„ргаться-то зачем? А что касается ї2собственнойї0 традиции... Если
такое случится (а почему бы и нет?), то вс„ произойд„т как бы само
собой,  исподволь,  без каких-либо резких движений.  И кстати, то,
что появилась новая традиция,  первым заметит не он. Заметят чита-
тели и критики. Когда-нибудь.
     А пока - отворив дверь во тьму, куда привед„т нас линия наших
гр„з, расслабимся на берегу стеклянного моря.


                                                     ї1сентябрь 1995


                                           Виталий Каплан (Москва)

                       ї2Кто выйдет на мост?
               ї1(заметки о прозе Сергея Лукьяненко)

                                1.

     Так получилось,  что услышал я о Лукьяненко значительно рань-
ше,  чем прочел его книги. О "Рыцарях Сорока Островов" ходили раз-
ные толки. Диапазон мнений был весьма широк - от восторженных ова-
ций до жесткого отрицания. Правда, далеко не все спорщики сами оз-
накомились  с "Рыцарями" - зачастую о книге судили по каким-то от-
рывкам, а то и по чужим пересказам.
     Потом было  интервью  с  Владиславом  Крапивиным в 4-м номере
альманаха "Та сторона",  где Владислав Петрович в очень корректной
манере  выразил свое отношение к повести - отношение,  скажем так,
не слишком восторженное.  Смакование сцен  насилия  и  жестокости,
психологическая  недостоверность поведения героев - все эти оценки
в устах Крапивина показались мне весьма убедительными (хотя сам  я
тогда "Рыцарей" еще не читал).
     И вот, наконец, толстый том Сергея Лукьяненко попал мне в ру-
ки. После чего у меня возникло два вопроса.  Во-первых, что, собс-
твенно, не понравилось Крапивину и где он углядел "чуждый дух"?  А
во-вторых, почему  столь  многими людьми Лукьяненко воспринимается
лишь как автор одной книги - злополучных "Рыцарей"?  По-моему, его
рассказы ни в литературном, ни в нравственном смысле ничуть не ху-
же. Тем более,  есть у него и трилогия "Лорд с планеты  Земля",  и
написанная в соавторстве с Юлием Буркиным трилогия "Сегодня, мама"
- они дают ничуть не меньший повод к разговору.
     Во всяком  случае,  одно мне стало ясно - в литературу пришел
серьезный автор,  которому есть что сказать о мире и о  людях.  Не
все  может в нем нравиться,  не все его вещи одинаково хороши,  но
одно несомненно - как писатель, Лукьяненко состоялся.

                                2.

     Сергея Лукьяненко,  насколько я слышал,  частенько упрекают в
подражании Крапивину. Поскольку вопрос важный, да и не одного лишь
Лукьяненко награждают подобными упреками,  коснусь этой темы  под-
робнее. Мне кажется, имеет место одно весьма распространенное заб-
луждение. А именно - что считать подражанием? Подражали Стругацкие
Булгакову,  в "Отягощенных злом"? Подражал ли сам Булгаков Гоголю?
Подражал ли Крапивин в ранних своих вещах Аркадию Гайдару?  Подоб-
ные вопросы можно изобретать бесконечно.
     По моему,  именно о ї2подражанииї0 можно говорить лишь в том слу-
чае, когда используется типичная  для  копируемого  автора  манера
письма -  особенности языка,  сюжетные ходы,  композиционный ритм.
Словом, все то, что является специфическим для автора, что придает
его творчеству неповторимость.
     Но, к  счастью,  бывает и по-другому.  Многие,  сохраняя свою
собственную интонацию,  свой стиль,  тем не менее работают в русле
некой традиции. А сама традиция создана, быть может, задолго до их
появления на свет.  Так и Лукьяненко,  на мой взгляд, не подражает
Крапивину.  Он идет своим путем, но путь лежит в крапивинской сис-
теме координат.  Это не случайно.  В самом деле,  книги Владислава
Петровича  в  известном смысле сформировали сознание многих людей,
задали, если говорить высоким стилем, иерархию ценностей, приучили
к  определенному взгляду на жизнь.  Почему так получилось,  вопрос
слишком серьезный,  и в рамках этой статьи не рискну в него углуб-
ляться.  Однако факт остается фактом - такие авторы, как Лукьянен-
ко,  выросли на книгах Крапивина.  И если они пишут на те же темы,
если их волнуют те же вопросы - то поверьте, они не кривят душой и
не подделывают стиль "классика".  В своем творчестве они искренни.
Что же,  им надо изменить свое мировосприятие, чтобы никто не смел
упрекнуть их книги в сходстве с крапивинскими? Не думаю, чтобы они
на такое согласились.  И даже когда они полемизируют с Владиславом
Петровичем (а темы для полемики имеются) - это все равно не  более
чем семейный спор.

                                3.

     Но, собственно,  о чем спор?  Почему повесть  "Рыцари  сорока
островов" вызвала такие баталии?  Итак,  дети воюют с детьми.  Это
основная тема повести. И именно это вызвало столь решительное неп-
риятие Крапивина.  Я вполне согласен с Владиславом Петровичем, что
писать о таком явлении неприятно. И он, не затрагивая эту тему, по
своему прав.  Но так же правы и те, кто все-таки пишет. Потому что
в жизни это есть, и никуда от этого не убежать. Проблема страшная,
но решать ее (в том числе, и средствами литературы) надо. Вопрос в
том - как решать.
     Могут ли дети воевать с детьми?  Могут. Взять хотя бы нескон-
чаемые гражданские  войны  в Африке и Азии,  Латинской Америке.  В
кровавых разборках с обеих сторон участвуют дети.  То, что с чьей-
то точки  зрения  двенадцати-тринадцатилетние  мальчишки считаются
взрослыми, что им можно и нужно выдать автоматы и послать в пекло,
ничего не меняет.  Дети останутся детьми, в какую бы камуфляжку их
не нарядили. Кстати, я не считаю такими уж взрослыми восемнадцати-
летних пацанов,  которых гонят в Чечню драться с такими же ребята-
ми. Да и безо всякой политики это происходит сплошь и рядом. Когда
город  негласно  поделен между подростковыми группировками,  когда
ежедневно кому-то проламывают черепа в межгрупповых стычках -  это
не война между детьми?  А беда еще и в том, что зачастую подросток
не может не примкнуть к уготованной ему "конторе" - иначе его  бу-
дут преследовать и в школе, и во дворе, и в городе. Казань, Чебок-
сары,  родная Лукьяненковская Алма-Ата - список можно продолжать и
продолжать.
     Так что в жизни это есть. Но вот что характерно. Сами по себе
дети друг  с другом войн не затевают.  Виноваты взрослые - полити-
ческие или  мафиозные  дяденьки,  которые  наловчились  устраивать
детскими  руками  свои делишки.  Так что в неком глобальном смысле
действительно ведется лишь одна война - взрослых с детьми.  Крапи-
вин прав,  утверждая устами Фаддейки Сеткина: "...дети с детьми не
воюют - они еще не выжили из ума." ("Оранжевый портрет с крапинка-
ми"). Да, из ума они не выжили. Но тем не менее их можно обмануть.
Или запугать. Жизнь всегда сложнее любых схем. Тем более, что дети
бывают разными. Не все такие добрые, как Фаддейка.
     Что же до "Рыцарей",  так и там дети не по своей воле схвати-
лись за мечи и арбалеты. Некие загадочные Пришельцы вылавливают их
и помещают в бутафорский мир,  создают такие "условия  игры",  что
детям воевать  все же приходится.  Когда Димка попадает на один из
Сорока Островов,  война идет уже восемьдесят лет.  Давно никто  не
верит, что  все  острова можно захватить и получить главный приз -
возвращение на Землю. Но... машина закручена. Следуя логике ситуа-
ции, можно предположить, что подростки, попавшие на острова первы-
ми, и впрямь поначалу думали,  будто смогут вернуться домой - если
одержат победу над остальными. Возможно, сперва это и в самом деле
казалось им игрой.  Многое должно случиться,  чтобы ребенок  понял
суть войны  - гнилую и кровавую,  чтобы отрешился от романтических
иллюзий. А если учесть,  что Пришельцы затеяли свой эксперимент  в
начале ХХ  века,  в эпоху первой мировой,  то стоит ли удивляться,
что воспитанные в атмосфере военной истерии подростки столь охотно
приняли условия игры.  И лишь потом,  стоя над трупами убитых дру-
зей, поняли они,  что все это - по правде.  Но дальше - появляется
вполне понятное стремление отомстить.  Кому?  Врагу,  естественно.
Так соперники по игре превращаются во врагов.  И их убивают.  А  у
врагов тоже есть друзья, и они не будут спокойно глядеть на смерть
своих товарищей. И понеслось...
     Могли ли  ребята  действовать иначе?  Лукьяненко обыгрывает и
эту возможность.  Сколь обнадеживающей казалась поначалу идея Кон-
федерации!  В самом деле,  зачем драться,  когда можно жить мирно?
Зачем рисковать жизнью - и своей, и чужой, когда можно друг с дру-
гом договориться?  Тем более, что надежды на возвращение все равно
почти нет,  да и жить, судя по всему, осталось недолго - Пришельцы
убирают тех,  кто старше восемнадцати. Не лучше ли провести остав-
шееся время спокойно? Так возникла Конфедерация - мирный союз ост-
ровов. У героев (как и у читателя) появилась надежда.
     Но гладко было на бумаге...  В том-то и беда, что люди (в том
числе и дети) слишком разные. Для одних Конфедерация - это возмож-
ность избавиться от опостылевших убийств,  для других  -  средство
для захвата власти.  А зачем она, власть? А чтобы была. С нею при-
ятнее. Да и мирная жизнь многим надоела.  Пока Конфедерацию обсуж-
дали, была какая-то цель,  "дальняя перспектива". Вот она осущест-
вилась - и что теперь делать?  Целый день купаться в море?
     К сожалению,  в человеческой природе слишком много зла. И как
правило, именно жестокие и властолюбивые оказываются у руля. Прос-
то потому,  что сильнее других этого хотят.  Такие люди,  как Крис
(главный на 36-м острове) или Сережка (президент 4-го) -  все-таки
приятное исключение. Поэтому идея Конфедерации была обречена с са-
мого начала,  и лишь герои (все-таки наивные дети) о том не подоз-
ревали.
     Да, видимо,  дети  по  своим  нравственным качествам зачастую
лучше взрослых - ибо многие еще не успели испортиться.  Но все  же
общество, состоящее из одних лишь детей,  подчиняется тем же зако-
нам, что общество взрослых. Могут возразить - а как же "Каравелла"
и подобные ей объединения?  Но ведь туда дети приходят добровольно
(и при желании могут столь же добровольно уйти).  Происходит неиз-
бежный естественный  отбор.  Чаще  же  всего  дети  не выбирают ни
класс, ни уличную компанию, ни отряд в пионерлагере. Все решено за
них.
     Вот и Лукьяненко показывает такую же ситуацию.  Пришельцы от-
бирают детей лишь по одному критерию - уровню интеллекта.  Надо ли
говорить,  что ум еще не гарантирует никаких нравственных качеств.
Поэтому в "Рыцарях" есть острова,  подобные Димкиному,  а есть та-
кие, как Остров Тысячи Камней, населенный безжалостными и хладнок-
ровными бойцами. С отлично развитой корой больших полушарий мозга.

                                4.

     Итак, дети,  к несчастью, все же могут воевать друг с другом.
И Лукьяненко описывает,  как это происходит. Он создает некие, что
ли, лабораторные условия,  пытается исследовать проблему "в чистом
виде". Возникает естественный вопрос: насколько точно он это дела-
ет? Мотивировано ли исходными обстоятельствами поведение его геро-
ев? Мне трудно дать однозначный ответ. По большей части, наверное,
да. В самом деле,  что еще остается делать только-только попавшему
на остров Димке,  когда на его глазах убивают ребят, с которыми он
только-только познакомился,  которые могут стать его друзьями? Что
ему делать?  Отойти в сторонку и ужасаться?  Срывая горло,  орать:
"Опомнитесь! Люди вы или кто?" Не услышат,  не бросят мечи. Димка,
если и не понимает на логическом уровне, интуитивно чувствует, что
в горячке боя слова бесполезны.  Броситься в гущу схватки,  встать
между  сражающимися,  чтобы  своей  грудью заслонить друзей?  Тол-
ку-то... Проткнут, сбросят с моста и уже без помех порубят пацанов
в капусту. Одно остается - драться, махать мечом.
     Владислав Петрович  сказал,  что  попади его герои в подобный
переплет, они бы действовали иначе.  Но как? Какие еще возможности
предоставляет ситуация?  В конце концов, люди, вынужденные воевать
в горячих точках (будь то Афганистан,  Чечня и  т.д.)  оказываются
перед лицом точно такого же нравственного выбора.  Они могут прек-
расно понимать, сколь несправедлива эта война, и какие подлецы те,
кто послал их на смерть,  но когда твоих друзей убивают, что оста-
ется делать? Каковы последствия их выбора - все мы знаем.
     Что же касается того, ї2какї0 Лукьяненко показывает сцены насилия
и жестокости... У меня не сложилось ощущения, будто он смакует эти
моменты.  Наоборот,  боль авторская  чувствовалась,  тоска,  может
быть, даже сознание какой-то обреченности. Разумеется, не всюду он
выдержал необходимую меру.  Впрочем, кто ее выдерживает и в жизни?
Когда льется кровь, она всегда будет излишней и неоправданной. Да,
герои Лукьяненко умны, но это именно ї1умї0, а не ї1мудростьї0. Они далеко
не всегда  способны отделить требования ситуации от того,  что по-
рождено их распаленной фантазией.  Они и в самом деле зачастую  не
способны остановиться. Это относительно батальных эпизодов.
     Но вот,  скажем, ситуация, когда разоблаченного Малька допра-
шивают,  когда охваченные праведным гневом мальчишки готовы приме-
нить пытку...  Ну хорошо,  быстро Малек раскололся, а если бы нет?
Что случилось бы тогда? Боюсь, герои Лукьяненко не сумели бы удер-
жаться. Насколько это реалистично? Не знаю. Слава Богу, мне самому
не  приходилось попадать в такие "обстоятельства образа действия".
Но что несомненно - герои Крапивина до такого бы не опустились.  И
это  было  бы  психологически достоверно.  Суть в другом.  В жизни
встречаются и герои Крапивина,  и герои Лукьяненко,  а точнее, ре-
альные ребята совмещают в себе черты и тех,  и других. Потому воп-
рос о достоверности мотивировок, по-моему, всегда открыт.

                                5.

     А верно ли, что Лукьяненко преподносит сцены насилия и жесто-
кости как явление логичное и по-своему естественное?  Тут,  на мой
взгляд, все очень непросто. Да, конечно, нелогичным это явление не
назовешь. Не  случайно  же  добрые и чуткие мальчики схватились за
мечи и стали друг друга резать.  На то были глубокие психологичес-
кие,  если не сказать духовные, причины. Одно вытекало из другого,
а то,  в свою очередь,  из третьего.  Поступки героев  следуют  не
только  из  логики внешних обстоятельств Игры,  но и из внутренних
причин. Лукьяненко именно это и показывает.
     Естественно ли,  когда дети убивают детей?  Конечно, нет! Ко-
нечно, да! Смотря какой смысл вкладывать в понятие "естественное".
Конечно, не для того рождается человек,  чтобы убивать себе подоб-
ных. И если он это все же делает, значит, что-то в глубине его ис-
порчено. Можно спорить, откуда берется зло в людях - врожденное ли
оно, привнесенное  ли обстоятельствами жизни?  Но несомненно,  что
человек может и должен от своей  внутренней  гадости  избавляться.
Только тогда он по-настоящему и реализуется как человек. Так что в
этом смысле ситуация, описанная Сергеем Лукьяненко, неестественна.
     С другой  стороны,  глупо было бы закрывать глаза на то,  что
победа над своей темной составляющей - дело очень трудное, и слиш-
ком многие даже и сражаться не хотят, заранее предпочитая быть по-
бежденными. И потому мы имеет в жизни то,  что имеем. Любые прояв-
ления зла в мире не случайны,  и потому можно сказать, что они ес-
тественны. Но столь же естественно стремление от этого зла освобо-
диться.
     А герои Лукьяненко, как они? Хотят ли они избавиться от своей
жестокости - или, напротив, пребывают в непоколебимой уверенности,
что с ними все в порядке?  Думаю, ни один из главных героев "Рыца-
рей" не грешит самодовольством.  Особенно, конечно, Димка, глазами
которого по большей части и показаны события повести.  За исключе-
нием нескольких одиозных личностей ребята  ощущают  неправильность
всего того,  что с ними происходит.  Это выражается по-разному. От
красивой легенды о Вечном Голландце до сознательного сопротивления
(взорванные мосты).  Впрочем, и повышенная агрессивность некоторых
(того же Тимура, например) может оказаться своеобразной психологи-
ческой маской,  броней, за которой скрыты растерянность и недоуме-
ние.  В принципе,  это типичная подростковая черта  -  прятать  за
внешней  "крутостью"  страх перед жизнью и подсознательное чувство
вины... Совершенно сознательно пресекают в себе рецидивы беспощад-
ности Димка с Ингой (уже на Земле,  в схватке с мелкой шпаной).  Я
не говорю уже о Мальке,  который совершенно сознательно  терзается
своей виной, сжигает себя в огне собственной больной совести.
     Кстати, мне тоже показалось,  что Мальку автор уделяет недос-
таточно внимания. Дело даже не в том, что он убирает его под конец
повести. Останься  Малек  жив - ничего бы принципиально не измени-
лось. Но после разоблачения тот поставлен в такие условия, которые
не позволяют ему реализовать свое раскаяние в поступках - а потому
его внутренние переживания иному читателю  покажутся  недостаточно
убедительными. Вообще  линия  Малька  - одна из самых интересных в
повести, но поскольку на общее развитие сюжета она не слишком вли-
яет, то и выглядит недостаточно разработанной.

                                6.

     Что же касается собственно литературного уровня повести,  он,
на мой взгляд,  достаточно высок. Однако мне показалось, что автор
не  смог  распределить на весь объем текста ту энергию,  с которой
он,  по всей видимости,  приступал